Когда снег обрел ласты, и молоко было вдоволь испито небом, оставалась ещё одна половина месяца и день до марта. Он всегда был днем зудящего сомнения для одних и обременяющего счастья для других. Пока заря не осветила каждый дом в округе, я развлекал красавицу-Время за поделкой, и оно выкололо мне глаза любовью. Слышался стук вагонных колес. Счастливым местом встречи, я считал дом необязательных знаний. Воздух обнял меня своей тяжелой хваткой и давил на плечи, не давая поднять рук, при виде девушки. Выйдя из школы, я был в тех местах, где охотился железный монстр. Может, поэтому стук колес был более сильным. Я вспоминал, как она приручила этого зверя и вышла из него живой. Наверное, это было её любимым развлечением. Я не видел нужных мне черт лица. Потеряв надежду, я отправился домой, а стук колес все не прекращался. Когда я почувствовал её во дворе, то понял, что это танцевало моё сердце. Дым выходил из рта девушки, даже железное чудище не могло бы научить таким чудесам. Понимая, что огонь моих губ всё равно слабее, чем тот, что исходил из её волшебной палочки, я отказался от поцелуя. Не давая мне путей для отхода, она сказала: "Там закрыто", но для меня все пути открыты.
Привет, любовь моя,
Не для тебя стихи слагаю я
Огонь не тешится водой,
И ветер грезит над грозой.
Эпиграф, взятый из неоткуда.
Всё началось там, где никогда не кончалось. Когда ещё не росли цветы, и белые оттенки серого цвета томной пеленой ложились на каждую вещь вне дома. Я уходил из места полного знаний, но редко дающего мне их. Тошно-желтый свет вольфрама делал воздух школы всё более тяжелым. Прогуливая мой "родной" в прямом смысле предмет, прошла самая не роковая женщина моей жизни. Игла моего сознания зажужжала по новому винилу моей жизненной пластинки. Даже я не смог остановить себя тогда, слова будто выходили из записи пластинки. Я попросил её остаться. В поднебесной было также тяжело, ветер приковывал к земле и связывал зубы. Мы перешагивали зеркала природы и говорили о семи лет танцев. Ветер уже не сидел у нас на плечах. Солнце стало отражаться от луж. Рассказ из Даниила Хармса совсем скрасил огни тех минут. Всё сущее улыбалось мне тогда, даже у людей виднелись ряды зубов. Мир крутился вокруг меня. Так продолжалось до тех пор, пока её не съело огромное железное чудище. Я ничего не мог сделать, потому что она сама хотела этого. Левиафан скрылся. Ветер волчком кружился вокруг и царапал под курткой. Я поднял голову: солнце ни разу не выглядывало из молока облаков. Чем дольше я стоял, тем больше видел, что мир кружится не вокруг меня.