Ну, вот я и здесь. Давно надо было здесь оказаться. И как они догадались?
Все тело в синяках, как будто били меня нещадно, и, если бы я умерла, доктор поставил бы диагноз «от многочисленных ушибов».
И Убийцо тоже здесь, лежит себе, в телевизор смотрит, ненавязчиво так интересуется: а ты за что и откуда синяки и чего молчишь?
А молчу я потому, что язык не двигается, тогда вот просила девушку мне две капельницы поставить, так пришлось на пальцах показывать. Правильно говорят, что меня никто не понимает.
Пишу, и строчки расплываются. Надо бы потом продолжить, да боюсь, забуду и про ключ и про Убийцу и про катетер, шрамы под горлом и маму. Но все потом, руки устали.
Он лежал и молчал, потому что я лежала и молчала. Белое с красными и синими квадратами одеяло нелепо свешивалось с кровати, обнажая поролон и серый диван, на котором я нелепо и восседала. Точнее, сначала возлежала. Когда я сюда пришла, я возлежала: не умея даже поднять голову, я зажималась в уголок и плакала. Чуть отойдя от анальгина (от которого, как мне сказал врач-психиатр (ура, ура, я с ним все-таки встретилась), я могла умереть, особенно в такой дозировке), я начала истерику, потому что ждала кого-то, кто должен был придти ко мне, корябала ногтями недавно вскрытые вены, в полудреме видела всех, кто мне дорог, срывала с них маски и на их месте ухмылялись злобные лики врачей, пытающихся улыбнуться и миленько говорящих: «Успокойся. Сейчас укольчик сделаем, и ты уснешь».
Похоже на психбольницу: туман в голове, отношение как к маленькому ребенку, упс, оговорилась, как в хорошей психбольнице, платной.
«Как здесь привычно, - ахают и всплескивают руками входящие мамаши, - сынок, тебе не на что жаловаться, живи здесь еще месяц, год, всю жизнь. А мы скажем, что отправили тебя учиться за границу…»
Но ладно о них, когда я пришла, парень на соседней койке оценивающе взглянул на меня и сразу отвернулся: от меня пахло джин-тоником вперемешку с рассыпавшимся во рту аспирином и анальгином, потом, ссаньем, на мне был надет длинный хлопковый сарафан поверх джинсов, кофта на три размера больше, которую пришлось снять, и глаза: в них не осталось былой свежести и радости жизни, некоего огонька. Все пошло прахом то ли из-за Славки, то ли из-за Андрюшки, то ли из-за Лерки и расстояния между нами. Сюда можно включить и то, что я опять что-то сделала неправильно.
- Знаешь, отсюда есть выход, - прошептал мне на ухо уже ставший знакомым голос – запятые вперемешку с буквами вливались мне в глаза, вызывая ответные действия, я моргнула и произнесла себе: «Встань и иди». На полусогнутых ногах, небрежно покачивая головой из стороны в сторону, я подошла и села в кресло напротив Убийцо. По суженным зрачкам и рукам, амплитуда тряски которых составляла 5-7 сантиметров, я поняла, что у него ломка, в отличие от моего отходняка, когда я просто пялилась в потолок в течение часа, а затем засыпала.
- Доигрался, котик, - произнесла я, и он попытался дать мне пощечину, но я ловко увернулась, несмотря на свое состояние. Он тяжело вздохнул и снова повторил: «Отсюда есть выход. У меня даже есть первый ключ. А всего их три».
- А откуда… - не договорила я, и он меня снова перебил: «Одна молоденькая медсестра...» «О, вот в этих его способностях я никогда не сомневалась», - подумала я и Убийцо, словно услышав мои мысли, резко вскочил с кровати и снова бессильно упал на нее: «Нет, она просто пожалела меня, насмотрелась фильмов про умных сумасшедших, СССР»
Я уткнулась взглядом в стоящую за дверью железную лопату, интересно, зачем она здесь нужна, чтобы больные в приступе агрессии поубивали друг друга? Да и вообще, железными лопатами на улице убираются, снег там, дерьмо собачье, навоз, трупы…
- Ой, - тихонько вскрикнула я, чуть помолчала и, успокоившись, спросила: - а где же остальные два ключа?
- Ну, вот ты смотри, - начал свою по всей видимости долгую и занудную речь Убийцо. – Все палаты разные, в каждой палате по 2 человека, одному из них дают ключ, значит второй – по-любому во втором. Логично?
Я отшатнулась.
- Да ты посмотри, – сказал он и достал из заднего кармана ключ из неизвестного металла, отливающего сталью и формой напоминающего сигарету, только с квадратными основаниями и гранями.
Он уронил железяку мне в ладонь, и меня обдало холодом, как будто я держала в руках сухой лед, мгновенно распространившийся по всему телу. Меня передернуло, и ладонь непроизвольно подкинула ключ вверх.
- Ты че творишь? – зло вскрикнул мой сокамерник и до того, как поймать железяку, успел отвесить мне оплеуху.
- Сдурел, маньяк, хрень какую-то холодную суешь. Какой же это ключ?
- Ключ. Ключ, а второй в тебе, вот, садись сюда.
Он ласково (чего я от него даже не ожидала, и, наверное, мне не следовало подчиняться его нежно-любовным движениям, но я не смогла устоять) усадил меня в сиреневое кресло, и тут же жесткие ремни захлопнулись на моих руках и ногах, а железный шлем с резиновыми наконечниками опустился мне на голову, так что я теперь не могла пошевелить ни одной частью своего тела.
-
Читать далее...