В колонках играет - Fort Minor - slip out the back
Настроение сейчас - drunk

я, кажется, попалась в тот капкан, что расставила сама
теперь у меня остались лишь твои вздохи и междометия
сны о тебе выношенные в бедре
save me
fly with me on the wings i`ll gave you?
i`ll save you?
you`ll

В колонках играет - прошлый январь
Настроение сейчас - nothingless inside of me

весь день вчера пили за меня, наспиртованную фосфоровую лапку тянули весь день и пила за себя, боязливо оглядывалась в зеркало
пили за меня, а словно бы не за что, просто пили, чтобы спать 2/2
только вечером вспомнилось, что весь день пила за тебя - самую крупную звезду на погонах пиджака, сшитого из флага
только утром опять мыла голову очень осторожно, чтобы не смыть тонкую коросту щелковых мыслей о том, как сменяются часовые пояса
хотя в нашем с тобой случае полной абстинеции можно откинуть возможность ошибки
так что может быть вы сейчас спите на липком полу среди дуделок, свечек, тортов в рожи и голых женщин, среди шоколадных людей и кнопочек, среди бутылок дорогого алкоголя и пива, посреди океана и распустившихся бутонов
пили за тебя, за твое сверхсвершение
за все стрелки вперед и против часовых стрелок
так что может быть вы сейчас спите, потому что пили за тебя
а я проснулась полчаса назад, потому что пили вроде бы за меня
и будут пить, но вопрос зачем тупо скачет вокруг все время
я поздравляю только тебя

Я мою голову вместо рук - это наверное руки пытаются спасти меня и смыть этот свинцовый клей с черепа
а, впрочем, все это не удивительно - я так мало вижу вокруг, меня словно уменьшили до одной маленькой точки и спрятали куда-то в висок, ударили пепельницей по голове и заставили вспоминать, с чего это началось
думать все время, выбивая пробки в голове, что же сон - это или то, что было раньше
что это - безумие или безобидные пилюли
это ли я?
это ли смерть или рождение?
это ли стержень или вдребезги
продолжать вдавливать внутрь и бить по пальцам
или снова положиться на них
я пока не знаю
даже не чувствую
есть лишь трое из всего мира, что пробуждают меня заставляют плакать
разбудить меня
я проснусь сама

лечение парковой терапией
разноцветные автоматы с сиропом валерьянки
бедуины из широких карманов примерзают задницами к ледяным лавкам
кто-то умирает от алкоголя
кто-то благодаря нему живет
кому-то тоже из себя, вон, брось!
но как же помочь, если занята избиванием себя и целованием ее спящую
так что прости
но мне очень жаль
в этом парке горькие луковицы с пучком синих волос над землей
чьи-то такие же горькие луковые головы
но хватит бить мою, голую

подниматься к банковской горе, храня купюры во рту, преодолевая запахи их ввалившихся носов - это все некачественная краска. идти под искуственный ритм как бумажный танцующих скелетик, зайти в почтовый склепик, где все заснули, пав бытовыми войнами в химической атаке выжимок из молюсок, пота с подбородка, скопившегося у волосков, токсинов пластмассового пианино, запаха изо рта клоуна зло лепечущего "drrream".
отыскать и вырвать из судрожным ног заветный зеленый пэк, твоя милиция шлет девичий противогаз и эти краски, вырванные из опухшего сердца виртуала paint, высосанные из чужих фотографий, чтобы ими закрасить выпавший из витрин sunset boulevard, вырванный из когтей статуи свободы период лета 2008 и бессрочно, бережно хранящийся в ажурных воздушных бейсболках под фосфоровыми кнопочками, дисплеями папье-маше твоей грудной клетки с вдавленными в ребра клавишами фортепиано из слоновой кости; бережно надевающийся на склонившийся над ними твой витальный череп в урбопозитивном сне.
плевать как по дороге в аэропорт будут смотреть на уставшую постаревшую shady в ее лос-рельефах, в ее гипсовой силе и непоколебимости, в туалете аэропорта найдется кореянка в ковбойской шляпе с набором визажиста для барышень в девичьем противогазе, летящих на встречу с командиром уличной милиции. чтобы зайдя в полумрак кнопочек и дисплеев и , не потревожив токсического короля, выглядеть королевой в токсическом королевстве, не задохнувшись позорно испарениями открытых балончиков с краской, а лишь блеснуть раздраженными алыми сосудами глаз, идеально накрашенных уголньным карандашом кореянкой в ковбойской шляпе.
чтобы потом рисовать одной механической рукой в paint контуры русских сказок в times new roman, смеяться над подростковым изображением балоньего художника в них, и пить шампанское в бокалах забрызганных зеленой краской, обливая противогазы и смывая голышом липкую жидкость с их резины на следующее утро. вдвоем, закрывая друг другу глаза от упоения головной болью и рисуя вторую пару зрачков на веках. это выпавший период лета 2008 и бессрочно останется только испарениями в легких
это сезон дождей в земле королей
наденешь смешную панамку цвета хаки и улыбаешься зубами в капельках грязи, которой брызжет дорога под дождем, а мокрые кенгуру тычат грязно-рыжим носам тебе в левое ухо
это сезон ангелов в городе дьявола
позвони мне в 3:00 и ты узнаешь сколько я заплатила за то, чтобы знать кто занимал номер TWN 2paх в период с 31.12.2001 по 06.01.2006 и сколько вышибло пробок в засохшей голове от короткого замыкания из-за токсичных железных слез
это сезон absense and spraybrainpaint
[305x500]

cверкаешь свехчеловеческим мрамором,
ах эта сверхурболичнопозитивная культура -
по смачно-сумеречным коридорам гастрольного автобуса
показывая раковины, куда сползает натуральный йогурт
в туалете 2 кв.м. сыпать японским бисером
выходить в темноту на песок
и
пиф-паф из красного пистолетика
так соблазно тянуть "baaaaaby"
yeah,exatly теперь я такой, со своими черными самолетиками в своем режиссерском кресле
теперь я такой как этот сверхнатуральный йогурт
теперь я такой, подстриженный император
you really wanna hold me?
show me, homie!

Мужское в прессе - широкое разрешение для потерявшихся дам.
Мужское в разрешении 1200 на 1632, чтобы рассмотреть когда он последний раз брился, кто гладил пропущенные волоски, не блондинка из рекламы, не крыса из молодости, не ты.
Потерявшиеся дамы - веером, пропитанным водкой-мартини, обмахивать уставшие и высохшие мозги. Думать о любви, о мертвой любви, об искусстве любить, о том что любовь-единственное спасение..Какого черта ты поешь, что when you come back, i won`t be here?!
Какого черта, ты прав
Какого черта и где черт
В себе?
Не в тебе
В тебе лишь взгляд сквозь бумагу, из-под джинсовой тени LA, тот самый, что будоражил самую кожу, самую нежную, свои волоски, в период изучения брачных периодов низших млекопитающих, в период изучения низшего в себе. Давно. Какого черта?!
Теперь изучать поры, изучать луковость в глазах, лукавость, какого черта эти пластмассовые венеры на щитах представляют ресницы? Как теряют душу в душе, они потеряли ресницы и паразитов у их основания, из-за паразитов у основания ты не одинок, они же потеряли, закрасили-замазали маслянистыми шезлонгами, теперь врут о том, как хорошо в тени их ресниц. Суют тебе купоны, купюры, зелень в неженские трусы, чтобы ты там отдыхал, а на лоб сыпет черными хлопьями и бьет, бьет..
Тебе на эти щиты, ты боишься снять футболку? Ты врешь. Иначе бы не снимал так поволоку с глаз, не удовлетворял бы так свои ресницы и потерявшихся дам, как ты жжено-сахарно врешь, так, что ноет по ночам.
Ноет так блаженно, так низменно, что забываешь свои космические ошметки, хохочешь над курносым носом своего безумия, хохочешь, вспоминаешь, что есть не только то, что в твоей груди, но и твоя грудь, забываешь о голове, растворяешься в сумерках студии иной культуры, жмешь вельвет, так все осторожно и божественно-пошло.
Ты стесняешься снимать футболку? Какой умный ход для соблазнения потерявшихся дам.
Забить их упоение потерями себя и игры в не-себя ты сможешь только отдавая тонны кокетливого тестостерона, заделыванием себя. О женщины, ведь прав был Артур! Прекраснейшие монстры, self-destruct&silly monsters! Ministers of monsters. Ты знаешь, помоги, подставляя всюду себя, свою кожу, свое мужское, подстилая всюду нимфо-матрасы. Потерявшиеся дамы взрослеют, голодают и смогут заплатить тебе за это сполна, я даже дам чаевые.
А потом буду долго бить по небритым щекам от того,что меня наградили простором между глупых подпорок по русалочьим меркам, от того, что как не брей свои щеки, выступит лишь глупая кровь, то что во мне мужское - только на бумаге, только по ночам. Minister of monsters, maybe you just shoud wear a cowboy hat,hahaha?
Околомозговая жидкость точно стекает в гроб к Фрейду, а он точно смольно улыбается, мужское, он был, видимо, прав, сводя дамские кровянисто-мозговые высоты на скатертях к их небритым щекам и приторно-притворному стестению снять футболку..

[332x500]

Привет! Или как это там, по-японски... Можно, наверное, просто hey, ты ведь теперь так любишь. Тебе говорят, что ты отвязный жанглер факелами под африканские барабаны, ты говоришь hey! и улыбаешься, глаза еще немного, еле заметно, кокетливо хранят раскосоть, глаза из-под капюшона, полукровь, но зато какая - как эти твои факелы. Я тоже теперь ношу капюшон, но это все, что я пока успела из равнения на тебя. Ты знаешь, у тебя никогда нет времени, это я наверное просто дурашка и в руках и глазах все у меня трясется и плачет. Я знаю, ты там сидишь меж океанов так статно, так спокойно, пишешь свои милые песенки, куда вставляешь то и дело слово japaneese, выпуская его гамбургером, в американских булочках.
А я знаешь ли, как-то растерялась, расплелась за эти три года, куда-то положила себя ту - восторженную и дерзкую, плавящююся от этих представлений, куда, поверишь ли - не помню. Ты как-то слишком неожиданно вернулся, как-то без своих высоких моралей-нравственностей и транквилизаторных речей, а я что-ли слишком растрепалась, встаю на карачки и агукаю по разжеванным словам. Ты прав, не обращая на меня внимания, прав, когда говоришь лишь о том, что смог за это время ты и как спокойно спишь, браво перескочив все кочки, прав, когда я чувствую укоризну. Я пока всего лишь вяло пытаюсь, сбегая на вечер, пишу оптимистично-установочные записи в дневнике, а на утро снова не верю им и трясусь от мысли о том, что я теперь - тот самый солдат, со стрекозиными крыльями, я должна взять пики в руки, надеть каску и вперед, вперед, сквозь часы, утры-вечера, часовые пояса. Да, когда ты спишь, я сканирую это в свой разум. Хотя знаешь, я тоже don`t need the truth, i wanna feel fucking cool, но знаешь, знаешь..
Ты все знаешь
Я не обижаюсь, что теперь ты молчишь, мой самурай
Я знаю, я уже взрослая, пора надеть железную каску и лупя себя размахами тонких крыльев по щекам, лететь
А там, где встает солнце, встретиться с тобой и сказать, ну вот, я нашла себя, оказывается я просто сильно запылилась.
Аривидерчи, или как там это по-японски...

Мои друзья всегда с мной. Мои друзья сегодня встали вместе со мной, они плавали во мне с самого утра, наверное, даже тогда, когда я плохо спала. Они плотно замотали меня изолентой, чтобы я совсем не развалилась и вышли из дома вместе со мной, обув меня в рванные осенние сапоги.
Они были со мной весь день, посыпая снегом.
Они взяли меня за руку и отвели к одной девочке.
Они раскрасили ее радугой, чтобы я увидела, какая она на самом деле грустная. И почему все время громко плачет. И почему я все время кричала на нее и била ее? Она убивала меня только из-за обиды, потому что смотрела и видела, что у других совсем не так, что у других - любовь. Мои друзья заставили меня обнять и расцеловать ее всю, они сказали, что отныне - это мой новый, лучший друг.
Мои друзья держали меня под руки весь день - Мужчина_который_всегда_с_тобой и мой старый американский самурай. Первому не очень-то есть дело до моих флегматичных строек, но он сидит, самодовольно призакрыв глаза и подкупает своим ямайским покоем. Но он всегда с тобой. Второй вернулся ко мне так неожиданно, что хотелось заплакать и упасть лицом в снег, так и лежать весь день. Это была сила не на юность, не на клей, это действительно была сила и остается ею сейчас, еще большей. Он так добр, что забыл о том, что его забыла я. Он вот-вот позвонит, и напомнит как сложен этот новый путь
This is ten percent luck, twenty percent skill
Fifteen percent concentrated power of will
Five percent pleasure, fifty percent pain
And a hundred percent reason to remember the name!
Но он должен быть пройден, потому что иного выхода больше нет.

Это как карамелька "Барабарис", приклеившаяся к левой стенке головы внутри - когда поднимается температура, она тает и заливает липким желтым соком лежащих в жаре лапками вверх белесых тараканов. Они засыпают.
Это попытка открыть дверь кривым пальцем и побежать по кривому коридору к окну с разбитым стеклом, заклеенным бинтами. Чтобы больно дуло в позвоночник, чтобы сузился эпицентр. Чтобы известись в варварском акте искусства, сдирая эти бинты и перетягивая себя. Чтобы собрать, чтобы собраться.

Тряпочкой, смоченной в спирте я бережно протираю отпечатки и вмятины ваших рук на своем теле, в надежде на то, что за эти дни из них вырастут новые ваши пальцы, только для меня, поднимут меня и пронесут над забралами зубов и пастей всех этих отдохновений, а потом будут целыми днями играть в ладушки с вашими, истинно вашими.
Потому что силок из нервных клеток, который соткал все-таки добрый в своем холоде январь, уже не держит и сыпет бракованным терракотовым стеклярусом.

Cпасибо пожелавшему остаться Неизвестным за, наверное, лучше всего выраженную симпатию из всех тех, что были.

Мне в четырнадцать лет только и приходили-то письма из-за заграницы. На адрес бабушкиной квартиры от людей, которые знали только то, что я последняя в очереди на упаковку в пачки и отправку за океан. Мне в четырнадцать лет разрешалось сидеть на подоконнике в комнате тети и смотреть в окно на дорожку меж палисадников, где мне первый раз разрешили погулять одной в семь лет, при условии что бабушка будеть следить из окна. Туда мне приносили письма, а у тети должен был скоро появиться мужчина, поэтому в комнату можно было заходить только таким маленьким как я, чтобы не понять взрослые секреты. Сестра злилась и била за то, что ей не дают почитать сектанскую книгу про ангелов.
Сначала мне приходили письма от роботов-кенгуру из Австралии, я покупала путеводитель по Квинсленду и учила австралийский сленг. Мне снились сны про то, как он плачет из-за того, что после девяти месяцев ребенок так и не родился и остался во мне. Не покупалось ни алкоголя, ни сигарет, но четырнадцать долларов, чтобы ему ответить так и не нашлось.
Затем мне стали приходить письма от американского самурая, хотя я знала, что их пишет мумия Рональда Мак Дональда. В канцелярском магазине волшебно пахло папками на тридцать файлов, куда складывался он - пьяный, отобранный, смешной, он пресовался и складывался в гору, с которой я надеялась прыгнуть на ту сторону. Мы бы могли летать на крыши небоскребов и рисовать друг другу контуры харакири на животе красным маркером.
Я падала с железной лестницы на второй этаж и целовала колющиеся точки ради них, а они должны были забрать меня к себе отсюда.
Теперь от них осталась лишь височная косточка и коленная чашечка на рабочем столе, кто заберет меня теперь, если я вот так все забыла?

Теперь даже киклический хор негров вокруг моей кровати тише бьет в свои там-тамы, потому что мне выдали лицензию на сон и холодные руки больше не должны пачкать синькой нервы.

Пока все занимаются осмысленным жизнестроением и предпочитают провести один день в 5 веке до нашей эры, чтобы потом ударить пробкой от шампанскомо в свои и только свои февральские дни, я сижу одна дома с родным и вкрадчиво-ненормально хихикая перед монитором компьютера думаю о том, как буду заниматься резонерством и в коридорах и бегать по ним, проливая кофе на пол жизненной амплитудой.

Очень похоже на лето - главное событие дня - выйти из дома за сигаретами
Очень похоже на жаркий день, с ненужными абсолютно никому обязательствами
Очень похожий план на день - звонить маме, курить, пытаться заставить завернуть голову в мерзкие страницы
Очень похожее временное малодушие
Очень не похоже на себя - шерстяной комок нервов будто бы высох
Эти стены вроде бы приняли меня и я хочу здесь остаться
Кому нужны эти числа и билеты на выбор?

Очень похоже, что эпицентр сместился еще осенью, очень слезливо представлять, что завтра пахнет буквами п, о, с, л, е, д, н, и, й. Только череп Шекспира гнило ржет мне в ответ на это, а земляные червячки в нем пищат - "Ну нет! Все будет не так как у дядюшки Уилла! Он уйдет и вся твоя жалкая трагедишка лопнет, бабульк! вот так, в минуту, а тебя будет тащить третье вополщение Ахилла за свой колесницей шесть дней и шесть ночей, ха-ха, как бедного Гектора, он тоже рвался в трагики! Хи-хи-хи!"

Мои собаки и львы, дома и на улице, умоляют хотя раз поддаться проверке на удачу. Моя параноя бьет их по носам, а мой нос тыкает в миску с мертвячиной, побрызганной освежителем для туалета, чтобы отбить запах.
Я как обычно размазываю себя мазутом по дверям и не могу верить никому.
Когда я снова буду считать последние минуты в метро, когда я буду бежать вприпрыжку и пританцовывать в переходе на Театральную, когда я снова буду видеть старые любовные открытки, перешедшие в тузы безразличности ко всем этим мерзостям и пережившие меня, когда я снова засну в листьях в ожидании Его, когда наступят святые времена..
Когда я все забуду.
Когда все обойдется, обойдет и перенесется и перенесет.
[425x600]

Так долго болеть?
Так ничего не получится?
Так мало времени?
Такая роботехника?
Так хворать от этого места?
У нас там новая богиня подземного царства?
Она безжалостна?
Я не ударю?
Себя?
Мама пьет водку из трехлитровой банки?
Давай пойдем пешком домой, мам?
Ведь все обойдется?
Можно я уйду?....

В Москве появились новые люди, неизвестные Большой Канарейке. Я видела уже двух. Они ходят по улице только в футболке и джинсах, просто ходят, может и часами, я видела лишь десять минут. Пока еще не разгадано зачем, но хочется присоедениться к ним.

Я не могу спать, когда знаю, что за моей дверью стоят двое и пытаются вскрыть замок.
Это бородатый мусульманин с пятью гранатами, которые он пытается подсунуть под дверь и Дед Мороз под кокаином с мешком мертвячины, которая ржет мне в спину. Ее нужно впустить в себя, чтобы мусульманин не поднялся на 10 этах, топая войлочными тапочками, тихое шарканье которых выскребает нежную слизь моих мозгов скребком для аборта, и не достал припрятанные в мусоропроводе еще пять или десять пакетов со смесью для взрывчатки, которые надежно укрыты у него там.
Я не могу так спать, пока они суют в замочную скважину селекционных черных тараканов и они заползают ко мне под подушку.
Я не знаю, получиться ли перелезть через себя.

Самурай поет нам о том, что ему необязательно верить, а мы стоим рядом под снегом и улыбаемся друг другу в тот день, который необязательно будет.
Осталось только достать недостающие деньги и заплатить ему за то, чтобы он разрубил своим мечом кожаные ремни январских дней, которые больно стягивают грудь.
Чтобы этот день был.
Только бы успеть, пока он не продал свой меч и купил на эти деньги флейту. Тогда придется вспарывать животы.