Оля вздохнула, крикнула и ударила. Потом стиснула губы от боли, и посмотрела на паутину разломов на туалетном зеркале со стекающей алой кровью. Она смотрела на разбитое отражение и видела в осколках свою жизнь, ужасную и беспощадную судьбу последних двух месяцев. Когда впервые в их дом, вместе с её сестрой-близняшкой Катей зашел Он.
-Боже правый, да вы словно как зеркальное отражение!
Да-да. Именно. Её отражение. Всю жизнь, с самого раннего детства. Отражение её греческого профиля, уходящая в зазеркалье её ревность к спокойствию, и к родинке на щеке, которой у Оли не было никогда. Тьфу ты ну ты! Ну не в родинке же дело, сколько можно было себе повторять??
В другом. В словах витиеватых, будоражащих голову, в ситуациях долгожданных с губами дрожащими, в слезах таких невымученных и ценных для гордости мужской. Во внутренности своей, вывернутой наизнанку, кишками и потрохами ливерными, любовью со смещенным центром тяжести. В выстрелах в упор, в глазах каждодневных, в объятиях ночных с точной её копией. Дурацкая родинка…
Ну почему не я? Почему? Мы одинаковые. Совершенно, даже в школе нас никто не мог различить, пока Катя не поворачивалась левой щекой. Не особые мы красавицы, и не уродины никакие.
Любая девушка может смириться с тем, что она менее красива, но никогда не смирится с тем, что она менее интересна. При прочих равных, так сказать.
Ну почему же блять, такая хуйня, а? Мы книжки читали одни и те же, на концерты симфонические ходили, лекции по матанализу вместе прогуливали на лавочках во двориках, и у этой суки-сестры, которую я люблю всей душой, всегда было больше поклонников! Идиотская родинка, которая здесь совсем не причём.
Хочется нахуй забыть всё, эти чёртовы черты наши, как капли похожие, сплетения сплетен моих детских, подкожные подлости, которые сестра не замечала. Но тогда было похуй, даже не стыдно. А сейчас, я люблю его, а он любит эту родинку так, что хочется вырезать её ножом, скальпелем огромным индейским, выкинуть, убежать, уползти телом бездыханным, сойти с чужого ума на нужной остановке на твердь земную, тропу звериную, к водопою ведущую.
Есть закон такой, в книге у Киплинга… прочитала Оля, будто, когда нет воды - никто не имеет права охотиться у водопоя. Но здесь, извините, не та ситуация. То вода, а то любовь гложет сердце.

Клей, немного воска и краска. Вышло очень удачно, не отличишь со стареньких фотографий, ещё на первом курсе. И информацией девушка была весьма подкована, не зря ведь сестра длинными вечерами, сублимированно обнимая подушку, рассказывала о встречах со всеми подробностями, мелочами столь важными девичьему сердцу. «Котенок», «хрюшка», «солнышко»… Пиздец, хрюшка. Сам ты боров. Но, сука, сексуальный боров. Взгляд на часы: в шесть у них встреча. Надо перенести на пять.
-Выключи пожалуйста телефон, малыш. Не хочу чтобы нам кто-нибудь мешал.

А потом был отличный вечер, с умным интересНым Ним, омраченным только редкими вздрагиваниями от нежных обращений «Кать…» и ночь, в темноте которой обоим было откровенно похуй на отлетевшую родинку.

* * *

- Смотри-ка, какая у этой вон, родинка на щеке… Да, ничего так барышня симпатичная, тяжко будет ей в камере у Щуки. Половина там пелотки друг другу чешут…
- А помнишь как ту, рыжую, которая ребенка своего в проруби утопила, Щука собственноручно бутылкой разбитой трахала? Семёныч в лазарете заебался зашивать всё.
- Ну эта-то по-моему всего лишь сестру свою ремнём придушила…

[554x372]