Однажды я проснулся оттого, что кого-то попираю. Я с радостью на ощупь ощутил, что это, во-первых женщина. Включив свет я с ужасом обнаружил, что попираемая оказалась дряхлой женой моего давнего приятеля. Я поник головой. И вот что я подумал.
Почему так получается, что старичкам нравятся молоденькие, старушкам нраявятся тоже молодые жеребцы, а молоденьким девочкам и мальчикам старички и старушки не нравятся. Тогда я думал именно так. Но с годами понял, что нельзя так утверждать априори. Основываясь только на единичном примере.
Как-то в Афинском аэропорту я наблюдал такую картину, морщинистый, как сухофрукт старичок, стоял возле своего чемодана, а его нежно обнимала девочка, лет семнадцати.
- Дочка, дедушку провожает, с нежностью, растроганный
Александр Мешков
ПОСЛЕДНИЙ ОБЛОМ или ПОБЕДИВШАЯ ПЛОТЬ
- Вот вы говорите, что все бабы суть дуры. А я с этим не вполне
согласна. Я думаю, что вовсе не в этом дело. Я так думаю, что дело
все в вас. Это вы, мужчины, своим поведением вынуждаете нас
казаться таковыми.
Так говорила всеми уважаемая графиня Анна Павловна Разорвако
после разговора, шедшего промеж нас о том, что нынче для своего
благополучного устройства в жизни трудно человека найти порядочного,
почитаемого и обеспеченного в разных смыслах, а таковые встречаются
отчего-то нечасто. Анна Павловна по возрасту старшей мне
приходилась лет на пятьдесят-семьдесят, оттого я всегда весьма
почтительно слушал ее не перебиваючи. Красивая, высокая, костистая,
,старая, морщинистая, чахлая и бледная, словно баобаб, выросший в
засуху в Аравийской безводной пустыне, с редкой прядью седых
волос, торчащих из-под нанковой фероньерки от Филиппа Трейси,
украшенной драгоценными каменьями, надвинутой по самые лохматые,
кустистые, словно борода, брови, она производила впечатление
человека сурового, мужественного, прошедшего испытания немалые,
изрядно потрепанного на жизненных ухабах и колдоебинах, и оттого
обиженного судьбою. Поправив легкую чесучовую мантилью от Николь
Фари, ниспадавшую с плеч на алое бархатное пюсовое платье от
Ральфа Лоурена, она продолжала:
- Я про себя скажу. Я никогда не позволяла мужчинам быть сволочами и
мерзкими ублюдками по отношению к себе. В ту пору, в молодости,
лет восемнадцати я была прелестна.
(Графиня несколько преувеличивала свою былую красоту, как и все
женщины ее возраста. Не далее как вчера я случайно увидел в
альбоме ее старенький дагерротипный портрет. Ничего особенного.
Хотя в молодости все мы красивы... По-видимому, она просто
запамятовала и спутала себя с кем-то.)
- Высокая, плечистая, аристократически бледная, величественная,
я была сильно в ту пору влюблена. За мной волочился граф Лев Т.
Избалованный женским вниманием бородатый красавец-сибарит,
волокита и бабник, альфонс и развратник, дуэлянт и картежник,
балагур и повеса, кутила и мутила, каких свет не видал... К тому
же он что-то там пописывал в столичные журналы, то ли в журнал
"Пчела", то ли в "Российский инвалид", а возможно и в "Полярную
звезду"... В общем - ужасный был тип... Но ведь кому, как не нам,
девушкам, должно знать, насколько порок притягателен для юных
неокрепших девичьих душ... Именно в таких дебилов и влюбляется наша
наивная сестра. Я готова была в любой момент отдать ему свою душу и
главное - свое юное нежное тело, томившееся без мужской ласки, хотя
опыта такого рода общения с мужчинами у меня не было. Папенька с
маменькою держали меня в строгости и частенько даже порою ночною
бивали, застав с томиком вульгарного в их понимании Alphonse Karr.
И вот однажды во время мазурки на бале у губернского предводителя
Мутятьева, благодушного старичка - бывшего декабриста, граф во вполне
пристойной для него форме сделал мне предложение принять его
приглашение к себе в именье, обосновав это тем, что якобы хочет
познакомить меня со своим последним романом, хотя я не нуждалась ни
в каких обоснованиях. Мое тело играло и пело весеннюю торжествующую
песнь любви... Я была готова ко всему... - Анна Павловна поудобнее
устроилась в креслах и в задумчивости поморочила своими сухими
ручонками свою шикарную трость с яшмовым набалдашником в виде
фаллоса.
- И вот холодным промозглым осенним вечером, надев самое шикарное
платье из креп-жоржета от Катрин Волкер с таким дерзким глубоким
декольте от Мишель Жефуй, что порой даже казалось, что платье
вверху вообще отсутствует, я пришла к нему в дом. Граф, по всей
видимости, ждал меня, и как бы это сказать... Он, по всей видимости,
придавал встрече весьма сильное значение, ждал слишком
многого... Я это сразу же поняла, едва только вошла в гостиную. На
маленьком изящном малахитовом столике как бы не нарочно, как бы
невзначай , лежала раскрытая толстая книга "Кама-Сутра" с
замусоленными от частого употребления страницами, в массивном
коленкоровом переплете, раскрытая как раз на позе Ватьяфуяваяна.
Знакома вам эта поза? Это когда одна дама сверху, а другая -
сбоку. Весь вид графа выражал готовность тут же
Читать далее...