Булат Окуджава

ОСЕНЬ В КАХЕТИИ



Вдруг возник осенний ветер,

                       и на землю он упал.

Красный ястреб в листьях красных

                     словно в краске утопал.

Были листья странно скроены,

                         похожие на лица, -

сумасшедшие закройщики кроили эти листья,

озорные, заводные посшивали их швеи...

Листья падали

            на палевые

                      пальчики

                              свои.



Называлось это просто: отлетевшая листва.

С ней случалось это часто

                     по традиции по давней.

Было поровну и в меру в ней

                      улыбки и страданья,

торжества и увяданья,

                   колдовства и мастерства.



И у самого порога, где кончается дорога,

веселился и кружился и плясал

                       хмельной немного

лист осенний,

           лист багряный,

                  лист с нелепою резьбой...

В час, когда печальный ястреб вылетает

                               на разбой.



1960

Скажи мне, чертежник пустыни,
Сыпучих песков геометр,
Ужели безудержность линий
Сильнее, чем дующий ветр?
- меня не касается трепет
Его иудейских забот -
Он опыт из лепета лепит
И лепет из опыта пьет.

Ноябрь 1933, Москва

На берегу, покрытом бутом,
У моря, темного от злости
Сидели Серый Волк с Якутом
И молча ели рыбьи кости.

По небу хилое светило
Катилось к горизонту тупо,
И ветер, набирая силу,
Гнал грызунов из нор со стуком.

За кочкой чахлый дуб вершковый
Дрожал, последний лист утратив,
Лежал во мху, застыв подковой,
Худой, как ось, случайный дятел.

Подуло стужей с океана,
Сплотились сразу тучи шустро –
Немолодые обезьяны,
Пришедшие раздохать люстру.

(C)Х. У. Сагитдулов

Я- то думала: в прятки играю, мне говорят - с огнём
и - что вся прогорю, и близится судный час,
что как стукнет тридцатник - мигом собьёт всю спесь.
Говорю: день сменяется ночью, ночь сменяется днём,
или наоборот - без разницы… и не суть,
ибо утром - мне не работать, вечером – не уснуть,
было прежде оно и будет и есть сейчас,
это что-то во мне, чего ни выпить, ни съесть.
Говорит: ты не любишь меня, не хочешь со мною спать,
зло ладонью разглаживает морщинистое бельё.
Мальчик, как бы это, как тебе рассказать,
что вот эта кровать, алтарем становится эта кровать,
если ты и я ложимся вместе в неё.

Шоша

День назывался "первым сентября".
Детишки шли, поскольку -- осень, в школу.
А немцы открывали полосатый
шлагбаум поляков. И с гуденьем танки,
как ногтем -- шоколадную фольгу,
разгладили улан.
Достань стаканы
и выпьем водки за улан, стоящих
на первом месте в списке мертвецов,
как в классном списке.
Снова на ветру
шумят березы и листва ложится,
как на оброненную конфедератку,
на кровлю дома, где детей не слышно.
И тучи с громыханием ползут,
минуя закатившиеся окна.

Обнаженное полотенце жизнерадостно МАХало Че из общажных предоблачных высей, вспомнилось такое:

Леонид Филатов.
Двор

Вечером мой двор угрюмо глух,
Смех и гомон здесь довольно редки,-
Тайное правительство старух
Заседает в сумрачной беседке.

Он запуган, этот бедный двор,
Щелк замка - тот как щелк затвора.
Кто знавал старушечий террор,
Согласится - нет страшней террора.

Пропади ты, чертова дыра,
Царство кляуз, плесени и дуста!-
Но и в мрачной пропасти двора
Вспыхивают искры вольнодумства:

Якобинским флагом поутру
Возле то же старенькой беседки
Рвутся из прищепок на ветру
Трусики молоденькой соседки!

1974
[700x525]

То ли солнце мне не светит,
То ли дети, то ли не дает.
То ли весел, то ли вечер,
То ли ветер, то ли самолет.
Как из тучи - я невезучий,
Лето излечит, осень научит май..
Лето лечит, осень канючит,
Я невезучий, Радость моя, прощай.

Был бы я не светел,
Заварил бы зелье,
Может, ты заметил -
У меня веселье...
У меня зима зимует,
У меня зима ворует,
За меня зима целует,
У меня зима..

То ли месяц в небе злится,
Мне не спится,
Значит не сезон.
То ли вьюга веселится, то ли птицы,
То ли полигон.
Я живучий, но невезучий,
Выпадет случай, лето сведет с ума.
Лето лечит, осень канючит,
Я невезучий,
Радость моя, зима.

На моем оконце
Гнезда вьют метели,
У тебя есть солнце,
У меня веселье..
У меня зима зимует,
У меня зима ворует,
За меня зима целует,
У меня зима..

То ли весел, то ли вечер,
То ли ветер, то ли самолет.
То ли солнце мне не светит,
То ли дети, то ли не везет...

(С)АукцЫон

Подробной дробью уподоблен
Апломба камерный престиж.
Живет курчавый Глеб Оглоблин,
Владелец смуглых пассатиж.

Он басом балует ухарским,
С кивком грудастой головы
Оглоблин чешет по-амхарски,
Заев хурму плитой халвы.

Окрошку жрет с бараньим чавком,
Под пальцем пористая тень,
Царапнув, скрючилась. За лавкой
Стоял старательный тюльпень.

Зажухал Глеб у бати саблю.
Смешного плебса кутерьма
Валила махом к коннетаблю,
Плескаясь кучами дерьма...

Везучий Глеб на хлеб намазан,
В рубанок вделана десна,
Кадык его, накрытый тазом,
Настигла вечная весна!

(С) "Мухомор", 1982

А ну-ка приятель снимай штаны
Шляпу скорей долой
Нынче одежды тебе не нужны
Ты ведь поешь со мной
Больше одежды тебе не нужны
Лучше споем со мной

А ну-ка дружок расстегни пиджак
Вынь из него жилет
Вынь из штанины кальсон наждак
И воротник манжет
Стоит пример тебе взять с моржа
И обнажить скелет

А ну посмотри на себя теперь
Видишь стоишь хорош
Сбрей поскорей с себя пух и перь
Сдерни остатки кож
Вспомни как мамонт античный зверь
Тоже ходил без кож


Ныне же праздный его костяк
Бьет в барабан-бидон
Вот и остался тебе пустяк
Сделай как делал он
Пусть твои кости в скелет гремят
Череп гудит в тромбон

Каменный пуп одолеет стыд
С низом плясать гавот
рВ пляске веселой забудешь ты
Печень язык живот
В пляске безумной полюбишь ты
Музы моей полет

Плюнь что утроба ворчит пуста
Треском облезлых птах
Этот куплет повтори до ста
Тысячи раз в устах
Этот куплет говори до ста
Тысячи раз в устах

Кости берцовые выкинь вон
Челюсти мне давай
Самую главную кость в ООН
Ты поскорей отдай
Главную кость перешли в ООН
Смело теперь гуляй

(с) Алексей Хвостенко

Льет дождем июнь, льет дождем июнь
А мы с Васей вдвоем под дождем стоим
Мы стоим под дождем и когда пройдет он ждем
А когда пройдет он мы домой пойдем

Под дождем стоять нам резону нет
Мы хотим в кабак только денег нет
Хоть бы кто-нибудь нас пригласил с собой поесть
Но у нас кто не работает так тот не ест

А работать мы не хотим никак
На зарплату нам не купить коньяк
Ну а водку пить мы эстеты не хотим
Вот потому мы не работа-им

И сухое вино мы не пьем давно
Так как денег нет даже на кино
Мы б сидели в кине и мечтали б о вине
Что пьют в киношной сказочной стране

Льет дождем июнь, льет дождем июнь
А мы с Васей вдвоем под дождем стоим
Мы стоим под дождем и когда пройдет он ждем
А когда пройдет он мы домой пойдем.

(c) Алексей Хвостенко

Wdtnftdf
	ДИАЛОГ ГАМЛЕТА С СОВЕСТЬЮ — На дне она, где ил И водоросли... Спать в них Ушла, — но сна и там нет! — Но я ее любил, Как сорок тысяч братьев Любить не могут! — Гамлет! На дне она, где ил: Ил!.. И последний венчик Всплыл на приречных бревнах... — Но я ее любил, Как сорок тысяч... — Меньше Всё ж, чем один любовник. — На дне она, где ил. — Но я ее — любил??

Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
Далекий парусник в море,
далекий конь в перелеске.
Ночами, по грудь в тумане,
она у перил сидела -
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.
Любовь моя, цвет зеленый.
Лишь месяц цыганский выйдет,
весь мир с нее глаз не сводит -
и только она не видит.

Любовь моя, цвет зеленый.
Смолистая тень густеет.
Серебряный иней звездный
дорогу рассвету стелет.
Смоковница чистит ветер
наждачной своей листвою.
Гора одичалой кошкой
встает, ощетиня хвою.
Но кто придет? И откуда?
Навеки все опустело -
и снится горькое море
ее зеленому телу.

- Земляк, я отдать согласен
коня за ее изголовье,
за зеркало нож с насечкой
и сбрую за эту кровлю.
Земляк, я из дальней Кабры
иду, истекая кровью.
- Будь воля на то моя,
была бы и речь недолгой.
Да я-то уже не я,
и дом мой уже не дом мой.
- Земляк, подостойней встретить
хотел бы я час мой смертный -
на простынях голландских
и на кровати медной.
Не видишь ты эту рану
от горла и до ключицы?
- Все кровью пропахло, парень,
и кровью твоей сочится,
а грудь твоя в темных розах
и смертной полна истомой.
Но я-то уже не я,
и дом мой уже не дом мой.
- Так дай хотя бы подняться
к высоким этим перилам!
О дайте, дайте подняться
к зеленым этим перилам,
к перилам лунного света
над гулом моря унылым!

И поднялись они оба
к этим перилам зеленым.
И след остался кровавый.
И был от слез он соленым.
Фонарики тусклой жестью
блестели в рассветной рани.
И сотней стеклянных бубнов
был утренний сон изранен.

Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
И вот уже два цыгана
стоят у перил железных.
Полынью, мятой и желчью
дохнуло с дальнего кряжа.
- Где же, земляк, она, - где же
горькая девушка наша?
Столько ночей дожидалась!
Столько ночей серебрило
темные косы, и тело,
и ледяные перила!

С зеленого дна бассейна,
качаясь, она глядела -
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.
Баюкала зыбь цыганку,
и льдинка луны блестела.

И ночь была задушевной,
как тихий двор голубиный,
когда патруль полупьяный
вбежал, сорвав карабины...
Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
Далекий парусник в море,
далекий конь в перелеске.

* * *
О как давно все это было
Как я в матросочке своей
Скакал младенцем меж людей
И сверху солнышко светило
А щас прохожих за рукав
Хватаю: помните ли гады
Как я в матросочке нарядной
Скакал?! ведь было же! ведь правда!
Не помнят

(С)Дмитрий Александрович Пригов

Море смеется
у края лагуны.
Пенные зубы,
лазурные губы...

- Девушка с бронзовой грудью,
что ты глядишь с тоскою?

- Торгую водой, сеньор мой,
водой морскою.

- Юноша с темной кровью,
что в ней шумит не смолкая?

- Это вода, сеньор мой,
вода морская.

- Мать, отчего твои слезы
льются соленой рекою?

- Плачу водой, сеньор мой,
водой морскою.

- Сердце, скажи мне, сердце,-
откуда горечь такая?

- Слишком горька, сеньор мой,
вода морская...

А море смеется
у края лагуны.
Пенные зубы,
лазурные губы.

Представь, что война окончена, что воцарился мир.
Что ты еще отражаешься в зеркале. Что сорока
или дрозд, а не юнкерс, щебечет на ветке «чирр».
Что за окном не развалины города, а барокко
города; пинии, пальмы, магнолии, цепкий плющ,
лавр. Что чугунная вязь, в чьих кружевах скучала
луна, в результате вынесла натиск мимозы, плюс
взрывы агавы. Что жизнь нужно начать сначала.


Люди выходят из комнат, где стулья как буква "Б"
или как мягкий знак, спасают от головокруженья.
Они не нужны, никому, только самим себе,
плитняку мостовой и правилам умноженья.
Это — влияние статуй. Вернее, их полых ниш.
То есть, если не святость, то хоть ее синоним.
Представь, что все это — правда. Представь, что ты говоришь
о себе, говоря о них, о лишнем, о постороннем.


Жизнь начинается заново именно так — с картин
изверженья вулкана, шлюпки, попавшей в бурю.
С порожденного ими чувства, что ты один
смотришь на катастрофу. С чувства, что ты в любую
минуту готов отвернуться, увидеть диван, цветы
в желтой китайской вазе рядом с остывшим кофе.
Их кричащие краски, их увядшие рты
тоже предупреждают, впрочем, о катастрофе.


Каждая вещь уязвима. Самая мысль, увы,
о ней легко забывается. Вещи вообще холопы
мысли. Отсюда их формы, взятые из головы,
их привязанность к месту, качества Пенелопы,
то есть потребность в будущем. Утром кричит петух.
В новой жизни, в гостинице, ты, выходя из ванной,
кутаясь в простыню, выглядишь как пастух
четвероногой мебели, железной и деревянной.


Представь, что эпос кончается идиллией. Что слова -
обратное языку пламени: монологу,
пожиравшему лучших, чем ты, с жадностью, как дрова;
что в тебе оно видело мало проку,
мало тепла. Поэтому ты уцелел.
Поэтому ты не страдаешь слишком от равнодушья
местных помон, вертумнов, венер, церер.
Поэтому на устах у тебя эта песнь пастушья.


Сколько можно оправдываться. Как ни скрывай тузы,
на стол ложатся вальты неизвестной масти.
Представь, что чем искренней голос, тем меньше в нем слезы,
любви к чему бы то ни было, страха, страсти.
Представь, что порой по радио ты ловишь старый гимн.
Представь, что за каждой буквой здесь тоже плетется свита
букв, слагаясь невольно то в «бетси», то в «ибрагим»,
перо выводя за пределы смысла и алфавита.


Сумерки в новой жизни. Цикады с их звонким "ц";
классическая перспектива, где не хватает танка
либо — сырого тумана в ее конце;
голый паркет, никогда не осязавший танго.
В новой жизни мгновенью не говорят «постой»:
остановившись, оно быстро идет насмарку.
Да и глянца в чертах твоих хватит уже, чтоб с той
их стороны черкнуть «привет» и приклеить марку.


Белые стены комнаты делаются белей
от брошенного на них якобы для острастки
взгляда, скорей привыкшего не к ширине полей,
но к отсутствию в спектре их отрешенной краски.
Многое можно простить вещи — тем паче там,
где эта вещь кончается. В конечном счете, чувство
любопытства к этим пустым местам,
к их беспредметным ландшафтам и есть искусство.


Облако в новой жизни лучше, чем солнце. Дождь,
будучи непрерывен — вроде самопознанья.
В свою очередь, поезд, которого ты не ждешь
на перроне в плаще, приходит без опозданья.
Там, где есть горизонт, парус ему судья.
Глаз предпочтет обмылок, чем тряпочку или пену.
И если кто-нибудь спросит: «кто ты?» ответь: "кто, я?
я — никто", как Улисс некогда Полифему.

1988

М.Щербаков "Спроси меня"

Спроси меня, зачем казнили гения,
за что пророк по шее получил?
Зачем прогресс дорос до изумления,
но ничему людей не научил?
Зачем они лишились долголетия,
не сберегли ни воли, ни чутья?
Пускай за них нисколько не в ответе я,
спроси меня, тебе отвечу я.

Во-первых, не хватило электричества.
Тротила не хватило, во-вторых.
Потом века монгольского владычества
блондинов превратили в вороных.
А тут ещё разрозненные княжества,
хронический во всём недопочин.
Прибавь сюда моральное убожество.
Подклей феноменальное невежество.
Учти радикулит и скотоложество.
И мало не покажется причин.

Спроси меня, зачем на фоне прочего
нескладен ты, немоден и не нов?
Зачем любовь твоя, сказав "ещё чего",
незнамо с кем бежала в Кишинёв?
Зачем вперёд глядишь ты заторможенно
и ценишь то, что лучше бы забыть?
Зачем судьба к тебе не расположена?
Спроси меня. Отвечу, так и быть.

Во-первых, не хватило электричества.
Потом открыли порох и топор.
Казачество ушло громить язычество,
да так и не вернулось до сих пор.
Политика ударилась в эстетику.
Наука заиграла на трубе.
Прибавь сюда дешёвую косметику.
Пришей косноязычную грамматику.
Учти дальневосточную экзотику.
И мало не покажется тебе.

Спроси меня, зачем унылой думою
среди забав я часто омрачён?
Зачем я лишь о том всё время думаю,
как сделать, чтоб не думать ни о чём?
Зачем мои благие начинания
пропали зря и жизнь не удалась?
Зачем я червь? Зачем величина не я?
Спроси меня. Отвечу не таясь.

Во-первых, не достало вдохновения.
Свобода опоздала, во-вторых.
Потом раздоры местного значения
коснулись территорий мировых.
Язычество ушло громить казачество.
Испортилось Бульварное кольцо.
Прибавь сюда монгольское владычество.
Учти борьбу количества и качества.
Опять же, никуда без электричества.
В итоге результаты налицо.

Спроси меня, зачем еда несладкая,
зачем вода из крана не всегда?
Зачем зима, зачем погода гадкая
и темнота зовёт "иди сюда"?
Зачем в ушах какая-то перкуссия,
повсюду хлам, окурки, чешуя?
Что довело планету до безвкусия?
Спроси меня, тебе отвечу я.

Сначала не хватало электричества.
Потом избыток оного вредил.
Мешали рецидивы крепостничества.
Но выводов никто не выводил.
Амбиции бренчали непомерные.
По рации кричали чёрте-что.
Хоромы громоздились непросторные.
Просторы колосились лучезарные.
Законы соблюдались иллюзорные.
Журналы издавались нецензурные.
Осадки выпадали атмосферные.
Регалии сияли сувенирные.
Идеи возникали плодотворные.
Анализы велись лабораторные.
Этюды исполнялись доминорные.
Выигрывали белые и чёрные.....

Леонид Сергеев

Первый снег с утра, старый тополь гол,Летнюю красу сбросил.

Темных веток струн тихий перебор,Грустный перебор - осень.

 Старые следы

 чуть позамело, С неба до земли - просинь.

Возле гаража ежится тепло, Прошлое тепло - осень.

Я смотрю в окно - капли на стекле,На часах опять восемь.

Запоздалый лист

тянется к земле,Заспанной земле - осень.

Я смотрю в окно... Я смотрю в окно...

Я смотрю в окно                        ..........

Король, его величество,
Просил ее величество,
Чтобы ее величество
Спросила у молочницы:
Нельзя ль доставить масла
На завтрак королю.

Придворная молочница
Сказала: "Разумеется,
Схожу,
Скажу
Корове,
Покуда я не сплю!"

Придворная молочница
Пошла к своей корове
И говорит корове,
Лежащей на полу:

"Велели их величества
Известное количество
Отборнейшего масла
Доставить к их столу!"

Ленивая корова
Ответила спросонья:
"Скажите их величествам,
Что нынче очень многие
Двуногие-безрогие
Предпочитают мармелад,
А также пастилу!"

Придворная молочница
Сказала: "Вы подумайте!"
И тут же королеве
Представила доклад:

"Сто раз прошу прощения
За это предложение,
Но если вы намажете
На тонкий ломтик хлеба
Фруктовый мармелад,
Король, его величество,
Наверно, будет рад!"

Тотчас же королева
Пошла к его величеству
И, будто между прочим,
Сказала невпопад:

"Ах да, мой друг, по поводу
Обещанного масла...
Хотите ли попробовать
На завтрак мармелад?"

Король ответил:
"Глупости!"
Король сказал:
"О Боже мой!"
Король вздохнул:
"О Господи!" -
И снова лег в кровать.

"Еще никто,- сказал он,-
Никто меня на свете
Не называл капризным...
Просил я только масла
На завтрак мне подать!"

На это королева
Сказала: "Ну конечно!" -
И тут же приказала
Молочницу позвать.

Придворная молочница
Сказала: "Ну конечно!" -
И тут же побежала
В коровий хлев опять.

Придворная корова
Сказала: "В чем же дело?
Я ничего дурного
Сказать вам не хотела.

Возьмите простокваши,
И молока для каши,
И сливочного масла
Могу вам тоже дать!"

Придворная молочница
Сказала: "Благодарствуйте!"
И масло на подносе
Послала королю.

Король воскликнул: "Масло!
Отличнейшее масло!
Прекраснейшее масло!
Я так его люблю!

Никто, никто,- сказал он
И вылез из кровати.-
Никто, никто,- сказал он,
Спускаясь вниз в халате.-

Никто, никто,- сказал он,
Намылив руки мылом.-
Никто, никто,- сказал он,
Съезжая по перилам.-

Никто не скажет, будто я
Тиран и сумасброд,
За то, что к чаю я люблю
Хороший бутерброд!"

Вот!

Меня везли, как королеву,
В наркозных лапах.
Направо - воля, а налево -
Больничный запах.
Везли меня, частицу духа,
Туда, налево,
Две женщины - одна старуха,
Другая - дева.
И обе надо мной парили,
Туман сдвигая,
И юная была - Мария,
И та, другая.
Коленка матово желтела,
Струна гудела,
И равнодушно мимо тела
Душа глядела.
Во тьме мерцала склянка с кровью,
Струились лица,
И шла старуха - в изголовье,
В ногах - девица.
А рядом что-то говорили,
Звенели чем-то,
И крестная моя - Мария -
Пекла печенье.
"Спи, доченька моя..." - и кто-то
Сдвигает шторы.
И улетают самолеты
На Командоры...
И больше не было ни тела,
Ни мук, ни боли.
И на постель ко мне присела
Чужая доля.
Она была рыжеволоса,
Была чумаза,
Она хихикала и косо
Сверкала глазом.
Послов бесовских камарилья
Кривила рожи...
Я вспомнила - она Мария!
Мария - тоже!..
Пигмейка, карлица, страшилка,
Хромая жабка!..
И на виске дрожала жилка,
И было жалко...
Но черной лестницей, служилой,
А не парадной,
Уже бежал неудержимый
И ненаглядный,
Тот, с перьями из белой стаи
Поверху тела, -
Кого душа моя оставить
Не захотела...
И тихо теплилась палата
В больничных сотах,
Светились белые халаты
На няньках сонных,
Листались скучные страницы,
Велись подсчеты,
И в теплый край летели птицы
И самолеты.

И. А. Бунин

БАЛАГУЛА

Балагула убегает и трясет меня.
Рыжий Айзик правит парой и сосет тютюн.
Алый мак во ржи мелькает — лепестки огня.
Золотятся, льются нити телеграфных струн.

«Айзик, Айзик, вы заснули!» — «Ха! А разве пан
Едет в город с интересом? Пан — поэт, артист!»
Правда, правда. Что мне этот грязный Аккерман?
Степь привольна, день прохладен, воздух сух и чист.

Был я сыном, братом, другом, мужем и отцом,
Был в довольстве... Все насмарку! Все не то, не то!
Заплачу за путь венчальным золотым кольцом,
А потом... Потом в таверну: вывезет лото!

1907