В мире ветров непослушных,
Рано утром, по весне,
Продавец шаров воздушных
Повстречался как-то мне.
Он шагал весь разноцветный
Через сонные дворы,
А над ним
Сияли, плыли
Невесомые шары!
Через них светило солнце,
Изменяя всё кругом:
Пёс гулял небесно-синий,
Просыпался рыжий дом,
На заборе бирюзовом
Пел зелёный, тёплый кот,
Изумрудный,
Красный,
Жёлтый
По делам спешил народ.

Продавец шаров воздушных
Прошагал сквозь тихий двор.
Больше я его не видел,
Но мне кажется с тех пор -
Надо мной плывут, качаясь,
Среди вьюги и жары,
Словно облако большое,
Разноцветные шары!
Голубые,
Золотые,
Земляничные шары!
И под сердца
Лёгкий стук
Изменяют всё вокруг…

(с)

Старый плотик эстрады по сумеркам детским плывёт,
Мнёт жасмина соцветья.
У концертной трубы округляется пристальный рот,
Наливается медью,
И трубач - немота очарованных бережных рук,
Холодок поцелуя -
Отпускает на волю прозрачный серебряный звук,
Словно птицу степную.
Закричал, заметался, не ставший ручным взаперти,
Страшноклювый взъерошец,
По-над сценою, вместо того, чтобы вихрем уйти
Сквозь черёмух порошу:
Он прощения просит, кромсая воздушный провал
Острым скрипом кюретки,
За беспомощность злую, за пальцы, что в кровь изорвал,
Потревоженный в клетке...
Музыкант, что пытаешься силой внутри удержать,
В два зажмуренных глаза?
Это плёвое дело - в себя приходить, понимать
Постепенно, не сразу,
Что кругом - ни души. Остаёшься один, посреди
Бурелома, бедлама,
И широкий овраг, потрясённо молчащий в груди -
Оркестровая яма.

(с)

Золотистая капля на солнце блеснёт, как блесна,
На песке, где прибой бесконечные вымыслы пишет, -
Я не знаю, зачем, - но, наверное, знает весна,
Что в груди у меня осторожно щекочет и дышит.

Я ещё научусь не бояться угаданных встреч,
Я ещё не сегодня проснусь с ощущеньем потери.
Подари мне янтарь! Я его обещаю беречь...
Удержи свою речь - я давно обещаньям не верю.

Говори, говори!.. Это снова случится со мной:
Ощущенье души новорожденной бабочкой парной.
Это время на нас наступает прозрачной стеной,
Новобрачной весной, золотистой смолою янтарной.

Обогнув материк на зелёном своём корабле,
Нас весна позабудет в пути, новобранцев безусых.
Время нас облечёт, и, увязнув, как мухи в смоле,
Наши нежные души застынут в подаренных бусах.

(с)

пока любовь кончается на здец
две крайности ответчик и истец
выкручивают лампочки в парадном
постой не одевай их в имена
настолько сумасшедшая весна
что можно спорить с фотоаппаратом

они за нас
присяжные за них
попросишь звонаря: перезвони
и колокол замрёт на полуслове
с таблеткой от войны под языком
он будет дожидаться высоко
когда птенец проснётся в птицелове

заглядывая Богу в объектив
порой не различаешь перспектив
но чувствуешь:
наверное успели

а что до них - смеются
дураки
узнав как звонко ранят каблуки
бессмертные щербатые ступени

отцы и дети
птицы и ловцы
необходимость взлётной полосы
предполагает смелость экипажа
у них в запасе белый парашют
и маленький кальян под анашу
и чёрный ящик
так
для эпатажа

(с)

Пока ты на ребре и на игре,
весна стреляет пару сигарет
у первых из людей в пустынном парке.
И если он - ни разу не Адам,
слегка небрит, умней не по годам,
она - бесспорно, Ева. В сумке "паркер" -
записывать любовь свою и страсть,
как вылеплена из его ребра -
от женского простого любопытства.
Какие в нём война и глубина,
себя искать в нём, чтобы точно знать:
а кто кому в кого из них годится.
В любовники ли, в жёны и мужья
в какой-нибудь системе бытия,
в каком-нибудь из сонмов разных жизней.
А он из тех, кто курит и молчит,
в ком ровно столько с ним не быть причин,
чтоб только и подначивать - свяжись с ним.
Весна мотает плёнку-старый шарф,
пока не открывается душа,
пока не оголится даже голос.
И вот они, совсем обнажены,
в прямом эфире снявшей их весны -
и каждый кадр поцелуем солон.
Поскольку слёзы сохнут на губах,
весной любой - моряк или рыбак:
плывёт в ней, на авось удачу удит.
Библейское ей, в общем, не с руки.
Ребром монетку звонко на мостки
роняет - чтоб из притчи вышли люди.

И вот они плывут, почти смеясь,
среди цветущих яблоневых яхт,
как паруса, раскрывших белым плечи.
И кто-то первым говорит: "Я твой",
весна ликует, щёлкает затвор.

И этот кадр остаётся вечным.

(с)

Разделённый ангелом и бесом
пополам, а чаще наугад,
вот и стал непроходимым лесом
некогда любимый вертоград –
бабочки надеты на булавки...
Только и осталось, что весной
обходить по очереди лавки
в поисках единственной одной:
где-то там, среди растений прочих
притаившись в дальнем уголке,
продаётся аленький цветочек,
выросший в пластмассовом горшке.

Он стоит, не узнан остальными,
и глядит рассеянно в окно.
У него затейливое имя –
но не настоящее оно.
Листья – настороженные ушки,
лепестки – ажурное шитво...
Он меня узнает, потому что
я ему скажу, как звать его.
Унесу, укачивая шагом,
тихим непоспешливым пешком
с головой завёрнутый в бумагу
не вазон, а остров с маяком.

Звёзды спят на корабельном днище,
темнота вздыхает под веслом...
Помнишь? Там земля, где нас не ищут,
но тоскуют, как о небылом.

(с)

Она говорит ему: "Видишь, зима не ушла.
Увы, было всё безнадёжно ещё до начала:
Мы слабые особи, нам не дожить до тепла," -
Потом замолкает и кутается в одеяло.

Он гладит её, как котёнка, по тёплой спине,
Целует в висок, как целуют детей и любимых.
Он шепчет ей: "Глупая, что ты, весной смерти нет.
Весной только жизнь - это значит, мы непобедимы".

Как будто бы тёплые волны качают постель.
Он что-то ещё говорит, но она засыпает
И слышит сквозь сон: вот каких-нибудь пару недель...
И будет тепло, только ты потерпи.

Обещаю,
Мы утром откроем глаза - и наступит апрель.

(с)

Когда я еду в метро, я встречаю одних и тех же людей,
Которые едут в метро, всё время встречая одних и тех же людей.
Они как рыбы в силке, как зайцы в беде. Я как блесна в воде,

Ржавая крышка консервной банки в воде.

Машинист - патриарх, звериные пары сопят внутри.
Вагон - патриарх, от трещины на окне до надписи на двери.
Заповедь "Не прислоняться" выродилась в "Не при".

Господи, это не мой ковчег! "Твой, - говорит, - не ври."

На улицу страшно выйти, на улице пропадёшь,
На улице лица уносит ветер, лица смывает дождь,
Лица прячутся в листьях, смотрят в небо из-под подошв.

Господи, если я спрячусь, ты ведь меня найдёшь?

В голубином клюве легко летится.
Ветка пройдена до конца.
Не страшно видеть всё те же лица,
Не страшно рассыпаться или слиться.
Господи, неужели нам всё простится?
Не угадавшим ни одного лица.

(с)

Господь даровал нам выходные, чтобы у нас были два рабочих дня, когда нас никто не дёргает.

Линор Горалик
писатель, поэт, эссеист

Ходит в потёмках по дому пустой дурак.
Умер, бедняга, и сам не заметил, как.
Вытащил сердце в оплётке рабочих жил,
Брюками вытер, на блюдечко положил -
Падает луч на него, топора острей.
Стены трещат, словно хворост в большом костре,
Кони безумия сонно жуют губами.
- Что ты наделал? Зачем ты? - Стоит, моргает.

Белое блюдце, каёмочка голубая.

(с)

Обрети меня, нарисуй меня и сотри, возроди меня, измени меня изнутри, не оставь меня на площади на костре, уведи меня, врачеватель и менестрель. Отпусти меня, лети на восток со мной, я устала, руки связаны за спиной, моя ноша необъятна и тяжела - все сердца, которыми я жила. Снег растаял, а под снегом мертва листва, научи меня всем премудростям колдовства – не тонуть в слезах, дотла не сгорать в огне.

Дай забвения всем помнящим обо мне.

(с)

весной отпускают конвой, распускают стражу:
иди же, иди куда хочешь и будь отважен;
и если ты ищешь дорогу – то вот дорога,
что ты застыл у порога?

помнишь, скулил на паперти, клянчил счастья,
хвастливо звенели наручники на запястьях;
ключ между тем был всегда у тебя в кармане,
предупреждали заранее.

ты знал, но забыл, как всегда забывают простое;
теперь свободен, теперь иди и не знай простоя,
не удивляйся: эти удобные сапоги
с твоей ноги.

а дорожной сумкой пусть тебе станет память;
сам догадаешься, что нужно в ней оставить,
чтобы идти из пустыни своей к реке
налегке.

(с)

Всё будет прекрасно -
в апреле растает наст
и встанет смолистый запах
в лесах сосновых.
И станет тепло,
и любимые выберут нас,
а если не выберут -
значит, найдутся новые.

Всё кончится просто,
нет смысла рубить с плеча, -
как начиналось:
беседой за чашкой чая.
Я только боюсь того,
что буду скучать
(и - знаешь,
я временами уже скучаю) -

по каждой фразе,
которую нечем крыть,
по сладкому этому мороку
и ознобу,
по полному неумению говорить,
по этому отчуждению
ледяному.

По нашей игре,
что стоила свеч и встреч,
по славному принципу
"весело и зловеще";
по жажде твоей
присвоить меня, как вещь, -
и по тому, как приятно
быть этой вещью.

Я буду скучать по всему,
что тает весной -
по всем ледяным скульптурам,
по всем морозным узорам.
И по сквозняку, который
я чувствовала спиной -
тому, от которого ты
укрывался мной;
не будет ни сквозняков, ни меня -
так скоро.

По нежным и беспощадным
твоим рукам -
вернейшему средству,
что делает выносимым
хождение это
по всем девяти кругам.
Мы всё-таки - были.
И мы пережили
зиму.

(с)

Откроешь нежность, а в ней стоит абсолютный остров -
раскинув руки, как огородная ерунда.
И всё, что скажешь о нём, ощущается слишком просто,
Точней - бесцветно, как нерисуемая вода,
Другое чувство, я говорю тебе, всё другое,
Во тьме софитом его высвечивает - другим,
Рисует ангела, страстотерпца, шута, изгоя
И снежно-белый, меловый палец его ноги,
И небольшие ладони, и девочкины ресницы...
Укрыт, забросан поверх, как в траве луговой гнездо,
Лежит, стоит, сохраняя очерченные границы,
Со всех сторон омываемый - чем же ещё - водой.

(с)

Так замечаешь любые признаки чутьём внимательного врача – кругом встречаются люди-призраки, в них даже верится сгоряча. За тень хватаешься лихорадочно, в хмельном угаре, в туманной мгле. Билет случайный, талон посадочный, и крылья стелются по земле. Нам было здорово в этом мороке, бросало небо то в дрожь, то в жар. А после кто-то остался в облаке, а кто-то спрыгнул и побежал. Такое дело, опять ремиссия, ходи и веруй, что уцелел. Конечно, мы не читаем писем, но слова с годами растут в цене. Неосторожная, научусь ли я когда-нибудь о тебе молчать?

Уже не верящие предчувствиям, мы задыхаемся по ночам.

(с)

Расставания и встречи.
Где ты, радость? Дай мне знак.
Время лечит, лечит, лечит
И не вылечит никак.

Февралём, как простынёю,
Занавешен город мой.
Будь со мною, будь со мною,
Хоть во сне моём постой

Рядом; пусть и небылица.
Пусть безумие, но пусть
Это мне опять приснится
(сон, что помню наизусть),

и опять смотрю – премьеру.
Не пропустишь – гасят свет.
Я приму легко на веру
То, чего, по сути, нет.

В этом фильме я не с нею,
И, меня зажав в кулак,
Время лечит, я болею.
Что-то с доктором не так.

(с)

[показать]
Зарегистрируй свой ник!

что это было?
снова зима вовнутрь.
умер мобильный,
как и всегда - под утро.
время по сути -
вдох изо льда. засада.
столбиком ртути -
пункцию перикарда.
рейсы, вокзалы...
больше не верил даже.
как ты узнала?
я был твоей пропажей.
не понаслышке
знаю, не понарошку:
видишь, малышка,
прямо в твоей ладошке
бьётся живое.
я ничего не спрятал.
там, где нас двое -
падает снег из мяты.
сказка осталась,
вспомни сейчас, что где-то
я просыпаюсь,
не пожалев об этом.
прочее - меньше,
всё, что не попросил бы.
твой сумасшедший
хочет сказать спасибо...

(с)

А ничего с тобою не случится,
И потому со мною – ничего.
Уходит скорый поезд на столицу,
А мы зимуем, нам не до того.

Сидят вороны – чёрные на белом,
Блестят глазами в нашу суету,
Как мы живём и нам не надоело,
Как выдыхаем эту немоту.

Как поперёк ложатся наши страхи,
Покуда вдоль ложатся провода.
И город спит в смирительной рубахе,
Пока висит над крышами звезда.

День проступает, словно фотоснимок,
И сыплет снег, как белый порошок…
Жить невозможно, жить невыносимо.
Но, Боже правый, как же хорошо.

(с)

Алопис,

[показать]