Маризе Кедар, которая умерла сегодня
lj_neivid
06-02-2017 23:32
Большое дело — уйти, никого не пугая.
Вот одна моя жизнь, а вот другая.
В первой люди болеют, выздоравливают, ругают
друг друга и хвалят. А во второй, звеня,
крошится камень. Там, под напевы рава,
роют могилы слева, копают справа,
люди стоят у края и переправа
их ожидает та же, что и меня.
Большая удача — уйти, ни во что не играя.
Вот одна моя линия жизни, а вот — вторая.
Солнечная сторона и теневая,
и неясно, откуда куда посылать гонца.
Только на миг померещится чья-то прядка,
чья-то улыбка, подсказка, что все в порядке:
те, что ушли, от нас отличаются вряд ли
сильнее чем правая и левая стороны одного лица.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Большое дело — уйти, никого не пугая.
Вот одна моя жизнь, а вот другая.
В первой люди болеют, выздоравливают, ругают
друг друга и хвалят. А во второй, звеня,
крошится камень. Там, под напевы рава,
роют могилы слева, копают справа,
люди стоят у края и переправа
их ожидает та же, что и меня.
Большая удача — уйти, ни во что не играя.
Вот одна моя линия жизни, а вот — вторая.
Солнечная сторона и теневая,
и неясно, откуда куда посылать гонца.
Только на миг померещится чья-то прядка,
чья-то улыбка, подсказка, что все в порядке:
те, что ушли, от нас отличаются вряд ли
сильнее чем правая и левая стороны одного лица.
Маризе Кедар, которая умерла сегодня
lj_neivid
06-02-2017 23:32
Большое дело — уйти, никого не пугая.
Вот одна моя жизнь, а вот другая.
В первой люди болеют, выздоравливают, ругают
друг друга и хвалят. А во второй, звеня,
крошится камень. Там, под напевы рава,
роют могилы слева, копают справа,
люди стоят у края и переправа
их ожидает та же, что и меня.
Большая удача — уйти, ни во что не играя.
Вот одна моя линия жизни, а вот — вторая.
Солнечная сторона и теневая,
и неясно, откуда куда посылать гонца.
Только на миг померещится чья-то прядка,
чья-то улыбка, подсказка, что все в порядке:
те, что ушли, от нас отличаются вряд ли
сильнее чем правая и левая стороны одного лица.
комментарии: 4
понравилось!
вверх^
к полной версии
Большое дело — уйти, никого не пугая.
Вот одна моя жизнь, а вот другая.
В первой люди болеют, выздоравливают, ругают
друг друга и хвалят. А во второй, звеня,
крошится камень. Там, под напевы рава,
роют могилы слева, копают справа,
люди стоят у края и переправа
их ожидает та же, что и меня.
Большая удача — уйти, ни во что не играя.
Вот одна моя линия жизни, а вот — вторая.
Солнечная сторона и теневая,
и неясно, откуда куда посылать гонца.
Только на миг померещится чья-то прядка,
чья-то улыбка, подсказка, что все в порядке:
те, что ушли, от нас отличаются вряд ли
сильнее чем правая и левая стороны одного лица.
Дом, который построил Брамс
lj_neivid
30-01-2017 02:23
Я прекрасно сплю, крепко и беспробудно. Примерно одну ночь в полгода. Все остальные ночи я сплю гораздо хуже, потому что по соседней улице пробежала мышь. Или в доме напротив скрипнула дверь. Или фонарь на улице погас. Или зажегся. В общем, чтобы меня разбудить, достаточно, к примеру, выразительно моргнуть.
Добавим сюда экскаватор.
У меня на телефоне стоит специальная программка, называется «белый шум» (на самом деле, она называется «baby sleep», но сделаем вид, что мы тут ни при чем). В ней можно включать равномерные убаюкивающие шумы, заглушая соседскую стройку. Кажется, изначальная идея там была какая-то другая, но у каждого свои потребности. У некоторых они заключаются в шорохе травы, другие предпочитают морской прибой или гул пылесоса.
(Еще там есть опция «шум экскаватора». Я лично считаю это довольно грубой шуткой).
Грейдер лучше всего глушить шумом включенного душа, экскаватор — ревом водопада, детей за окном — стуком колес, а против дрели не помогает ничего. Впрочем, против грейдера тоже. Зато вместо ощущения, что ты не можешь заснуть в аду, возникает ощущение, что ты не можешь заснуть в аду под душем.
Впрочем, я вообще лишена каких бы то ни было ощущений, потому что не сплю все равно. См. абзац про бегающую мышь. Но сегодня я попыталась бороться: очень хотелось спать. А экскаватор на соседней улице затеял утренник и пригласил друзей.
Я включила на полную громкость шум водопада в грозу на железной дороге, заткнула уши медицинской затычкой с лирическим названием «Мертвый час», сунула голову под подушку, накрылась одеялом с головой, закрыла глаза и сообразила, что таким образом могу проспать будильник.
Так как просыпаюсь я от всего (а также от всего подскакиваю), будильником у меня работает робкая кукушка в тихом утреннем лесу. Просыпаюсь я от первого же «ку», и дальше какое-то время лежу, привыкая к мысли, что жить мне еще осталось очень долго. Но, если включить на полную мощность грозу над водопадом, кукушка может того… несколько затеряться в общем хоре. Скажем так, войти с ним в неуместный резонанс.
Я вытянула руку и, не глядя, поставила второй будильник: «Венгерский танец» Брамса, номер пять. Когда он стоял у меня в качестве звонка, от него подпрыгивали не только прохожие, но и машины на шоссе. Рассудив, что в крайнем случае меня разбудит оглохший водитель экскаватора, я снова закрыла глаза.
Телефон при этом отключила, чтобы он не разбудил меня звонком. И попыталась заснуть.
Конечно, у меня не вышло. Даже под могильным камнем невозможно заснуть, когда по голове стучит кетмень. Но какое-то время я еще пролежала, в надежде на фазу суперкороткого сна между двумя ударами отбойного молотка.
Потом энергично рванул «Венгерский танец». Одновременно к экскаватору присоединился его брат, тут же проснулась кукушка (я забыла ее отключить), и в этот момент зазвонил стационарный телефон.
Его я тоже обычно отключаю, но в этот раз не смогла найти. Оказывается, он был под подушкой.
Я подавила желание сказать «Ку-ку» и сказала «Алло». В уши невидимого собеседника ворвался «Венгерский танец» Брамса для кукушки с экскаватором в грозу.
- О господи, - сказали в трубке, - что ты там делаешь?
И я совершенно честно ответила:
- Сплю.
* * *
Вообще-то эту задачу мы уже решали — и даже, можно сказать, решили. Несколько лет назад наш участок, изначально огороженный скалой, взялись присоединять к улице (не спрашивайте), для чего скалу потребовалось снести. В связи с этим семья симпатичных экскаваторов (грейдеров, камнедробилок, как их там) с утра до вечера била копытом не просто на нашей улице, а непосредственно у меня на кухне. Дом трясся так, что укачивало кота. Я в тот период как раз сидела с младенцем, поэтому отношения с техникой у меня сложились не просто личные, а, я бы сказала, интимные. Попробуйте обойтись без интимных отношений с тем, кого с утра до вечера бьет падучая на полу вашей кухни.
В какой-то момент я поняла, что меня саму вот-вот забьет падучая. И как-то ночью сказала Мусе: «Больше не могу. Пошли на дело». Мы надели черные плащи и прихватили с собой набор наклеек из Мусиной коллекции. Мусе тогда было десять лет, поэтому набор состоял из розовых сердечек и золотистых птичек.
На стройке было темно и тихо. Грейдеры спали, пригнув отбойные молотки. Экскаваторы молчали как убитые. Скала дремала.
- Давай, - скомандовала я Мусе. - Ничего другого мы все равно не можем сделать.
Мы обошли их всех. Птичек клеили спереди, сердечки — сзади. Часть получила по переливающейся птичке на каждую дверь, у других блестящие сердечки украсили задний бампер. Если не присматриваться, можно было подумать, что это звездная пыль.
Если присмотреться, становилось ясно, что кто-то сошел с ума.
Завершив работу, мы помахали присутствующим и свалили через забор.Читать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Я прекрасно сплю, крепко и беспробудно. Примерно одну ночь в полгода. Все остальные ночи я сплю гораздо хуже, потому что по соседней улице пробежала мышь. Или в доме напротив скрипнула дверь. Или фонарь на улице погас. Или зажегся. В общем, чтобы меня разбудить, достаточно, к примеру, выразительно моргнуть.
Добавим сюда экскаватор.
У меня на телефоне стоит специальная программка, называется «белый шум» (на самом деле, она называется «baby sleep», но сделаем вид, что мы тут ни при чем). В ней можно включать равномерные убаюкивающие шумы, заглушая соседскую стройку. Кажется, изначальная идея там была какая-то другая, но у каждого свои потребности. У некоторых они заключаются в шорохе травы, другие предпочитают морской прибой или гул пылесоса.
(Еще там есть опция «шум экскаватора». Я лично считаю это довольно грубой шуткой).
Грейдер лучше всего глушить шумом включенного душа, экскаватор — ревом водопада, детей за окном — стуком колес, а против дрели не помогает ничего. Впрочем, против грейдера тоже. Зато вместо ощущения, что ты не можешь заснуть в аду, возникает ощущение, что ты не можешь заснуть в аду под душем.
Впрочем, я вообще лишена каких бы то ни было ощущений, потому что не сплю все равно. См. абзац про бегающую мышь. Но сегодня я попыталась бороться: очень хотелось спать. А экскаватор на соседней улице затеял утренник и пригласил друзей.
Я включила на полную громкость шум водопада в грозу на железной дороге, заткнула уши медицинской затычкой с лирическим названием «Мертвый час», сунула голову под подушку, накрылась одеялом с головой, закрыла глаза и сообразила, что таким образом могу проспать будильник.
Так как просыпаюсь я от всего (а также от всего подскакиваю), будильником у меня работает робкая кукушка в тихом утреннем лесу. Просыпаюсь я от первого же «ку», и дальше какое-то время лежу, привыкая к мысли, что жить мне еще осталось очень долго. Но, если включить на полную мощность грозу над водопадом, кукушка может того… несколько затеряться в общем хоре. Скажем так, войти с ним в неуместный резонанс.
Я вытянула руку и, не глядя, поставила второй будильник: «Венгерский танец» Брамса, номер пять. Когда он стоял у меня в качестве звонка, от него подпрыгивали не только прохожие, но и машины на шоссе. Рассудив, что в крайнем случае меня разбудит оглохший водитель экскаватора, я снова закрыла глаза.
Телефон при этом отключила, чтобы он не разбудил меня звонком. И попыталась заснуть.
Конечно, у меня не вышло. Даже под могильным камнем невозможно заснуть, когда по голове стучит кетмень. Но какое-то время я еще пролежала, в надежде на фазу суперкороткого сна между двумя ударами отбойного молотка.
Потом энергично рванул «Венгерский танец». Одновременно к экскаватору присоединился его брат, тут же проснулась кукушка (я забыла ее отключить), и в этот момент зазвонил стационарный телефон.
Его я тоже обычно отключаю, но в этот раз не смогла найти. Оказывается, он был под подушкой.
Я подавила желание сказать «Ку-ку» и сказала «Алло». В уши невидимого собеседника ворвался «Венгерский танец» Брамса для кукушки с экскаватором в грозу.
- О господи, - сказали в трубке, - что ты там делаешь?
И я совершенно честно ответила:
- Сплю.
* * *
Вообще-то эту задачу мы уже решали — и даже, можно сказать, решили. Несколько лет назад наш участок, изначально огороженный скалой, взялись присоединять к улице (не спрашивайте), для чего скалу потребовалось снести. В связи с этим семья симпатичных экскаваторов (грейдеров, камнедробилок, как их там) с утра до вечера била копытом не просто на нашей улице, а непосредственно у меня на кухне. Дом трясся так, что укачивало кота. Я в тот период как раз сидела с младенцем, поэтому отношения с техникой у меня сложились не просто личные, а, я бы сказала, интимные. Попробуйте обойтись без интимных отношений с тем, кого с утра до вечера бьет падучая на полу вашей кухни.
В какой-то момент я поняла, что меня саму вот-вот забьет падучая. И как-то ночью сказала Мусе: «Больше не могу. Пошли на дело». Мы надели черные плащи и прихватили с собой набор наклеек из Мусиной коллекции. Мусе тогда было десять лет, поэтому набор состоял из розовых сердечек и золотистых птичек.
На стройке было темно и тихо. Грейдеры спали, пригнув отбойные молотки. Экскаваторы молчали как убитые. Скала дремала.
- Давай, - скомандовала я Мусе. - Ничего другого мы все равно не можем сделать.
Мы обошли их всех. Птичек клеили спереди, сердечки — сзади. Часть получила по переливающейся птичке на каждую дверь, у других блестящие сердечки украсили задний бампер. Если не присматриваться, можно было подумать, что это звездная пыль.
Если присмотреться, становилось ясно, что кто-то сошел с ума.
Завершив работу, мы помахали присутствующим и свалили через забор.
Без заголовка
lj_neivid
26-01-2017 11:26
Так выглядит счастье. Несчастье выглядит не так
Несчастье выглядит как угодно.
Сумерки, семь утра, раздражение на губе,
Постоянное грызущее недовольство,
Постоянно растущий вес, постоянная планка,
Которую не перепрыгнул в девятый раз
За последний год.
Несчастье выглядит как попало.
Разбитое сердце, разбитые ноги, разбитая чашка,
Неровно склеенная посуда, недостаточно денег, плохо завязанный шарф.
А иногда несчастье
Никак не выглядит: его не видно вообще.
Конечно, бывает хуже.
Конечно, возьми себя в руки.
У других до чего всего,
А у тебя всего-то.
Но это ладно.
Когда нас будут судить
По размерам несчастья
Первое место достанется всем.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Так выглядит счастье. Несчастье выглядит не так
Несчастье выглядит как угодно.
Сумерки, семь утра, раздражение на губе,
Постоянное грызущее недовольство,
Постоянно растущий вес, постоянная планка,
Которую не перепрыгнул в девятый раз
За последний год.
Несчастье выглядит как попало.
Разбитое сердце, разбитые ноги, разбитая чашка,
Неровно склеенная посуда, недостаточно денег, плохо завязанный шарф.
А иногда несчастье
Никак не выглядит: его не видно вообще.
Конечно, бывает хуже.
Конечно, возьми себя в руки.
У других до чего всего,
А у тебя всего-то.
Но это ладно.
Когда нас будут судить
По размерам несчастья
Первое место достанется всем.
And more settings
lj_neivid
23-01-2017 01:14
Из ЖЖ я, похоже, уйду последней. Или не уйду совсем - выкладывать тексты с моей частотой можно где угодно. Если вы задаетесь вопросом "остался ли кто-нибудь в ЖЖ" - да, я тут осталась. Если вы спрашиваете себя "читает ли меня здесь кто-нибудь" - да, я вас читаю. Молча. Разговариваю я на работе - и, в связи с этим, больше по возможности нигде. Возможностей мало. Например интернет.
Но так как медведь-то остался на полюсе, а вот земная ось немножко подвинулась, я завела Фейсбук. Есть люди, у которых процессы занимают время. Зовут меня там так же, как везде, Victoria Reicher. Многим удобней там читать, а суть ровно та же: просто буду дублировать то, что выкладываю здесь, еще и туда.
Не знаю, как оно пойдет - я, конечно, могу издать мемуары "Пятнадцать лет без лж-ката", но плохо разбираюсь в сетевых нюансах. Пока что меня заблокировали при заполнении профиля, написав, что я печатаю быстрее, чем живой человек, следовательно - я робот. Как не стыдно.
Печатаю я, действительно, быстрее, чем живой человек (в подходящем настроении могу озвучивать пулемет), но это чисто технический момент. В остальном мы, роботы, совсем как люди. Спросите Фейсбук.
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Из ЖЖ я, похоже, уйду последней. Или не уйду совсем - выкладывать тексты с моей частотой можно где угодно. Если вы задаетесь вопросом "остался ли кто-нибудь в ЖЖ" - да, я тут осталась. Если вы спрашиваете себя "читает ли меня здесь кто-нибудь" - да, я вас читаю. Молча. Разговариваю я на работе - и, в связи с этим, больше по возможности нигде. Возможностей мало. Например интернет.
Но так как медведь-то остался на полюсе, а вот земная ось немножко подвинулась, я завела Фейсбук. Есть люди, у которых процессы занимают время. Зовут меня там так же, как везде, Victoria Reicher. Многим удобней там читать, а суть ровно та же: просто буду дублировать то, что выкладываю здесь, еще и туда.
Не знаю, как оно пойдет - я, конечно, могу издать мемуары "Пятнадцать лет без лж-ката", но плохо разбираюсь в сетевых нюансах. Пока что меня заблокировали при заполнении профиля, написав, что я печатаю быстрее, чем живой человек, следовательно - я робот. Как не стыдно.
Печатаю я, действительно, быстрее, чем живой человек (в подходящем настроении могу озвучивать пулемет), но это чисто технический момент. В остальном мы, роботы, совсем как люди. Спросите Фейсбук.
Settings
lj_neivid
23-01-2017 00:32
Сделаешь что-нибудь хорошее — суп сваришь, мусор выбросишь, квартиру купишь, ребенка родишь — и сразу кажется, сейчас придет Господь и поцелует в темечко. А он не приходит и не приходит.
Тогда встаешь на цыпочки, вытягиваешься изо всех сил и сам себя в темечко целуешь. И сразу легче.
* * *
Убирать квартиру перед уборщицей, чтобы ей было легче убрать. Учить детей до школы, чтоб их было легче учить. Принять таблетку перед походом к врачу, поесть перед приходом гостей, встать за пять минут до будильника, заснуть за пять шагов до кровати. Дождаться выходных и как следует поработать, дождаться рабочего дня и заболеть, дождаться тридцать первого декабря и лечь спать, дождаться выборов и не пойти. Купить телевизор побольше и никогда его не включать, разослать резюме по-быстрому, пока не ищешь работу.
У нас, похоже, настройки сбиты. Нас просто нужно настроить. Тогда, наконец, наступит хорошее настроение.
комментарии: 3
понравилось!
вверх^
к полной версии
Сделаешь что-нибудь хорошее — суп сваришь, мусор выбросишь, квартиру купишь, ребенка родишь — и сразу кажется, сейчас придет Господь и поцелует в темечко. А он не приходит и не приходит.
Тогда встаешь на цыпочки, вытягиваешься изо всех сил и сам себя в темечко целуешь. И сразу легче.
* * *
Убирать квартиру перед уборщицей, чтобы ей было легче убрать. Учить детей до школы, чтоб их было легче учить. Принять таблетку перед походом к врачу, поесть перед приходом гостей, встать за пять минут до будильника, заснуть за пять шагов до кровати. Дождаться выходных и как следует поработать, дождаться рабочего дня и заболеть, дождаться тридцать первого декабря и лечь спать, дождаться выборов и не пойти. Купить телевизор побольше и никогда его не включать, разослать резюме по-быстрому, пока не ищешь работу.
У нас, похоже, настройки сбиты. Нас просто нужно настроить. Тогда, наконец, наступит хорошее настроение.
Losy i ciosy ukryte za mgla
lj_neivid
22-03-2016 12:52
Сорок два — это, как известно, универсальный ответ на главный вопрос жизни, Вселенной и вообще. Когда таким образом определяется возраст, поневоле проникаешься к нему некоторым уважением.
Поэтому я думала, о чем бы сегодня поговорить. Допустим, юнгианская аналитика. Это я в очередной раз пошла учиться. И теперь говорю на учебные темы непрерывно, так что домашние обдумывают план эвакуации, а дикие просто вымерли. В рамках вопроса о жизни, Вселенной и вообще — самое то.
Или, к примеру, польский язык. Напротив Института Юнгианской Аналитики по досадному недоразумению расположен Институт Гете. Я ничего не имею против Гете, но по логике вещей там должен быть расположен Польский Институт. Потому что иначе я никак не успеваю с одних занятий на другие. Но Польский Институт по досадному недоразумению расположен в Тель-Авиве. Поэтому я никак туда не успеваю, а учу польский по переводам песен Окуджавы. А почему польский? А почему «вообще»?
Или о детской психологии. Ладно, ладно, молчу.
Короче, когда речь идет о главном вопросе, выбрать непросто: каждая тема выглядит недостаточной весомой в этот торжественный день. Поэтому давайте я расскажу, как протаскивать контрабанду в торговый центр.
Про юнгианскую аналитику все помнят? И про польский язык? Еще я умею сворачивать язык в трубочку. А теперь про контрабанду. Внимание! Сорок два.
* * *
Все началось с того, что мы с Романом решили смотаться в супер. Роману почти пять лет, и он девочка. В остальном с ним никаких проблем.
Мне уже не пять, но я тоже в некотором смысле... это самое. Грузоподъемность у меня пониженная, а вешу я как два цыпленка в альпинистской связке. Поэтому, если хорошенько нагрузить магазинную тележку и приделать к ней меня, это будет fatal error в смысле управления тележкой. Особенно когда тележке нужно ехать быстро. Но кто же планирует гонять на тележках? Зачем все заранее усложнять?
Нагрузить тележку нам с Романом удалось без особого труда. С некоторым трудом мне удалось убедить Романа не висеть на тележке. После чего мне удалось её сдвинуть и докатить до лифта.
После чего охранник возле лифта сообщил мне, что с тележками нельзя.
Вы тоже думали, что если наверху у торгового центра находится парковка, а внизу — супермаркет, то эти вещи каким-то образом связаны между собой?
А вот и нет.
Оказалось, у супермаркета есть своя парковка, и тележки можно вывозить только на нее. А ввозить в лифт, прокатывать по пяти этажам торгового центра, выкатывать на крышу и оттуда сбрасывать на головы прохожих — нельзя. Даже если не сбрасывать, все равно нельзя. Даже если у вас в тележке четыре собственных веса, а на тележке висит упрямый Роман.
Охранник предложил мне оставить тележку возле него (хотя не предложил оставить там же Романа), подняться до машины, съехать вниз, заехать на нижнюю парковку и вуаля, пожалуйста. Разгружайся.
Но на нижней парковке была пробка. Машины стояли в очереди аж с соседней улицы, сплелись на въезде в плотный коврик и гудели так, что у тележки тряслись колеса. Мне стало ясно, что день рожденья я встречу в очереди на парковку. До него на тот момент оставалось две недели. А как же с вопросом жизни, Вселенной и вообще?
Я стояла и размышляла. Роман висел на тележке вниз головой и всем своим видом давал понять, что вот-вот начнет бузить. Охранник смотрел без выражения. Он уже отказал мне в исключении, в исключительном исключении и в исключении в порядке исключения. Более того, сообщил, что если он пропустит меня с тележкой — его уволят, практически в тот же миг. Мне не хотелось брать на себя ответственность за дальнейшее трудоустройство охранника, поэтому я уважительно притихла и начала обдумывать альтернативные варианты. Например, бросить продукты нахрен и уехать. Роман раскачивался сам и качал тележку. Машины в пробке гудели. Время шло.
- Нуладноидитолькобыстро.
Охранник произнес это, не разжимая губ. На курсе молодого бойца у меня по скорости реакции было второе место в роте. Одним движением я подхватила тележку, Романа и вконец упавшую мотивацию, и двинулась вперед. Меня ждали пять этажей в два приема (там по дороге не один, а два лифта), коридор, еще два охранника по пути и дружеское напутствие:
- И постарайся, чтобы тебя никто не видел.
В переполненном торговом центре. С неуправляемой продуктовой тележкой и ребенком. Не вопрос.
- Тележку вниз возвращать не надо! Брось ее там. Ты за нее платила?
Я платила. У меня в кошельке всегда лежит монета в один евро — бесполезная в Израиле, зато диаметром ровно подходящая для магазинных тележек. Сейчас мой дорогой евро лежал, зажатый в челюстях бездушного механизма. Чтобы достать его из пустой тележки, требовалась еще одна. Я была готова пожертвовать своим евро ради усложненного курса молодого бойца в полевых условиях торгового центра. Но охранник добавил:
- Ну,Читать далее...
комментарии: 1
понравилось!
вверх^
к полной версии
Сорок два — это, как известно, универсальный ответ на главный вопрос жизни, Вселенной и вообще. Когда таким образом определяется возраст, поневоле проникаешься к нему некоторым уважением.
Поэтому я думала, о чем бы сегодня поговорить. Допустим, юнгианская аналитика. Это я в очередной раз пошла учиться. И теперь говорю на учебные темы непрерывно, так что домашние обдумывают план эвакуации, а дикие просто вымерли. В рамках вопроса о жизни, Вселенной и вообще — самое то.
Или, к примеру, польский язык. Напротив Института Юнгианской Аналитики по досадному недоразумению расположен Институт Гете. Я ничего не имею против Гете, но по логике вещей там должен быть расположен Польский Институт. Потому что иначе я никак не успеваю с одних занятий на другие. Но Польский Институт по досадному недоразумению расположен в Тель-Авиве. Поэтому я никак туда не успеваю, а учу польский по переводам песен Окуджавы. А почему польский? А почему «вообще»?
Или о детской психологии. Ладно, ладно, молчу.
Короче, когда речь идет о главном вопросе, выбрать непросто: каждая тема выглядит недостаточной весомой в этот торжественный день. Поэтому давайте я расскажу, как протаскивать контрабанду в торговый центр.
Про юнгианскую аналитику все помнят? И про польский язык? Еще я умею сворачивать язык в трубочку. А теперь про контрабанду. Внимание! Сорок два.
* * *
Все началось с того, что мы с Романом решили смотаться в супер. Роману почти пять лет, и он девочка. В остальном с ним никаких проблем.
Мне уже не пять, но я тоже в некотором смысле... это самое. Грузоподъемность у меня пониженная, а вешу я как два цыпленка в альпинистской связке. Поэтому, если хорошенько нагрузить магазинную тележку и приделать к ней меня, это будет fatal error в смысле управления тележкой. Особенно когда тележке нужно ехать быстро. Но кто же планирует гонять на тележках? Зачем все заранее усложнять?
Нагрузить тележку нам с Романом удалось без особого труда. С некоторым трудом мне удалось убедить Романа не висеть на тележке. После чего мне удалось её сдвинуть и докатить до лифта.
После чего охранник возле лифта сообщил мне, что с тележками нельзя.
Вы тоже думали, что если наверху у торгового центра находится парковка, а внизу — супермаркет, то эти вещи каким-то образом связаны между собой?
А вот и нет.
Оказалось, у супермаркета есть своя парковка, и тележки можно вывозить только на нее. А ввозить в лифт, прокатывать по пяти этажам торгового центра, выкатывать на крышу и оттуда сбрасывать на головы прохожих — нельзя. Даже если не сбрасывать, все равно нельзя. Даже если у вас в тележке четыре собственных веса, а на тележке висит упрямый Роман.
Охранник предложил мне оставить тележку возле него (хотя не предложил оставить там же Романа), подняться до машины, съехать вниз, заехать на нижнюю парковку и вуаля, пожалуйста. Разгружайся.
Но на нижней парковке была пробка. Машины стояли в очереди аж с соседней улицы, сплелись на въезде в плотный коврик и гудели так, что у тележки тряслись колеса. Мне стало ясно, что день рожденья я встречу в очереди на парковку. До него на тот момент оставалось две недели. А как же с вопросом жизни, Вселенной и вообще?
Я стояла и размышляла. Роман висел на тележке вниз головой и всем своим видом давал понять, что вот-вот начнет бузить. Охранник смотрел без выражения. Он уже отказал мне в исключении, в исключительном исключении и в исключении в порядке исключения. Более того, сообщил, что если он пропустит меня с тележкой — его уволят, практически в тот же миг. Мне не хотелось брать на себя ответственность за дальнейшее трудоустройство охранника, поэтому я уважительно притихла и начала обдумывать альтернативные варианты. Например, бросить продукты нахрен и уехать. Роман раскачивался сам и качал тележку. Машины в пробке гудели. Время шло.
- Нуладноидитолькобыстро.
Охранник произнес это, не разжимая губ. На курсе молодого бойца у меня по скорости реакции было второе место в роте. Одним движением я подхватила тележку, Романа и вконец упавшую мотивацию, и двинулась вперед. Меня ждали пять этажей в два приема (там по дороге не один, а два лифта), коридор, еще два охранника по пути и дружеское напутствие:
- И постарайся, чтобы тебя никто не видел.
В переполненном торговом центре. С неуправляемой продуктовой тележкой и ребенком. Не вопрос.
- Тележку вниз возвращать не надо! Брось ее там. Ты за нее платила?
Я платила. У меня в кошельке всегда лежит монета в один евро — бесполезная в Израиле, зато диаметром ровно подходящая для магазинных тележек. Сейчас мой дорогой евро лежал, зажатый в челюстях бездушного механизма. Чтобы достать его из пустой тележки, требовалась еще одна. Я была готова пожертвовать своим евро ради усложненного курса молодого бойца в полевых условиях торгового центра. Но охранник добавил:
- Ну,
Всего одно неприличное слово
lj_neivid
08-04-2015 21:17
Я очень люблю работать в праздники.
Праздники - это такие особенные дни, когда работаем только мы и таксисты. Поэтому нет пробок. Оказывается, Иерусалим - очень маленький город. А то, что мы ездим по два часа в один конец, так это у нас уровень жизни такой высокий.
В праздники тихо. Хотя это, конечно, как повезет. Те, кому не повезет в эти дни работать, вынужден гулять по паркам, ходить на аттракционы и посещать музеи, причем одновременно со всем народом Израиля, которому тоже не повезло. В отличие от тех, кто любит работать в тишине.
У меня, например, под окнами лужайка. Те, кто видит эту лужайку в первый раз, говорят: "Ах!". Те, кто ее в первый раз слышит, нерешительно спрашивают: "А как же ты...". Потому что на этой лужайке пасутся дети. Детей в Израиле много. Все они пасутся на моей лужайке.
Кроме них, на лужайке пасутся родители, гости, соседи, спортсмены с мячом, ретривер Голда, пудель Кудри и болонка Золотко.
Дальше, у меня под окнами стройка. Это не только у меня, это у всего народа Израиля. У нас тут программа "Тама-38": строят бетонные короба для старых домов, защитой от землетрясения. Само по себе отлично, а еще в результате такого строительства каждая квартира получает дополнительную комнату или две, причем бесплатно. Но, к сожалению, все это воплощается непосредственно на моей голове. Причем везде, где бы ни находилась эта голова. Нет, это не у меня уже голоса под черепной коробкой. Это у нас программа "Тама-38" очень широко распространена.
А в праздники не строят. Никто. Нигде. Ничего. Ни в доме напротив. Ни в доме через дорогу. К тому же, в праздники нет еще и детей. Я не знаю, куда они подевались. Возможно, их отвели в темный лес и там забыли. Но, скорее всего, они развлекаются вместе со всем народом Израиля. Поэтому на моей лужайке их нет. Вообще никого нет, родители развлекаются вместе с детьми, ретривер Голда в отпуске на Голанах, пудель Кудри заперт в глубоком подвале (это единственная причина, по которой его может быть не слышно), болонку Золотко отвели в темный лес и там забыли. Я физически наслаждаюсь тишиной, как меломан - симфоническим концертом. Все утро было слышно птиц. В остальные дни их заглушает "Тама-38", стук мяча, крики детей и болонка Золотко. Да, школа напротив тоже закрыта, поэтому нет звонков (каждые сорок пять и пятнадцать минут, "Клементина" по четным дням, "Августин" по нечетным), а также закрыты оба колледжа, вследствие чего есть парковка. Я хочу, чтобы Песах был всегда. Ради такого случая я согласна никогда не есть квасного. Я никакого уже согласна не есть, лишь бы заткнулась хотя бы стройка! Но программа "Тама-38" важнее моей диеты. Поэтому я очень люблю работать в праздники.
К тому же, когда стихает общий гул, слышнее отдельные реплики.
Ем чайной ложечкой тишину, пью чай, смотрю в окно. Вдоль зеленой лужайки идет серьезный папа с двумя детьми: мальчиком лет семи и кудрявой девчушкой помладше. Чуть отставая, бредет еще один мальчик. Папа смотрит под ноги, дети нет. Я слушаю птиц.
Папа, озабоченно:
- Осторожней, не наступите на какашку.
Первый мальчик, мгновенно останавливаясь:
- Где какашка?
- Неважно, Рони, идем!
Рони, крутя головой:
- Да где какашка?
Девочка, нагибаясь и вглядываясь:
- Это не какашка!
- Ева, неважно!
Рони, подпрыгивая:
- Где какашка?
Ева, присаживаясь на корточки, тыкает пальцем:
- Вот! Но это не какашка!
Рони, тоже уже на корточках:
- О, какашка!
Приглядевшись, разочарованно:
- Только она уже старая! Сухая!
Ева, с упреком:
- Папа, она уже старая! Сухая!
- Ева, мы спешим!
Рони, не меняя позы:
- Или еще не сухая? Папа, она еще не сухая!
Ева, принюхиваясь:
- Папа, это вообще не какашка! Это сухой лист, и на него кто-то наступил.
Рони, тоже принюхиваясь:
- Папа, это сухой лист и на него кто-то наступил! А это точно какашка?
Папа, со вздохом:
- Не точно. Может, и не какашка.
Ева, радостно:
- Я же говорила, что не какашка!
Папа, беря Еву за руку и пытаясь тянуть за собой:
- Пойдем скорее.
Рони, со вздохом вставая на ноги:
- Не какашка.
Папа, глядя на часы:
- Идем же!
Второй мальчик, дойдя до них и прочно останавливаясь:
- Где какашка?
За окном тишина, в голове тишина, на земле тишина. А народ Израиля гуляет и не догадывается, как нам тут хорошо. Только где-то вдали чуть заметно подрагивает земля: это скачет обратно из темного леса болонка Золотко.
комментарии: 5
понравилось!
вверх^
к полной версии
Я очень люблю работать в праздники.
Праздники - это такие особенные дни, когда работаем только мы и таксисты. Поэтому нет пробок. Оказывается, Иерусалим - очень маленький город. А то, что мы ездим по два часа в один конец, так это у нас уровень жизни такой высокий.
В праздники тихо. Хотя это, конечно, как повезет. Те, кому не повезет в эти дни работать, вынужден гулять по паркам, ходить на аттракционы и посещать музеи, причем одновременно со всем народом Израиля, которому тоже не повезло. В отличие от тех, кто любит работать в тишине.
У меня, например, под окнами лужайка. Те, кто видит эту лужайку в первый раз, говорят: "Ах!". Те, кто ее в первый раз слышит, нерешительно спрашивают: "А как же ты...". Потому что на этой лужайке пасутся дети. Детей в Израиле много. Все они пасутся на моей лужайке.
Кроме них, на лужайке пасутся родители, гости, соседи, спортсмены с мячом, ретривер Голда, пудель Кудри и болонка Золотко.
Дальше, у меня под окнами стройка. Это не только у меня, это у всего народа Израиля. У нас тут программа "Тама-38": строят бетонные короба для старых домов, защитой от землетрясения. Само по себе отлично, а еще в результате такого строительства каждая квартира получает дополнительную комнату или две, причем бесплатно. Но, к сожалению, все это воплощается непосредственно на моей голове. Причем везде, где бы ни находилась эта голова. Нет, это не у меня уже голоса под черепной коробкой. Это у нас программа "Тама-38" очень широко распространена.
А в праздники не строят. Никто. Нигде. Ничего. Ни в доме напротив. Ни в доме через дорогу. К тому же, в праздники нет еще и детей. Я не знаю, куда они подевались. Возможно, их отвели в темный лес и там забыли. Но, скорее всего, они развлекаются вместе со всем народом Израиля. Поэтому на моей лужайке их нет. Вообще никого нет, родители развлекаются вместе с детьми, ретривер Голда в отпуске на Голанах, пудель Кудри заперт в глубоком подвале (это единственная причина, по которой его может быть не слышно), болонку Золотко отвели в темный лес и там забыли. Я физически наслаждаюсь тишиной, как меломан - симфоническим концертом. Все утро было слышно птиц. В остальные дни их заглушает "Тама-38", стук мяча, крики детей и болонка Золотко. Да, школа напротив тоже закрыта, поэтому нет звонков (каждые сорок пять и пятнадцать минут, "Клементина" по четным дням, "Августин" по нечетным), а также закрыты оба колледжа, вследствие чего есть парковка. Я хочу, чтобы Песах был всегда. Ради такого случая я согласна никогда не есть квасного. Я никакого уже согласна не есть, лишь бы заткнулась хотя бы стройка! Но программа "Тама-38" важнее моей диеты. Поэтому я очень люблю работать в праздники.
К тому же, когда стихает общий гул, слышнее отдельные реплики.
Ем чайной ложечкой тишину, пью чай, смотрю в окно. Вдоль зеленой лужайки идет серьезный папа с двумя детьми: мальчиком лет семи и кудрявой девчушкой помладше. Чуть отставая, бредет еще один мальчик. Папа смотрит под ноги, дети нет. Я слушаю птиц.
Папа, озабоченно:
- Осторожней, не наступите на какашку.
Первый мальчик, мгновенно останавливаясь:
- Где какашка?
- Неважно, Рони, идем!
Рони, крутя головой:
- Да где какашка?
Девочка, нагибаясь и вглядываясь:
- Это не какашка!
- Ева, неважно!
Рони, подпрыгивая:
- Где какашка?
Ева, присаживаясь на корточки, тыкает пальцем:
- Вот! Но это не какашка!
Рони, тоже уже на корточках:
- О, какашка!
Приглядевшись, разочарованно:
- Только она уже старая! Сухая!
Ева, с упреком:
- Папа, она уже старая! Сухая!
- Ева, мы спешим!
Рони, не меняя позы:
- Или еще не сухая? Папа, она еще не сухая!
Ева, принюхиваясь:
- Папа, это вообще не какашка! Это сухой лист, и на него кто-то наступил.
Рони, тоже принюхиваясь:
- Папа, это сухой лист и на него кто-то наступил! А это точно какашка?
Папа, со вздохом:
- Не точно. Может, и не какашка.
Ева, радостно:
- Я же говорила, что не какашка!
Папа, беря Еву за руку и пытаясь тянуть за собой:
- Пойдем скорее.
Рони, со вздохом вставая на ноги:
- Не какашка.
Папа, глядя на часы:
- Идем же!
Второй мальчик, дойдя до них и прочно останавливаясь:
- Где какашка?
За окном тишина, в голове тишина, на земле тишина. А народ Израиля гуляет и не догадывается, как нам тут хорошо. Только где-то вдали чуть заметно подрагивает земля: это скачет обратно из темного леса болонка Золотко.
Все хорошо. Человеки не умирают
lj_neivid
22-03-2015 02:28
Едем всей семьей по Иерусалиму. На повороте - странноватая инсталляция: что-то типа газона без травы, а из земли торчат на проволочках разноцветные ладошки.
Ромочка радуется:
- Ручки! Ручки растут!
- Нравятся они тебе? - спрашиваю.
- Очень! Цветные, красивые! Вверх!
Поднимаю бровь, но не комментирую. Обращаюсь к Мусе:
- А у тебя при виде этих ручек какие ассоциации?
Удивлена вопросом:
- Цветочки...
Так. Я лично в этих ручках упорно вижу людей, которых живьем закапывают в землю, а они протестуют и машут, пытаясь выкопаться.
Спрашиваю Диму:
- Это, по-твоему, кто?
Ни секунды не сомневается:
- Зомби.
Наверное, это функция возраста. В детстве ручки кажутся растущими к солнцу, в юности это уже цветочки, с годами в каждом закопанном объекте начинаешь видеть узника, а дальше тебе уже все ясно: вылез из-под земли, значит, зомби. Можно спросить об этих ручках моих родителей, но они наверняка ответят: "Какие ручки?". Меньше надо заморачиваться, вот что.
Тем более, что не заморачиваться меня учат каждый день. Ромочка сейчас очень занята темой смерти. Объясняет, что не хочет умирать, спрашивает, когда умрет, когда умрем мы, что это вообще такое. Мы отвечаем как можем: что еще очень-очень нескоро, что жизнь так устроена, что все это страшно интересно, что мы сами не до конца понимаем. Дима выдал идею "ты не умрешь, пока сама не захочешь", я вещаю про переселение душ. Куча существительных, масса уточнений, "душа", "тело", "образ", "личность", "память", "суть"... (Это еще что, трехлетнюю Мусю мы учили произносить "антропоморфная персонификация").
Ромочка выслушала с интересом и суммировала:
- Все хорошо. Человеки не умирают.
То есть души, тела, личности, мозги и антропоморфные персонификации - это ваше дело. А человеки не умирают, вот и все.
В свой день рождения я желаю цветочкам и ручкам - роста, узникам - освобождения, душам - переселения, себе - сил, зомби - мозгов. А человекам не умирать.
комментарии: 1
понравилось!
вверх^
к полной версии
Едем всей семьей по Иерусалиму. На повороте - странноватая инсталляция: что-то типа газона без травы, а из земли торчат на проволочках разноцветные ладошки.
Ромочка радуется:
- Ручки! Ручки растут!
- Нравятся они тебе? - спрашиваю.
- Очень! Цветные, красивые! Вверх!
Поднимаю бровь, но не комментирую. Обращаюсь к Мусе:
- А у тебя при виде этих ручек какие ассоциации?
Удивлена вопросом:
- Цветочки...
Так. Я лично в этих ручках упорно вижу людей, которых живьем закапывают в землю, а они протестуют и машут, пытаясь выкопаться.
Спрашиваю Диму:
- Это, по-твоему, кто?
Ни секунды не сомневается:
- Зомби.
Наверное, это функция возраста. В детстве ручки кажутся растущими к солнцу, в юности это уже цветочки, с годами в каждом закопанном объекте начинаешь видеть узника, а дальше тебе уже все ясно: вылез из-под земли, значит, зомби. Можно спросить об этих ручках моих родителей, но они наверняка ответят: "Какие ручки?". Меньше надо заморачиваться, вот что.
Тем более, что не заморачиваться меня учат каждый день. Ромочка сейчас очень занята темой смерти. Объясняет, что не хочет умирать, спрашивает, когда умрет, когда умрем мы, что это вообще такое. Мы отвечаем как можем: что еще очень-очень нескоро, что жизнь так устроена, что все это страшно интересно, что мы сами не до конца понимаем. Дима выдал идею "ты не умрешь, пока сама не захочешь", я вещаю про переселение душ. Куча существительных, масса уточнений, "душа", "тело", "образ", "личность", "память", "суть"... (Это еще что, трехлетнюю Мусю мы учили произносить "антропоморфная персонификация").
Ромочка выслушала с интересом и суммировала:
- Все хорошо. Человеки не умирают.
То есть души, тела, личности, мозги и антропоморфные персонификации - это ваше дело. А человеки не умирают, вот и все.
В свой день рождения я желаю цветочкам и ручкам - роста, узникам - освобождения, душам - переселения, себе - сил, зомби - мозгов. А человекам не умирать.
Альбом. Чертов кофе
lj_neivid
16-05-2014 16:40
Когда он побрился наголо, я испугалась. Думала, заболел. И растолстел как-то разом, хотя больные толстеют иначе. Не опух, а именно заматерел. Был тонкий воздушный мальчик, Тициан, Леонардо, черные кудри, глаза газели, а стал качок, плечи шире окна. И челюсть эта, раньше у него не было челюсти вроде такой? Не знаю, не помню. Я кофе просила, он сварил и широко улыбнулся, лет двадцать пять от силы, выше меня на две головы, и глаза, Тициан, Леонардо, крылья, не знаю, пальцы тонкие, кудри, брови, волхвы.
Я там кофе все время пила, он мне его варил, кудри, брови, пальцы, глаза. Узнавать меня начал, здоровался, улыбался, ямочки на щеках. Шея тонкая как у птенца, в жестах гуляет свободный ветер, кофе хороший и мальчик хороший, а больше не было ничего.
А потом исчез. Я заходила, кофе варит девица в наушниках, жует резинку, пританцовывает на месте, тыц-тыдыц. И что тут спросишь? Извините, где мои Леонардо и Тициан? У них заведение называется «Чертов кофе», и музыку они ставят примерно такую же, какой Тициан. Я все равно ходила, мне кофе надо где-нибудь пить.
И тут выходит! Шея – как у быка. Голова побрита, челюсть навыкат, грудь колесом. Футболка обтягивает рельефно. Привет, говорит. Улыбается, ямочки да глаза. Я растерялась, смотрю неловко. Но ведь не спросишь. Извините, где ваша тонкая шея и ломкий голос? Голос тоже заматерел. Всего-то месяц прошел. А может, два.
Ясно: он гомосексуалист. Влюбился в друга, был осмеян, пытался повеситься, вынули из петли. И, чтобы покончить с прошлым, уехал в джунгли. Побрился, начал качаться («если я не нужен ему такой, я и себе не нужен»), выздоровел, посвежел. Вернулся, нашел себе друга, тот бармен в соседнем баре. Серые глаза, бородка, костистый нос, тоже из этих, Тициан, Леонардо, вот где теперь гуляет свободный ветер, а мой не внакладе, его там любят, он варит им кофе на всех.
Или иначе. Он был в подполье. Шпион, диверсант. Задание было – сойти за студента, творческий образ, немного грима. Волосы не свои, парик. Ходил на лекции по филологии, писал конспекты летящим почерком, сошелся с хорошенькой дочкой промышленного магната, втерся в доверие, пытался украсть секретные чертежи. Был пойман, избит и заперт, ушел сквозь решетку, сбежал, лечился, побрили, отъелся, уволили за провал. Теперь подрабатывает в кафе, где раньше мелькал исключительно ради легенды. А девушка? Девушка не ушла. Вон сидит, за столиком у окна, хорошенькая, деловая, читает журнал «Бизнесмен».
А как же я? Мне не жалко, хоть бармен, хоть дочка магната, но где мои кудри, разлет и брови, где мои крылья, какого черта. Я пью свой кофе, и вдруг заходит. Худой, веселый, кивает сходу. И тоже к стойке. А как же этот, шея как у быка? Стоит, не думает исчезать. Я смотрю в упор, они ведь даже и не похожи, оба высокие, оба темноволосы, ничего больше, черт, черт, где были мои глаза.
комментарии: 1
понравилось!
вверх^
к полной версии
Когда он побрился наголо, я испугалась. Думала, заболел. И растолстел как-то разом, хотя больные толстеют иначе. Не опух, а именно заматерел. Был тонкий воздушный мальчик, Тициан, Леонардо, черные кудри, глаза газели, а стал качок, плечи шире окна. И челюсть эта, раньше у него не было челюсти вроде такой? Не знаю, не помню. Я кофе просила, он сварил и широко улыбнулся, лет двадцать пять от силы, выше меня на две головы, и глаза, Тициан, Леонардо, крылья, не знаю, пальцы тонкие, кудри, брови, волхвы.
Я там кофе все время пила, он мне его варил, кудри, брови, пальцы, глаза. Узнавать меня начал, здоровался, улыбался, ямочки на щеках. Шея тонкая как у птенца, в жестах гуляет свободный ветер, кофе хороший и мальчик хороший, а больше не было ничего.
А потом исчез. Я заходила, кофе варит девица в наушниках, жует резинку, пританцовывает на месте, тыц-тыдыц. И что тут спросишь? Извините, где мои Леонардо и Тициан? У них заведение называется «Чертов кофе», и музыку они ставят примерно такую же, какой Тициан. Я все равно ходила, мне кофе надо где-нибудь пить.
И тут выходит! Шея – как у быка. Голова побрита, челюсть навыкат, грудь колесом. Футболка обтягивает рельефно. Привет, говорит. Улыбается, ямочки да глаза. Я растерялась, смотрю неловко. Но ведь не спросишь. Извините, где ваша тонкая шея и ломкий голос? Голос тоже заматерел. Всего-то месяц прошел. А может, два.
Ясно: он гомосексуалист. Влюбился в друга, был осмеян, пытался повеситься, вынули из петли. И, чтобы покончить с прошлым, уехал в джунгли. Побрился, начал качаться («если я не нужен ему такой, я и себе не нужен»), выздоровел, посвежел. Вернулся, нашел себе друга, тот бармен в соседнем баре. Серые глаза, бородка, костистый нос, тоже из этих, Тициан, Леонардо, вот где теперь гуляет свободный ветер, а мой не внакладе, его там любят, он варит им кофе на всех.
Или иначе. Он был в подполье. Шпион, диверсант. Задание было – сойти за студента, творческий образ, немного грима. Волосы не свои, парик. Ходил на лекции по филологии, писал конспекты летящим почерком, сошелся с хорошенькой дочкой промышленного магната, втерся в доверие, пытался украсть секретные чертежи. Был пойман, избит и заперт, ушел сквозь решетку, сбежал, лечился, побрили, отъелся, уволили за провал. Теперь подрабатывает в кафе, где раньше мелькал исключительно ради легенды. А девушка? Девушка не ушла. Вон сидит, за столиком у окна, хорошенькая, деловая, читает журнал «Бизнесмен».
А как же я? Мне не жалко, хоть бармен, хоть дочка магната, но где мои кудри, разлет и брови, где мои крылья, какого черта. Я пью свой кофе, и вдруг заходит. Худой, веселый, кивает сходу. И тоже к стойке. А как же этот, шея как у быка? Стоит, не думает исчезать. Я смотрю в упор, они ведь даже и не похожи, оба высокие, оба темноволосы, ничего больше, черт, черт, где были мои глаза.