...

...
[показать]

Он был старше ее, она была хороша.
В ее маленьком теле гостила душа.
Они ходили вдвоем, они не ссорились по мелочам.
И все вокруг говорили - чем не муж и жена.
И лишь одна ерунда его сводила с ума -
он любил ее, она любила летать по ночам.
Он страдал, если за окном темно.
Он рыдал, на ночь запирал окно.
Он не спал, пил на кухне горький чай
в час, когда она летала по ночам.
А потом по утру она клялась,
что вчера это был последний раз.
Он прощал, но ночью за окном темно,
и она улетала все равно.
А он дарил ей розы, покупал ей духи,
посвящал ей песни, читал ей стихи,
он хватался за нитку, как последний дурак.
Он боялся, что когда-нибудь под полной луной
она забудет дорогу домой.
И однажды ночью вышло именно так...
И три дня и три ночи он не спал и не ел.
Он сидел у окна и на небо глядел.
Он твердил ее имя, выходил встречать на карниз.
А когда покатилась на убыль луна,
он шагнул из окна, как шагала она,
он взлетел, как взлетала она,
но не вверх, а вниз.

...
[показать]

....
[300x145]

ni kak ni ha4u

...
[показать]

...
[показать]

...
[показать]

все проходит...
и это наверно пройдет...
утрясется,
исчезнет,
растает,
почернеет и сгинет, как мартовский лед,
и останется дырка пустая.
в тайном месте,
где прежде от боли и зла
было спрятано нежное имя,
чтобы мять и мусолить его не могла
дура-память
губами сухими...

Где-то там, за пределом познания,
Где загадка, туманность и тайна,
Некто скрытый готовит заранее
Всё, что позже случится случайно.

Я спал и видел сон во сне,
Как будто я иду во тьме
И вижу белые сады,
Круг света, на столе цветы.
Три черных розы три цветка
И лепестки как пустота.
Нет листьев даже черенков.
Лишь пустота поверх шипов.
Я взял, что ближняя ко мне
И видел волны на песке
И трогал солнце и луну
И день в который я уйду

Оголила за окном верба веточки,
потянулись за моря гуси-уточки...
Говорит мне моя дочка-шестилеточка:
"Папа, можно мне тебя на минуточку?"

Папа что же - папа все может вытерпеть.
Папа - как Хемингуэй - в грубом свитере.
"Если надо, - говорит, - носик вытереть,
щас я маму позову. Мама вытерет".

Но на папину беду
так сказала дочь папаше:
"Папа, в нашем детсаду
есть такой Горелик Саша.
Он, как я, не ест омлет,
он ужасно синеглазый,
и за все свои шесть лет
не описался ни разу".

Разговор неотвратим:
"Говори мне, дочка, прямо -
что хотите вы?" - "Хотим
вместе жить - как ты и мама.
Вместе, папа, под дождем,
вместе - в грязь, в жару и холод.
А с детьми мы подождем
до конца начальной школы".

Чую - весь я аж горю,
чую - рушатся устои.
"Слушай, дочка, - говорю, -
это дело не простое.
Как мне маме объяснить?
А жилплощадь? А финансы?
Надо чуть повременить -
ну хотя бы лет двенадцать".


"Что ты, папа, - был ответ, -
это даже слушать странно:
ведь через двенадцать лет
я совсем старухой стану.
Не могу я ждать ни дня -
вам совсем меня не жалко -
ведь Саша плюнет на меня
и уйдет с Козловой Алкой!"

Чую - близится гроза.
Дочь глазами так и жалит,
а потом на те глаза
бабьи слезы набежали.
Бабьи слезы, а потом -
ай да дочка, ну, умора! -
начался такой Содом...
я б сказал - Содом с Гоморрой.

"Что ты, папа, "ох" да "ах"! -
времена переменились:
нынче, папа, в детсадах
все давно переженились.
Только я одна иду -
все направо, я - налево...
Да меня уже в саду
называют старой девой!"

Перешла на ультразвук моя деточка.
Я на все уж был готов - но вот туточки
говорит мне мой сынок-семилеточка:
"Папа, можно мне тебя на минуточку?"...

Тихо падает бакс, мерно тикают клокс...
Настроение сакс, словно нюхаю сокс.
Залетел свежий эйр сквозь балконную доор.
Мне постричь бы свой хэйр, да побриться уанс мор.
С похмела ноет хэд - был вчера трудный дэй.
Все какое-то бэд, все какое-то грэй...
Чем травить себе соул, лучше ставить на лак:
Снять на улице гёрл а потом ее фак.
Настроение найс, но кругом братцы шит.
И повысили прайс, на Тверской факинг стрит.
Обломали, блин, кайф, вся надежда на хэнд.
Вот такая, блин, лайф! Вот такой хэппи энд!
Настроение файн, хоть за окнами колд.
Хоть успехов э литл, а уж 30 еарз олд.
Скоро вновь будет спринг, будет солнце нам шайн.
Будут птицы нам синг, в целом-трули дивайн.

Мужчина открыл оружие и придумал охоту;
женщина открыла охоту и придумала меха.

Мужчина открыл цвета и придумал живопись;
женщина открыла живопись и придумала косметику.

Мужчина открыл слово и придумал речь;
женщина открыла речь и придумала сплетни.

Мужчина открыл земледелие и придумал пищу;
женщина открыла пищу и придумала диету.

Мужчина открыл дружбу и придумал любовь;
женщина открыла любовь и придумала брак.

Мужчина открыл женщину и придумал секс;
женщина открыла секс и придумала головную боль.

Мужчина открыл торговлю и придумал деньги;
женщина открыла деньги, и с тех пор начались все проблемы.

Я в глазах твоих утону. Можно?
Ведь в глазах твоих утонуть - счастье.
Я приду к тебе и скажу: "Здравствуй!
Я люблю тебя очень!" Сложно?
Нет, не сложно, а очень трудно.
Очень трудно любить. Веришь?
Подойду я к оврагу крутому,
Буду падать. Поймать успеешь?
Ну, а если уеду? Напишешь?
Только мне без тебе плохо.
Я хочу быть с тобой. Слышишь?
Не минуту, не месяц, а долго.
Очень долго - всю жизнь. Понимаешь?
Значит вместе всю жизнь?! Хочешь?
Я ответа боюсь. Знаешь?
Ты ответь мне, но только молча.
Ты ответь мне: любишь?
Если да, то тебе обещаю,
Что ты самой счастливои будешь.
Если нет, я тебя умоляю-
Не кори своим взглядом, не надо.
Пусть другого любишь... Ладно!
Но меня хоть чуть-чуть помни.
Я любить тебя буду. Можно?
Даже если нельзя - БУДУ!
И всегда я приду на помощь,
Если будет тебе трудно!

Я напишу тебе молитву, милый,
Что Душу, Сердце, Память защитит.
Я напишу, а ангел белокрылый,
Ее крестом три раза осенит.

Я напишу тебе молитву, милый
Как четки звездные, слова рассыплю в пыль
Такую легкую – совсем не надо силы:
Запомнить - полусказку, полубыль…

Я напишу тебе молитву, милый!
Ее не выучить – нелепо и смешно!
Она хранит от холода могилы,
От одиночества, когда в душе темно.

Я напишу тебе молитву, Милый…
И звездною водою окроплю.
И Дьяволу в оковы стянут жилы
Три легких слова: «Я тебя люблю!» "

Часть 1. Боря.
Под ногами скрипит галька,
Над волнами шумит ветер.
Это море, над ним чайка.
Это Маша, на ней Петя.
Я – чукотский поэт Боря,
Я сижу, пригибая спину,
За кустами, что вдоль моря,
Наблюдаю сию картину.

У меня в носу запах соли,
На веревке висят сети.
Мне колени свело до боли,
Я завидую Маше с Петей.

Я сижу и гляжу упорно,
Не дышу, и меня не заметить.
У нас нет на Чукотке порно,
У нас есть только Маша с Петей…

Часть 2. Маша.

Это берег, на нем галька.
Это море, над ним чайка.
Вечный север, холодный ветер.
В попе галька, на мне Петя.

Только чья-то раскосая рожа
Из кустов сопит вожделенно,
А мы делаем это лежа,
Ледовитый нам по колено!

Увеличиваем нагрузку
На кровати из полотенец.
Я умею и по-французски,
Пусть завидует, извращенец!

И чего переть так упорно
Против очевидного факта:
У нас есть на Чукотке порно,
У нас нет на Чукотке такта!

Часть 3. Петя.

Надо мною свистит ветер,
Подо мною сопит Маша.
Я замерзший поэт Петя,
Эта галька – судьба наша…

Рядом Боря – служитель музы
Реет в куче седой гальки.
Он не то что бы мне в обузу,
Но вполне бы хватило чайки.

Признаю налчие факта,
Но позиция эта спорна:
Вроде, нет на Чукотке такта,
Но, по-моему, нет и порно…

Часть 4. Чайка.
Неизбывно чукотское горе:
Мои перья ерошит ветер,
Вылетаю с утра на море –
Снова Маша, на ней – Петя…

У меня на хвосте гайка,
Объектив, а в нем – батарейки.
Хоть по жизни я просто чайка,
Что безвреднее канарейки.

Нету счастья, одни потемки,
Обучили меня юннаты,
Проводить для них аэросъемку
Будто я Феллини пернатый.

Я теперь летаю громоздко,
Тяжелей иных шифоньеров.
Привожу порнуху подросткам,
Что дрочат во Дворце Пионеров.

Этот факт задолбал, бесспорно
Мне б в разгар полового акта
С неба рухнув, прервать это порно,
Наплевавши на чувство такта.

Часть 5. Финал.

Но сегодня сменился ветер,
И принес ощущенье свободы:
Это Боря. А рядом – Петя.
Принимают у Маши роды…

Во мне тысячи личностей,
Во мне сотни погрешностей,
Без духовной наличности,
И заманчивой внешности.
В моих мыслях уверенность,
В личной неповторимости.
В моих снах - неумеренность.
В нравах много терпимости.
Пара ведер наивности.
Пара капель стервозности.
Пара ложек невинности.
И река невозможности.
Коробок безобразности.
И бочонок тщеславия.
Микс из тысячи разностей
Существует во здравии

Я такая, как есть, я не буду другой,
Я такая, как есть, я останусь такой.
Я наивна бываю, бываю - вредна,
Но, такая, как есть, я на свете одна.
Я такая, как есть, я умею любить.
Кто увидит меня, тот не сможет забыть.
Я умею ласкать, но умею и бить.
Я умею спасать и умею губить.
Я такая, как есть, я похожа на мать.
Строя жизнь, я себя успеваю ломать.
Я немного грущу, и немного смеюсь.
Я бесстрашна бываю, но я и боюсь.
Я такая, как есть, я люблю помогать.
Но бывает, что я не могу не кричать.
Я бываю вольна, я бываю одна.
Пылкой быть я могу, а потом - холодна.
Я такая, как есть, я не стану иной.
Я немного поплачу у вас за спиной,
Вытру слёзы и мило в ответ улыбнусь.
И такой, как я есть, к вам опять повернусь