Вернулась от души к телу..душно, как в коробке,затянутой палейтеленом..
городские фонари, шум машин..хочется снова к рассветам, костру, свободе и друзьям..
как бы сохранить это..
Неужели никаму не нужны чудеса? Какое это счастье делать маленькие глупые чудеса! Почему так мало людей радуются им, их замечают, почему?
Читаю про мальчика, который хотел сделать из зонтика маленький планетарий, сначала думал проделать дырочки на месте звезд, а потом решил нарисовать их мелом..)
А я люблю делать кораблики из бумаги..
Она ни разу не надевала туфли. К чему ей их носить? Да и походкой своей она похвастаться не могла, потому что у меня ее не было. Да, у нее были ноги, но что толку от них, когда они не ходят? Два длинных ни к чему не пригодных отростка.
Утром Свету как всегда вывезли на прогулку. За ней и папой потащилось все семейство – две младшие сестры. Коляску поставили на траве, колеса двигались плохо, но ей было не до колес. Она почувствовала запах лета, да, да, именно так оно пахнет! Теплом и спелой зеленью! Да к тому же зацвели ромашки, Ура! Она попросила Олю сорвать ей одну.
А папа достал из пакета четыре ракетки и два валанчика, одну пару отдал Оле с Леной, и одну ракетку положил на коленки Свете. А сам, ловко схватив ракетку в руку, сказал: «Ну что, сыграем?»
«С ума что ли сошел? Пап, я инвалид, я - УРОД!»- закричала Света и бросила ракетку на землю.
«Ну что ты говоришь, девочка моя, никакой ты не урод, ты все можешь!» - спокойно сказал папа, и погладил ее по голове. Рука была теплая, мягкая, такая любимая. Разом все напряжение, весь страх и боль прошли. Она ему поверила.
Спустя десять минут Светка с папой уже играли, валанчик летал над ними, а они только и успевали что отбивать.
Рекорд за вечер – 50 раз!
«Никогда бы не подумала что могу добиться таких результатов в спорте. А может я и не такой уж и урод?» - подумала Светка засыпая..
О нерожденной любви
мы будем петь?
А кто будет петь
- не знаю..
почему принилась писать
о чем и не вспоминаю?
Мы мечтали с тобой
вместе петь
и написать свою песню
мечтали
про руки, губы, глаза
но
не написали
Ты обещал научить меня петь
но
не научил
ты ведь меня
любил
дальше мы будем жить
других учиться любить,
будем с другими мечтать
с другими будем взлетать..
«В мире тихом
Громко больно
Звуки взрываются,
А во сне слышно
Как поет мама -
колыбельная начинается...»
Они не слышали музыку, но чувствовали ее. Разговаривая, перебивали друг друга и смеялись. Словно юные дирижеры, они чувствовали музыку и друг друга, в то время как мы только слышали ее. Их было как Мушкетеров - четверо, но в отличие от них, ребята разговаривали не словами, а жестами, движениями тонких юношеских рук, ну и, конечно, мимикой, которая у каждого из них была уникальной. Они корчили рожи, открывали рты, как рыбы, которым не хватает воды. Рты были сухие, беззвучные. Но музыка жила у них внутри и они чувствовали то, что никогда не смогут передать звуки и слова.
Чтобы привлечь внимание своего товарища, одному из ребят пришлось стучать кулаком по стеклу, а потом и по коленке друга, чтобы тот обратил на него внимание. И тогда начиналась эмоциональная беседа, они смеялись, шутили, жили своей жизнью, неведомой, невидимой и непонятной никому из нас.
Потом трое ребят вышли из автобуса, а один остался. Он сидел у окна. Выйдя, мальчишки начали долбить в стекло, чтобы что-то сказать напоследок своему другу. Это был настоящий танец рук – один там, за стеклом что-то кричал, другой его перебивал, и тоже что-то в немую выкрикивал. А тот мальчик, который остался в автобусе весело махал им в ответ.
У него были темные волосы, длинная щелка спадала на один глаз. И он, словно одноглазый пират, энергичный и счастливый, смотрел в окно. Мысленно он еще был с друзьями. На нем была клетчатая рубашка и легкие цветастые шорты…
Он встал, убрал щелку за ухо и посмотрел на меня. У него были глаза цвета капучино, глубокие, карие.
Он вышел на остановке. Потом обернулся, и еще раз посмотрел на меня. Но в этот раз почему-то грустно. И опустив голову, побрел домой.
Наверное, он думал о том, что никогда не сможет познакомиться с девушкой, которая говорит и слышит, у него просто-напросто не получится ворваться в мир звуков и слов со своей немотой.
Одна такая трагедия уже случилась. Эта история произошла с моим знакомым .
Миша, так его звали, влюбился в девушку. Они каждое утро ездили в одном вагоне электрички, будто договариваясь. Но они не договаривались, и она о нем не знала. А он знал о ней почти все: какие у нее глаза, когда ей грустно, какая она, когда хочет спать, какие книги читает, как морщит нос, когда ей что-то не нравится.. Он наблюдал за ней, и каждое ее движение записывал на листочек своего сердца. С каждым днем записей становилось все больше. И он одновременно становился счастливее и несчастнее, счастье придавала любовь, которая росла, как ребенок, который уже смог заговорить, а несчастье – то, что он молчал. Любовь заговорила, запела, а он - не может…
И в один день он решился, и подошел к ней, сначала пытался сунуть ей в руку записку, но она посмотрела на него с недоумением, и он не стал. А потом сказал ей что-то на своем языке, жестами. Но она не поняла и отвернулась. И тогда он вышел на ближайшей станции. Электричка уехала, а он упал на колени прямо на платформе и заплакал. Впервые в жизни он почувствовал свою ничтожность, никчемность, убогость.
«Господи, почему ты меня так не любишь?!?» - мысленно ревел он, «Почему, почему...!»
Поезд должен был пронестись мимо, но Миша его остановил. Всей грудой боли он бросился под него, так и не сумев выкрикнуть ни слова.
Как же это ужасно, когда под окнами плачет ребенок, а ты ничего не можешь сделать. Только лишь глотать его боль..
.. Мысленно выйти на улицу и мысленно увести его, укрыть, утереть слезы, обнять..
Он не может остановится, задыхается, плачет, а мать продолжает его бить..Потом открывает пиво, хлещет его из горла и смеется адским смехом..
"Грустите вы, слушая крик обезьян,
А знаете ли, как плачет ребенок,
Покинутый на осеннем ветру?" (Басё)
Мыши воют на луну,
а я иду на рыбалку,
нахожу на земле горбатую палку,
заползаю на дерево,
забираюсь по облакам,
как по горам,
и дальше - бах,бум, шум,
я уселся на что-то холодное,
бледно-желтое,
вкусно пахнущее,
червячка на крючок,
крючок - на леску,
леску на волшебную палку,
начинаем чудо-рыбалку!
Ловим летающих вшей,
для щей,
дразним несчастных мышей!
ухаха!
поправляю шляпу-миску,
из глубокого стакана достаю
половник.
Полдник!
хлебаю несуществующую похлебку,
ловко,
а потом просыпаюсь
и широко улыбаюсь.
Петухов сам чувствовал, что улыбка у него дрянная, но совладать с ней не мог и улыбался, улыбался, хотя Марья Антоновна смотрела на него с ненавистью.
Было утро. Она развешивала только что постиранное белье, а также детские чепчики, кофточки. Петухи уже отпели свое, а Елизавета Петровна – мать Марьи Антоновны ушла за двор доить корову.
Не постучавшись в калитку, Петухов зашел по-хозяйски (хоть хозяином и не являлся), и громко прокричал: «Марьюшка»!
Марья Антоновна вздрогнула, из рук вывалилась прищепка. Она поспешила к крыльцу, где и увидела гостя, худого мужчину в потрепанном свитере и начищенных до блеска старых ботинках.
- Здравствуй, Марьюшка, - ласково сказал он. Не узнаешь старого друга?
Марья Антоновна все вспомнила, все до мельчайших подробностей, ушедшие в далекое прошлое чувства разом вернулись, нахлынули. Она задыхалась. Сердце беспомощной калекой стучало-стучало, кололо.
Он смотрел на нее спокойно, подняв кверху свой длинный тощий нос.
- Зачем ты пришел? - вдруг прокричала она. Что тебе надо?
Петухов продолжал улыбаться, напряжение задержало улыбку на его лице, и он не мог ее смыть, снять, или выбросить.
- Чтобы тебя увидеть, - тихо ответил он.
Марья Антоновна, побледневшая и осунувшаяся, старалась казаться строгой, но у нее не получалось. Хотелось разрыдаться, и броситься, рвануть к нему. К нему, любимому, самому родному, долгожданному. Но нет, она продолжала стоять как вкопанная, смотреть на него с ненавистью, которая больше походила на ужас, или боль. Как долго она его ждала, лет 20, а то и дольше. Все верила, что вернется, а потом перестала верить, зажила новой жизнью, нашла себе мужика, родила от него деток. И в тот момент когда, казалось бы, все устроилось, подзабылось, вернулся. Нашел ведь как-то ее.
- Уходи, - из последних сил выговорила она. Но уже тихо, будто сдаваясь.
Он почувствовал ее слабость, и бросился к ней, обнял, начал целовать щеки, губы, глаза. А она только всхлипывала в ответ.
Софья не могла заснуть, все ждала мужа. Он должен был вернуться домой к ужину, а на дворе уже была поздняя ночь. Его все не было. Измучавшись от долгого ожидания, она уснула прямо за кухонным столом. Ее разбудил стук в дверь. Она обрадовалась: «Наконец-то пришел». И открыла дверь. У порога стоял сосед-рыбак, друг мужа. «Софьюшка, милая, твоего в Волге нашли. Утопился».
(институтское, мастер класс литературное творчество)..
Бумажное крыло на нитке,
на худенькой твоей спине,
а на лице сидит улыбка,
все как во сне..все как во сне..
Я подошел к тебе бесшумно,
ты замечтался, не узнал,
мой ангел, ты мечтам послушно,
в себе летал..в себе летал..
Твое крыло зашевелилось,
пустился дождь...
рука цветочком распустилась,
и ты поешь...
Скоро уезжаю на три расчудесных дня..в далекую Тверскую область..будем жить вчетвером в Доме Отдыха..лес..Волга..лошади..снег..день рождения...Х=)))
хочется поскорее отсюда сбежать..улететь, уплыть, уехать..
осталось четыре дня..всего четыре..а потом - свитера и пижамы..шерстяные носки и пряники..и в путь дорогу..как я люблю путь..чух-чух.. ..окно..за окном жизнь.. дорога..дорога..