был лучший год. из всех прожитых лет.
стоял апрель. я видел сон в апреле:
как двое нас, шагающих след-в-след,
сквозь тополиные и снежные метели,
друг другу обещая не взрослеть,
сдержали слово - просто постарели.

ты птица. чайка, может быть, хотя -
не суть.
а я... чёрт разберёт, что я за птица:
там, на земле, где я тебе не снюсь,
мелькнёт годораздельная граница.
я говорю: лететь и не разбиться.
ты говоришь: идти и не свернуть.

в апреле дождь - наполовину дождь,
наполовину солнце, сок из солнца.
ты прилетишь: лети - и не свернёшь.
а я скажу: иди - не разобьёшься.

(с)

Ах, мой милый Августин, как Вы там на полке?
Чем живётся-дышится триста лет спустя?
Всё ли портят зрение чёртовы осколки
И утёнки гадкие метят в лебедя?

Всё ли пышут холодом Ваши королевы?
Всё ли ходят голыми Ваши короли?
И звенят бубенчики, и лепечут девы:
Ах, мой милый Августин, как же Вы могли!?..

Ну, да дело прошлое. Кто теперь помянет?
Разве только песенка что и оживит:
Стойкое-солдатское – переоловянит,
Кружевное-тонкое – перекружевит,

Ах, мой милый Августин, – заведёт шарманку, –
Отчего шарманщику так не повезло?
Что прошло – ни капельки, в общем-то, не жалко.
Жалко, милый Августин, что не всё прошло.

(с)

островком безопасности
негласно
называется суша в бурной речке машин
там где стояла ты
я забыл спасти свою душу
замечтался поверил в сказку
отпустил своё тело на красный
сделал шаг
утонул
кретин

(с)

взамен,
Maeglin,

[346x338]

Я могу от тебя сбежать - расстояние благосклонно.
Если память твоя свежа, я в тебе неизбежна, словно - неубитый бокал вина, ожидающий пьяной фразы. Стало быть, я тебе нужна? - Недопитая. Вся и сразу.

Эта осень меня казнит, возводя между нами стены.
Где-то там, за одной из них ты не с теми рисуешь тени и целуешь цветные сны, покидая мои; и если мы друг другу ещё нужны, почему мы уже не вместе?

Почему я глотаю блюз, просыпаясь в чужих постелях?
Почему я тебя люблю так бездарно на самом деле - как актриса, теряя роль, постоянство души, рассудок. Почему я ищу порой твоё имя внутри. Повсюду.

Почему ты смываешь грим, согревая меня слезами?
Почему я твоя? - Смотри непьянеющими глазами, как уходит за часом час, за эпохой бежит эпоха.
Мне привычно вот так... Сейчас.
Без тебя мне привычно:
плохо.

(с)

Спите с теми, кто снится. Целуйте, закрыв глаза.
Почаще меняйте лица, страницы и адреса.

По лестнице - прямо в Небо. Под песни колоколов, насвистывая нелепо, пиная болиголов,
отстукивая по вене, вселенную волоча, отталкивая ступени из желтого кирпича -
несите на небо звёзды. Танцуйте на берегу.
Бросайте дома и гнёзда, потерянную серьгу, утраченную невинность, почти завершённый стих...

Спите. С теми. Кто снится.

Вы сами - один из них.

(с)

Уже глазурью сахарной облит,
Апрельский день печалится на склоне...
Ствола зеленоватый монолит
Не уступает древностью колонне
Дорической – ещё ни завитка,
Подробность листьев где-то в дальних скобках,
И ждёшь преображенного глотка
С надеждой, подступающею робко:
Быть может, мир абсурден неспроста?
А если и безумен, не напрасно?
Но что нам делать с опытом Христа,
Распятого тогда – и ежечасно.

(с)

someone_strange,

[262x40]

Таких не бывало на свете, я думала, вовсе и нет,
чтоб волосы вились, и ветер в них впутывал солнечный свет.
Такое весёлое сердце, спокойный, внимательный взгляд.
С тобой очень просто согреться, мой небом дарованный брат.
Зима ведь, как море, безбрежна, а сумрак упрям, как прибой.
Я в памяти бережно-нежно храню разговоры с тобой –
Так дети, чьи светлые души ещё не изведали страх,
Воруют незрелые груши в зелёных соседских садах.
А я рисовала драконов, писала плохие стихи,
И мы не учили законов, не помнили наши грехи,
Кормили собак с голубями, смеясь, говорили про сны,
Безбожно сорили словами, и было два дня до весны.
Но что-то по сердцу, да плетью – я больше тебе не сестра,
И стала вдруг маленькой смертью весёлая свежесть "вчера".
А время всё ходит по кругу. Суметь бы, не выказав слёз,
Отдёрнуть дрожащую руку от вьющихся русых волос.
Мгновенье – и выросли дети, и градом побиты сады,
И тускло, пронзительно светит осколок упавшей звезды.
Летят холостые патроны, в полях крапива и репей.
Зелёные злые драконы срываются с тонких цепей.
Грызу в исступлении пальцы и нежностью прежней давлюсь –
Зачем я училась прощаться, зачем обещала "вернусь"?
Я кошкой, не знающей скуки, приду – накорми меня с рук.
Не надо мне этой разлуки, я много видала разлук.
Не надо мне этого неба, не надо сверкающих льдин.
Мой мальчик, ты был или не был?
Пожалуйста, не уходи.

(с)

Нафталиновый плут-кукловод
На настенном крючке держит марионеток до срока.
Не даёт им ролей, хоть и знает сюжет наперёд.
И Пьеро-менестрель серенад под окном не поёт,
И Мальвина к свиданью не меряет платье,
Черепаха-старуха - и та наготове не держит ключи.

Этот кукольный бог
Так искусно умеет протягивать времени нить
Сквозь тряпичное сердце до твёрдого штока.
Не вдохнуть. Не расправить плеча.
Не шагнуть в рампы свет. И висят одиноко
Непрожитые куклами жизни под гримом упущенных лет.

Но бывает, фальшивит шарманка небес,
Кукловод устаёт,
Гасит свет в мастерской бутафорского рая.
А на вагах распятые куклы всему вопреки,
Богу вслед не взирая,
В темноте, на крючке пустоты
Друг для друга читают негромко стихи.

(с)

Chaos_Boogie,

[620x400]

спрятано здесь

и вот я смотрю на них, бледных, растерянных, большеглазых,
таких и не встретить нигде, и самой не выдумать,
тушью ли вывести по бумаге, серебряной нитью вплести ли в сказку –
смотрю,
как будто ни разу не видела…
и всё у них как у людей: вечерний чай и утренний кофе,
у них работа, автобус в восемь, троллейбус в девять, толпа безлика,
зато они хоть убей – живые, один анфас, а другая в профиль,
и я смотрю на них,
я смотрю на них,
и хочется крикнуть:
я с вами, в тусклый усталый город нести звенящее злое пламя,
я с вами, летним рассветным золотом раскрашивать облака и крыши,
я с вами!
не слышат...
у них, конечно, свои заботы, свои дела, кроме них-то некому...
они заранее слышат, как в город сквозь лето крадётся осень...
один под сердцем прячет холодный, нелепый осколок фальшивого зеркала,
другая сносила семь пар башмаков железных
и скоро восьмую сносит...
один привык улыбаться и врать: не дёргайся, всё в порядке,
другая делает вид, что верит, и прячет глаза, и давно не плачет.
а я поливаю розы, растущие в деревянной кадке,
и жду, что они вернутся, ведь кто-то должен, а как иначе...

(с)

идёт и качается: снилось, мне всё это снилось,
покуда темнело до срока и мало спалось.
я крохотный сон возле сердца держала, как милость
неведомо чью – и держала, пока не сбылось.
хранила её в тишине от горячего гула,
вела за собой, а могла бы – в руках унесла.
я всех обманула, ты слышишь, я всех обманула –
не стригла волос и воды из реки не пила.
но чуяла – в воздухе – воду – вернейшего лада.
о, знает ли кто-нибудь здешний, золу вороша,
что можно дышать – не подземным, стоячим, прохладным,
а ветром солёным дышать...

идет и молчит: для чего ты врастаешь мне в спину,
когда под лопаткой уже от тебя горячо.
я флейта, и ветер в чернейшей её сердцевине
поёт о тебе, оглянувшейся через плечо.
чего тебе хочется? воздуха надо, воды ли?
не медли: пока не светает и ветер не стих,
вернёмся туда, где запомнили нас молодыми
и слава богам, что не знают о нас – о таких.
держи в несгораемом сердце последнюю юность,
ступая в следы на распаханной звёздной меже.

идёт и молчит: сколько раз ты уже обернулась –
и больше не надо, достаточно, хватит уже...

(с)

ничего личного, ничего лишнего,
полки с рядами книг.
бездумно следить за стаями птичьими
за окном
ты уже привык.
бесцельно бродить по размякшим улицам,
ногами месить весну.
в голове вместо рифм бесконечно крутится
белый эфирный шум.
ничего прошлого, ничего пришлого,
четыре угла и пол.
недописанными трёхстишиями
на бумагу легла боль.
бесконечно стоять на краю апреля,
впитывать кожей ночь.
небесные тянутся параллели,
тебя не задев, прочь.
никого дальнего, никого ближнего,
неровный в груди стук -
и в ярком окне чернеют бесстыже
крылья раскинутых рук.

(с)

Странно, вокруг столько людей, а обернёшься - пусто.
Он не звонит ей третий день. Слишком банально. Грустно.
Странно, бежишь вдаль что есть сил, а остаёшься там же.
Он ей опять не позвонил. Ясно без слов, что дальше.
Странно, у всех беды одни, только своя - живая.
Время идёт. Он не звонит. Плохо. Все понимают.
Странно - любой, кто ждал звонка, сам не звонил, бывало!
Каждый один. Вместе толпа. Как же этого мало.

(с)

yume no naka de hirogaru sekai wa ///the last secret garden///
mou kimi no naka de kieteshimau kedo wasurenaide...

(c) Gackt


Тайный сад скоро смоют дожди. Нам пора уходить.
Нам пора просто жить - чтобы не вопреки и не ради.

В нас так много тепла, что ему стало тесно в груди,
И оно разлетелось осколками, близких изранив.
В нас так много тепла, что хватило бы сжечь этот мир...

Только наше убежище вспыхнет от первой же искры.

Что потом? Задыхаться в реальности пыльных квартир,
Где всё наверняка, и мечта - как спасительный выстрел?

Потому ли так тихо и холодно в доме твоём?..

Чтобы не растревожить огня в отсыревших поленьях?..

В нас так много тепла, что хватило бы, чтобы вдвоём
Сохранить этот сад - самый тайный и самый последний.

(с)

Ты смеёшься как бес, приручил свечу, научился спускать курок. Эти шрамы идут твоему плечу, как отметины ста дорог. Ты бежишь как собака, вперёд и прочь (был бы кто-то, кто мог позвать!), но тебя обожает любая дочь и боится любая мать.
И, куда б ни пошёл, узнают давно залихватский бездомный свист.
Это всё так заманчиво, так смешно, но бессмысленно – да, флейтист?

А в садах её вечно лежит роса, и в чертогах её – хрусталь, она ходит по травам и небесам и рисует водой печаль. Ровен голос её, и спокоен сон, и не рвётся послушный стих. Она знает сто тысяч чужих имён, но, конечно, не помнит, чьих. Нерушим и прекрасен её покой, пуст и светел уютный дом, словно боги создали её такой и оставили под стеклом.

Так куда тебе, смертный, её хватать, на неё и смотреть нельзя, разве что излохматив морскую гладь и пустыни избороздя, чтобы там, где шагнул, колосилась рожь, чтоб был жемчуг в твоей сети. Только шёл бы ты лучше, куда идёшь, не пытаясь её найти. Ты её не приманишь своей свечой и дешёвым своим вином.
В горле сухо, колюче и горячо, а вокруг, как всегда, Содом. И ты шепчешь сквозь дым и хмельной туман: может, я не настолько глуп, может, ей тоже хочется дальних стран, так, как мне – её глаз и губ? И я даже, наверное, буду жив, если пламя пройду и лёд, но мне точно не выжить, о ней забыв...
Только кто ж её разберёт.
И вот, в пьяном угаре, в слепой тоске ты вдруг флейту берёшь, как меч, и она поначалу дрожит в руке, но себя ведь нельзя беречь. И сначала ты трелью пронзаешь дым, а потом отступает явь. Всё становится сразу таким простым, и ты знаешь, что точно – прав. Будут ветры меняться, срываться дни, все забудут их звук и вкус. Но останется небо, огни, дожди и твой хриплый бездомный блюз. И никто не узнает потом, кому посвящаешь ты этот бой.
И однажды, пробившись сквозь пыль и тьму, ты увидишь её живой. И тогда ты узнаешь, как ты крылат, и насколько ничтожен страх.
У неё вдруг окажется грустный взгляд и загар на худых плечах, лебединая шея и тонкий нос, удивлённый изгиб бровей. Будет запах костра у её волос.
Глупый мальчик, беги за ней.
От тебя до неё – бесконечный круг, как от марта до ноября.
Но пока твои пальцы рождают звук, это значит, что всё не зря.

(с)

Истина ли в вине, истинна ли вина,
Чаша в руке твоей вновь до краёв полна:
Терпение ли, вино ль, терпкий янтарный сок.
А солнечный свет в окно, ярок и невесом,
Плещется, пыль в глаза, блик на уровне глаз.
Выпьем, мой милый друг, будто в последний раз,
Липовый сладкий мёд, липовая весна.
Истина ли в вине, истина ли вина.

(с)

Созерцающая_Пума,
[451x411]