«Глупец! Золота не бывает слишком много!»
(м/ф «Золотая антилопа»)

Вот золото найдено. Сначала самородки у везунчиков, потом песок у сколько-нибудь порядочного (в смысле «организованного», а не «честного») люда, потом меньшая часть золота идёт в ювелирку, которую не насосут, а подарят, потом большая часть, однако, станет деньгами.

Сперва золото станет непосредственно золотыми монетами. Потом (сколько раз я уже это слово употребил?) оно станет купюрами и банкнотами с подписью Попандопуло из Одессы, казначея пана-атамана Грициана Таврического. Честное слово Попандопуло – и всего цеха – эластично и безгранично, посему и бумаги не хватит. Электрических сигналов в мире больше, чем целлюлозы, так что тут ещё одно «потом». А золото – вот оно, в подвалах, погребах, склепах и микросхемах. Иногда вольфрам, но в основном золото.

При чём тут искусство? Подставьте вместо золота человеческое (моё, Ваше) внимание. Количественно как часть времени жизни, качественно как составляющую ума. Подсказка: начало дел золотых – дебюты, открытия, шедевры и священные писания, конец этих дел – мемы про мемы про мемы про мемы про мемы.

Нет, я не хочу расплачиваться золотыми монетами на алиэкспресс. Это очень громоздко и долго; это неудобно. Золоту и в самом деле место в казённых и частных подвалах и в технологических процессах: даже ювелирка здесь лишняя, ибо в статусные игры можно дуться сотней разных способов.

Однако золото должно быть, и оно должно быть золотом, его должно быть много, оно должно быть чистым, и оно должно быть доступно суверену (народу в том числе) «в случае чего» и «на случай чего» (голод, война, нашествие зомби, падение астероида): без всего этого попандопульское творчество не ограничить.

Перечисленное «всё это» – «очень печально»: приведённая аналогия безжалостна в отношении подавляющей части создаваемых ныне произведений искусства, начиная с сообщений в соцсетях (моих включительно).

С другой стороны… прошу прощения у читателя за развязную непристойность… давайте представим себе на мгновение, что это отнюдь не творец, преисполненный неотмирного вдохновения, осеняет и осеменяет своим креативом вонючее и толкучее быдло. Окончательно отринем приличия и вообразим, будто сам творец – не более, чем продукт и орудие («я – орудие?!»), не более, чем пережиток тех давно завершившихся самородных времён, ныне живущий шарлатанством, осознанным или нет. Тогда прежняя аналогия с делами золотыми начнёт подсказывать решения и меры по работе с вниманием обывателя. Не идеальные решения и меры, как не идеально нынешнее положение дел с золотом, но…

Извините, мгновение закончилось. Мои способности потакать извращениям всё же не беспредельны и нуждаются в перезарядке.

Покамест спасибо за внимание.

Легенды приписывают И.В. Сталину слова «без теории нам смерть», то ли произнесённые, то ли повторяемые в последний период его жизни. Обычно их (и легенды, и сами слова) комментируют в том смысле, что требовались поправки в экономические обоснования социалистических практик: оно и понятно, сами коммунисты декларировали примат экономики над политикой.

Однако имеет право на жизнь и другое предположение. Те же коммунисты подчёркнуто отрицали стихийный характер доминирования экономики над политикой в том обществе, которые сами строили. Они считали, что в социалистическом обществе поведение человека в зависимости от его участия в производстве и потреблении общественного продукта предсказать и задать много легче и проще, нежели в обществах предыдущих «исторических формаций».

Следовательно, запрос на теорию мог быть и запросом на формулирование законов, описывающих такую зависимость при социализме, а равно и методов её, зависимости, учёта, контроля и обеспечения.

Дальнейшее рассуждение оказалось много длиннее, нежели я сам рассчитывал, а в лаконичности выступлений в Живом журнале меня вроде бы ещё не упрекали. Ну не спартанец, что с меня взять. И тем не менее, я попытался здесь определить предметы и задачи несостоявшейся «теории, без которой нам смерть» (ТБКНС): не её саму, не используемые в ней методики, а то, о чём она могла бы быть.

К теме.

Первое. Эксплуатация человека человеком есть извлечение пользы первым из второго без оглядки на мнение этого второго. Это одностороннее (асимметричное) действие, несправедливое в принципе.

Если стремление к такому действию («я хочу/вынужден использовать» и «я хочу/вынужден согласиться на своё использование») сопряжено с уклонением от двусторонних (симметричных) действий («мы не свои друг другу»), то получается та самая эксплуатация, которую видели и стремились извести коммунисты (доминирование ценности «пользы»).

Мол, есть класс тех, кто использует других людей, «эксплуататоры», и класс тех, кого эксплуататоры используют, «эксплуатируемые», при этом они чужды друг другу, как элои и морлоки. Такое состояние в принципе несправедливо, и несправедливость создаёт достаточное основание для наивозможного уменьшения этого состояния в человеческом обществе, а лучше его полного уничтожения.

Этого состояния при капитализме достигают благодаря сделке, заключаемой при заведомо неравном положении сторон: «продажа рабочей силы собственнику средств производства». Надо понимать, что никакая торговая сделка не может быть справедливой сама по себе: это не двустороннее действие, а два односторонних. Какая-то, чаще всего показная адекватность у любой торговой сделки присутствует только из-за совершения её в обществе («люди смотрят»).

В капиталистическом обществе это состояние доминирует над всеми остальными; деятельность по общественному управлению («государство») и общественному развлечению («культура») представляют собой не более, чем средства использования эксплуатируемых эксплуататорами.

Второе. Идеалом коммунисты объявили обратное положение дел, то есть общество, в котором присутствуют только двусторонние (симметричные) действия между людьми: «мы свои друг другу и должны друг друга учитывать» плюс «я не хочу использовать окружающих и могу без этого обойтись». Это и есть коммунизм, доминирование ценности «справедливости».

Осуществить переход от капитализма к коммунизму – в вышеприведённых понятиях – можно двумя путями.

Первый: отвержение односторонних действий, когда общество будет основано на уклонении от любых совместных действий, – что односторонних, что двусторонних, доминирование в обществе ценности «культуры» – а потом, «на пустом месте», наращивание двусторонних действий, набор свойства. Анархо-коммунизм, свободные общины, вот это вот всё, постепенное установление равноправных связей между ними, образование нового общества на этой основе.

Путь изначально требует совершенно непредставимого культурно-политического уровня общества, то есть пресловутой «сознательности», и он предельно уязвим перед внешним силовым воздействием, интервенцией. Упование на то, что любого врага можно разложить и обратить в соратника, выглядит красиво до тех пор, пока не начинаешь прикидывать, что ещё не разложенный враг, предельно превосходящий в выучке и вооружении, успеет с тобой сделать.

Второй: всемерное приятие двусторонних действий, сопряжение возможно большего количества экземпляров односторонних действий в обществе с двусторонними действиями. Объявление нужным, должным и неизбежным стремления к обоим видам отношений в каждом общественном взаимодействии (ценность «превосходства»), а затем постепенное избавление от односторонних действий в этих отношениях с оставлением в них только двусторонних.

Добро пожаловать в Советскую Россию.

Очевидно, что минимальные

Я начну со сноса памятников в Прибалтике, но «уберите хлеб из овина – я подожгу овин»©.

Мне тут зуб удалили два дня тому; счастье, которое я испытывал три дня до этого и примерно час во время процедуры, передаваемо с трудом. Не говоря уж о будущих визитах к очаровательной стоматологине (дама не только компетентная, но и приятная, без шуток – или это «стокгольский синдром»?), со штырём в дёсну и подорожавшими в силу санкций имплантами.

Посему овин обречён. Памятники здесь повод.

Памятники на территории лимитрофов были потеряны тридцать лет тому назад.

Они были потеряны тогда, когда глаза у людей становились пустыми и прозрачными от слов «общечеловеческие ценности», «возвращение на столбовую дорогу цивилизации» (какие слова знали! Безо всяких кружевных трусиков, а?), «саморегулирующаяся рыночная экономика», «так жить нельзя», «хомо советикус». И, конечно же, «покаяние», куда же, б…дь, без него. «Если дорога не ведёт к храму, то зачем она?»© «Если дерибан не ведёт к офшору, то зачем он?»

Я не отношусь серьёзно к нынешним громким, но недолговечным заявлениям и комментариям.

Потеряны, тридцать лет тому. Предположим, меня спросят: «эти скульптуры восстановят только через тридцать лет при условии, что Вы каждый день станете говорить об этом – потянете?» А сразу после моего утвердительного ответа (пусть я подвыпивши) мой собеседник, едва справляясь со слезами восхищения, попросит меня вспомнить, что именно раздувало мой пыл до того же самого жара полтора месяца тому назад… нет, логи не смотреть… тогда этот низкий провокатор удостоится лишь моего гордого молчания.

Это не про Вас, это про меня, оттого я и несерьёзен. За себя не беспокойтесь. Вы-то огого. Кремень.

«Сила эльфов – убедить других в их собственной слабости»©. Сносы и переименования, священные жесты и громогласные кличи, вызывающие позы и поучающие слова – это не доказательство наличия тамошней силы, это доказательство отсутствия здешней.

Это попытка чужаков навязать мне стыд за то, что я это я, вину за всё на свете, непреходящую горечь от «не уберегли»: вызвать у меня безнадёжную, а оттого изматывающую ненависть. Человек её переносит плохо и потому хорошо её переносит, обвиняя всех, кто, по его мнению, мог бы уберечь, в том, что не уберегли. «Это вы виноваты в моём стыде, вы плохие!» – льётся на ближних, покуда своих.

Ещё раз: эти памятники, эти улицы, эти учебники, эти права были отданы давным-давно за золото эльфов «сто сортов колбасы», когда на телеэкранах лучились радостью одухотворённые (о, «духовное возрождение» забыл!) лица на фоне красно-коричневых межеумочных толп, когда само слово «россиянин» значило… ладно, хорош язвить.

Сделку можно обсуждать, хулить или защищать, но её нельзя ни отрицать, ни отменить, ни перезаключить на других, лучших условиях: сто пятьдесят или, гулять так гулять, двести сортов колбасы.

Я плохо представляю себе, что делать; далее Вы в этом убедитесь. Однако я хорошо представляю себе, чего не делать.

Не мстить. Мстят равным; да что там – у народов, которые месть исследовали завзято, прямо-таки прейскуранты были, кого за кого можно зарэзать. Презентации с блок-схемами тут хорошо пришлись бы, да.

«Не мстить» в сущности означает, что очередное па-де-труа рехнувшейся жмуди не может и не должно быть причиной и тем более поводом для действий, не имеющих иной цели, кроме нанесения ей, рехнувшейся, ущерба. Нет смысла тратить силы и внимание на сумасшедших, наполеоны они в эти выходные или макиавелли.

«Отказаться, то бишь смириться?» – возопит самоправедный. – «Известно от века, коли отрекаешься от фиолетового, то лишь цвет бордо тебе любезен». Или, вспоминая дела коммунальные: «да Вы же в кастрюлю с супом ему плюнули!» – «а что, я е…ться с ним должна?!» Мол, «не мстить» непременно означает «подчиниться, смириться, снести пощёчину». И сразу видно, что первобытная магия одичалых соседей и ныне сильна.

Я же, материалист, предложу: давайте для начала уберём из широкого вещания все заклинания и ритуалы чужаков. Сделаем их – и ритуалы, и чужаков – чем-то неприличным. Как? Смотрите.

В широком вещании подробно информировать об ущербе интересам российских граждан от приграничных симулякров государств. Ущербе интересам вполне шкурным, без этих ваших «духовности» и «исторической памяти»: отсюда и понимание критерия «подробно». Сколько; почём; когда вступит в действие; к кому обращаться, если.

Корректно, но по возможности кратко и шаблонно пересказывать юридические обоснования этого ущерба, сделанные тамошними официальными лицами достаточно высокого ранга («номенклатура»? нет, не слышал). Ни в коем случае этих лиц не цитировать и сами документы не зачитывать.

Любой мем, присутствующий в таких обоснованиях (например, «оккупация») безо всякой экономии переводить на русский, с минимальным

Я не виноват. Это они сказали с экрана лишний раз «культура отмены», которая «cancel culture».

«Культура отмены» – это коммунальная борьба в профессиональных сообществах производителей информации.

Коммунальная борьба – это «борьба за справедливость», борьба за уравнивание прав, то есть борьба против тех, у кого этих прав становится больше.

Древний и наглядный пример такой борьбы – остракизм. Введён после административно-территориальных реформ, обеспечивших гегемонию горожан (афинян) над окрестной родовой аристократией. Принят как средство профилактики тирании.

Гражданство в Аттике было наследственным, сохранялось по имущественному цензу (сколько-то там тысяч драхм), а самих граждан с детства воспитывали, обязывали служить в вооружённых силах (не надо упрекать Роберта Э. Хайнлайна в оригинальности), так что афинские граждане были профессиональным политическим сообществом. Не в смысле источника дохода, а в смысле знаний, умений и понимания, как их применять.

Присутствие на народных собраниях было рутиной для меньшей части граждан: остальные либо жили вне Афин, либо не могли себе позволить такую потерю времени на постоянной основе. Эта меньшая часть, таким образом, получалась изначальным, эталонным, идеальным «политическим активом», то есть компетентным и высокосвязным сообществом: «люди в теме» и «все всех знают».

Не путать с самими выборными и должностными лицами. Речь идёт именно об активе в несколько тысяч профессиональных граждан, которых эти выборные и должностные, хотя сами были из них, но побаивались: не из-за слепого буйства, а из-за обдуманной въедливости. «Огласите весь список, пожалуйста» и построчные разборы бюджета.

Очевидно, что тиран мог появиться только в этом активе, и его надо было распознать заранее. После чего утвердить распознание большинством на общем голосовании, а затем следовало выселение на определённый срок без поражения в гражданских или имущественных правах.

Достойным уважения выглядит понимание, что, оставь поганца в городе, он это большинство сам получит. Пылкие утверждения всякого отдельно взятого «активиста» о своей вечной непоколебимости и непреходящей верности идеалам демократии имеют ограниченную ценность.

«Набрать силу» в политическом сообществе можно разными способами. Запугать, подкупить, обольстить, просветить. Всё это присутствует и в повседневном общении, посему опознавательным признаком быть не может. Надо сравнивать промежуточные результаты этих действий у разных членов «политического актива». Эти промежуточные результаты сводятся к одному: у потенциального тирана субъективное право приобретает слишком большую силу. И тут возможна универсальная оценка.

Поясню. Всякое право субъекта не может существовать без обязанностей окружающих по отношению к нему. Замечу, что я рассматриваю всякое право, как возможность чего-то не делать: ради субъекта это должны делать или не делать обязанные ему окружающие.

В гражданском праве можно выделить три правомочия. Правомочие на собственные действия, правомочие на требование, правомочие на защиту. Чтобы обязанные субъекту лица ему не мешали, чтобы помогали, чтобы охраняли.

Так что потенциального тирана становится возможным отличить по тому, что его подозрительно тщательно оставляют в покое, чересчур хорошо охраняют, а его запросы выполняются слишком быстро и точно по сравнению с обычным, рядовым «политическим активистом». И этого достаточно, чтобы забить тревогу, пока не поздно.

«Какие ваши доказательства?» Можно и никаких. Ни перехваченных писем, ни подслушанных разговоров. Потенциальный тиран может и не мечтать о власти, он всего лишь умней, харизматичней и расторопней среднего, но под остракизм он всё равно может попасть. Это коммунальная борьба, а не «борьба за власть», это пресловутая «уравниловка» в самом общем смысле.

Вытащу из-под умолчания условие, которое присутствует в этом объяснении, а то оно настолько естественно, что его надо проговорить. Субъективное право, как обеспечение общественной жизни, есть ресурс ограниченный – хотя бы численностью людей в сообществе, где это право существует. «Набирать силу» даже потенциальный тиран может только через обессиливание окружающих.

А теперь к современной действительности, к той самой «культуре отмены».

Она действует в сообществе профессиональных производителей информации, которое можно описать как совокупность более или менее специализированных сообществ: учёные, учителя, работники искусства от поэтов до режиссёров, хотя центром тяжести здесь, конечно, станет пресловутое PR-сообщество, начиная с секретарей (исторический пример нужен?). Напомню, «профессионализм» мною понимается не как источник дохода, а как наличие некоторых знаний и умений, приобретённых через подготовку или опыт.

Высокая связность в этом сообществе

Пресловутый «гендерный» вопрос, по моему скромному мнению, есть одно из следствий решения проблемы увеличения и развития потребительского спроса через виртуализацию идентичности потребителя.

Обобщая и не ограничиваясь гей-парадами, которые столь рьяно освещают охранители, в качестве аналогии приведу разные стратегии размножения. Аналогия здесь в том, что «потомством» считать надо не приплод, а идентичность или идентичности одного и того же человека, проявившие себя за время общения с другим человеком. Тогда «гендерный» вопрос можно сопоставить с вытеснением K-стратегии R-стратегией в человеческой популяции.

Медленная и последовательная эволюция человеческой идентичности, внимание к окружающему миру и к своему месту в нём, «цельность», неприятие чересчур быстрых перемен в себе и других будет соответствовать K-стратегии. А множество слабых, а в пределе и «одноразовых» идентичностей, обязанных своим появлением отклонениям от общественно приемлемых норм – это R-стратегия.

Нет ката, не пояснений про K- и за R-. А с катом я бы вам и треугольник Грайма приволок.

Во втором случае (аналог R-) потребительский спрос принципиально выше: вчера хотел одно, сегодня совсем другое – пол сменил, ага. И это «выше» может быть десятками процентов ВВП. Не 300% в известной проповеди, но достаточно. Тем более, что провернуть всё получится и в долг постольку, поскольку этот долг может быть отнесён вне популяции.

Такой переход, от аналога K- к аналогу R-, можно объяснить, помимо шкурничества производителей товаров и услуг, ещё и тем, что потенциал конкуренции с себе подобными в сложном обществе со сложным производством небесконечен. Человек перестаёт соперничать с фактически близкими ему людьми (K-стратегия) и начинает соотносить своё поведение с сильным и непреодолимым воздействием очень масштабных, безличных факторов (R-стратегия) – вроде курса валют или любовных злоключений суперзвезды.

Тогда и оказываются востребованными множество разных идентичностей в одной голове, множество легко приобретаемых и отвергаемых отклонений от нормы. Кто сказал «свобода» как нечто священное? Я уж точно не говорил.

Интересно здесь то, что описываемое подобие R-стратегии для отдельно взятой личности – «гендерный» вопрос, все возможные «меньшинства», прочее калейдоскопическое самовыражение – эффективно дезавуирует K-стратегию «в реальном мире» (задача защиты и воспитания себе подобного ребёнка осознаётся как нечто невозможно долгое и затратное), однако никак не способствует торжеству R-стратегии в нём. Стратегия исчезает в принципе.

Проще говоря, это самоуничтожение популяции. Или её эволюция, если есть приток извне: оттуда, куда раньше относили долг.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Ах, да. Эти ваши «традиционные ценности» чуть более, чем полностью суть следствие K-стратегии размножения, веками навязываемой популяции на территории, где де-факто правила R-стратегия. Я не к тому, что это плохо (наоборот, это «лютый вин», которым мы до сих пор наслаждаемся), я к тому, что это… нетрадиционно. И продолжили мы в двадцатом веке нетрадиционно. Так что термин, уважаемые охранители, сменили бы.

0. Составлять трактат, наверное, дело гораздо менее благодарное, чем его читать, и уж точно более долгое. Увы, иногда оно необходимо.

Трактат как жанр нужен для борьбы с вдохновением. Со своим собственным вдохновением: чтобы не мяться, объясняя, откуда что взялось в словах, за которые согласен отвечать. И, конечно же, с чужим вдохновением: чтобы мялись или отказывались отвечать.

Нового далее немного, если оно вообще есть. Я всего лишь привожу в порядок собственные представления о сущности, к которой нынче постоянно взывают все, кому не лень, причём публично. И всякий неленивый уверен, что окружающие разделяют именно его понимание «информационной войны», потому что другого нет и быть не может. Ладно, своё я по крайней мере изложу.

Конкретики в составленном мало, а примеров так и вовсе нет, иначе никакого места не хватит. Всего лишь стремление дилетанта потратить умственные усилия здесь и сейчас, чтобы рутинно экономить на них в дальнейшем. От этого стремления текст станет не только нудным и долгим, но и общим.

Претенциозное название обязывает.

1. Конфликт – это взаимодействие сторон с разными представлениями о желательном общем будущем (интересами).

2. Война – такая разновидность конфликта, когда продолжение существования как минимум одной из его сторон не ограничивает действий другой стороны по разрешению конфликта.

Или, то же самое: когда интерес как минимум одной из сторон конфликта не включает в себя существование другой стороны.

3. Прекращение существования одной из сторон – такая совокупность изменений в ней самой или окружающем мире, которая достаточна для обесценивания самоидентификации этой стороны («это уже не я», «меня не стало»).

Физическое уничтожение – экстремальный и необязательный случай.

4. Конфликт мировоззрений – аспект конфликта, заданный противоречиями в обосновании представлений сторон о желательном общем будущем, противоречиями в объяснении ими своих и чужих(!) интересов.

Важность конфликта мировоззрений сравнительно с иными аспектами конфликта может быть различной.

5. Информационная война – разновидность конфликта мировоззрений, когда продолжение существования как минимум одного из этих мировоззрений не ограничивает применения другого мировоззрения к окружающей действительности.

6. Прекращение существования мировоззрения – такая совокупность изменений в нём самом или в окружающей действительности, которая делает невозможной объяснение и предсказание чужих и своих(!) действий через это мировоззрение.

Этого добиваются отъёмом у носителей мировоззрения способности к пониманию окружающей действительности через различение и распознание её составляющих.

Мировоззрение перестаёт быть, когда его носитель уже не может отличить «добро» от «зла», выгоды от убытка, поощрения от наказания и т. п. – и, главное, уже не может распознать угрозу. В рамках информационной войны неважно, завершится такое отказом носителя мировоззрения от этого мировоззрения или физической гибелью носителя.

7. Конфликт мировоззрений всегда имеет причиной различие представлений сторон о будущих методах регулирования общественных отношений. Далее для простоты изложения я буду относить этот конфликт только к обществам и государствам, хотя «дел внутренних» излагаемое касается так же, как и «дел внешних».

8. Способы регулирования общественных отношений, включающие в себя различные методы такого регулирования и распространённые на всё общество: право и мораль. Эти способы тесно связаны между собой, возникают и развиваются одновременно, а приоритет одного над другим в смысле усилий на поддержание и развитие этого способа определяется для каждого общества и государства отдельно.

Добиться уничтожения мировоззрения противника можно, обесценив для носителя мировоззрения метод регулирования общественных отношений, соответствующий морали, и/или метод, соответствующий праву. Так как право и мораль тесно связаны между собою, то действие против одного из этих методов может нанести ущерб и другому.

9. «Метод регулирования общественных отношений, соответствующий праву» получается неуклюжим синонимом для сущности, издавна известной, как «правовая система», которой придерживается государство или блок государств.

Для «метода регулирования общественных отношений, соответствующего морали» я не могу найти общепринятого понятия. Пусть будет «этос», на многозначность слова можно списать что угодно.

10. Этос общества и правовая система государства основаны на одном и том же принципиальном подходе к самой задаче регулирования общественных отношений. Такое верно для каждой стороны

Ниже я попробую изложить своё понимание Советов как исторического и политического явления. Откуда взялись, чем были, почему исчезли, какие выводы можно сделать на будущее.

Источник вдохновения? Изволите видеть, в миллионный раз (гипербола) узрел пылкую дискуссию по поводу условного «совка». Сильно подозреваю, что в отсутствие этой темы диспутанты стремительно нашли бы другую – собственные достоинства нуждаются в сравнении, да. И про Советы как органы государственной власти в СССР там, как обычно, не было ничего. Сплошь лагеря, пионерские и исправительно-трудовые, ударники и несуны, великая культура и великая цензура.

А ведь от того, что тема о собственно Советах не знаковая, «все всё знают», интересной она быть не перестаёт: можно и нужно посмотреть, хотя бы на уровне реферата.

Вот любопытный момент в изложенном Лениным политическом отчёте ЦК на седьмом экстренном съезде РКП(б) в начале марта 1918 года.

С одной стороны, указано, что отличие буржуазных революций в европейских странах от пролетарской революции в России заключается в том, что буржуазная революция снимает политические ограничения для уже существующего капиталистического уклада в экономике. В свою очередь, социалистическая революция в России сталкивается с отсутствием готовых форм социалистических отношений, «если не брать самых развитых форм капитализма, которые, в сущности, охватили небольшие верхушки промышленности и совсем мало ещё затронули земледелие».

С другой стороны, Ленин говорит о вещах, ныне забытых, а именно о том, что Советы не были изобретены большевиками, что «нам пришлось провозгласить принцип Советской власти», что «необходимо было взять в руки Советов власть», и далее:

«Если бы народное творчество русской революции, прошедшее через великий опыт 1905 года, не создало Советов ещё в феврале 1917 года, то ни в каком случае они не могли бы взять власть в октябре, так как успех зависел только от наличности уже готовых организационных форм движения, охватившего миллионы».

Что здесь любопытного? По моему мнению, Ленин говорит о процессах подобных, схожих. Что в Европе, что в России революция не создаёт нового, она всего лишь сносит препятствия для сущностей уже состоявшихся и набирающих силу. Только в Европе эта сущность экономическая (множество капиталистических предприятий), а в России – политическая, административная (Советы).

Ленин, насколько я могу судить, объясняет эту разницу отсталостью России: мол, если бы «развитые формы капитализма» охватили значительную часть национальной экономики, то привести эту экономику к полностью социалистическому укладу потребовало бы несравнимо меньших организационных усилий, чем те, которые де-факто требовались от партии большевиков как «авангарда пролетариата».

Чтобы объяснить, почему социалистическая революция состоялась именно в России, большевики использовали концепцию неравномерного развития капитализма в разных странах и основанное на ней понятие «слабого звена в цепи империализма», которым и оказалась Россия. Иными словами, социалистическую революцию объяснили именно недоразвитостью России, её «военно-феодальной» версией империализма. Заметьте, эпитеты опять относятся к административному аспекту общества.

Ленинское объяснение, если учесть идею примата материальной стороны общественной жизни, каковой идеи предельно упорно держались большевики, выглядит откровенно натянутым. Мол, революционные события обязаны собой противоречиям в экономике, ибо так учат Маркс и Энгельс, но революция вот она, а экономических реалий, должных послужить одной из сторон этих противоречий, ещё нет.

Сюда можно добавить горячее стремление Ленина к слому, уничтожению прежнего государственного аппарата, причём стремление осознанное, с пониманием отличия этого решения от практики буржуазной революции, где государственный аппарат оставался наследием прежнего режима.

Я считаю разумным предположение, что русская революция стала итогом противоречий между разными административными укладами, а экономика здесь на побегушках, однако Маркс с Энгельсом так не учат.

Такое предположение, очевидно, требует доказательства того, что Советы не были случайностью, что они были востребованы обществом и потенциально могли проявить себя в любой экстремальной ситуации масштабов страны: не обязательно изматывающей войны.

А уже это доказательство требует доказать, что Советы были административным решением, производным от решений даже не привычных для большинства населения, а естественных для него на уровне «как же иначе».

Здесь нужно рассмотреть эпопею Иваново-Вознесенского общегородского совета рабочих депутатов образца 1905 года, взявшего на себя ответственность за стачку продолжительностью в 72 дня, в которой участвовало больше половины населения города.

Наткнулся тут на свои заметки к одной сталинской работе, мол, глянь потом, что такое эти «производительные силы», а то как-то там оно всё подразумевается.

Опять же, собственный здравый смысл сразу предлагает понимание термина… а в случае термина фундаментального такое не очень хороший сигнал.

Ладно, вот из БСЭ, то есть дистиллированное определение:

«Производительные силы - система субъективных (человек) и вещественных элементов, осуществляющих «обмен веществ» между человеком и природой в процессе общественного производства. П. с. выражают активное отношение людей к природе, заключающееся в материальном и духовном освоении и развитии её богатств, в ходе которого воспроизводятся условия существования человека и происходит убыстряющийся в рамках сменяющихся общественно-экономических формаций процесс становления и развития самого человека».

Метафора в определении это всегда впечатляет. А если без иронии, то я кавычки в определении однозначно понимаю, как «отвали и копайся сам».

Хорошо, уговорили. Покопаюсь. Вот моё понимание «производительной силы».

В общем я понимаю всякую силу, как отношение обобщённого различия между двумя состояниями рассматриваемой системы к комплексу событий, создавших это изменение.

Это не из головы, это из ньютоновой физики. Кто не верит, посмотрите хотя бы на старый добрый эмжэаш предмета над поверхностью Земли и ноль на её поверхности. Энергия, делённая на путь, да. Подчеркну: это предельно простой пример не без допущений, а отнюдь не эталон.

Важное примечание. Не существует силы, которую можно ощутить или измерить саму по себе, её можно определить только через наблюдение и/или воспроизводство различных состояний системы и комплекса событий из определения выше.

Производительная сила есть характеристика каждого предприятия в моём понимании. Теоретически такая характеристика может быть получена через следующий анализ.

Во-первых, описание различия между обществом (или обществами), в котором полностью использован продукт этого предприятия (включая вывоз на свалку нераскупленного), и обществом (-ами), в котором этого продукта вообще ещё не было.

Во-вторых, описание различия между предприятием до производства им этого продукта и после производства.

Наконец, в-третьих, сопоставление этих различий по свойствам, единым и для общества, и для предприятия как его части.

Таким образом, производительную силу отдельного предприятия можно определить, как отношение различий общества и предприятия, взятых за период производства и использования продукта предприятия.

Очевидно, что этот анализ ни в коем случае не универсален. Для его проведения необходима общественная (политическая и/или экономическая) доктрина, дающая язык самого анализа.

Кроме того, практически применимая точность этого анализа стремительно убывает с увеличением количества предприятий, анализируемых одновременно, если средства такого анализа не увеличиваются количественно и качественно, и время, отведённое на него, тоже остаётся прежним.

Вопросы, сопутствующие такому анализу, очень сложны и трудоёмки.

Ведь сами понятия «предприятия» и его «продукта» для меня широки настолько, насколько я вообще могу представить себе обдуманную деятельность человека по предупреждению будущего – а не только деятельность по отношению к природе! Изволите видеть, природа и окружающее общество – это разные вещи, но обе они влияют на будущее, которое видит перед собой человек.

Предприятие – это не только завод или банк, это и ограбление банка. Вообще, большую часть человеческой деятельности и общественной жизни можно разбить на предприятия со своей производительной силой для каждого.

С «периодом производства и использования» тоже сложно. Брать всё время с постановки на производство некоторого продукта и до отказа от него, затем прибавить всё то время, пока этот продукт будет предметом повседневным, а потом ещё добавить время его пребывания в магазинах б/у и антикварных лавках?

Я бы сказал, что тут надо вводить некую пороговую величину влияния продукта на общество («шум»), ниже которой отсчёт времени ещё не начинается или уже прекращается.

Что же до предприятия, то можно рассматривать не его продукт как целое за всё время производства, а следовать разбиению продукта на партии (или на отдельные почему-либо неделимые действия) в самом предприятии, и далее отслеживать влияние на общество отдельно взятой партии и собирать общую картину уже из них.

На всякий случай, чтобы не было совсем уж... разоблачительных... вопросов: «партия изделий» – это совокупность изделий одного типа, запускаемая в производство одновременно или непрерывно в течение определенного интервала времени.

Однако даже эта

Ранее мне посоветовали ознакомиться с фэнтези-эпопеей под общим названием «Книга всего». Жанр развлекательный, и я последовал совету, ибо скоро мне предстоит преобъёмное чтение, которое развлечением точно не будет. Перед смертью не надышишься.

Изложу своё мнение по тому, с чем сумел ознакомиться.

Я одолел примерно четверть текста, если считать по объёму, а не по названиям. Потом мне стало очень скучно. Именно «очень», потому что просто скучно мне стало гораздо раньше.

Что бы я хотел озвучить в первую очередь и трижды подчеркнуть: всё общение между персонажами произведений посвящено и подчинено установлению рангов между ними, словесному или физическому выяснению, кто кого во всём лучше и завсегда превосходнее. С этого начинается, этим заканчивается или из этого целиком состоит почти каждый диалог. Достаточно редкие исключения: собеседники согласны между собой насчёт места в греческом алфавите каких-то третьих лиц или сообществ. А когда автор нисходит до изображения хода мысли тех или иных персонажей, там вопрос собственного превосходства составляет подавляющую часть этого самого хода.

Такое очень утомляет. Склока следует за склокой, буквально на каждой странице, иногда перемежаясь размышлениями того или иного персонажа на темы «я самый-самый» и «неужели я не самый-самый». Сюжеты раздёрганы этими склоками напрочь, и отдохнуть книга не даёт.

Большинство персонажей… я даже не знаю, как сказать это вежливо. Скажу так: всякий персонаж первого плана практикует амбициозное, масштабное и долговременное планирование при явной неспособности различать и учитывать обстоятельства близкие и сиюминутные. Это простительно людям кабинетным и диванным (мне), но не обвешанным оружием пиратам и пластунам. Как следствие, такой персонал выживает только непрестанной опёкой автора.

Возможно, автор полагал, что это даёт ему известную свободу в изложении сюжета («вдруг откуда ни возьмись» всякое ранее неучтённое), однако эта свобода в глазах читателя исчерпывается стремительно.

При этом иногда автор вопиюще непоследователен. Он утверждает, что глава региональной службы безопасности снискал себе репутацию честного человека, и почти сразу выдаёт, что у него в доверенных лицах, буквально в штатном расписании, присутствует очень дорогая дама со сниженной социальной ответственностью, живущая с организации наёмных убийств – нет, не в казённых интересах, а по заказу любого стороннего нанимателя. Причём начальству это известно, и оно закрывает на такой сторонний бизнес глаза, потому что работник-то хороший, компетентный. Извините, либо крестик, либо трусы. Во взятки я бы поверил, но не аренда полномочий, а их прямое уничтожение «хорошим подчинённым»?

Другой пример: обсуждение планов восстания против империи, эффективно контролирующей весь населённый людьми мир, и надежда на успех восстания «увидят, что плыть до нас далеко, и отстанут»… всё это очень печально.

Уже упомянутое выше «откуда ни возьмись» зачастую оказывается столь натянутым, что заставляет предположить: автору либо наплевать на читателя, либо он пародирует самого себя. Персонажи неожиданно вспоминают о чём-то предельно важном в ситуации, состоявшейся в результате их собственных долгих усилий – и тому подобное.

Если говорить о самом мире, где разворачиваются – если здесь применимо это слово – сюжеты эпопеи, то это единственный континент с островами-сателлитами, окружённый океаном, а свойства океана исключают дальние морские путешествия. Плоская земля, проходите, ничего нового.

В мире присутствует неодушевлённая «волшебная сила» (Шернь), которая провозглашена автором нейтральной и структурированной. Рассуждения о поведении или механике этой силы суть вульгарная диалектика с безосновательными обобщениями и, следовательно, с такими выводами, какие угодны рассуждающему.

Шернь известна тем, что время от времени наделяет разумом всё новые биологические виды: после людей там коты, потом стервятники… у котов нет способности к абстрактному мышлению, но есть язык: не спрашивайте, как, я не понимаю.

Итого, книга не даёт отдохнуть (см. выше) читателю невнимательному и не слишком развлекает читателя внимательного.

Такое заставляет предположить по остаточному принципу, будто автор намерен изложить читателю, поддерживаемому в тонусе, нечто, достойное глубоких размышлений о себе и мире; размышлений во время чтения и после чтения. Ожидания не оправданы: читатель получает простые и огульные утверждения, причём зачастую необоснованные, когда автор прячется за принципиальную непознаваемость обсуждаемого.

Утверждения, опять же, поданы автором как способ мудреца поставить на место окружающих его невежд.

В общем, всё здесь не слава богу: ни герои, ни сюжеты, ни окружение, ни обустройство… Поэтому после известного количества всё более натужно одолеваемых страниц вспоминаешь, что цикл «Книга всего»

Без мировых заговоров жить скучно. Они простые и яркие, даже если начинаются со слов «в чёрной-пречёрной комнате чёрного-пречёрного дома на чёрно-пречёрной улице».

Ниже я попробую обсудить нынешние санкции против РФ, по возможности не указывая на какие-то стремительные порывы, вихри яростных атак, тайные ритуалы и даже на спор из-за основных вопросов бытия.

Собирая свои замечания на полях в единый текст, я пою о том, что вижу, и подгоняю задачу под ответ. Минимальное присутствие закулисных «элит» (один раз, в скобках); никак не мгновенная импровизация, но весьма непродолжительная подготовка соответствующих решений; и даже не ущерб РФ как цель и смысл введённых санкций – да-да, ныне пограничное с русофобией утверждение.

Сами понимаете, в сумме такое даёт ту самую скукоту (каюсь, без картинок), и продолжительную к тому же: надо ведь как-то обходить население чёрной-пречёрной комнаты стороной. А то кинутся.

Поэтому, увы, не приняты в рассмотрение никакие стимулы, кроме материальной выгоды и работы на победу своей партии на следующих выборах, то есть той же материальной выгоды. Из угроз всего лишь возможный, но необязательный БП (без него никак, жанр не позволяет), который стараются обойти через вакцинацию населения послушным и управляемым МП.

Сплошные предположения и спекуляции как метод, ибо с заслуживающими доверия числами плохо, а в высокие кабинеты не допущен. Так, игра ума в шашки. В «чапаева».

1. За формирование Европейской комиссии, то есть правительства Европейского союза отвечает Европарламент, а он представляет всех граждан Евросоюза, а не его государства-члены.

Отсюда количество депутатских мандатов, которое получает государство-член ЕС, пропорционально численности его населения. Больше всего мандатов у Германии, так как там примерно 83 млн. населения, и это даёт Германии 96 мандатов из 705. Франция с её 67 млн. имеет 74 мандата. Испания – 47 млн. и 54 мандата, Польша – 38 млн. и 51 мандат.

Население Украины на 2014 год, хвала украинской статистике, составляло примерно 45 млн. человек. Спрашивается в задачнике: насколько странам-членам Евросоюза надо е…нуться, чтобы принять к себе Украину? Извините за грубость, но приличия здесь отказывают.

Более того, перед глазами у европейских государственных деятелей есть пример Польши. Государство, в которое на протяжении долгого времени были вложены огромные средства для приведения уровня жизни тамошнего населения к среднеевропейскому, становится клиентом США, увлечённо и небесплатно портит жизнь «старой Европе», благо располагает достаточным для этого голосом в ЕС.

Для Украины «долгое время огромных средств» и не начиналось. Украинская бедность и неспособность бедного украинского государства ограничить коррупцию (дітей моїх ти годувати будеш?) в сочетании со значительным количеством населения сделали и покамест продолжают делать Украину немыслимо дорогим приобретением для ЕС.

Итого, в ЕС Украину никогда не собирались брать, разве что от неё останется огрызок с пяти- или десятикратно меньшим населением.

Кроме того, ЕС и так получал от Украины всё, что хотел.

Подписанное Украиной соглашение об ассоциации с ЕС закрыло вопрос её пребывания в Таможенном союзе: свободная торговля с ЕС одного из членов Таможенного союза обессмыслила бы союз как целое. Неизбежное следствие: интеграция Украины в европейскую экономику в качестве поставщика рабочей силы, полезных ископаемых и сельскохозяйственной продукции. По-прежнему буйствующая коррупция помогает зарубежным производителям додавить сколько-нибудь конкурентоспособные украинские предприятия, выпускающие продукцию высокого передела. Та же коррупция заметно уменьшает выгоды украинских государства и общества от действующих экономических связей с зарубежными контрагентами.

Ах да, на полях: население Турции в 2022 году – 86 млн. чел. Даже не знаю, почему она до сих пор не в ЕС. Наверное, что-то с правами человека или цивилизационными противоречиями?

2. Широкомасштабное вооружённое вмешательство РФ в вялотекущий конфликт между украинской администрацией и народными республиками Донбасса стало неизбежным тогда, когда было принято решение о наращивании группировки СВУ на линии фронта.

Даже если принять, что к масштабному наступлению СВУ не готовились, то сама провокация на этой линии активных – а главное, заметных и правильно поданных общественному мнению действий – без вариантов вела к массированным обстрелам городских агломераций народных республик в масштабах, несопоставимых даже с нынешними; сейчас эти преступления всё же совершаются «по остаточному принципу».

Полное невмешательство РФ, исключающее всякий повод для санкций, кроме тех, что уже были введены, подразумевало уничтожение народных республик прямыми

Зашёл разговор о том, как отличить доброго человека от злого. Абстракция, да, особенно в наше время нечётких множеств.

Ниже позволю себе оформить подход, которого придерживаюсь. В конце концов, вопрос сводится к тому, как я сам решаю, с кем иметь дело в отдельно взятой ситуации. «Ты бы пошёл с ним в разведку», – лучшего здесь не придумано. Никаких других и особенно предвечных смыслов понятий «добро» и «зло» у меня для Вас нет.

Всякий человек для остальных людей есть сумма вещей, слов и дел. От волоска в ноздре до яхты на Сейшелах, от первого «ма-ма» до последнего «ключи, ключи мои», от покупки хлеба в магазине до командования массовым расстрелом.

Значит, если я смогу отличить доброе дело от злого, злую вещь от доброй вещи, а злое слово от доброго, то я могу прикинуть, что в человеке перевешивает.

Тут, понятное дело, неприкосновенным пребывает «второй сложный вопрос» весов с ударением на «е», а к нему ещё и «третий сложный» о ширине «серой зоны», а там и другие подтянутся, но с чего-то надо начинать.

Начну с добра. «Добро» как оценка всегда указывает на прочность, крепость, стойкость, связность «доброго» предмета. Это касается и вещи, и слова, и дела.

«Добрая вещь»: вещь надёжная, прочная, которую долговременные и разрушительные внешние воздействия не обращают в хлам. Именно поэтому, а не волей сочинителя добро защищает и спасает. «Добро» может быть синонимом «имуществу» постольку, поскольку то имущество и состоит из добрых вещей.

Такое понимание вопроса, например, очень чётко прописано в «Мёртвых душах». Самый добрый в карикатурной пятёрке контрагентов Чичикова – Собакевич, которому в упрёк можно поставить разве что громоздкость и неуклюжесть. Далее по убывающей: Коробочка, Ноздрёв или Манилов, – уж не знаю, кто из этих двух раньше – и Плюшкин, у которого имущества, может быть, и немало, а вот с добром швах. Чичиков здесь вообще получается чем-то инфернальным: достаточной причиной, чтобы спалить второй том, когда автор понимает, что не способен сколько-нибудь убедительно обуздать одержимого (порученец миллионщика, ага).

«Доброе слово» может быть словом о «добре», то есть признанием того, что другой предмет «добрый», прочный, связный. Всякое одобрение сводится к такому признанию, и обычно (не всегда) оно приятно; такой независимой кошке в том числе. Отсюда, правда, не следует, что всякое приятное слово есть одобрение.

Однако доброе слово может и само быть добрым предметом, то есть словом надёжным, настолько прочным, крепким и связным, что его можно дать и можно держать.

Наконец, «доброе дело» есть в первую очередь деяние, которое делают в расчёте на долгую и полную память о нём. Например, сколько-нибудь масштабные репрессивные меры в отношении подвластного населения не могут быть добрым делом просто потому, что эти меры нужны для устранения беспокоящей проблемы раз и навсегда, а значит, для того, чтобы забыть о ней и связанных с нею усилиях.

Как правило, добрые дела ассоциируют с делами хорошими, то есть такими, которые люди не забывают потому, что получили от них материальную выгоду или приятные ощущения. «Как правило», подчеркну, и не более того. Выстоять в страшной войне – это доброе дело, но отнюдь не хорошее, в отличие от одновременно доброй и хорошей победы, которая может быть прямым следствием той стойкости.

То же верно не только для дел масштабных, хотя само условие долгой и полной памяти подразумевает некоторую известность содеянного. Замечу ради возможного возврата к теме, что частный доступ к средствам обработки, хранения и передачи информации, совершенно невообразимый ещё полвека тому назад, придаёт проблеме новое измерение.

Вероятно, «зло» сколько-нибудь внимательный читатель способен вывести из предыдущего изложения, но какой автор упустит возможность побыть дидактом?

«Злая вещь» – отнюдь не та, что прямо противостоит вещи доброй, стараясь её сломать. Оружие и доспехи могут оставаться надёжными независимо от окраски. Злая вещь есть вещь в первую очередь та, что подводит, отказывает, предаёт. Общеизвестный, навязший в зубах пример: сауронова бижутерия. Ещё хуже дело становится в эпоху сложных устройств и машин: в таких злая вещь может быть очень малой составляющей («винтиком», да, или несколькими байтами машинного кода), однако её отказ способен лишить надёжности устройство целиком.

«Злое слово» получается словом, за которое не хотят отвечать. Это оскорбление без вызова, это донос анонимный или от «защищённого свидетеля», это лжесвидетельство само по себе, это клевета, это всякое неожидаемое притворство – не путать с актёрской игрой, там притворство ожидаемое.

Ну, и «злое дело» – такое, которого не сделали бы без надежды на то, что сделанное забудут быстро и/или навсегда. Замечу, что частью злого дела, особенно в нынешнюю эпоху, становятся не только меры по его скрытию от человеческого внимания

Рынок как общественное явление сводится к такому общению (действительному или возможному), когда стороны этого общения не нуждаются друг в друге.

В совместном действии, к которому ведёт общение (обычно это обмен), они нуждаются, а друг в друге нет. Я общаюсь с Вами только потому, что у Вас есть нужная мне вещь, и я готов отдать за неё свою, нужную Вам вещь. А на Вас мне наплевать.

Если совсем просто, это обоюдное использование человека человеком.

Рынок в принципе аморален, и именно поэтому в нём нет добра или зла – так же, как и в искусстве. Какие-то восхваления или осуждения рынка возможны только при его столкновении с иными, в общем равносильными ему сущностями.

Эти сущности: государство, уже упомянутое искусство и та самая нужда в других людях, делающая возможным общение без совершения совместных действий. Назову её «свойством». Пример свойства? Ругань двух сборищ анонимов в чате. Или нерабочие отношения между сотрудниками одного и того же предприятия.

(откуда я это взял? Всё оттуда же. Рынок есть производная от ценности пользы, государство – от ценности власти, искусство – от ценности свободы, и свойство – от ценности справедливости)

Только государство, искусство и свойство ограничивают рынок. Ещё геноцид, но тот вообще всё ограничивает и потому отдельного рассмотрения не заслуживает.

Идея «свободного рынка» сводится к избавлению от этих ограничений, в идеале приводя всякое человеческое общение к рыночному. Подход к избавлению рынка от ограничений всегда один и тот же: поощрение и навязывание продажности. Коррупция в государстве, спонсорство или открытый найм в искусстве, прямое отрицание свойства в обществе а-ля шакал Табаки.

Пресловутая «борьба с коррупцией» представляет собой пограничные сражения государства и рынка. Дело постоянное и неизбывное, покуда государство или рынок не станут величиной, в обществе не заметной. Такие же сражения у рынка идут с искусством: найм творцов против унижения дельцов. А уж борьба рынка на уничтожение всякой нерасчётливости, простоты и бесхитростности – место общее; как и отрицание рынка через совесть, честь, взаимопомощь, товарищество.

Всё это не хорошо и не плохо, повторю, если говорить в общем, не считаясь с актуальным положением дел. Огонь может обогреть, а может убить. Одно и то же вещество может быть и ядом, и лекарством. Антирыночный фетишизм, ратующий за полное подавление рынка как общественного явления, ничем не лучше фетишизма рыночного, выступающего за тотальное доминирование рынка над всем остальным.

Под «лучше» я здесь понимаю развитие общества как увеличение разнообразия и сложности совместных действий, доступных обывателю, и как раз на это, по моему мнению, надо смотреть, поощряя или подавляя рынок в текущих условиях.

Из «не хорошо и не плохо» следует, что у рынка есть своё незаменимое «место силы» – что-то, чего добивается он, и чего не могут добиться иные перечисленные выше сущности. Это экспансия. И она нужна, ведь общество, где присутствует рынок, существует среди иных обществ; кроме того, оно существует как часть природы, а освоение природных ресурсов – тоже экспансия.

Именно здесь в принципе аморальная парадигма «я вижу в контрагенте лишь выгоду и сам не жду иного отношения» работает идеально. К сожалению, зачастую её понимают (точнее, продают и покупают) как обязательную или даже единственную причину блага всего общества, а в худшем случае – как определение границы между «настоящим» обществом и каким-то бессмысленным скопищем (аборигенов, пролетариев и проч.): мол, если не получаешь благ от рынка, то ты недочеловек. Тот самый «рыночный фетишизм» на марше.

Рискну утверждать, что общество, полностью или почти полностью лишённое рынка… хотя бы по отношению к внешнему миру, одушевлённому или неодушевлённому, но настолько сложному, что обыватель не видит особой разницы… так вот, общество, лишённое рынка, может нарваться на неприятности, связанные с тем, что сама работа по ограничению рынка даёт полезные навыки и качества.

Свойство, наработанное в условиях прямого противодействия рынку, даёт такое качество, как доверие, то есть способность доверять и возможность увеличивать или уменьшать доверие окружающих к себе. Доверие – отнюдь не обязательный спутник простоты и нерасчётливости. Близкий родственник может быть законченной сволочью, при этом делающий подлости даже не из меркантильных соображений.

Администрирование, упражняемое в условиях противодействия коррупции, – хотя бы и малоуспешного – даст кадры, которые по крайней мере не купятся на пустые обещания добра и счастья извне. Я искренне сомневаюсь, что Горбачёв брал взятки или продавал страну. Много чести. Думаю, его оприходовали так, на шару.

Наконец, рынок выполняет свою долю обязанностей по ограничению полёта творческой мысли. Не ограниченный (не

Очень занят, сессия. Я здорово ошибся: вышло несоответствие решений, которые я хотел показать начальству в комиссии (и попросить «железа» в развитие тем), и возможностей бакалавров, которые на этих решениях делают свои дипломы.

Студенты отнюдь не дураки (для бакалавров), но очень мало времени для толковой подготовки работ; что у них, что у меня – помимо зачётов с экзаменами, консультирую выпускников-специалистов с соседней кафедры, то есть нахожу, откуда взять конструкторские расчёты в темах, с конструированием в принципе не связанных. Радость.

Нашлась пара свободных от этой вселенской мозготрёпки часов… как отдохнуть и при этом не расслабляться?.. и мне вспомнилось одно объёмное, не добравшееся до журнала рассуждение, пересекающееся с недавней поднятой здесь темой. Технологический суверенитет, сквозные технологии… Я обнаружил прежний текстовый файл со своими вполне дилетантскими предложениями и подогнал их к нынешней тематике. Опять же разбил на пункты для удобства.

1. Апологеты дел советских гордятся ликвидацией неграмотности, оппоненты их утверждают, что альтернативы той ликвидации не нашлось бы ни при какой власти.

Я подумал: а чем же столь хороши умения читать и писать, что на обучении своих людей этим умениям стараются не экономить? Мой ответ: грамотность позволяет оптимизировать передачу «своим людям» приказов, распоряжений и инструкций по противоречащим друг другу критериям скорости, объёма, точности и стоимости.

Летописи, литература и им подобные вещи, сходящие за личные блага как оправдание грамотности, возникают уже потом, когда грамотные наводят порядок не только вокруг себя, но и внутри себя. До этих работ люди спокойно обходятся устным фольклором, уличными театрами и шаманскими галлюцинациями.

2. Грамотность, как средство преодоления отставания от соседей по планете в промышленности вообще, работает и на уменьшение отставания в технологической сфере в частности.

Однако возникает вопрос: срабатывает ли грамотность лишь однажды, с обучением населения именно чтению и именно письму? Или на ином уровне технического развития можно найти какую-то другую грамотность, как совокупность навыков решающую ту же задачу «догнать и перегнать» или «хотя бы не упустить поганцев за горизонт»? То же самое средство оптимизации передачи приказов, распоряжений и инструкций, но в какой-то другой ипостаси?

3. Здесь читатель, отвечая на поставленный вопрос, может предложить так называемую «компьютерную грамотность»; явление, набравшее силу в последние полвека.

Я замечу, что среди людей, претендующих на «компьютерную грамотность», большинство обладает развитыми навыками пользования электронными текстовыми терминалами (в самом широком смысле слова «текст»), много менее развитыми навыками по обслуживанию этих терминалов и никакими навыками по их производству или ремонту. Чего-то, превосходящего умения читать и писать, в этом пользовании предложено не было: мимика, позы и жесты в видеороликах эти умения не то, что превзойти, но и заменить не в состоянии.

Программист, носитель буквальной «компьютерной грамотности», нынче всего лишь одна из многих профессий, становящаяся всё более профессиональной с неизбежно сопутствующей этому процессу диверсификацией.

4. Стоп. Теперь о том, что на первый взгляд почти не связано с рассматриваемой темой.

Думаю, немалая часть моих читателей знакома с сообщениями о том, что технологии производства интегральных схем на территории РФ никак нельзя отнести к передовым, и это различие сказывается в первую очередь в количестве элементов на кристалле интегральной схемы. «У советских микросхем восемь ножек и две ручки для переноски», гласит доисторическая шутка, не утратившая актуальности.

Тем не менее, какие-то микропроцессоры РФ, предположу, будет способна производить самостоятельно в достаточно близком будущем. Медленные и слабые процессоры, медленную и вовсе не ёмкую память. Хотя человека, чьим первым компьютером был «Поиск» (сделанный, сука, в Киеве, столице УССР), слово «медленный» в этом контексте заставляет вспомнить пословицу про жидкий суп и мелкий жемчуг.

Предположу вдогон, что таких отсталых изделий РФ сможет выпускать столько, сколько понадобится. Не обязательно на собственном оборудовании, хотя бы на первых порах.

5. А вот сейчас моя фантазия набирает вторую космическую скорость. Ускорителем ей служит одна из догм, которым я начётнически следую: сперва надо распорядиться тем, что есть, а уже потом стремиться к тому, чего нет.

Берём много-много этих слабых процессоров и медленной памяти и запихиваем взятое в несколько больших шкафов, то бишь стоек. Добавляем кучу вентиляторов для охлаждения. Привинчиваем к полу, чтоб стойки случайно на этих вентиляторах не улетели. Называем всё это великолепие БДСМ… извините, БЭСМ или МЭСМ… и заводим на несколько

Д.С.Песков, специальный представитель президента РФ, написал статью под названием «Остров Россия». Я прочёл её вместо вечерней порции художественной литературы, а теперь попробую разобрать по тезисам.

Я делаю это в допущении, что статья не представляет из себя запоздавшей первоапрельской шутки в жанре «волосы дыбом». Понимаю, такое всё равно что заорать на площади «я дурак», в то время как мудрый читатель уже давно пронзил орлиным взором очередной жалкий обман кремлёвской клики. Или шайки? Может, камарильи? Короче, пронзил. Даже не читая комментируемой статьи.

А и пофиг.

Тезис первый. Упомянутые автором «сценарии» постковидного развития представлены им как плод работы профессионалов, то есть людей на зарплате.

Платить деньги профессиональным провидцам наивно, поэтому, скорее всего, речь идёт о группе или группах специалистов в различных областях, из чьих прогнозов комиссары в пыльных шлемах стараются составить непротиворечивое описание будущего, светлое оно или какое там.

Если учесть, что видение Пескова будут читать «люди, которые заплатят в долларах!» – то это объявление выглядит бахвальством, угрозой или провокацией.

Мол, у нас есть сколько-то единая корпорация, отвечающая перед верховной властью и, следовательно, дающая прогнозы лучшего качества, чем у вас: у вас-то этим заняты наймиты финансового капитала, то бишь его различных группировок с несовпадающими интересами. Поэтому ваши прогнозы будут орудием лоббистов, ваши прогнозы врут, почему бы и вам не учинить что-нибудь казённое?

Тезис второй. Представлены четыре «наиболее вероятных» сценария мирового развития, которые сейчас якобы разворачиваются одновременно с горизонтом в 10-15 лет: мол, тогда будет видно, который сценарий превалирует.

Признаки проведённой автором классификации автором не представлены, поэтому я не могу относиться к ней серьёзно. Товарищ Песков упрощает. Объявленные автором свойства различных сценариев относятся к различным аспектам обществ. Получается сопоставление тёплого с мягким.

Я вижу два объяснения этому обстоятельству. Первое: сами сценарии сформулированы разными группами разработчиков, которым комиссар не удосужился задать общий язык. Второе, более циничное: автор намеренно продвигает приятный ему сценарий, заказывая остальные сценарии за меньшие деньги или статус.

Тезис третий. Именно поэтому три сценария из четырёх, объявленных автором, выглядят скорее гротескно.

«Новый левый национализм» (?!) автор кратко идентифицирует по значительной коммунализации потребления («отнять и поделить») и патриотической изоляции внутреннего рынка («America first, India makes, «Китай превыше всего» и так далее»).

Однако такой переход, заметный на протяжении 10-15 лет – как? Россия, перед тем как попробовать что-то подобное, ушла в НЭП после «военного коммунизма», а не наоборот. Да и саму эту эволюцию запустили события 1917 года, которые трудно назвать торжеством гуманизма. А до того была Первая мировая.

Говоря вежливо, у сценария «Нового левого национализма очень высокие системные требования.

«Зелёный посткапитализм» «подразумевает уход от модели прямого зарабатывания денег и внимание к экологии, углеродный след». Расшифровывайте сами.

«Прямое зарабатывание» – это товар-деньги-товар, или деньги-товар-деньги, или и то, и другое понемножку?

Этот «уход» происходит параллельно с «вниманием к экологии» или обусловлен им? Или, напротив, «внимание к экологии» выступает следствием «ухода от модели прямого зарабатывания денег»?

Так или иначе, общим моментом тут станет модификация производств и ограничение потребления по соображениям их вредности для окружающей среды, а эту «вредность» обывателю объяснить очень сложно.

Нет, его можно напугать экстремальными картинками откуда-то издалека, но ненадолго, а вот как поддерживать в нём постоянную нужду в возделывании своего сада без удобрений?

По моему мнению, такого можно добиться, только убедив человека, что экологическая катастрофа ждёт его буквально за углом, и сделав будничное отношение к той самой «вредности» индикатором социального статуса обывателя: «алё, это ячейка юных тунбергят? У меня тут сосед бензиновый электрогенератор откуда-то добыл…»

Однако это фантазия, ибо приведённую выше цитату, про уход и внимание, можно понимать очень по-разному, и такая возможность уже девальвирует сценарий «Зелёного посткапитализма».

Третий явно неполноценный сценарий автор называет «Период полураспада», «когда мы входим в период распада международных институтов». Я понимаю это как процесс, когда большинство стран намеренно либо без особенных возражений становятся

Зачем нужна нация? Я рискну утверждать, что отдельно взятый человек может без неё обойтись, и огромное множество людей прекрасно обошлись. Нация нужна обществу, а не человеку. А вот зачем? Точнее, говоря, что такого нация предлагает обществу, что для него незаменимо?

Чувство превосходства, восторженное придыхание перед избранными словами, нотами и символами? Увольте, не она одна. Материальные и нематериальные блага, которые невозможно получить в обществах, если те не доросли до нации или не могут позволить её себе? Так блага эти, простите, можно выменять на углеводороды.

Далее я даже не стану пытаться нацию определить, дать её субстанциональное определение. Я всего лишь попробую увидеть её назначение, смысл её существования. Да, это потребует очень отвлечённых рассуждений. А потом ещё более отвлечённых.

Если общество – это возможность совместной деятельности людей, то отношения между людьми, чем бы эти отношения ни были в техническом аспекте, окажутся следствием воплощения этой возможности. Чтобы как-то друг к другу относиться, надо что-то сделать вместе.

Очевидно, что условием возникновения личных отношений между людьми станет такое участие этих людей в совместной деятельности, при котором результаты их усилий непосредственно зависят друг от друга.

Это участие может быть основано как на согласии, так и на соперничестве, то есть драка тоже считается.

Если такая совместная деятельность продолжается достаточно долгое время, то другим её следствием будет появление у её участников общих признаков, достаточных для заметной экономии умственных усилий члена общества на распознании и классификации себе подобных.

Уже отсюда следует снижение требований к «что-то сделать вместе», то есть к совместной деятельности, необходимой для возникновения личных отношений между носителями одного набора таких общих признаков («мы вместе пуд соли не ели, но у него такой же акцент»). Это польза, которую в общем приносит упомянутая экономия, хотя она не отрицает частных случаев паразитирования на «я же свой».

Ценой этой пользы будет увеличение требований к совместной деятельности, необходимой для возникновения личных отношений между носителями разных наборов общих признаков, то есть отчуждение этих носителей друг от друга, возникновение подгрупп.

Итого, в группе, где существует общество, настолько сложное, что может обеспечивать в течение продолжительного времени различные реализации возможных совместных действий между людьми (классики говорят о «разделении труда»), происходит перераспределение общества.

В этой группе становится возможным различить подгруппы с разными наборами общих признаков, несводимых к половым или возрастным различиям. Внутри этих подгрупп общества становится больше, а между ними – меньше. В пределе это ведёт к обособлению подгрупп вплоть до распада общества на части.

Я полагаю, что общественные отношения возникают в обществе позднее личных (точнее, не возникают, а обособляются от личных) как средство предотвращения такого распада.

Востребованы общественные отношения из вполне материальных соображений: «если вот эти сейчас отселятся, то кто меня в старости кормить будет?»

Использование общественных отношений для решения этой проблемы можно свести к такому перераспределению общества в группе, которое могло бы уравновесить означенное ранее перераспределение, обязанное собой экономии человеком умственных усилий на распознании себе подобных.

Очевидный выход состоит в делегировании проблемы выше, то есть создании таких признаков на уровне всей группы, которых было бы достаточно для той же экономии мышления, что и в подгруппе.

Надеюсь, читатель понимает, что «признаки на уровне группы» могут считаться таковыми, если в окрестностях снуют такие же группы, но с другими признаками или вовсе без них.

Так или иначе, но добро пожаловать из «племени» в «народ».

И так далее, «как будто по ступенькам, всё выше и вперёд». С усилением внутренних связей следующего уровня, которые были внешними на нынешнем. С выстраиванием с нуля внешних связей этого следующего уровня – кстати, именно поэтому народ менее терпим к чужакам, особенно организованным, чем племя. С окончательным обесцениванием внутренних связей нынешнего уровня, сводя их к обеспечению тех самых возрастных и половых различий.

Точности ради надо отметить, что из вежливости одинаковым словом «народ» именуют общности, которые преодолели очень разное количество этих ступенек.

Проблему экономии умственных усилий на распознании «своего» приходится решать постоянно, уравновешивая интенсивность и своеобразие действительной совместной деятельности (скорость появления отличительных признаков) на нынешнем уровне развития общества со связностью в этом обществе (скорость распространения в группе отличительных признаков или их подавления).

Ниже я изложу своё нынешнее понимание термина «менталитет».

Если я слышу это слово, то не хватаюсь за пистолет, как при слове «элита». Другое дело, что число толкований понятия «менталитет», с которыми я знаком, обесценивает использование этого понятия в моих собственных размышлениях. Стагфляция, да-с.

Хочешь как лучше, сделай сам. Видишь в разумном рассуждении расплывчатое понятие, определи его хотя бы для себя. И упрячь под кат собственное длинное и скучное рассуждение; противопоставь в прохожем терпимость любопытству.

Я утверждаю, что в каждой отдельно взятой популяции вида «человек разумный» одновременно действуют все разновидности отбора во всех его формах.

Естественный отбор в его движущей и стабилизирующей формах. Бессознательный искусственный отбор, в его движущей и стабилизирующей формах. Методический искусственный отбор и два подхода к нему: индивидуальный методический отбор и массовый методический отбор. Определения здесь (1, 2), а все вопросы к коллективу авторов БСЭ, спиритическое блюдечко Вам в помощь.

Вряд ли требует доказательства тезис, что влияние естественного отбора на признаки той или иной человеческой популяции можно уменьшить как через защиту отдельно взятого человека и целой популяции от влияния природных факторов, так и через подмену естественного отбора в любой из его форм отбором искусственным.

Отдельно замечу, что сами изменения в человеческой популяции в результате такой подмены могут статься большими, нежели в результате естественного отбора.

Пример защиты: защита от холода (тёплые дома, тёплая одежда) эффективно ослабляет естественный отбор по холодоустойчивости. Пример подмены с усилением эффекта: инфантицид, который приписывают спартанцам, якобы оставлявшим в живых только достаточно сильных младенцев.

Итак, искусственный отбор торжествует в человеческой популяции, а к понятию популяции можно свести биологический аспект любого народа.

Такой искусственный отбор практикует каждый из нас. Отдельно взятый человек старается облегчить жизнь (приспособление к окружающим условиям) тем людям, которые ему по нраву, и старается жизнь затруднить тем, кто ему не нравится.

«Старается» не означает «преуспевает в этом» или хотя бы «делает вещи, понятные тем, кому он их делает». Тем не менее, в масштабах популяции эти несуразности сглаживаются, так что в сумме своей индивидуальные усилия ведут к поставленным целям.

Этот искусственный отбор, очевидно, тоже может быть бессознательным или методическим, а последний может быть индивидуальным или массовым.

Я страшную вещь скажу, но объектом стараний из предыдущего абзаца может быть и сам старающийся. Нет? А зарядку Вы делаете по утрам? Я делаю.

И вопрос уже всерьёз, без балагурства: где проходит граница между бессознательным и методическим подвидами искусственного отбора? Где заканчивается моё или Ваше поведение, обеспечивающее бессознательный искусственный отбор внутри человеческой популяции, и начинается поведение, задающее методический искусственный отбор?

Ответ опять же следует из определений, на которые я ссылался выше.

Бессознательный искусственный отбор в человеческой популяции становится методическим искусственным отбором тогда, когда человек начинает видеть в окружающих уже не людей как единые, цельные личности, а набор свойств. И каждое из этих свойств по отдельности ради собственного приспособления к условиям обитания можно поощрять или подавлять своим собственным поведением, пренебрегая и тем, что думает о таком воздействии его объект, и тем, как оно скажется на дальнейшем приспособлении объекта к условиям обитания.

Да, в пределе это жуть. В пределе это использование окружающих вплоть до людоедства.

Однако не лучше и обратная крайность, с совершенным отказом от избирательной, целенаправленной и рациональной работы с ближними своим. Это, конечно, получается не сам людоед, но его трапеза, всё равно поощряющая людоедство в переносном, а то и в прямом смысле.

Помнится, был эпизод в адамсовом «Путеводителе…», когда в ресторане на краю Вселенной с гостями разговаривает существо, которое объясняет, что выведено оно специально как пища, чтобы любителей мяса не мучила совесть, и живёт только ради этого. Предлагает на выбор различные части своего тела, а когда выбор сделан, удаляется, чтобы застрелиться. Ладно, обратно к теме.

Когда в общежитии распространяются подходы и приёмы методического искусственного отбора (думаю, такое произошло много раньше применения его к домашним животным и растениям), то в человеческой популяции тут же, по историческим меркам мгновенно оказывается востребованным нечто, что может ограничить этот отбор, то есть в какой-то мере

Я уже высказывал своё отношение к «традиционным ценностям», которое далеко от оптимистического, если сами «традиционные ценности» воспринимать иначе, нежели фигуру речи при окучивании охлоса.

Ниже я попробую его, отношение, обосновать с точки зрения тех доктрин, которых придерживаюсь.

Способ? Как обычно, поиграю в слова. Слово штука такая – любым набором звуков, телодвижений и гримас можно обозначить что угодно. Можно постольку, поскольку адресат высказывания согласен с обозначением.

Согласию (в моём, запредельно терпимом случае) не обязательно быть полным и всеобъемлющим. Главное, чтобы до читателя дошло, что именно автор имеет в виду.

Дальнейшее рассуждение обязано своим появлением моим попыткам анализа такого понятия, как «общественная» (или «социальная») «норма» с позиций того учения об этике, которое я тут невыносимо агрессивно исповедую. Придирок к словам может быть множество, Шрёдингер с ними. Главное, чтобы до читателя дошло.

Модальность (сиречь «наклонение» у Брокгауза и Ефрона) всякого сознательного действия у человека может быть сведена к «хочу», «могу» или «должен». При анализе общественной деятельности человека, как частного случая его групповой деятельности, я считаю возможным исходить из презумпции ограничения модальности «хочу» модальностями «могу» и «должен».

Проще говоря, формирование поведения человека в обществе я вижу, как совокупность актов ограничения его желаний через возможности и обязанности. При этом желания выступают движущей силой, наполнением формы действия, полученной через эти ограничения. Желания суть газ в аэростате – при том, что аэростат может статься самой вычурной формы, образованной обязанностями и возможностями.

Если принять, что желать можно и изменения своего окружения, и его сохранения, то получается определить четыре типа элементарных актов формирования поведения человека в обществе.

Во-первых, «я могу делать». Во-вторых, «я должен делать». В-третьих, «я могу не делать». В-четвёртых, «я должен не делать».

Сами ограничения в некоторых условиях представляют собой последовательность элементарных актов разных типов, заданных желаниями человека в отношении других людей, оформленных его возможностями влиять на их поведение и его обязательствами перед ними. Так всякая программа есть последовательность команд из заранее известного словаря.

Порядок типов актов, используемых в этой последовательности, продолжительность каждого акта в ней и усилия, затраченные на этот акт, обусловлены как внешними по отношению к человеку обстоятельствами (например, возможностями других ему сопротивляться), так и сознательными решениями самого человека.

Отсюда можно определить понятие «общественной нормы» как воспроизводимого множества таких ограничений, множества последовательностей этих элементарных актов разных типов. Множества программ. И сохранить это понимание для дальнейших рассуждений о таких вещах, как «народ» или «нация».

Далее о словаре.

Обобщающими понятиями для всех возможных актов каждого типа станут следующие.

«Я могу делать»: свобода. «Я должен делать»: обязанность. «Я могу не делать»: право. «Я должен не делать»: ценность.

В применении к какому-то желанию человека результаты таких обобщений будут понятиями родственными, но разными в силу того, что эти результаты могут быть признаны только самим человеком (качественный аспект, «да-нет»), а могут быть представлены окружающим (количественный аспект, «давайте их проверим, давайте их сравним»).

Желание, ограниченное через свободу, самим человеком переживается как достижение, а вовне оно представлено как успех. Это именно ограничение, отказ от изменения своего «я могу» ради соблазна делать именно то, что можешь здесь и сейчас. Иллюстрация перманентного успеха как суперпозиции достижений за счёт всего остального: Горлум до реквизиции Кольца.

Желание, ограниченное через обязанность, даёт человеку переживание долга, а извне его видно, как приказ. Долг – это приказ самому себе. «Оказанная услуга ничего не стоит» –- формула отказа от долга в пользу уже упомянутого достижения (метафора отброшенного ракетоносителя).

Желание, ограниченное через право, даёт человеку «чувство собственного достоинства», или просто достоинство для краткости. Внешнее представление достоинства видно и может быть проанализировано, как удобство, то есть отсутствие препятствий.

Наконец, желание, ограниченное через ценность, для самого человека оказывается добродетелью – всякая добродетель может быть сведена к сдержанности. Не верите мне, спросите «кафоликов недорезанных». Извне такое видимо, как запрет.

Итого.

Свобода, обязанность, право, ценность как средства ограничения желаний человека.

Достижение, долг, достоинство, добродетель (четыре «д» в начале слов – случайность) как переживания самого

Признаться, я не собирался обсуждать «русский мир» как учение. Стараниями масс-медиа он стал фигурой, почти полностью риторической, а не аудиторной. Кто превозносит, кто насмехается, а у сколько-нибудь добросовестных комментаторов присутствует оборот «по моему мнению», и мнения эти разные.

Своё мнение о «русском мире» как доктрине я составил довольно давно, перечитывая труды Владимира Ильича Ленина. Отрывок, из которого вырос этот текст, изначально был замечанием на полях весьма известного очерка этого автора.

Я вспомнил об этом замечании благодаря пылу нынешнего польского премьера Моравецкого. Ладно. Дай, думаю, запишу, что такое «русский мир» как идеология. По моему мнению.

Если что, то я не могу назвать себя приверженцем этой идеологии просто потому, что «русский» там присутствует как торговая марка и/или как ключевое слово для удачного поиска аргументов в спорах. Проблемам русских как народа «русский мир» как доктрина вполне перпендикулярен.

Другое дело, что с точки зрения государственного строительства, образа будущего, международных отношений и всего такого… даже этот «русский мир» я назову лучшим, что у нас было за последние лет сорок, а таким разбрасываться нельзя. Более того, мы в этих вопросах успели раньше какой-то связной западной доктрины по нашему уничтожению, а это дорогого стоит постольку, поскольку не останется сотрясением воздуха, то бишь растратой бит в секунду.

В общем, Моравецкий правильно визжит, пся крев.

Итак.

Всякая государственная экспансия может быть описана, как усилия по получению дешёвого товара из-за границ этого государства группой, оказывающей решающее влияние на управление этим государством.

Формы государственной экспансии зависят от того, за каким товаром, собственно, охотятся.

У Н.Ленина (говорю же, я читал) в «Империализме как высшей стадии капитализма» подробно рассмотрен процесс перехода от получения за границей дешёвой рабочей силы к получению из-за границы дешёвых денег (и то, и другое – товар, напомню).

К этому пресловутый империализм и сводится. При капитализме Вам было выгодно выносить за границу производство, привезти из-за границы дешёвый продукт этого производства, продать здесь и навариться, в отличие от тех, кто платит лишние деньги местным рабочим. При империализме из-за сращивания, по выражению тов. Бухарина, промышленных и банковских монополий стало выгодно давать кредиты, на которые аборигены построят всё сами, сделают всё сами, продадут – Вам или ещё кому – всё сами и с поклоном выручку отдадут Вам. Сами.

Если временно отступить в далёкое прошлое, то изначально товаром стали дешёвые вещи, за которыми в поход и ходили. Можно взять силой, если её достаточно (трофеи), можно выменять. Спросите у викингов. Ну, или у новгородцев. Вольный город, вольные нравы.

Люди тоже: причём именно что люди, а не какие-то их навыки. Навыки сами по себе в полон не угонишь.

Потом товаром стала «земля» в достаточно широком понимании этого слова («а на что сподвижникам земли без крепостных?»), и вперёд, за дешёвой землёй, чтобы было куда (и на кого) наследников расселить.

Отсюда уже вырастает вопрос удорожания труда, то есть той самой рабочей силы – а то расплодились, мало той земли на отдельно взятого недоросля остаётся, надо где-то брать.

Я бы даже обобщил: само объявление чего-то товаром возникает тогда, когда появляется возможность получить это «что-то» извне с меньшими усилиями, чем здесь. Иначе это «что-то» товаром здесь просто не осознают.

При чём здесь «русский мир», вздохнёт утомлённый читатель. Ленина-то он и сам читал. Я надеюсь.

Ещё раз обращусь к опыту капиталистического злыдня, ещё не ставшего злыднем империалистическим. Напомню, что он, согласно условиям задачи, принадлежит к группе, оказывающей решающее влияние на управление государством. Очевидно, что он не станет подрывать своей предприимчивостью такое положение дел.

Капиталист организует в колонии производство какого-то нужного в метрополии товара. Из-за дешевизны рабочей силы требуемое количество труда для этого производства обходится капиталисту дешевле. Товар перевезён в метрополию и продан.

Ради чего стороны стараются?

Общество метрополии получает улучшение своего материального потребления за счёт дешёвой колониальной рабочей силы. Государство, на которое влияет капиталист, получает возможность аккумуляции ресурсов для решения каких-то своих проблем или воплощения каких-то своих замыслов на благо капиталиста.

Капиталист получает деньги, которые он в основном потратит на расширение производства (по-другому он пока не умеет), а меньшая часть уйдёт на то же самое материальное потребление, потому что он часть общества, хотя ананасы в шампанском – это святое.

Общество на колониальных территориях получает какую-то часть произведённого продукта,

Всё же эта фэнтези-эпопея – скучная по нынешним временам, так как написана взрослым для взрослых – получилась прекрасной иллюстрацией к вопросам строительства нации. Вряд ли по воле автора, скорее по его ТТХ: автор уже в возрасте (в сорок лет первый том, хотя в тридцать восемь отметился «Меченосцем», который ходит в топе моего хит-парада), с биографией, понятной советскому человеку и уважаемой им (отслужил в армии, работал на заводе), и, вероятно, поэтому оказался достаточно добросовестен, чтобы не потакать читателю за счёт сюжета и качества изложения.

Кроме того, он штатовец, а у них там конструктивистская, аналитическая компонента в нациестроительстве выражена очень сильно, им огромное количество иммигрантов надо было привечать и приручать, а такое без методичек не суметь. Думаю, некоторые вещи для штатовцев что вода для рыбы, не требующая слов для описания, в отличие от нас, с нашими «традиционными ценностями». Завидно.

Вот что я прочёл у него.

Чёрный отряд спроектирован и создан как сверхоружие. На весьма примитивные окружающие общества, поднявшиеся на фэнтезийном постапе – так что прежние волшебники нынче ходят в богах и населяют путаные легенды – выпускают такие отряды (Чёрный и все остальные), построенные по ныне утраченным технологиям нацбилдинга.

Изначально у каждого отряда есть и сознательно обслуживаемый корпус текстов (Анналы), и светлое будущее с торжеством собственного взгляда на мир, и готовность к таким делам, от которых этот мир содрогнётся в ужасе (может быть, автор думал, что троллит, говоря о Свободных отрядах Хатовара для обеспечения Года черепов?), и опора на предельно высокие и при этом общедоступные технические решения из существующих (ведь военное же дело, иначе смерть).

Отряд, потерпев поражение в какой-то почти исторической битве, утерял Анналы, изначально бывшие бухгалтерскими книгами, но восстанавливает и дополняет их как какие-то священные тексты; позабыл стартовые параметры светлого будущего, но до упора в своё будущее верит, не сдаваясь в безнадёжных ситуациях; не останавливался и не останавливается ни перед какими средствами, чтобы сохранить себя; при этом действенность этих средств перевешивает их сложность или дороговизну. Иными словами, нациестроительство чётко показано как социальная метатехнология, порождающая и воспроизводящая социальные технологии низшего уровня в различных условиях.

Единственное отличие от «настоящей» нации, сама суть неестественности Чёрного отряда – метод воспроизводства его личного состава, когда отсутствует «этот, как его, народ», а точнее, самовоспроизводящаяся человеческая популяция как основа общества. Принимают всех, и почти у всякого новичка по умолчанию возникает несгибаемая лояльность к Отряду, в принципе не основанная на продолжительном семейном быте и его взаимодействии с обществом вовне. Это, кстати, самое слабое место в мире эпопеи, ну да штатовцу простительно. Тем более, что сам автор это осознаёт.

На индивидуальном уровне гораздо более естественен подход Ворона, которого автор изобразил подчёркнутым исключением. А на групповом уровне много логичнее, когда остальные осколки Большого проекта (Нар, Душители, Нюень Бао) либо становятся народами, либо сливаются с существующими народами за счёт отказа от той самой метатехнологии. Том «Воды спят» рассматривает ситуацию, когда Чёрный отряд уворачивается от этой перспективы, продолжая работать на текущую версию великой цели, и там добросовестность автора вызывает особенное уважение. Увы, том далеко не первый, и он прочно завязан на предыдущие.

В конце эпопеи особенно показательна разборка Чёрного отряда со своим изначальным работодателем (да, божество или почти божество, ну и что?), где формой мотива выступает именно родовая, семейная месть, но его содержанием оказывается многажды присутствующая в истории Отряда ситуация с предательством работодателя, с его отступлением от условий соглашения, о котором тот должен пожалеть. Воистину, нельзя было получить Дочь Ночи не от Госпожи, а от любой деревенской дуры в округе? Буквально дуры, юродивой, которую всякий небрезгливец охаживает? У Дочери ведь волшебной силы, кроме делегированной извне, нет.

Будущее Чёрного отряда за пределами куковской эпопеи – это предприятие, высокотехнологичное и дорогостоящее решение проблем социальной напряжённости в обществе-нанимателе и проблемы границ между разными обществами. Решение, которое будет работать ровно до тех пор, пока Отряд не нарвётся на общество, в котором уже состоялась «настоящая» нация, то есть такое общество, которое легко справится с тем, чтобы Отряд обнулить либо ассимилировать.

Ведь в начале эпопеи Чёрный отряд сталкивается с ранее абортированным и ныне возрождаемым проектом национального государства (прежней империи Властелина и нынешней империи Госпожи), и он вынужден спасаться бегством даже тогда, когда сама Госпожа претензий

Включил телевизор, услышал слово «экзистенциальный» применительно к нынешней специальной военной операции на Украине и вспомнил, что до сих пор не оскоромился глобальным и сколько-нибудь долговременным взглядом на эту операцию. Ладно, вот. Разобью на тезисы.



1. Какое-то мнение о войне может быть у пяти… сословий? категорий? классов? слоёв?.. ладно, пусть будут просто разные множества общественных позиций. Это правители, жрецы, воины, хозяева и все остальные, которых уважительно можно назвать обывателями, а неуважительно быдлом.

2. Правители начинают войну или соглашаются на неё, когда альтернативой оказывается их личное благополучие. Под «благополучием» здесь можно понимать и саму жизнь (выборы и миропомазание – « это всё, конечно, очень бла-ародно», но и табакерку в висок тоже никто не отменял), и мировоззрение (особенно если оно «единственно верное»), и просто чувство собственного достоинства.

3. Жрецы (богов или муз, неважно) могут хотеть войны потому, что она уводит общество от нормальности, от обыденности, от рутины, создаёт темы для берущих за душу проповедей, пылких газетных статей, выдавливающих слезу стихов, шокирующих картин или видеороликов. Это не просто работа, это востребованность, это статус.

4. Если у жрецов война – это сырьё для карьерного роста, то у воинов она, напротив, отходы; нежелательная, но зачастую неизбежная цена решения преследовать свои жизненные цели с пользой для общества и сравнительно высоким риском для жизни. Воин может хотеть войны тогда, когда считает, что она позволит ему быстрее достичь упомянутых целей, и это желание выглядит скорее как согласие заплатить большую цену за лучший товар.

5. Хозяин (я не знаю, каким ещё словом одновременно закрыть понятия «собственника» и «предпринимателя») видит пользу от войны в изменении параметров торговых путей, то есть в открытии одних торговых путей, закрытии других и изменении правил пользования третьими. При этом надо понимать, что «торговый путь» есть феномен сложный и составной, и решения по «изменению правил пользования» имеют разные аспекты и разные уровни. Более того, эти решения могут быть желательны и как итог, и как «сам процесс».

6. Наконец, обыватель войны не хочет. Если он не вовлечён в общественную жизнь в достаточной степени, то он хочет, чтобы от него от… отстали со всей этой суетой за его счёт. Если вовлечён, в том числе через убедительное разъяснение, что его пассивность обойдётся сильно дороже активности, то он хочет не войны, а победы. «Музыка играет, штандарт скачет», раны только лёгкие и все аккуратно перевязанные и так далее. Это просто инстинкт самосохранения, спроецированный на общество.

Итого, хотеть войны, ратовать за войну могут только жрецы и хозяева. Жрецы и купцы, если в рифму. Правители, воины и обыватели к войне вынуждаемы или войной соблазняемы. И это была рамка обещанного выше глобального взгляда. Теперь он сам.

7. РФ с Украиной не воюет. Основа утверждения: а) неизменная неприкосновенность газотранспортной системы Украины как торгового пути во всех аспектах и на всех уровнях плюс б) продолжающаяся официальная риторика о (всего лишь) «демилитаризации» и «денацификации», когда «экзистенциальный» и прочее звучит только в качестве личного мнения от комментаторов разного уровня и звучит, рискну предположить, для «убедительного разъяснения» из п.6. Короче, местные жрецы и купцы сидели и сидят сравнительно тихо.

8. Российское общество и государство РФ воюют, то бишь находятся под ударом со стороны конгломерата самых развитых обществ и государств планеты («западных»). Основа утверждения: информационная кампания и экономические санкции. Тамошние жрецы и купцы сорвались с привязи и обратно на привязь не собираются.

9. Пресловутая «западная цивилизация» развита так и настолько, что не нуждается во внешних угрозах для развязывания войн. Проще говоря, атакой на РФ они решают какие-то свои проблемы, а РФ здесь понадобилась как сравнительно лёгкий и дешёвый босс в компьютерной игре. Может быть, по сравнению с Китаем, а может быть, по сравнению с мероприятиями, подразумевающими переформатирование каждого сколько-нибудь значимого общества на Земле.

10. Атака на РФ приняла форму реальных боевых действий главным образом потому, что «западные» правители (профессиональные администраторы, люди из уважаемых семей, живущие с администрирования части «элит», значимые политические деятели и проч.) подались перед натиском жрецов и купцов.

11. Эта уступка обязана собой ослаблению административной системы «западных обществ» из-за множества конфликтов, неизбежных из-за идущего ныне процесса пересборки этой административной системы в «западных» обществах