Вскрывая вену своего таланта
Пуская кровью строчки слов
Течёт река сумбурных снов
В ладонях самоучки хироманта
Держа судьбу, как небеса - атланты
Он не способен снять своих оков
Но видит - через пелену годов
Свет солнца - это свет от лампы
И рвёт себе голосовые связки, гланды,
Но не доходит крик до мнительных богов
Что им, до мыслей смертных дураков ?
Для них созвездия и те - гирлянды...
Плачь гений! Дай волю горечи... Слезам...
Удел твой прост, глуп и не нов...
Ты знаешь сам, бесплатных нет даров!
А слёзы? - пусть! всё ж это меньший срам...
Скажите, у вас не было предков в Древнем Египте? Впрочем, это неважно, как неважно всё остальное. Мир для вас один большой диван. Вы стали прототипом для Ильи Ильича Обломова. Только вы уже ни о чём не мечтаете, просто тупо пялитесь в потолок. Когда вы являетесь людям, они впадают в тотальную апатию, сонливость и им становится всё равно на этот мир. Ни одно дело не доведено вами до конца. Единственное, что может вас оживить – алкоголь. Но только для того, чтобы уснуть ещё крепче. Во время Армагеддон вы всё проспите. [показать]
Шаги. Скользят. Затихают на заднем плане
Скрипят половицы, прогибаются дряхлые лаги.
Луч лунного света вскрывает острые грани,
Сереют в тенях, когда-то цветастые флаги
Пробьёт на часах, пару раз - а потом оборвётся
И только лишь эхо гуляет в пустых в коридорах,
Да ветер. Ветру скушно. Ветру вечно неймётся,
Гоняется пыль друг за другом в зыбких просторах
Стареющий плющ обвивает гордую башню донжона
Колодец засыпан. Во рве теперь только тина.
Последний рубеж. Замашки былого пижона,
Прежде чем станет обычною древней руиной...
Я не верую в бога, но верю в людей...30-07-2008 16:46
Сквозь открытые настежь двери
По холодным камням ступая
Я пройду под высокий свод Храма
Где на стенах трещина-рана
Где седая пыль вековая
Где никто ни во что не верит
Я зажгу в этом храме свечи
Помолюсь пред безликой иконой
Постою помолчу о малом...
Что ж с тобою мой друже стало?
Я безмолвные слышу стоны,
Опускаю руки да плечи
Нет во мне этой чистой веры
В всемогущего доброго бога
Что взирает на нас с высока.
Не достоин он и плевка,
Только нету у нас иного -
Вот и маемся мы без меры.
Но покинув приют страданий
Я исполнюсь робкой надежды
Что не всё бесполезно в миру
И ухмылку я уберу
Спрячу гордость подальше в одежды
Новых, ярких найду стараний...
Мы не знакомы, впрочем всё это не важно
Настанет день, мы познакомимся однажды
Я знаю, поверь так было с каждым
Это подобно ничем не утолимой жажде
Меня поймали и посадили в этот лабиринт
Закрыли двери, последний закрутили винт
Часы перевернули, сломали механизм и вбили клин
Будь осторожна, кругом лишь поле мин
Сейчас они не знают, и это нам на руку
Пока они пытаются развеять скуку
Их слух не приспособлен к стуку
Наших сердец, забудь про это муку
Я помню всё что должен буду рассказать
Найди меня, тот странный парень сможет подсказать
Он будет там, он там умрёт, но всё ж успеет показать
Найди меня, что б мы могли их наказать
устал брести уж Боливар
поэтов развелось до кучи
прилизанных и сладкозвучных
сеть - графоманская дыра
век - графоманская пора
коль получается хренова
шаблонный говор минусовый
то лучше сберегать слова
закрыты маской аватар
себя готовы они мучить
чтоб стать печальней и плакучей
чем ива чем плакун-трава
и вроде есть же голова
но зуд писательского зова
их превращает в безголовых
а лучше б берегли слова
засыпан листьями бульвар
нет для поэта поры лучше
скользит едва осенний лучик
сквозь туч небесных пеньюар
и снова острие пера
касается листа и снова
уже до боли все знакомо
и лучше бы сберечь слова
поэт ведь стих же твой товар
не жди признания земного
когда беднеет твое слово
ты лучше береги слова
У самой кромки леса, в пятидесяти шагах от песчаного бережка Небыстрой Труньки, лежала массивная фигура пса. Огромный волкодав лежал, положив голову на могучие лапы. Лёгкое облачко пара вырывалось от его носа. Уши неподвижно стояли торчком. Глаза его, до того закрытые, с первыми лучами рассветного солнца приоткрылись, и стали устало следить за бликами на воде. Пёс умирал. Нет, не раны сразили этого знаменитого на всю округу пса, не болезнь достала любимую собаку лорда – Бекан просто был стар. Прожив без малого двадцать лет, он ни о чём не жалел. Верный спутник, прекрасный сторож и отличный боец, в нём было благородства, силы и отваги не меньше чем в его высокородном хозяине. И только одно беспокоило умирающего пса. Хотя он и умирал, хоть и оставалось ему жить несколько часов, его слух и его нюх, остававшиеся даже на пороге смерти такими же отличными, как и в молодости – они говорили ему, что не смотря ни на что, продираясь сквозь буреломы и овраги, сюда, к месту его последнего пристанища, спешит самое милое и прекрасное создание, которое он любил едва ли не больше чем хозяина. И кого огорчать он никогда, ни за что не стал бы, из-за которого, он и ушёл умирать сюда, в тихое уединённое и очень удалённое место. Бекан всё ещё надеялся, что девочка не сможет его найти, что она повернёт назад, что устанет и вернётся, но та, с завидным даже для взрослого человека упорством, продиралась сквозь заросли, всё приближаясь и приближаясь к месту, где старый пёс решил умереть. Волкодав хотел было встать и попытаться уйти, но силы окончательно оставили его, и уже закрывая навеки глаза он почувствовал как слабые ручки обняли его за шею, и дрожащее детское тельце прижалось к нему, роняя на его изрядно поредевший мех, горькие слёзы первой потери.
Если б было в мире всё так просто
Если б можно было не бояться
Не бежать и не скрываться
Не искать безлюдный остров
Если б было в мире всё прекрасно
Если б можно было просто жить
Не влюбляться, не любить
Не терзать себя напрасно
Если б было в мире всё спокойно
Если б можно было вечно спать
Просто лечь и не в ставать
Быть холодным как покойник
Если б было так возможно
Если б всё вот так и было
Взял верёвку б я и мыло
Вынул нож бы я из ножен
Влил бы яду я сверх меры,
И бензин разлил бы рядом
Проводил бы мутным взглядом
Огонёк головки серы...
Я тогда бы удавился
Взрезал вены, и поджогся
Яду б выпил, когда пёкся
И из мира удалился
И
Смерти нет - есть только ветер
И ничего
не важно на свете
Всё не важно, улетит птицей
Всё вокруг только лишь снится
Всё вокруг разбито в осколки
Смерти нет, и всё без толку
Но ничего, не важно на свете
Когда в руках бесится ветер
Взметаясь меж крыльев искуственных птиц
Крыльев из воска, перьев и спиц
Но,
Смерти нет - есть только ветер
Блеклое солнце больше не светит
Блеклое солнце за облаками
Уже не важно что будет с нами
И пусть, с нами - ветру не спится
День с ночью пытается слиться
Ночь в дне медленно тает
И, конечно, никогда не узнает
Что,
Смерти нет - есть только ветер
Смерти нет, есть только ветер...
Смерти нет...
Любовь, это пожалуй самое жестокое чувство которое может испытывать человек. Свиду такое прекрасное, доброе и положительное оно на самом деле гораздо хуже, чем люди привыкли видеть. Никакая ненависть, никакой страх, никакое чувство "справедливости" не может принести столько бед человеку и окружающим, сколько приносит любовь. Даже счастливая, взаимная любовь двух нормальных адекватных людей несёт в себе боль и печаль. Что уж говорить о тех случаях когда любовь невзаимна, или паче того фанатична...
Любить - это всегда деструктивное, а не созидательное действие.
Нет - я не говорю что "испытывать любовь" чувствовать это, так называемое, благородное чувство нельзя, или обязательно ведёт к деградации человека и человечества. Наоборот, при созидательном восприятии мира, прогресс невозможен, по крайней мере по психологии человека и человечества.
Меня зацепляют мелочи. Какое-то сочетание слогов, какой-то кусок ритма... Какой-то цвет, звук, запах, вибрация... Они складываются, сбегаются, накладываются друг на друга. Вырабатывая какие-то странные, непонятные, непривычные эффекты. Затрагивая невидимые струны где-то в глубине сознанья.