у некоторых появилась дурная привычка: отправлять посты и отключать комменты. К чему бы это?
UPD: решил для себя так - видимо просто разговор не нуждается в продолжении. Так, девочки?
Диего и Никола
Глаза в глаза, а за спиной
Два войска к битве ждут сигнала...
Должны сразиться мы с тобой,
И это битве даст начало.
И вот стоим мы, два врага,
Клинков сжимая рукояти...
А за спиной трубят рога,
Исхода ждут две грозных рати.
Я узнаю знакомый взгляд,
С твоими встретившись глазами.
Ты помнишь, много лет назад
Мы были верными друзьями.
Судьба свела нас здесь теперь
К началу страшного сраженья.
Я не хочу убить, поверь,
Но не хочу и пораженья!
Гнетущий мрак в душе растет,
Умолкло все... Восток алеет...
И за спиною войско ждет,
Кто в поединке одолеет.
И вот стоим мы, два врага,
Застыв в неведомой заминке.
Сегодня вырастет курган
Над пораженным в поединке.
Ты начал первым... Что же, бой!
Мечи звенят и искры мечут.
Сегодня ты падешь, герой,
На мертвом поле бранной сечи!
Но что со мной? Я не могу,
Не в силах я себя заставить
Удара нанести врагу
И в грудь ему клинок направить...
Глаза в глаза... Над полем тишь...
Ведь мы сошлись убийства ради!
Но почему же ты молчишь,
И нет враждебности во взгляде?
Железо падает из рук,
Блеснув на солнце острой гранью.
Всего два слова - "Здравствуй, друг!" -
Нарушив мертвое молчанье...
смотрю на одно изображение и наверное возьму его в аватары:)
Скорей всего это будет уже окончание поста, впрочем, если будет еще и пост от народа, то с радостью вообще не буду писать начало:)
Кардинал стоял в череде выстроившихся у возвышения с покоящимся на нем гробом и внимательно прислушивался к тянущейся уже около часа речи Первосвященника, который с редким красноречием и убедительностью рассказывал о яркой, полной деятельности жизни покойного. Взгляд кардинала время от времени возвращался к лицу лежащего в гробу мужчины: заботами орденов лик этот и сейчас казался нетронутым печатью смерти. Чудо святого благословения. Кардинал вновь перевел взгляд на находящихся в храме. Лица большинства дам были скрыты вуалями, защищая их от всего и прежде всего от самих себя. Его Преосвященство опустил голову на грудь, пальцы передвинули несколько жемчужин. Четки светились мягким, перламутровым светом. Кардинал мысленно улыбнулся и вновь поднял голову, оглядывая еще раз присутствующих. Черные глаза задержались на лице очаровательной женщины, прежде чем он шагнул вперед, обменявшись с Бонифацием взглядами:
- Да прибудет с вами слово, - эта фраза была сказана с удивительным единодушием.
Если бы не нужно было говорить дежурную речь, то Его Преосвященство предпочел бы рассмеяться и покинуть храм. Но вместо этого, он выпрямился и положив руку на сердце заговорил:
- Да прибудет с вами жизнь, - спокойно начал кардинал, обводя людей в храме медленным взглядом. - Ибо не нам определять то, что ждет того, кто принимает сейчас последние почести на земле. Будем же милосердны в прощании и не дадим памяти увести нас в прошлое. Нет покоя живущим, чьи сердца продолжают биться, сострадать, любить.
Кардинал поднял руку, которая покойно возлежала на сердце, и в тишине храма жест благословения казался ощутимым звуком. Он таковым и был для слуха тех, кто умел видеть другими глазами. Словно рвались тонкие цепи: тонкий, чистый и холодный звук. В груди кардинала на миг образовалась пустота, а в глазах, обращенных на лежащего в гробу красавца, мелькнула горечь.
- Да прибудет с нами - мир, - негромко завершил свою короткую речь кардинал, находя в толпе лицо так заинтересовавшее его.
Отступая на положенное ему место, он вспомнил ее имя - Гертруда де Нортми, урожденная Барна. Правая рука привычно легла на сердце, когда последнее "ложе" Александра окружили священнослужители, поднимая его и направляя его в последний путь: к древней усыпальнице Александритов на острове Сакрэ. Певчие запели, выступая следом. Песня-молитва должна была идти следом за процессией, утешая и благословляя.
крик менеджера, вносящегося как ураган в двери:
- Витя, я тебя изнасилую! - (это что нечто пугающе должно звучать? От девушки в легкой юбке, еле прикрывающей колени, да к тому же с таким взволнованным личиком. Тогда вероятно я - хам)
ответ:
- Когда?
наткнулся: http://usuarios.lycos.es/dejichuu/aru.swf
только не пугайтесь, но единственное что я вижу: это просто бездействие и тишину, там где уже можно было бы прийти к согласию, совершить минимальные действия.
Вывод: игра закончилась. Или вопрос можно решить по другому?
в связи с некоторыми фактами по игре, могу сделать следующее заявление:
актив: Руиз, Шарль, Виктуар.
пассивный актив: Дирок и Дис
практический полный офф: Ивар, Альбер, Чарльз
основанием для этого было: четыре письма, которые дали приблизительную картину событий, которые будут идти в первой части игры. В ней мне нужны те, кого я уже перечислил. Думаю, что этот состав сохранится до последнего.
Все. Пишем, а не говорим!
если гуманизм - это всех убить, остаться одному - герою, типо, что одиночество - это героизм? Весьма сомневаюсь. Человек одинок по своему типу, так что ничего героического не вижу в том, чтобы остаться одному.
но вопрос в другом. По аналогии с гуманностью - позитив - это...?
Про откровенцев - еретиков.
братец Ивар:)
Если Спаситель отворачивается от слуги своего, то в первую очередь закрывает глаза его, затем слух. Ивар знал это и с сожалением мог сказать самому себе, что глаза ему закрыла та, которую в своем воображении он с первой встречи назвал: ведьмой. Именно она была виновна в том, что его отлучили от церкви и направили в грешный мир, где его вера не подкрепленная силой церкви - бессильна перед многочисленными соблазнами разврата. Бывший духовник собирался покинуть отчий дом, намереваясь пойти на похороны усопшего императора. Белесые глаза оглядели себя в огромном зеркале, ища малейшее отступление от строго правила траура, но в глухом, черном костюме белоснежным было лишь его лицо. Ивар вздохнул, жестом отсылая слугу. Он решил пройти пешком, не желая утруждать ни коня, ни слуг, которым пришлось бы доставлять его к центральному собору. Ему нужно усмирять плоть свою и обострять мысли, направленные на одну-единственную мечту: вернуться в лоно святой матери церкви.
- Гонтран, ты идешь? Карета готова.
Он вздрогнул, услышав свое мирское имя и голос брата:
- Нет-нет, - слишком торопливо, пытаясь стереть в памяти это обращение: "Меня зовут - Ивар. Это данное мне нашим Спасителем имя". - Я пойду пешком.
- Что за глупость?! Без разговоров - садись, иначе мы опоздаем к началу церемонии.
Призвать на помощь смирение или вразумлять о том, что они гораздо более почтят память усопшего не утруждая в этот день своих слуг? Ивар расстерялся, а между тем Элизабет подхватила его под руку и решительно провела к карете:
- Как дите малое, - ворчала она.
- Успокойся, Элизабет. Просто я отвык от жизни в миру, - тихо проговорил он уже в карете.
Женщина что-то неясно пробормотала, а он сложил руки, закрывая глаза и творя молитву: Хранящий его Творец везде услышит своего верного слугу. Но в миру, там где его звали все - Гонтран - ему казалось, что молитва не доходит до ступеней, где восседал Спаситель. Она зависала где-то и обрушивалась на его голову тяжкой болью, непримиримым гневом на то, что он не мог исправить. А виноваты кто? Да все те же, из-за которых он пробыл почти десять дней в узилище, неправедно оклеветанный сильными мира сего. А ведь он всего лишь нес слово Творца заблудшим. Они - заблудшие ходят на свободен, по улицам, которые горят под их ногами, так как на них они проливают кровь невинных агнцев Спасителя. Они - заблудшие сеят разврат своим поведением. Сто раз проклинаемый Этьен де Нортми - Черный Всадник, несущий конец этому миру, который он - Ивар - хотел спасти ценой собственной жизни, имени, желаниям. Его сын - достойный отпрыск отца, который расстроил все планы святого брата и к тому же не внял голосу Спасения. И несчастные жертвы их: люди с которыми они общаются - прокляты уже за одно слово, сказанное рядом с этими богохульниками. Жертвы эти тоже обречены на хлад и непрощения. Вот зло, которое ходит в миру этом в образе человеческом и которое не допустило слов верного слуги Спасителя к нему. Значит надо обличить тех, кто покрывает это зло и не дать им воли, запереть их и наказать. Или - уничтожить. Карета остановилась и Ивар первый вышел из нее, преисполненный желанием исполнить свой святой долг. Ведь именно поэтому он был изгнан.. нет! Отправлен в святой поход, чтобы вернуться к матери-церкви с трофеями: душами тех, кого еще можно спасти. И свою душу он должен спасти от страшного наваждения.
Едва он пришел к этой мысли, как перед его взором открылись врата в самое искушение. Нет, присутствующие дамы были в черных, как и полагается в траурные дни, одеяниях. Но что это были за одеяния! В самых смелых мечтах такое не может привидится благому последователю Спасителя. Все это тлентворное влияние противоестственных в своих взглядах, верованиях, убеждениях. Ивар узнавал тех, кого призван был наставить на путь настоящего служения, но терялся в мыслях своих. Наверняка это было тоже колдовство. Белесо-голубые глаза мрачно и медленно осматривали присутствующих, пока не наткнулись на знакомый, черный взгляд. И - покой. Округлая, белоснежная рука осторожно коснулась его плеча. "Когда она успела приблизится?!"
- Вы так ошеломлены всем этим грустным зрелищем? Я хотела только поприветствовать вас, так как не люблю маскарады, - чуть хрипловатый голос успокаивал.
Ивар кивнул, недоверчиво глянув на черноволосую красавицу, но глаза ее были устремленны к тому, который уже никогда не восстанет со своего последнего ложа. Лицо было бледно и печально. "Она скорбит. Бедное дитя. В этой толпе никто не утешит ее и не успокоит. Хоть она и грешна, но она искренне любила.. " - мысли беспорядочной чередой мчавшиеся среди окружающего его хаоса, упорядочились и вновь наполнились благим стремлением нести истинный свет.
- Вам нужен покой и утешение, дитя.. - он осекся под темным взглядом огромных, печальных глаз.
- Его не будет, пока живы те, кто виновен в моих печалях, - тихо, с явным трудом проговорила Карна. - Простите, я