Владимир Коркин "Кусочек Рождества"07-01-2013 00:03
Кусочек Рождества. Войти в другую реку
На много вёрст назад. Забыться и простить.
Полночная звезда. Полуночная Мекка.
На скользких мостовых кружочки конфетти.
Кусочек Рождества. Свеча не догорела.
Рождение и смерть. И тени на стене.
По снегу босиком идёт в хрустально-белом
Рождественская ночь на огонёк ко мне.
Мне нравится, как пугается снег тепла,
Как комнат умеет съёживаться нутро...
Мне нравится, что всё устроено так хитро,
Как раствориться могут во тьме тела.
Как осторожно пробует мышцу боль,
Словно слепые пальцы - гитарный гриф...
Мне снится чёрной памяти /Маль/стрёмный сбой,
Мне нравятся саксофоны её игры.
Мне нравится, как качается темнота,
Пригревшаяся в дельфиньем ковчеге сна.
Мне нравится очень осень - а не весна;
Её саргассы, Гримпены и вода.
Мне нравятся скверы, садики и сады,
И пение птичье, и рокерский грай ворон,
И как отползает выщербленный перрон,
И дождь четверговый смывает следы среды.
Оставь меня на Марсовом, ничком,
посередине января и мира
в ослепшем этом городе, ничьём,
пока бушует серая пальмира
вокруг, от декабря до января.
Оставь меня и прошепчи: "Всё зря".
Оставь меня, мой город пуст, как пуст
мой выдох этот; но решётка сада -
сплетенье рук (зачёркиваю "уст")
запомнит (бестолковая тирада):
от буквы к букве тянется строка,
но всё же не кончается пока.
Оставь хотя б затем, что здесь не ждёт
никто нас больше, чем мы можем сами.
Всё крошится, как этот первый лёд,
лишь терпеливый некто под часами
гвоздИками к Литейному прибит,
и ангел сна над городом летит.
Евгения Офимкина "Счастье вокруг меня"01-01-2013 02:47
Ты знаешь, сегодня вроде бы Новый год,
но дождь идёт и лужицы во дворе,
и нам, по-моему, слишком сейчас везёт,
чтоб быть ещё счастливее в январе.
И каждый, кто встречается на пути, -
не более чем абстрактный мешок с котом,
и ты пытаешься вникнуть и обрести,
не зная, как кот будет дорог тебе потом.
И ты разбираешься в тайнах его души,
и если с тобой случается вдруг беда,
он, бросив всё, без оглядки к тебе спешит.
Он постепенно становится навсегда.
Мне хочется верить, что каждый из вас готов
нести моё сердце, годами его храня,
и я благодарна Богу за всех котов,
которые строят счастье вокруг меня.
Вечер декабрьский салютами весь расшит.
Мира. Любви. И не болеть никому.
Я говорю за тех, кто сейчас молчит
и у окна всматривается в тьму.
Я говорю за тех, кто всегда один,
с кем бы ни жил и ни растил детей,
тех, кто сейчас выдыхает в форточку дым,
тех, кто сейчас молчаливей речной воды,
за одиночек всех полов и мастей.
И наклонился город, который свят,
пусть уже тем, что полон живых людей,
люди за окнами режут на стол салат,
ёлка стоит, гирлянды висят на ней,
и обнимает, берёт к себе на ладонь,
город качает и песню тихо поёт:
как же уютно светит живой огонь,
как будет новый, хороший и светлый год.
Вот я стою у окна, выпускаю дым,
вот я дышу на стекло и рисую тут.
Я говорю за тех, кто всегда один.
Пусть нас услышат.
Пусть сегодня придут.
Булат Окуджава "Летняя бабочка вдруг закружилась над лампой полночной..."30-12-2012 10:23
Летняя бабочка вдруг закружилась над лампой полночной:
каждому хочется ввысь вознестись над фортуной непрочной.
Летняя бабочка вдруг пожелала ожить в декабре,
не разглагольствуя, не помышляя о Зле и Добре.
Может быть, это не бабочка вовсе, а ангел небесный
кружит по комнате тесной с надеждой чудесной:
разве случайно его пребывание в нашей глуши,
если мне видятся в нём очертания вашей души?
Этой порой в Салослове - стужа, и снег, и метели.
Я к вам в письме пошутил, что, быть может, мы зря не взлетели:
нам, одуревшим от всяких утрат и от всяких торжеств,
самое время использовать опыт крылатых существ.
Нас, тонконогих, и нас, длинношеих, нелепых, очкастых,
терпят ещё и возносят ещё при свиданьях нечастых.
Не потому ли, что нам удалось заработать горбом
точные знания о расстоянье меж Злом и Добром?
И оттого нам теперь ни к чему вычисления эти.
Будем надеяться снова увидеться в будущем лете:
будто лишь там наша жизнь так загадочно не убывает...
Впрочем, вот ангел над лампой летает... Чего не бывает?
Дай, Господи, мне сил не прогибаться
Ни перед кем, а быть такой, как есть,
За трудные дела без страха браться,
Забыть, что существует слово "месть".
На людях никогда не ставить штампы,
Не портить лестью мной рождённый стих,
Не петь с другими хором дифирамбы
Тому, кто не заслуживает их.
Когда смеюсь – то искренне смеяться,
Когда молчу – то искренне молчать,
Детьми гордиться, попусту не клясться
И уважать не всякую печать.
Дай, Господи, мне не просить пощады –
Пусть надо мной не тешатся враги –
И, если мне придётся... если надо,
Дай умереть, вернув свои долги.
И, Господи, храни от всех напастей
Моих друзей; и всем, кто дорог мне,
Насыпь в ладони хоть немного счастья,
Ведь Ты не скуп на счастье на Земле...
прошлую ночь, как скользкое одеяло,
я в пододеяльник сворачивала и вставляла,
переставляя местами: окно-луна-
книга-торшер-подсвеченная стена,
всё представляла себя в неприличном платье,
тесно зажатой в капкане твоих объятий
в парке, не в парке, а может быть, на берегу
тёплого моря - но так же, в кольце твоих рук.
чайки на части рвались на заднем плане,
вплотную луна приближалась к оконной раме,
утро ворвалось в спальню - простывший блик...
за ночь родился, лучше бы умер -
стих.
Ты вернулся, Кай, ты вернулся в наши края,
В наш двухцветный, снежный, алый и белый мир.
А пока ты брёл, собирала ледышки я,
А пока ты брёл, уходили твои друзья,
Завернувшись в холод, болезни, гордость, тоску и мор.
Как там вечность, Кай? Незыблема, как скала?
Ты считал до ста, чтоб увидеть меня во сне?
Я замёрзла, правда, я долго тебя ждала,
Закрывала ставни, а там - силуэт в окне.
Я топила печь, дурачок, я топила лёд.
У реки, где ты никогда не топил котят,
Я пустила алые туфли по воле вод,
Я реке подарила туфли свои - и вот
Ты вернулся. Кай, а снежинки летят, летят.
Серый ветер осени дует тебе в ребро,
Ты вернулся, Кай, замороженный, как судак.
Ты, забыв дорогу, топчешься у метро,
Ты считаешь мелочь, - бедный, иди сюда.
Ты вернулся, Кай, на ресницах твоих вода,
Ты считаешь мелочь, голову опустив.
Ты бродил, а вечность тихо вошла сюда,
И сложились сами кубики изо льда
В мой любимый, алый и белый, простой мотив.
Собирайся, уходим. Как раз подходящий момент
Для того, кто не хочет прощаться и врать, что вернётся –
Там на лунную трассу пролили горчащий абсент
И теперь поджигают лучом отсыревшего солнца.
Допивай свой ликёр из бессонниц, страстей, полумер,
Оставляй за спиной и врагов, и любимых, и судей.
Нас крылатый таможенник выпустит в ночь, за барьер,
Где стирают беспошлинно линии жизней и судеб.
На ладонь положу двадцать семь недоверчивых лун,
Двадцать семь расстояний до неба, до чуда, до смерти,
Постою у дверей, докурю, прислонившись к стеклу –
И курьеру отдам нашу память в измятом конверте.
Это дьявольски больно – свобода от старых имён,
Забытьё иероглифы шрамов рисует на теле.
Мне талоны на счастье сегодня принёс почтальон
И бессрочную визу до вечности. Что ж, полетели?
Три-четыре -
И пальцы коснутся безмолвия клавиш,
В этом мире,
В котором уже ничего не исправишь,
Кратковременность наших гастролей -
Большая удача,
Отчего ж, как от боли,
Внезапно по-детски заплачет
Моё сердце, которому вечно всего не хватало -
От стихов до любви, да и солнца по-прежнему мало
В нашем северном лете, что с каждым сезоном короче...
Три-четыре -
И снова пронзят эти белые ночи
Голоса кораблей,
Голоса, что навеки простыли
В этом мире потерь,
Ослепительном, временном мире.
впереди теперь только зима, как большой перевал,
как окоп, как траншея, как длинный туннель без просветов,
я ложусь рано утром, встаю по будильнику — в два
и смотрю, как темнеют остатки ушедшего лета.
нет для грусти причин, нет причин для уныния, слёз,
я не плачу, нисколько, смеюсь, изнутри леденея,
этот холод как квест, как один бесконечный вопрос:
как в такой темноте становиться хоть каплю светлее?
разве печь пироги, разве чашкой круги вырезать
из пластичного теста, заваривать чай с бергамотом,
и весны самой лучшей, теплейшей, надёжнейшей ждать, —
нет приятнее дела,
главнее нет в жизни заботы.
Абонент недоступен. Абоненту плевать на всех. Его душит холодный, злой, истеричный смех. Он не знает, что где-то за окнами выпал снег и припудрил дома, так уставшие от тумана. Абонент наливает виски, ложится спать. Может, ночью придёт и усядется выпивать, тот, с кем пришлось ему долго так воевать, что никак не затянутся в сердце сквозные раны.
Абонент просыпается утром. Не с той ноги начинается день, как впрочем, и каждый пятый: "осторожно", "не верю", "попробуй - себе не лги", "всё равно, дорогой, ты окажешься виноватым".
Абонент кулаком выключает в прихожей свет и со стуком чуть слышным кому-то строчит ответ, что "у нас всё в порядке и новых событий нет", наливает какао на кухне в большую кружку. Забираясь с ногами на старенький свой диван, осторожно листает несбывшийся тот роман... Да не надо гадать, ни при чём холода-зима - просто тот абонент так хотел быть кому-то нужным.
Абонент недоступен. Попробуй его найди, постучи во все окна, все лестницы обойди, чтобы после утешить, согреть и прижать к груди. И неплохо б успеть, пока вам ещё не за тридцать... Только это ведь сложно - не правда ли, милый мой? Бегать куда-то и мёрзнуть такой зимой, чтобы просто дождаться, пока абонент - домой... Можно гораздо проще - "не дозвониться..."