Вчера купили обратные билеты на субботу. Не верится. Кажется безумием. Но нет сил отговаривать, портя отношения. Своя рука владыка. Надо немножечко очерстветь и не думать о малышке, которую мы за два месяца так полюбили и которая окажется совсем скоро в зоне действия искандеров, солнцепеков и прочих точек У.

Будет ли "путинский призыв" в ЕдРо и новую пионерию?

То, что сейчас происходит это сильнейшее напряжение всех сил с переезда в начале 2019. Карантин весны и осени 2020 по сравнению с сегодняшним днем не были так уж тяжелы. Сказывается усталость и отсутствие каких-то существенных подвижек к лучшему, наоборот ментально и практически навалилась война. Я загрузился делами и ползу в гору. Хрустят суставы. И если донести и сбросить, то одно. А если так дальше тащить? Если оступился один раз, то упал и полетел назад кубарем. Жизнь редко когда прощает одну ошибку или слабость. Потом вслед за соскользнувшей по скале ногой сыпятся камушки и нужно снова закрепиться в новых, более низких условиях. В этом искусство жизни - не допустить обвала после ошибок, держать не приходящие в одиночестве беды в контролируемом количестве. Помнить, что за стабилизацией на новом уровне, хоть и ниже, будет время перевести дыхание.
В субботу уедет семья, смогу раскидать дома. Вернуть быт. С 22-го солнце пойдет на зиму, в перспективе дети будут раньше спать - будет время на отдых вечером высвобождаться. С осени нужно будет находить новое равновесие. Любой ценой.

Это - караван. Могучее течение жизни. Низложение ощетинившейся гибелью пустыни до плывущего и плавающего пообок ландшафта.
Караван взрезает воздух, делит его на две части, а срастается он лишь позади последнего верблюда. Бесшовно. Оглушительному скворчению прожжённого воздуха, караван противопоставляет свой собственный шум от возни, перебранок, неведомого человечьего мельтешения в раскаленности гогочущего дыхания, взмыленных людских загривков и фырканья верблюжих ноздрей.
Караван в движении. Даже, когда стоит. Он роится. Шевелится. Переминаются в говорливом оживлении с ноги на ногу пешие. Подпоясываются, поправляют чалму, чешут набухшие капелью щетины. Хрустят зубчиками чеснока. Бережливо-сладострастно, ревностно и ревниво озираясь припадают к бурдюкам с измерительницей жизни водой. Прислонившись к корзине на боку присевшего верблюда стоял слепец с белыми как вареное яйцо бельмами. Он один повернул лицо солнцу. Нубийцы покачивались взяв друг друга за плечи и подвывали. Пот тек по их эбонитовым телам смешиваясь с кровью и гноем из ран оставленных цепями.
Никто даже не смерил путника взглядом. Его приход стал сигналом и все засобирались. Вероятно первый верблюд уже двинулся, когда путника только завидели. Пока он делал обещанные глотки и без особого трепета, будто отвыкнув от еды, съедал сладчайшие финики, верблюды вблизи стали обсыпаться песком, вставая с протертых костлявых коленей. Люди захаркали, заукутывались, смех и ропот вдруг стихли. Караван был всюду кругом, он распушился, топча песок, толчея сбивала с толку, лишала привычных представлений о пространстве. Сладостной была эта человеческая суета, ощущаемая путником впервые со вчерашнего утра. Тревожно и радостно на сердце, давит мочевой пузырь, дорога, жизнь, люди! Где-то там некая цель, обосновывающая завтра. Не выживание, как у него. Не продлевание неокупаемых мучений. Не продевание нитки в заведомо более узкое ушко, а полнокровная, уверенная в своей несгибаемости поступь, ритм, течение. И он, путник, на время часть этого сгустка жизни, с которой он было распрощался. Встретившие его тоже бесследно растворились, были затянуты потоком, но он помнил о предостережении своего собеседника не пытаться удержать ритм каравана. Тот шел. Темпом, которым, иди он, лишился бы за час последних сил. Даже слепец ступал живо, едва ли не в ногу с повязанным с ним верблюдом. Семенил за слепцом усохший до мощей старик поющий беззубым ртом обрывки пошлых песен. Он шел пританцовывая, перекатываясь, то отставая, то нагоняя ближайшего верблюда, на котором, вместо тюков с пряностями, восседал тучный воин с увесистым копьем. Семенящий старик и тучный воин точно увидят сегодняшний закат. Он же вот-вот вновь окажется посреди толщи щиплющего воздуха.
Путник ждал каравана как спасения, и спасение пришло, но оказалось вовсе не таким, каким представлял его он себе. Не абсолютным, а условным. Новая реальность - быть сохраненным для жизни, но не для торжества. Угроза не устранена. Временно снята её острота. Его жажда наконец обрести покой, достигнув цели - жизни или смерти - не была утолена. Горе медленно осыпалось песком с его плеч, забивалось в поры, глаза, натертости. Очищение спасением откладывается. Караван и сам полон песка. Он не отмоет. Караван слишком мощен, чтобы замечать песок. А он, путник, мал. Ему песок в тягость. Может ли сам человек быть себе караваном? Человек сам собою не заменяем. Упадут старик, слепец с яичным бельмом, прикопают их на привале, вознеся взвойную молитву Творцу, и караван движется дальше. А кто прикопает его? Общиплют стервятники косточки, растаскает ветер, жидкое испарится. А мысли скоро замолкнут и забудутся миром от постоянных смен дня и ночи, как стирается от трения о дорогу ободок колеса.
Целиком (Продолжение следует)

Будто издатели подгадали - "Война" пришла к читателю, когда война у всех на устах! Путь неоконченного романа проклятой души французской литературы был непростой. Манускрипт черновика исчез из парижской квартиры в неразберихе бегства писателя, крепко-накрепко замешанного в шашни с правительством Виши. О потере Селин всю жизнь сожалел - и теперь, когда у нас есть возможность познакомиться с недавно найденным текстом, становится ясно почему. Все, кому знакомы первые, военные главы "Путешествия на край ночи" согласятся, что мало с чем по силе они могут сравниться. В "Войне", написанной два года после "Путешествия", сильно чувствуется традиционный, квазиразговорный (на самом деле это упрощение, он сложнее) стиль Селина. Несмотря на шероховатости, объяснимые тем, что текст автором не редактировался. От этого даже еще интереснее. Потому что ближе к его писательской "кухне".
Селин совсем молодым попал на Первую мировую, был тяжело ранен в руку и, по собственному утверждению, в голову, из-за чего всю жизнь страдал невыносимыми головными болями, которые едва купировались болеутоляющими. И действие войны как раз описывают этот эпизод - блуждание в полубессознательном состоянии где-то в ничейной бельгийской сторонке, между фронтами, между жизнью и смертью. Но это только первая часть. Потом всё действие происходит в госпитале. И тут уже главное о "Войне". Война не заканчивается, когда уходишь с передовой. Она корежит тебя дальше, держит тебя железной хваткой. Уродует. Фердинан видит как в госпитале гниют, агонизируют, затихают навеки раненые, вдыхает трупную вонь, мучается страшными головными болями. Поначалу возвращение в жизнь для него это визиты медсестры-извращенки, распускающей руки пользуясь беззащитным и порой бессознательным состоянием раненых. Посещение родителей-"самого омерзительного, что было в его жизни" -, а также офицера - холеного и тупого - призванного расследовать возможное бегство без приказа в том самом последнем бою, окончившемся блужданием в пустоте. Фердинан даже к расстрелу уже готовился - при чем расстреливали "не отходя от кассы", прямо в соседнем дворе больницы - но в итоге всё обернулось так, что его даже наградили. Медаль, которую он и не заслужил-то толком, сильно повысила его ранг среди остальных доходяг, тифозников и обрубков. И именно это впечатление от войны - совершенно слепое, несправедливое времяпрепровождение, где и награждают, и наказывает всегда не тех.

Почти сразу встав на ноги Фердинан вместе со своим соседом по палате Бебером/ Каскадом устремляется в город, наполненный прифронтовой суетой. Англичане, шотландцы, бельгийцы.. И постоянный гул канонады. Война со своими ужасами совсем рядом. Одни из самых ярких рассуждений именно о войне в довольно путаном и сбивчивом рассказе впечатляют своей злободневностью:

По поводу зверств нам, мне и Каскаду, прям уши прожужжали. Никто не хотел говорить всего о чем читал в газетах. Моя мать наверняка считала, что есть какая-то высшая управа со стороны кого-то очень могущественного, который помешал бы немцам пойти на поводу у своих низменных инстинктов. По другому быть не могло. Отец, как всегда, во всем с нею был согласен. Если бы немцы действительно могли себе всё позволить, то наш мир был бы совсем иным местом, чем то, каким его привыкли считать мои родители, он был бы построен на других принципах, при помощи других понятий, однако всё, что они думали должно было оставаться незыблемым. Конечно, на военные зверства должна была найтись управа. Достаточно было просто на своем месте под чьим-то руководством выполнять свой долг, как мой отец и поступал всю свою жизнь. Вот и всё. Они не понимали этого мира зверств, безграничных пыток. Поэтому они его отрицали. Даже вообразить себе нечто подобное уже пугало их донельзя. Они кидались на закуски, поддерживая друг друга в отрицании того, что ничего со зверствами немцев не поделаешь.

Когда Каскада, разругавшегося со своей гулящей женой, неожиданно арестовывают за самострел и придают военному суда, Фердинан вместе с новоиспечённой вдовой, решают заняться шантажом английских офицеров, которых в пылу плотских утех, Фердинан, как черт из табакерки, должен для порядка колотить и требовать возмещения ущерба. План видоизменяется, когда молодая женщина решает последовать за статным пожилым офицером в Англию. Внезапно и Фердинан получает такое же предложение. Не бросать же его одного на охваченном смертью и гниением континенте. Продолжение под названием "Лондон" издатели обещают представить публике в ближайшее время.

"Война" между стертыми границами воспоминаний и вымысла возвращает нам ключевой эпизод биографии Селина. Через него многое становится понятней: и его страх перед миром, страстное тяготение к женщинам, даже склонение к сотрудничеству с нацистами. Потому что после всего пережитого и Читать далее...

Вчера хотелось адресовать себе слова из в прямом смысле слова "другой оперы" - "Пиковой дамы" - Приятель, поздравляю с разрешением столь долгого поста! Действительно последний раз на опере я был аж в 2019 году, до всех передряг с ковидом. Если вынести за скобки "Жизель" - балет - в Мариинке в августе 2021 и "Короля Лира" в феврале в драматическом театре Дрездена, то это вообще первый серьёзный культпоход за последние без малого три года. Гнилостный ковид, подляка, отъел-таки кусину жизни...
Чем дольше расставание, тем радостнее встреча, и все звезды сошлись для того, чтобы ничего не испортило патетики момента.
Это был тот редкий случай, когда, постоянно ворчащий на постановки, остался в восторге от сценического воплощения, а вот музыкальная сторона оказалась довольно посредственной.
Я на "Мадам Баттерфляй" был то ли два, то ли три раза - и всегда в Большом театре в 2007-8 гг., с разницей в несколько месяцев. Почти пятнадцать (!) лет назад. Однажды мне даже пришлось уйти практически сразу после антракта . Я знаю несколько записей - фильм с Доминго и Френи, запись с Бергонци и Ренатой Тебальди. Конечно, все хитовые куски - но вот чтобы целиком, как "Тоску", "Богему", "Турандот" или "Манон Леско", знать и чувствовать каждую ноту - этого не было. Я помнил, что первое действие живенькое поначалу, потом длиннющий приторно-слащавый любовный дуэт, а потом ария и по сути концовка - посередине же скучное ожидание Пинкертона. Потребовался вчерашний поход, чтобы я действительно проникся. И понял почему опера провалилась на премьере, что очень расстроило маэстро. А всё дело в том, что она еще в большей степени, чем предшественницы или чем даже "Турандот" durchkomponiert - отдельных кусков не так много - разве что действительно ария Чио-Чио-Сан и Addio fiorito asil Пинкертона в финале. Остальное надо чутко внимать лейтмотивам. Улавливать их. В "Мадам Баттерфляй" Пуччини максимально близко приблизился к живописи чувств. Это кардиограмма чувств. Их оттиск. Это больше, чем музыка. Поэтому её так сложно оценить и из огорода современного слушателя песен и, с другой стороны, из огорода любителя бельканто и Верди. Иногда это слепое следование лейтмотивам кажется слишком топорным - например, когда заходит речь об Америке, звучат первые двенадцать нот её гимна. Или лейтмотив смерти - традиционно-грозная японская мелодия. Но в целом, Пуччини достигает в этой особой форме письма совершенства именно здесь, в "Баттерфляй".
Амон Миямото добавил в действие флэш-форварды - благодаря персонажу выросшего сына Чио-Чио-Сан и Пинкертона. Пока тот умирает, перед мысленным взором его сына проносятся сцены трагической истории любви, имевшей место больше двадцати лет ранее. Ввод таких персонажей ход не новый - уже в том же Земпере в "Манон Леско" по сцене с важным видом расхаживал актер, изображавший самого автора - Джакомо Пуччини! Смысла никакого в этом не было - в программке делался упор на важность для начинающего композитора успеха именно этой своей работы. В случае же с "Баттерфляй" такой ход открыл постановке новые измерения - частая смена декораций, яркие костюмы - всё стало отражать восприятие ребенка, точнее смесь детских воспоминаний с додуманным, довосполненным из записок отца.
А если еще добавить, что Чио-Чио-Сан пела настоящая японка! Нет, конечно, это совершенно неважно. Но это из тех неважностей, из которых создается волшебство оперы! И вчера все совпало - во всяком случае на сцене.
Чего, к сожалению, в оркестровой яме дела обстояли неважнецки. Снова не могут одновременно вступить медные духовые. Гаэтано Д,Эспиноза то безбожно загонял темпы, убивая лирические моменты, то вдруг замедлял, растягивая куда ни попадя. Особенно с Пинкертоном, Попом Стефаном, они постоянно разбредались, а чаще всего оркестр просто забивал тенора. Вообще не было воздушности и патетики в любовном дуэте первого акта. По акцентам однообразно. Разухабисто. Напомнил стиль дирижирования покойного Ведерникова. Тут, судя по всему, встретились расхлябанность капеллы и непонимание дирижером произведения, которым ему представилось махать.
Очень понравился консул Шарплес (Gabriele Viviani). Вот это отличная итальянита, тембр, вхождение в роль!
Сама Баттерфляй (Mari Moriya) не сразу распелась, но со второго акта произвела неплохое впечатление. Хотя, если честно, по-моему эта партия ей слишком тяжеловата - если она будет петь дальше Баттерфляй, то рискует повторить судьбу Ренаты Скотто, которая себе голос этой партией и посадила.
А вот про Попа ничего сказать не могу. Не люблю я таких типа спинто-теноров, которые голосят дурниной - от первого до последнего такта. Нет, бывает, конечно, и хуже. И все-таки настоящего музыканта, вроде Хосе Куры было бы послушать куда интереснее.
Вот такие вот пироги, точнее суши...
Тут еще какой-то горе-журналист накропал разгромную рецензию на дрезденскую "Баттерфляй"; если коротко, то суть его претензий сводится к тому, Читать далее...

Этот город не блудница, этот город — баловница.
Слушай — стонут половицы, веком прошлым претвориться
Так старается Берлин.

Шар на Алексе сверкает, время впрыскивает в небо
Из иглы в брюшину Феба миллионы тэгов Web'a —
Так состарится Берлин.

Молодёжь идёт босая, дредов снопы ввысь бросая,
Стопы пыльные пылают — раскалилась мостовая —
Остывает так Берлин.

Геометрия С-бана обтекаемость батона,
Нет и тени Вокобана в стенах из стеклобетона.
Исчезает так Берлин.

Как прыгучесть балерин,
Несводим к словам Берлин.

Зырки вперив в указатель, с картой промаслённой за день
Не справляется испанец, тычет в телефона складень
Палец ладный как Берлин.

Уже давно не писал о повседневности. Война всё затмила. А зарубки оставлять надо.
Две недели как живет с нами семья из Запорожья. Очень хорошая. С годовалой малышкой. Очень надеятся, что после 9 мая смогут вернуться, но я сильно сомневаюсь.
Все-таки умудрился написать почти 15 страниц диссертации за полтора месяца. Это конечно в два раза медленней, чем темп написания магистерской пять лет назад, но и условия сейчас совсем не те. Ну совсем не те. Поэтому я особо себя не корю за медлительность. Главное - я продвигаюсь согласно плану.
А вот читать не получается. Уже два месяца читаю одну и ту же книгу. Биографию Ирены Сендерс. Мысли рассеиваются. И фильм смотрю частями один и тот же - "Невинность"; то ли итальянский утомляет, то ли сюжет трогает за живое, но смотрю кусками.
Про путника и пустыню обязательно допишу, не оставлю такую важную лично для себя вещь неоконченной.
Весна, всё цветет. Прямо как когда мы по Альпам путешествовали в разгар кризиса 2014 года. В той красоте в новости про войну просто не верилось.
Софии на днях 12. Тут я уже умолкаю, потому что поверить в это невозможно.

Очень тревожная статья Сорокина в последнем "Шпигеле". По мнению автора, велика вероятность того, что русская культура, включая спасенную на острове, не переживет путинизма.
[700x525]

После падения не бывает чудес. Ты летишь вниз, ломаешь в полете всё вокруг, и себя в том числе. Потом ухаешь на дно колодца. И только лица, участливые или безразличные, потом над колодцем сменяются. Ползешь по сантиметру вверх по склизким стенам, срываешься, царапаешь в кровь костяшки пальцев, вырываешь ногти до мяса, рычишь. Но пока ты не выбрался из колодца, не снял с себя мокрую одежду и не переоделся во фрак с бабочкой, твой героизм нахер никому не нужен. Скорее наоборот все отпрянут - фи, что за водяной лезет там из колодца! Я сижу в колодце, потому что мне нравится. Я лазаю туда-сюда, но не вылезаю, потому что там, наверху, во фраках ходят с тростью люди с косными представлениями о действительно важном в жизни. Если у них на лишний миллиметр подвернута штанина, то это уже повод краснеть до корней волос и лить слезы ручьями. Уж лучше колодец.

Сейчас особенно часто вспоминаю весну 2018 года, когда оттаивал от мерзлоты шока, ощупывал душу. На фоне весны. Осматривался в аду, каким тяжелым было это возвращение к жизни, завершившееся лишь к концу года! И всё же я с теплотой вспоминаю о тех днях, когда забрав Филю из сада, мы шли на площадку, утопающую в зелени между домами, любуясь зацветающими вишнями. Я сидел на скамейке и вслушивался в течение времени, проваливался в проломленную, раздробленную плоть души. Что осталось от неё? Возможность скрыться за повторяющимся шорохом времени вокруг. Поступь дня. Маленькие телесные радости. Ночью покой. Ночью душа покидала тело. Тренировалась сделать это навсегда.
Сейчас всё не так. Нащупанное равновесие получило тяжелый удар; новое пока не найдено, тревога похожа на ту, только от неё не спрятаться даже под мерное рокотание парфеновского ютуба. Сейчас внутри проломленное, раздробленное равновесие, а снаружи бушует ад. Лишь деревья всё так же зацветают, а душа, вольная скиталица, покидает тело, пользуясь часами ночного покоя.

Виктор Гюго

Из сборника "Возмездие"

SАСЕR ESTO

Остановись, Народ! Повремени, Свобода!
Нет, этот человек не должен быть убит!
Чтоб он, кем попран долг, оскорблена природа,
Повержен в прах закон и уничтожен стыд,
Чтоб он, обязанный добычею кровавой
Засаде, подкупу, железу и свинцу,
Убийца, вор и лжец растленный и лукавый,
Чьи клятвы ложные — пощечина творцу,
Чтоб он, с кем Франция позор себе стяжала,
За кем она бредет под звон своих цепей, —
Чтоб изверг получил за все удар кинжала,
Как Юлий Цезарь — в бок, иль в горло — как Помпей?
Нет! Сумрачный злодей, холодный и унылый,
Расстреливал, рубил и резал всех подряд,
Опустошив дома, он заселил могилы,
И взоры мертвецов теперь за ним следят.
Едва воссев на трон, наш император новый
Дитя лишил отца и мать лишил надежд,
По милости его в домах рыдают вдовы
И Франция черна от траурных одежд.
Для алой мантии его монаршей славы
Вам пурпуром, ткачи, не ладо красить нить:
Вот кровь, что натекла в монмартрские канавы,
Не лучше ли в нее порфиру опустить?
В Кайенну, в Африку, — но за какие вины? —
На каторгу он шлет героев прежних дней,
И капает с ножа багровой гильотины
Ему на голову кровь доблестных мужей.
Измена бледная к нему в окно стучится, —
Сообщнице своей спешит он отпереть;
Братоубийца он! Он — матереубийца!
Народ! Такой злодей не должен умереть!
О нет! Он должен жить! Пусть высшее отмщенье
Преступнику несет неотвратимый рок.
Пусть он под бременем всеобщего презренья
Влачится, голоден и наг, в пыли дорог;
Пусть острые шипы свершенных преступлений
Впиваются в него, как тысячи клинков;
Пусть, ужасом объят, бежит он от селений,
Пусть ищет логова в лесах, среди волков;
Иль пусть на каторге, бряцая кандалами,
Напрасно отзвука он ждет от скал немых;
Пусть он всегда, везде встречается с тенями,
И пусть не суждено ему встречать живых;
Пусть оттолкнет и смерть его неумолимо,
Жестокая к нему, как он ко всем жесток…
Народ, посторонись! Пусть он проходит мимо:
Печатью Каина его отметил бог!

Джерси, 14 ноября 1852
[491x700]

Это цитата сообщения murashov_m Оригинальное сообщение

Дедушка

«I don't think there's one word that can describe a man's life.» Citizen Kane.

Воспоминание, к которому я возвращаюсь вновь и вновь. Прихожая однушки. Дедушка Толя стоит опершись слегка локтём о косяк кухонной двери. Мы зашли совсем ненадолго, буквально заглянули, поэтому всё и происходит в прихожей. Дедушка приболел. Ничего странного — он болел. Уже не мальчик. Как никак дело к семидесяти. К тому же дедушка всегда болел незаметнее кошки: придёт хмурый на кухню, заглотнёт таблеточное крошево, запив водой, снова погрузится в кресло, в котором он и здоровый любил сидеть, смотря телек. Так что, если сам он не скажет, что недомогает, то и догадаться бывало достаточно сложно. А уж под лавиной одеял лежащего влёжку я своего дедушку не видел никогда.
В семье часто говорили, что у дедушки больное сердце. Что его однажды даже чуть не сняли с соревнований по бегу, когда врач заявил, что ответственности за его жизнь никто на себя не брать не хочет. Тем не менее, рассказы про дедушкино больное сердце я слушал вполуха. И не только потому, что дедушка, занимавшийся в молодости спортивной гимнастикой и даже участвовавший в соревнованиях в разных городах СССР, в 60 лет на даче родственников крутил обороты так, что рассохшиеся от времени деревянные столбы турника ходили ходуном, но и потому что в семье всегда был перед глазами пример человека с действительно больным сердцем — тётя Валя, бабушкина сестра, перенесшая когда-то на излёте молодости сложнейшую операцию на сердце и ставшая с той поры практически инвалидом. Дедушка же производил на всех впечатление своей удалью, подтянутостью. Стариком он стать так и не успел, а бабушкину сестру пережил всего лишь на неполные два месяца.
Читать далее...

.
[393x700]

.
[393x700]

Это цитата сообщения murashov_m Оригинальное сообщение

О войне

В апреле, когда кризис только начинался, я высказал несколько соображений по поводу невозможности в ближайшем будущем мировой войны. Спустя почти год я считаю аргументацию, которую я тогда использовал по прежнему безупречной, однако вероятность глобального военного столкновения России и Запада не исчезла. Да, вероятность мала, но она больше, чем была в апреле и несоизмеримо больше, чем была, скажем, до нынешнего кризиса. В сторону аргументацию. Есть совершенно ясный сценарий (правда один из десятка), который, если он сработает, приведёт к войне. Срыв переговоров в среду-поставки оружия США Украине-вход в ответ на это российских войск уже без всяких ряженых атаманов под видом принуждения к миру-жесточайшие санкции (нефтяное эмбарго-SWIFT - короче, полный букет - то, что доктор прописал)-в полночь выступление Путина по всем каналам "братья и сёстры, к вам обращаюсь я, друзья мои. В целях выживания нашей страны необходимо принять ряд мер по поддержанию обороноспособности тыр-пыр, восемь дыр. Войска Западного округа в боевую готовность, авиация и флот тоже, частичная мобилизация, враг у ворот-наши западные партнёры, конечно, тоже в долгу не останутся-затем какой-нибудь случайны инцидент (случайно "Кузькин отец " в Ла-Манш плюхнется ) и пошла плясать губерния. Всё это страшно, но всего лишь ОДИН из сценариев. Вопрос в том, что делать конкретно мне в данном случае. Мне и многим другим россиянам, которые осознанно уехали из страны. Перенос части ненависти к России на нас неизбежен. Он был всегда. А ещё хуже - перенос любви к политике Путина - все эти похлопывания по плечу. Помню, как таксист в Америке, который чуть ли не теребя меня за брыли, отвесил: "Do you like Putin? I like him!". Ехать куда-то дальше - куда? Война скорее всего сделает потенциально опасным весь континент, а также Северную Америку и часть стран-союзников. Во всяком случае вряд ли, например, Япония даже, если она не будет напрямую принимать участие в конфликте, станет принимать у себя россиян. Ни Южная Корея. Ни Австралия. А ехать во всякие дружественные России Иран и Северную Корею попросту не вариант. Взять оружие и идти на фронт в противорадиационной защите? Переступить через пацифистские в общем-то убеждения или сидеть на кухне и трусливо болеть за НАТО, боясь даже думать по-русски в общественных местах? Нет, единственный вариант - это Вилли Брандт. Вилли Брандт эмигрировал в Норвегию из нацистской Германии до войны, а когда немцы напали на Норвегию с оружием в руках сражался в рядах Сопротивления. В моём случае такой сценарий будет означать не только то, что нас назовут "власовцами", а то, что мы ими будем, во всяком случае для большинства соотечественников.
Вилли Брандт стал в 60-ые годы канцлером ФРГ. Его столетний юбилей широко отмечался в прошлом году в Германии.

Я пишу, проговаривая, чтобы не сойти с ума. Война торчит занозой в гнойной ране. Есть риск пропустить в кровоток её яд, закрутить шашни со злом. Со стороны это выглядит самонакручиванием. Отдохни, выключи телефон, ты все равно ничего не можешь изменить. Позвольте я объясню.
Война - это потоки склизкого, вонючего говна, которое льется на меня каждый день. Если не смывать с себя кое-как это говно - стихами, текстами, картинками, цитатами - говно начнет сохнуть и прилипать. Станет коростой. Убедить себя, что это не моё говно я не могу. Во-первых, оно моё хотя бы потому, что липнет на мне. Во-вторых, пока у меня в кармане паспорт РФ. В-третьих, пока у меня в душе прекрасные воспоминания о четырех путешествиях в Украину. Это будет моя война и у меня полное право тревожиться из-за неё больше, чем из-за Ирака и Йемена.
Так что губка, мочало, мыло душистое - и вперед. Ежедневные процедуры.

Когда уже главврач Маргулис запретит телевизор???

.
[393x700]

Александр Иванович Герцен

"Воззвание к русским офицерам в Польше."

"Нет, нет и нет! Проклятое дело вытравливания целого народа из народных семей не есть наше общенародное, русское дело.
Мало места у нас, что ли? Мало у нас своих? Пусть выходит помериться кто угодно, пусть попробует нашу силу. Или мы клином сошлись, что без Польши жить не можем?
И отчего же нам с Польшей, с Украиной, с Финляндией не жить, как вольный с вольными, как равный с равными? Отчего же всё мы должны забирать себе в крепостное рабство? Чем мы лучше их? Разве немцами, состоящими у нас в должности правительствующих татар в Петербурге?
Воскресите в себе честных воинов чад крови улегается, - угар бешенства проходит спросите свое сердце, свою совесть и гоните прочь прикладами всех этих чернильных искариотов, подбивающих вас на ненависть и притеснение несчастного народа."

1863 год