А теперь детали. Старость подкрадывается семимильными шагами. Вот уже кореша косеют со второго стакана и спать хочется не по детски что бы там не происходило строго после 11. И, собственно, ничего там после 11 не происходит. Смотрю на лица старцев из Валаама. Лица старцев глядят на меня. Старцы думают "вот ведь бля". Я же даже этого не думаю. Старцам завидно. И вся эта невъебенная сила духа имеет место несмотря на, а может и благодаря тому что, нам банально нечего делать. Мы не можем устать, и этим ужастно утомлены. Надо попускать, братцы. Вот Стаханов тоже не сразу понял сколько стране нужно угля, а когда понял, то было уже поздно. Let it go. Мы просто сидим и ждем смерти, к чему нервозность? К чему эта суета? Попытки ускорить или удлинить процесс только нервируют дедушек. А многие, кстати, уже не первый век сидят. Капец, куда меня повело. А хотел только друзьям попенять чтобы тщательнее бухали. Проехали.
Мимо, мимо, из окна пролетят мои слова
Пролетят над головой, над разбитой мостовой
Про тебя и про меня, про развилки декабря
Листья вздрогнут и замрут, небо побелеет
В пушках кончится салют, птицы офигеют
Про тебя и про меня, про деревья декабря
Как пройдет наш белый свет
Словно праздничный обед
Как не станет никого, как наступит ничего
Как в кромешной темноте будем мы идти к себе.
У вас никогда не было ощущения, что вы забор? На вас написано слово 'хуй'. Мимо ходят люди. Собаки с размаху пролазят в ваши щели. Коты принимают на вас солнечные ванны. Шелуха от семечек толпится у ваших ног. И какой-то бородатый перец проходя мимо прочтет вас и запишет в записную книжку: "красота спасет мир".
Приступы энтузиазма даются все тяжелее. Утром деньги, вечером катарсис. Вечером деньги - утром катарсис.
У меня завелась очень строгая пара трусов. В них только ходить строем или сидеть ровно. Шаг вправо, шаг влево - рассматривается как попытка к бегству.
Разрыв между желаемым и действительным не такой большой как мы бы того хотели.
Ну и картинка конечно же. Если влом читать. [423x300]
Последняя надежда, что слова самоорганизуются пропала. Опять все самому.
У японских селян есть традиция: как только человек умрет можно начать кричать в колодец его имя. Как сказал бы реб Арье Лейб не то чтобы помогает, но не мешает. Есть шанс, что только начав путешествие по водам Ахеронта свеже отчалившие услышат вопли родных и резко стрельнув у Святого Павла подписку о невыезде вернутся на пару лет назад. В конце концов все в руках Аллаха и если вы чисты сердцем, то всегда можно сканать за Бодхисатву, а если нет, то гори оно все синим пламенем.
Не знаю у кого как, а у меня чудовща вызывают сонливость разума.
И снился мне такой сон. Сижу я в пыльной избе в забытой богом Малийской деревеньке. Темное помещение, из углов едва проступают бока огромных кувшинов. На их замшелых стенках разве что не написано "ОН". Его я потихоньку и пью. У входа резкие полоски света. Справа от полосок на обтянутых кожей барабанах сидят Камила Дорма и сам великий и ужасный Али Фарка Туре. Али, как это водится, играет. Камила, как это водится, поет. Броуновское движение пылинок, как это водится, попадает им в такт. Тут ко мне подходит мужик и ни с того ни с сего начинает рассказывать об острове. И даже показывает мне его расположение на Google Earth, хотя интернета на тысячи километров нет и не будет. Вполне возможно, что в моих снах беспроволочный интернет может появится спонтанно в самых неподходящих местах. Так вот остров. Расположеный между мальдивами и сейшелами, именно там, где в реальности даже близко ничего нет (уж я утром проверил), он выглядел удивительно тоскливо: песок смешанный с глиной по берегам, выжженая земля, развалины бетонных коровников. И даже радикально синий индийский океан вокруг острова бледнел и грязновато голубел. Мужик сказал, что лучше места на земле не найти. Я ответил, что и не ищу, но глаз почему-то оторвать не смог. Остаток сна провел на острове. Двадцать лет по тамошним меркам. Обходил коровники. Пинал песок. Смеялся историям чаек. Никуда не хотел уходить.
Это полный абзац, диа френды. Прихожу я утомленный солнцем, можно сказать три недели сублимации, и что вижу? Бексински запостили, Веню Ерофеева процетировали, чуть ли не все точки над ё раставили. Как сказала давеча одна знакомая: "It's not just cute. It's like adorable!"
Ничего ничего. Сейчас я распишу окружающую меня действительность. Под хохлому.
Сегодня мне позвонил робот из библиотеки и порекомендовал немедленно все вернуть, или будет плохо. Не повесь он трубку так быстро, я бы ему быстро объяснил что все уже и так плохо.
На улице на один день включили температуру в 20 градусов. Моментально повылазили странные типы в стиле ZZ-top'а и давай ходить. В каком то смысле их появление является аналогией прилета грачей в средней полосе России.
У меня есть два румейта. Один румейт выдал недавно гениальную фразу. На вопрос когда удалось проснуться услышал ответ: "В час дня. От ненависти к себе". Другой румейт заходит и говорит:"Хей". Я говорю: "Хей". Иногда случается все наоборот: захожу я и говорю "хей", и тогда уже он отвечает "хей". А прощаемся мы так: он говорит "see ya". Я говорю: "yeh, right".
Ну вот, хотел еще живописнуть содержимое карманов, но сегодня как назло ничего интересного там нет. So long, значит, and thanks for all the fish!
I know where the most perfect silence is,
Seen it in the wild blue off Hatteras,
A mile out, rainbowed sails in silent bliss,
Looked like they'd collide, but they safely passed.
I know when the most perfect silence is,
Down a dusty Ohio road, high noon,
No shirt on, being burned by the sun's kiss,
Sixteen, takin' my time-- it was still June.
I know what the most perfect silence is,
It's what we say when falling out of love,
It roars and thunders right through the kiss,
Says all that no words can ever speak of.
I know why the most perfect silence is,
It is there for the whisper to be born,
The whisper in her ear became the kiss,
Just a dream in DC early one morn.
I know who the perfect silence is for,
It is for the ones whom we love the best,
It is there to protect them from our core,
By the silent trust we all seek to rest.
And I know how rare that silence can be,
With everyone talkin', it's hard to hear,
But I know I felt it, on the streets of DC,
The sound in her eyes-- it was crystal clear.
And it brought back to mind the rainbowed sails,
And the way it looked like they would collide,
Like two souls set upon fate's iron rails,
But the most perfect silence never died.
У меня юбелей: пятая страница дневника. Так далеко я еще никогда не писал.
То ли я быстро жить начал, то ли лифт стал медленно ездить.
Под ворохом бумаг на столе нашел памятку от дантиста о том, что 11 мая у меня назначено рандеву на предмет профилактического заглядывания мне в пасть. Страшно обрадовался: у меня есть план на 11 мая! Не знаю как кто, а мы с дантистом исходим из предположения, что будет 11 мая, будет он, буду я, и будет, по всей вероятности, весь сопровождающий антураж.
Истеричная дхьяна. Суетливая беготня по лезвию ножа. Нелепые пассы. Сохраняю энергию на извинениях. И знаешь что? Все уже пошло не так. И ускорять что-либо бесполезно. Это только кажется, что китайская ничья ставит там в чем то точку. Просто придется начинать играть сначала. А если сильно упорствовать - дисквалифицируют в шашисты. А оттуда уже и до кроликов из Кентукки недалеко.
Мы уедем летом жарким
В полдень выше тридцати,
А вернемся - минус двадцать
И замерзшие очки.
Проплывем три океана
Восемь раз пойдем на дно
Отсидим в тюрьме по сроку
И пропьем мое пальто.
Где-то под Килиманджаро
Ты подстрижешся под ноль
А в горах у Кандагара
Вспомнишь спрошеный пароль.
Подсчитав фрактальность фьордов
Бросим кости на Фудзи
Разберемся там с якудзой
Заберем у них мечи.
И купаясь в Брахмапутре,
Напевая ом-хо-хом,
Распугаем местных йогов,
Половину их убьем.
Так скитаясь и шутя
Проведем свои года.