Я не любви твоей прошу.
Она теперь в надежном месте.
Поверь, что я твоей невесте
Ревнивых писем не пишу.
Но мудрые прими советы:
Дай ей читать мои стихи,
Дай ей хранить мои портреты,—
Ведь так любезны женихи!
А этим дурочкам нужней
Сознанье полное победы,
Чем дружбы светлые беседы
И память первых нежных дней...
Когда же счастия гроши
Ты проживешь с подругой милой
И для пресыщенной души
Все станет сразу так постыло —
В мою торжественную ночь
Не приходи. Тебя не знаю.
И чем могла б тебе помочь?
От счастья я не исцеляю.
И разжигая во встречном взоре печаль и блуд,
Проходишь гордо, дивно черен печальных ут.
Томленьем застланы, как туманом, глаза твои,
В петлице роза, по всем карманам слова любви.
А пока твои глаза черные ревнивы,
А пока на образа молишься лениво.
Надо, мальчик, целовать в губы без разбора,
Надо, мальчик, под забором и дневать и ночевать.
Да, да под вой той самой скрипки твой слышен взор,
И посылаю тебе улыбку, король врагов.
И узнаю во в встречном взоре тот самый взгляд,
Каким в кастилье глядел в упор твой старший брат.
И плывет церковный звон по дороге белой,
На заре тот самый сон молодому телу.
А погаснут все огни - самая забава
А не то пройдут без славы черны ночи, белы дни.
И жду тебя сегодня ночью я после двух,
В тот час, когда во мне рокочет кровь и дух
Томленьем застланы, как туманом, глаза мои.
Повсюду розы, по всем карманам слова любви.
Не взыщи, шальная кровь, молодое тело,
Я про бедную любовь спела как сумела.
Эх, и врет кто там поет
Спать с тобою розно,
Милый мальчик,будет поздно,
Наша молодость пройдет.
Святая ль ты, иль нет тебя грешнее,
Вступаешь в жизнь, иль путь твой позади, —
О, лишь люби, люби его нежнее!
Как мальчика баюкай на груди,
Не забывай, что ласки сон нужнее,
И вдруг от сна объятьем не буди.
Будь вечно с ним: пусть верности научат
Тебя печаль его и нежный взор.
Будь вечно с ним: его сомненья мучат,
Коснись его движением сестёр.
Но, если сны безгрешностью наскучат,
Сумей зажечь чудовищный костер!
Ни с кем кивком не обменяйся смело,
В себе тоску о прошлом усыпи.
Будь той ему, кем быть я не посмела:
Его мечты боязнью не сгуби!
Будь той ему, кем быть я не сумела:
Люби без мер и до конца люби!
И вижу - в молчанье немом сквозь зелень лепечущих лавров на выступе мшистом, крутом немой поединок кентавров.
Один у обрыва упал, в крови весь, на грунте изрытом. Над ним победитель заржал и бьет его мощным копытом.
Не внемлет упорной мольбе, горит весь огнем неприязни. Сраженный, покорный судьбе, зажмурил глаза и ждет казни.
Сам вызвал врага и не мог осилить стремительный приступ. Под ними вспененный поток шумит, разбиваясь о выступ...
Воздушно-серебряный блеск потух. Все во мраке пропало. Я слышал лишь крики да всплеск, как будто что в воду упало. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Холодная буря шумит. Проносится ревом победным. И снова зарница дрожит мерцаньем серебряно-бледным.
Смотрю - колыхается лавр... За ним удаленным контуром над ленною бездной кентавр стоит изваянием хмурым.
Под ним серебрится река. Он взором блистает орлиным. Он хлещет крутые бока и спину хвостом лошадиным.
Он сбросил врага, и в поток бессильное тело слетело. И враг больше выплыть не мог, и пена реки заалела.
Если вечер настанет и длинные, длинные
Паутинки, летая, блистают по воздуху,
Вдруг запросятся слезы из глаз беспричинные,
И стремишься из комнаты к воле и к отдыху.
И, мгновенью отдавшись, как тень, преклоняешься,
Удивляешься Солнцу, за лесом уснувшему,
И с безмолвием странного мира сливаешься,
Уходя к незабвенному, к счастью минувшему.
И проходишь мечтою аллеи старинные,
Где в вечернем сиянии ждал неизвестного
И ребенком следил, как проносятся длинные
Паутинки воздушные, тени Чудесного.
Мечтой уношусь я к местам позабытым,
К холмам одиноким, дождями размытым,
К далеким, стооким, родимым планетам,
Что светят сквозь ветви таинственным светом.
Я вновь удаляюсь к первичным святыням,
Где дремлют купавы на озере синем,
Где ландыши в роще и дышат, и светят,
И если их спросишь,-- слезами ответят.
Мне чудятся всплески, и запах фиалок,
И эхо от звонкого смеха русалок,
Мне слышится голос умершей печали,--
И стоном за склоном ответствуют дали.
Звёзды-светят всем!
Они молчаливы,они прекрасны!
Недостижимо далеки.....
Одни-холодны,как лёд,
другие-горят,как пламя,
но одинаково беспечны
в темноте июньского неба.
Там,через тысячу лет,миллионы ли,
они даруют нам,лучи своей любви,
озаряя души,молящихся за них...........
Эти души,
боготворят,даже их отражение в воде,
понимая,как мал мир
и как безумно великолепны,
и совершенны светила.
Песня любви,звучит в их сердце
и звёзды-издают звон:тихий,печальный,светлый!
Глаза,наполняются слезами и возвышенным
недоступным великолепием,
руки тянутся обьять,
но-лишь,круги на воде.....
Но всё же,всё же....
Иногда-звёзды падают,стремительно-
обжигая их,великим дыханием:
живые-живым,
равные-равным!
Ночное небо,дарящее покой и вечность-
ты,божественно в своём полёте!
Взгляни как спокойно уснула она...Leonsija25-01-2008 15:14
Два горя
1.
«Взгляни, как спокойно уснула она, На щечках — румянец играет, В чертах — не борьба роковая видна, Но тихое счастье сияет. Улыбка на сжатые губы легла, Рассыпаны косы волнами, Опущены веки, и мрамор чела Увит полевыми цветами... Вокруг погребальное пенье звучит, Вокруг раздаются рыданья, И только она безмятежно лежит, Ей чужды тоска и страданья. Душа её там, где любовь и покой, Где нет ни тревог, ни сомнений, Ни горькой и жгучей печали людской, Ни страстных людских наслаждений... Она отдыхает! О чем же рыдать? Пусть смолкнут на сердце рыданья, И будем трудиться, бороться и ждать, Пока не наступит свиданье!»
2 .
«О, если б в свиданье я веровать мог, О, если б я знал, что над нами Царит справедливый, всевидящий Бог И нашими правит судьбами! Но вера угасла в усталой груди; В ней нет благодатного света — И призраком грозным встает впереди Борьба без любви, без привета!.. Напрасно захочет душа отдохнуть И сладким покоем забыться; Мне некому руку в тоске протянуть, Мне некому больше молиться!.. Она не проснется... она умерла, И в сумрак суровой могилы Она навсегда, навсегда унесла И веру и гордые силы... Оставь же — и дай мне поплакать над ней, Поплакать святыми слезами,— Я плачу над жизнью разбитой моей, Я плачу над прошлыми снами!..» 27 мая 1879
Вы ушли, как говорится, в мир иной. Пустота... Летите, в звёзды врезываясь. Ни тебе аванса, ни пивной. Трезвость. Нет, Есенин, это не насмешка. В горле горе комом - не смешок. Вижу - врезанной рукой помешкав, Cобственных костей качаете мешок. - Прекратите! Бросьте! Вы в своём уме ли? Дать, чтоб щёки Заливал смертельный мел?! Вы ж такое загибать умели, Что другой на свете не умел. Почему? Зачем? Недоуменье смяло. Критики бормочут: - Этому вина то... да сё... А главное, что смычки мало, В результате много пива и вина. - Дескать, заменить бы вам богему Классом, класс влиял на вас, И не было бы драк. Ну, а класс-то жажду заливает квасом? Класс - он тоже выпить не дурак. Дескать, к вам приставить бы кого из напостов - Стали б содержанием премного одарённей. Вы бы в день писали строк по сто, Утомительно и длинно, как Доронин. А по-моему, осуществись такая бредь, На себя бы раньше наложили руки. Лучше уж от водки умереть, чем от скуки! Не откроют нам причин потери Ни петля, ни ножик перечинный. Может, окажись чернила в "Англетере", Вены резать не было б причины. Подражатели обрадовались: бис! Над собою чуть не взвод расправу учинил. Почему же увеличивать число самоубийств? Лучше увеличь изготовление чернил! Навсегда теперь язык в зубах затворится. Тяжело и неуместно разводить мистерии. У народа, у языкотворца, Умер звонкий забулдыга подмастерье. И несут стихов заупокойный лом, С прошлых с похорон не переделавши почти. В холм тупые рифмы загонять колом - Разве так поэта надо бы почтить? Вам и памятник ещё не слит, - где он, Бронзы звон или гранита грань? - А к решёткам памяти уже понанесли Посвящений и воспоминаний дрянь. Ваше имя в платочки рассоплено, Ваше слово слюнявит Собинов и выводит Под берёзкой дохлой - "Ни слова, о дру-уг мой, ни вздо-о-о-о-ха". Эх, поговорить бы иначе С эти самым с Леонидом Леонгринычем! Встать бы здесь гремящим скандалистом: - Не позволю мямлить стих и мять! - Оглушить бы их трёхпалым свистом В бабушку и в бога душу мать! Чтобы разнеслась бездарнейшая погань, Раздувая темь пиджачных парусов, Чтобы врассыпную разбежался Коган, Встречных увеча пиками усов. Дрянь пока что мало поредела. Дела много - только поспевать. Надо жизнь сначала переделать, Переделав - можно воспевать. Это время - трудновато для пера, Но скажите вы, калеки и калекши, Где, когда, какой великий выбирал путь, Чтобы протоптанней и легше? Слово - полководец человечьей силы. Марш! Чтобы время сзади ядрами рвалось. К старым дням, чтоб ветром относило Только путаницу волос. Для веселия планета наша мало оборудована. Надо вырвать радость у грядущих дней. В этой жизни помереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней.
Поразительная вещь, ведь через несколько лет с ним повториться все тоже самое, что с Есениным. И смерть тоже будет загадочной и до сих пор неразгаданной... Не плюй в колодец!!!
Видно, так заведено навеки -
К тридцати годам перебесясь,
Всё сильней, прожженные калеки,
С жизнью мы удерживаем связь.
Милая, мне скоро стукнет тридцать,
И земля милей мне с каждым днем.
Оттого и сердцу стало сниться,
Что горю я розовым огнем.
Коль гореть, так уж гореть сгорая,
И недаром в липовую цветь
Вынул я кольцо у попугая -
Знак того, что вместе нам сгореть.
То кольцо надела мне цыганка.
Сняв с руки, я дал его тебе,
И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.
В голове болотный бродит омут,
И на сердце изморозь и мгла:
Может быть, кому-нибудь другому
Ты его со смехом отдала?
Может быть, целуясь до рассвета,
Он тебя расспрашивает сам,
Как смешного, глупого поэта
Привела ты к чувственным стихам.
Ну, и что ж! Пройдет и эта рана.
Только горько видеть жизни край.
В первый раз такого хулигана
Обманул проклятый попугай