После первого просмотра четыре года назад я практически ничего не понял и не нашёл что написать. Дело не в языке, я тогда уже смотрел французские фильмы без субтитров. Я не мог понять к чему эта последовательность сцен, болтовня, охота какая-то. Фантомас против Скотленд-Ярда? И вот вернувшись под занавес записок к фильму Ренуара, я посмотрел его во второй и третий раз. Так уже было с
"Седьмой печатью" и
"Солярисом", под конец каждого последующего просмотра я осознавал, что еще не дозрел. Что от меня что-то ускользнуло. Что я только нащупываю нечто интересное. Мне знакомо подобное в музыке, когда некоторые сложные вещи надо "расслушивать". С книгами мне никогда не хватало терпения, я по пальцам одной руки могу пересчитать случаи, когда возвращался к раз закрытой книге.
Подобное
рассматривание входит в противоречие с правилом "один просмотр, одна рецензия", чтобы запечатлевать именно непосредственные мысли, а не после прочтения кучи статей и покадрового разбора картины, которыми и кишит интернет. Однако, такова видимо судьба некоторых фильмов - первое впечатление о них - это когда ты сознательно посмотрел их от начала до конца, а это может произойти не за раз - формальная хронология здесь вступает в противоречие с нашим внутренним метрономом восприятия.
Невольно задумаешься, а может и есть только настоящее искусство, к которому возвращаешь, которое будоражит, не отпускает, цепляется за тебя как нищий на вокзале? А всё остальное, добротное, правильное ладно сшитое всего лишь попытки приблизиться к идеалу, не более, чем этюды?
Можно понять так, а можно и этак! Фраза служанки Лизетты "дружба между мужчиной и женщиной? Всё равно, что говорить о Луне в полдень!" И весь фильм будто подтверждение этой мысли. Лётчик Андре - романтический герой, переступающий через все границы, но и Октав, знавший Кристину ещё с детства, казалось бы, душа в душу, и весь из себя правильно-манерный Робер!
Интересно, что Кристина - австрийка из Зальцбурга, казалось бы очень католического города. Города логоса, аполлонического искусства (см. Моцарт), но в свободном, либертанском, вольтерьянском Париже ей не хватает воздуха. Ей нужны чистые страсти, естественные, человеческие, искренние. Она готова влюбляться, но влюбляться искренне. Грешить, так уж от души. Её коробит от мысли, что её муж продолжал встречаться с другой женщиной, кажется сожалея не о самом факте продолжавшейся измены, а о обыденности, правильности этого грехопадения.
В противовес сложным и скучным интригам хозяев, которые только с виду сложны, но на самом деле подчинены строгим законам, а потому скучны, мы видим шашни слуг. Тут смешение трагического и гротескного, настоящий Мюссе, "On ne badine pas avec l'amour", но и даже от Бомарше. Спину под пули завхоза подставляет, конечно, романтический герой, лётчик, как раз в момент, когда ему и надо было уйти из действия. Не потому что выбор Кристины склонился к Октаву. Тот и сам понимает, что это не подлинный выбор. Что она
хоть чучелом, хоть тушкой, но должна бежать из этого зверинца! А как он показан, этот зверинец! Это и охота, предвещающая охоту на людей. И заводные человечки и всякие музыкальные шкатулки, которые обожает муж Робер. Когда женщине вдруг хочется полетать, то страдает часто тот мужчина, с которым женщине хочется полетать. Хотя к Кристине это не относится. Лётчик-налётчик Андре тоже не её тип. Грубоват, прямолинеен, слишком косит под Эрнани. Но и Октав слишком увалень. Никакого будущего с ним. На это открыто намекает Лизетта, когда узнает, что барыня собирается улепётывать с другом детства. В общем, и Робер не такой уж плохой мужик - денег куры не клюют, а скучать по экзотическим странам всё-таки надо с пышных мягких диванов, а не из шалаша. Наверное, в этом и проблема - бабы попроще берут то, что есть на рынке, не гнушаясь вторсырьём, как Лизетта в короткой интрижке с браконьером, этаким козлоногим сатиром, знающим повадки зайцев плэйбойчика. А бабы с запросами сойдут с ума и других сведут в попытках собрать из разных мужчин своего монстра им. Франкенштейна. Богатство Васи, плюшевость и ламповость Пети, сумасбродство и отчаянность покрытого шрамами Серёжи. Но всего в одном флаконе не бывает. Мало того, какой-нибудь Робер никогда не полетел бы на самолёте в какую-то там глухомань, чтобы что-то кому-то доказать. Не комильфо! Разыграть любовь по нотам Моцарта нельзя. Это всегда джазовая импровизация. И правило игры - это не навязанные обществом законы благолепия, а неписаный свод стратегий как общественные вериги обходить и сосать двух, трёх, четырёх маток. Для этого надо быть очень ласковым, очень как все, потому что скандалы противопоказаны ровному течению буржуазного отдохновения, со всеми прилагающимися ущипами барышень за филейные места. Поэтому даже убийство в конце фильма воспринимается как досадное недоразумение мешающее празднику. [I]Show must go
Читать далее...