По сигналу тревоги - из сна назад, бесполезно любимый будильник кидать в окно; я сплю, я очень крепко зажмуриваю глаза, - но утро опять начинается всё равно... слишком много слов, - как в дурном кино; больше не важно - суббота или среда, потому что главное нами сказано так давно, что можно умолкнуть разом и навсегда.
Слишком много света, слишком много людей... подгоняя часы, минуты бесценные торопя, жду который день, когда закончится этот день, - но новый опять начинается без тебя.
...и петляет путь, и плутает бес,
серебрится озера тихий омут.
Ледяной, ледяной заповедный лес,
не ходи в него, оставайся дома.
(с) Светлана Лаврентьева
У неё в глазах колдовской туман; у него под сердцем - своя тюрьма.
Он раздвинул прутья, замок сломал, чтоб вдыхать лесной её аромат.
У неё в глазах колдовской огонь за туманом - грейся, садись к огню,
только пламя, пламя само - не тронь - не поддастся, ласковое. Отнюдь:
обожжёт несбывшимся изнутри, станешь бесом маетным одержим.
Он сломал замок, и земля горит - ни вернуться больше, ни потушить...
Слушай сказку: жил он с женой вдвоём, но мечтал о лесе - не о тюрьме.
Не бросай того, что всегда твоё;
Не проси о том, что не мог иметь.
самолётик в обморочной сини
на холщовой ниточке-обманке
упорхнувший из молочной стыни
за дождей пугливые помарки
там глаза огромные как вишни
вешний город с облачной таможней
сердце глуше. самолётик выше.
глуше. тише. выше. невозможней.
будучи девочкой от рождения доброй,
более всего в жизни ценя покой,
предпочитаю быть ручной,
пусть не коброй,
а просто гранатой
с выдернутой чекой...
и будет страшно оставить
и страшно бросить,
не менее жутко забыть
да и выронить невзначай...
да с таким отношением как твою голову плечи носят,
а? вопрос риторический. можешь не отвечать.
Татьяна Ткачёва-Демидова "бессонные январи"25-01-2013 13:03
Лиши меня сна. Навсегда лиши.
Бессонные январи.
Смотри, этот день, как и я, фальшив.
Снаружи меня. Внутри
Случается повод сыграть вничью,
Поставленный на зеро,
Твой город привык к моему вранью.
Вранью с четырёх сторон.
Холодные стены: ни греть, ни ждать.
Прикуривать у зеркал.
Как вовремя начатая вражда
Спешит осушить бокал.
Свобода взаимна. Любовь скверна,
Но дьявольски хороша.
Меня обнимает твоя война,
И я не могу дышать.
i am milk, i am red hot kitchen
and i am cool, cool as the deep blue ocean
i am lost, so i am cruel
but i'd be love and sweetness, if i had you
i'm waiting, i'm waiting for you
Garbage
линию горизонта помню - до мелочей, плечи озябшие кутаю зимним ветром...
я так давно уже не-живу ничьей, я не боюсь не-новых как мир сюжетов.
всё уже было: принц мой, сон золотой... сказка - в которой жизни глупая проза.
я была пеной, солёной пеной морской. я теперь бронза, от времени тёмная бронза.
сколько их было - всех, после той, другой... той, что смеялась звонче и пела лучше.
ради твоей любви - да, не быть собой - только моя награда, моя лишь участь.
знаю, ты - есть. ведь есть океан, закат... знаю, однажды зайдёт твой корабль в гавань.
(мысли русалки, лёгкие, как облака. сердце русалки, тёплое, точно лава).
бронзой расплавленной время течёт, течёт... всё изменяется - так нас учили, помнишь?
всё повторяется. прост колдовской расчёт: если полюбишь - я оживу. всего лишь.
бронза умеет помнить, умеет ждать. я получила ответы, убив вопросы.
я буду петь, смеяться и танцевать. если полюбишь - я буду жить. так просто.
А в доме пахнет чёрствым хлебом, горелой кашей, молоком. Стоит толпа, глядит на небо, вдыхает влажно и легко. Вскипевший чайник сиплым хрипом пускает пар под потолок. В ушах гудит людского крика надсадный жалостный комок. Сейчас, он снимет только чайник, заварит в кружке жестяной, посмотрит робко и печально на тот толпящийся конвой, вздохнёт украдкой, скрыв ладонью нещадно ноющий висок. И в полутьме глубинной тонет людской просящий голосок.
И не отвертишься, куда там, благоразумия ли ждать, у них расписано по датам, кого клянуть, куда прощать, в каких количествах, насколько и, будь любезен, выдавай, бесшовно склеивай осколки, останки в памяти стирай. Зимой подай немедля лето, не этот пол, не та страна... Но разве солнце на рассвете не умывает вам дома?
Он трёт ладони, согреваясь, и смотрит с нежностью на них, теснее шеею вжимаясь в высокий смятый воротник. Они галдят. Сереет небо, роняет искорки на снег. Свечи потухшей жёлтый слепок, тупая боль зудящих век.
Отгородив себя несмело стеной кирпичной,
морем, сушею.
Он выпрямляется, тихо выдохнув привычное
"Я вас слушаю".
Елена Миронова "всё, что останется"19-01-2013 00:04
как, говорит, чем мне тебя заполнить -
сколько ни лей, всё проваливается в пустоту:
музыка, крестик нательный, все книги с полок,
слово, почти прозрачное на лету.
голод подкожный, голоса оперенье,
воздух, и в нём немного совсем огня:
хватит согреться, пока убывают тени,
словно вода, бегущая от меня, -
не удержать ни в пальцах уже, ни в слове,
не удержаться в воздухе негустом.
...птичий язык, в котором так мало крови, -
всё, что останется тем, кто придут потом.
Лина Сальникова "Хорошо, что мы..."16-01-2013 07:28
Я хотела считать, что зима - это так условно
и не стоит внимания: выдумать - зачеркнуть.
Из туманного утра день движется вверх по склону,
чтобы стать этой ночью, в которой я не усну.
Чтобы краски темнели, как пролитые чернила,
с наступлением света способные лишь бледнеть.
Я не верила, что зима - это всё, что было
у таких же, как я, кто сейчас отчуждён и нем.
Так бывает, когда стоишь, поражённый ложью:
ждал тепла, но зима вбивает меж вами клин.
Я хотела считать: мы можем... Конечно, можем...
Хорошо, что мы этого всё-таки не смогли.
А в тёплых ладонях не тают ночные сумерки,
И след у подъезда - он вовсе не твой, и всё же
Мы жили с тобой вчера, но... вчера же - умерли,
И прошлого память становится не дороже,
Чем фантик от сласти, на ветер тобою брошенный,
Хранящий не запах даже, а так - намёки...
Мы, знаю, когда-то были с тобой хорошими,
Но, видно, любви даются такие сроки,
Что хочешь не хочешь, падай. А в окнах застится,
Смелеет тоска, подбирается ближе, ближе...
Ты помнишь, как я умела, хотела ластиться,
Когда был на Кошку за что-то свою обижен?
И ты, прикрывая глаза ладонью, душой оттаивал,
Горячую радость скрывая в суровость взгляда,
Поддразнивал чуть - "неземная моя Цветаева",
И гладил по спинке, чтоб дольше лежала рядом...
Я вечно его торопила, то наше времечко,
Меж рифмами в строках таинственность смысла пряча...
Я так и осталась котёнком твоим и девочкой.
Но это теперь ничего для тебя не значит.
Тебе ли вручили тебя до утра,
игрушку тебя с кровотоком подкожным,
тебе ли сказали – пойди поиграй
с ключом, и кувшином, и зеркалом тоже.
Тебе ли, чей выдох бессмертней стократ,
которая смотрит на свет и не знает –
тебе. Ибо ты догорающий сад,
мерцающий плод и вода слюдяная.
Вода ледяная, распавшийся плот.
О, как выходили, не помня, за кем,
и долго стояли, и молча смотрели,
где ты – невеличка, душа налегке,
не губы, не волосы, не ожерелье.
Ну, вот и всё... Пора, окончен бал.
Спасибо всем, кто был и танцевал,
Кто натирал паркет и плавил свечи.
Спасибо флейтам, скрипкам и альтам,
Портным – за туалеты милых дам.
И времени – за то, что бал не вечен.
Все были и прекрасны, и добры –
Учитывая правила игры
И явный недостаток стен и крыши...
Зато сиял фонарь над головой,
Изменчивый – а стало быть, живой –
Свидетельством, что есть миры и выше.
Спасибо тем, кто вместе был и врозь,
За то, что здесь сбылось и не сбылось.
Уходит ночь – и мне пора за нею...
И если не хватала с неба звёзд,
Виной тому не слабость и не рост –
А просто звёзды нА небе нужнее.