Померла материнка в компе, хорошо хоть на гарантии, заменили, но отформатировали диск С. Переустановили винду, ну и понятно, все пароли к такой то бабушке. Еле восстановил.

Позавтракав остатками былой роскоши, попив чайку, я отправлялся бродить по сосновому бору, который располагался на нескольких невысоких сопках. Там всегда было сухо, под ногами пружинил толстый слой опавшей хвои, пахло смолой и малиной, я останавливался, ложился на спину и, смотрел в небо на белые облака, порою засыпал убаюканный их неумолимым бегом, а так же теплым ветерком и солнцем. В наших местах, бабье лето, порой бывает очень теплым. Просыпался я оттого что Лада тыкала меня носом в щеку, когда ей надоедало меня сторожить. Встав и отряхнувшись от хвои и налетевшей паутинки, мы продолжали путь. Дальше было несколько небольших озер, разделенных между собой гривами. По верху этих грив проходили тропки, и с этих троп в бинокль прекрасно были видны озера, на которых всегда были утки. Заметив на одном из озер стайку уток, и запомнив ориентиры той части озера, где они плавали, я далеко стороной обходил это озеро, что бы не спугнуть уток. Подходы были хорошие, сухие, и если удавалось подойти тихо, то при удачном стечении обстоятельств, можно было увидеть ту самую стайку уток на расстоянии выстрела. Сколько раз я поднимал для выстрела ружьё, наверное, сотни, и столько раз у меня сердце скакало в груди так, что готово было выпрыгнуть из неё, руки ходили ходуном, дыхание прерывистым. Прежде чем выстрелить приходилось делать несколько глубоких вдохов, что бы успокоиться. Наконец я успокаивался, прицеливался, медленно и нежно нажимал на курок, раздавался грохот выстрела, приклад бил в плечо, и … дальше шли варианты.
Вариант номер один, если Никола-угодник покровитель охотников, рыбаков и
путешественников был добр ко мне, то Лада с разбегу прыгала в озеро, плыла к распластавшейся на воде утке, хватала её, плыла к ближайшему берегу, бросала её там и, отряхнувшись, весело скакала вокруг утки, поджидая меня.
Вариант номер два – Лада истерически лаяла на улетавшую добычу, недоуменно смотрела на меня, я же почесав в затылке, читал ей стих охотника.

Охотник будешь ты тогда,
Когда пройдешь неоднократно,
С надежды полным рюкзаком туда.
И с фигой, в сумочке обратно.

И мы шли дальше, не очень то и огорчившись если я мазал. Но чаще всего я попадал, уточку я забрасывал в рюкзак, а иногда и две, это означало, что вечером у нас будет жаркое. Потом заходили в осинник, но там я не задерживался, это место мне не нравилось, не люблю я осину, холодная она, ледяная. Набрав, десятка полтора подосиновиков, в сентябре там грибов море, шли обратно в избушку. Уток я не ощипывал, лень было, просто обдирал кожу вместе с перьями. Поставив одну из них вариться, если их было две, я уходил нарубить на ночь побольше дров, к ночи становилось прохладно. Нарубив и принеся дрова в избушку, я начинал заниматься утиногрибным супом, в котелок с уткой и грибами засыпал суп из пакета, добавлял специй, какие только были у меня, в результате получался замечательный суп. К этому времени дрова прогорали, оставив после себя много углей, вот в эти угли я закапывал вторую утку, закрученную в фольгу, предварительно натертую солью, в надрезы я засовывал дольки чеснока и лук. Эта утка у нас шла на утро, на завтрак. После этого начинался ужин, Ладе целиком доставалась шейка, крылья, ну и косточки после меня. Поужинав, помыв с песочком котелок в ручье, мы с Ладой шли провожать солнце. У меня было любимое место на склоне сопки, там росла большая сосна необычной формы, ствол её был очень толстый, причудливо закручен и изогнут, с многочисленными наростами и наплывами, как будто пришла с картин Сальвадора Дали, местные охотники звали её “чертово дерево”. Она была своеобразным ориентиром, охотники говорили, я охотился (у чертова дерева, за чертовым деревом, на север от чертова дерева). У её корней находилось несколько больших камней – валунов, а чуть подальше начинался очень глубокий и крутой обрыв, такой, что росшие внизу деревья даже вершиной не доставали его края. Подойдешь к обрыву, смотришь вниз и в груди холодок появляется, а по спине мурашки, страааашно, бросишь вниз камень и через какое-то время, оттуда, из этой глубины тук… тук… тук… . Внизу всегда была темень и холод, солнышко туда не заглядывало, да и делать там было нефиг, камни одни, зверь туда не ходил. Как-то раз, я туда спустился, ради любопытства, ничего интересного, сплошной сумрак даже в полдень. А вот наверху, у сосны, другое дело, с этого места хорошо было наблюдать, как заходит солнце. Когда солнышко уходило за горизонт примерно наполовину в некоторых местах от деревьев появлялись тени. В одном месте, где в тайге была проплешина, (горела тайга когда-то), на её краю стояла здоровенная ель, своего рода солнечные часы. Когда тень от этой ели достигала небольшой березовой рощи, значит, было восемь часов и тридцать-тридцать пять минут, а если сломанной осины, то девять двадцать, и Читать далее...

Как не торопились, а к озеру приходили затемно, там, в высоком берегу была выкопана землянка в три наката, (её выкопали по всем правилам фортификации, два деда-фронтовика). В землянке были деревянные нары с сеном, и печка-буржуйка из железной 200-литровой бочки. Сил, чтобы растопить печь, уже не оставалось, и я пошуровав палкой в сене и под нарами, что бы выгнать змей, поставив в изголовьях ружье, ложился спать. Кстати о змеях, их там, на берегах этого озера, водилось во множестве. Поднявшись рано утром, я шел на берег озера искать лодку, обычно там находилось 2-3 долбленки (долбленка – это лодка, выдолбленная из целого дерева, обычно из осины). Их так же называют душегубки, вертлявые они очень, неустойчивые, чуть, что не так, и Вы как крейсер “Варяг” пуская пузыри, идете ко дну, естественно я и не собирался плыть на такой лодке, а искал коротни. Коротни – это две маленькие долбленки, соединенные между собой, своего рода катамаран, очень устойчивое плавательное средство, правда, в скорости значительно уступает долбленке. Погрузив на эти коротни весь свой скарб, прикрикнув на собаку чтобы не вертелась, я отправлялся в путь, можно было конечно идти и по берегу, но пришлось бы тягать на себе рюкзак, да и берега местами были болотистые.
Озеро называлось - Тещин язык. Было оно длинным и извилистым, а в конце раздваивалось,как язык змеи. Мне надо было в правое ответвление, плыть было довольно далеко 1,5 километра. Лада сначала внимательно смотрела по сторонам, сидя в передней части коротней, но это ей быстро надоедало, она начинала громко лаять, крутиться, раскачивая коротни, в общем, вела себя безобразно. Но, против такого поведения у меня было действенное средство, ударив по воде веслом, окатывал её водой, после чего она сразу успокаивалась, отряхнувшись от воды, сморщив нос, оглушительно чихала, и немного потоптавшись, ложилась на носу коротней, свернувшись в клубок, и в дальнейшем наше путешествие протекало тихо и мирно. День только начинался, под коротнями журчала вода, тихо шумел лес, былой туман, разгоняемый легким ветерком, уходил прочь. Яркое солнце, отражаясь от воды, слепило глаза, и я, похлопав по карманам «афганки» найдя солнцезащитные очки, одевал их, спасая глаза от этого моря света. Проплыв примерно с километр, свернув направо и отложив весло, я раскуривал трубку, а коротни медленно кружа, замысловато дрейфовали по озеру, и в конце концов приставали к поваленной в воду бобрами осине. Берег правый был высокий, а левый низкий, расстояние между ними было небольшое, метров двадцать пять, на обоих берегах росли высоченные, темно-зеленые ели и светло-желтостволые сосны практически из воды. Выше них было только небо и немного клочковатых облаков. Накурившись и выколотив о борт коротней трубку, я подтаскивал к себе рюкзак, доставал оттуда фляжку с коньяком и, сделав хороший глоток, говорил себе: “Ну, с открытием охоты!”. Затем, достав из чехла ружьё, собирал его, заряжал и, положив на колени, плыл дальше. Наконец наступал миг, когда коротни с тихим шелестом наплывали на пологий, песчаный берег озера. В этом месте впадавший в озеро ручей намыл довольно большой песчаный пляж. Лада соскочив с коротней, с лаем бегала по мелководью поднимая фонтаны брызг, затем выскочив на берег, делала несколько кругов, и упав на песок, подняв лапы к небу, ерзала на спине громко рыча. Вскочив, отряхнувшись, “нарезала” еще пару больших кругов захватывая мелководье. Подбегала ко мне, тяжело дыша, высунув язык, тыкалась мокрым носом в руку, затем отскакивала, припадая на передние лапы, как бы приглашая побегать вместе с ней. И я, забыв о своих годах, скинув сапоги, патронташ, куртку, гонял вместе с ней, пока они (года) не напоминали о себе, одышкой и болью за грудиной. Немного посидев, я шел к коротням, вытаскивал их подальше на берег и отряхнувшись от песка, навьючивал на себя всю амуницию, и мы с Ладой топали дальше вверх по ручью, благо идти оставалось не так уж и много, километра три. Когда приходили на место, Лада тут же, с деловым видом бежала проверять свои старые заначки, естественно там ничего не было, так как за прошедший год звери все съедали.
Я начинал собирать дрова, что бы растопить печь в избушке, а она, устав скакать, дрыхла под ближайшей елкой. Потом, наломав пихтовых веток, я начинал выметать накопившийся за прошедший год мусор, топить печь, чистить картошку, короче, готовить так, сказать, праздничный ужин. Лада же, выклянчив взятую специально из дома косточку, устроившись на топчане, быстренько расправлялась с нею, ну а потом наблюдала за мной своими черными глазами, иногда тихо порыкивая, как будто давая советы. Затем, уже поздно вечером, при свете свечей мы садились с ней ужинать, ей доставалась печеная картошка, которую она очень любила. А я, сварив котелок картошки, делал пюре, добавлял туда тушенки, и пропустив стопочку коньяка, начинал ужинать, глядя в темный квадрат окна, на котором стояли две горящие свечи. Лада шарилась под топчаном, что-то царапая лапой.
Покончив с Читать далее...

О! Кто-то симпашку презентовал, спасибо!
Вот уж не думал, что мои записи кому-то интересны.

I
Тайга.
Много я ездил по России и бывшему СССР, где только не был в командировках, даже на Дальнем Востоке был, 11 дней поездом ехал, правда, меня потом тошнило при словах вагон, купе, железная дорога, и если бы не булькающий транквилизатор... Так что видел я всяких земель, но скажу одно, лучше наших мест - нет, Русский Север - он и есть Русский Север. Хотя зимы у нас порой бывают суровые, минус 40 пару недель каждую зиму бывает, а минус 45 через зиму, но переносятся довольно легко, мало бывает ветров, тайга. Леса необъятные, зверья в них много, а уж ягод и грибов вовсе немеряно … с голоду в тайге, особенно летом, умереть затруднительно, только суперленивый загнется, но вот заблудиться в них - что чихнуть, век искать будут и не найдут. В течение лета 2-3 человека, как тут у нас говорят, навсегда уходят в тайгу. Когда здоровье позволяло, и когда я еще не изменил своего отношения к охоте, я по 2-3 недели проводил в тайге. У меня была своя охотничья избушка, которую мне передал один старый (сейчас уже покойный) охотник, это было убежище от всего, если Вы меня понимаете. Я уходил туда один, (по натуре я одиночка), припас готовил загодя, заряжал около сотни патронов, 50 штук с дробью №5 на утку и рябчика, 30 штук с дробью № 3 на тетерева и глухаря, штук 6 картечных патронов и столько же пулевых на всякий случай. Покупал гречневую кашу – концентрат, упаковок 15, сахар – обязательно кусковой, его просыпать нельзя. Соль, перец, лавровый лист, приправы в пакетиках. Раньше сушил сухари, но потом стал брать муку, приспособился в печке, (в избушке), печь лепешки. Тесто замесишь, берешь две сковороды, в одну тесто, другой сковородой поменьше закрываешь и в печь, под угли, такая лепешка получалась – загляденье, вкусная очень, особенно когда намотаешь на пятки километров двадцать - двадцать пять. В избушке, кстати говоря, посуды всякой было - завались. Радиоприемничек – маленький такой, мне его друг подарил, он увлекался радиоконструированием, я этот приемничек очень ценил, за его малый вес и чистый прием. Курил я тогда, и что бы не брать с собой пачки сигарет, брал трубку и табак, как сейчас помню «Нептун». Трубка любит покой и неторопливость, на бегу её не покуришь, а значит, смолишь меньше. Сейчас-то я вообще не курю. Солдатскую фляжку (800 гр.) армянского коньяку, примешь пятьдесят граммов на ночь, очень сну помогает. И хотя за зиму и лето, все было продумано неоднократно, примерено сто раз, рюкзак получался увесистый, и как говаривал мой знакомый охотник (потный) – то есть заставлял потеть. Но своя ноша не тянет, идешь потихоньку, пыхтишь.
Короче - приходило время отпуска, и я, закончив все дела на работе и по дому, начинал собираться, обычно это было 5-6 сентября. До сих пор помню то радостное чувство сборов, а уж как собака моя радовалась, по-моему, она радовалась больше меня. Тогда была у меня охотничья собака, звали её Лада, это была русскоевропейская лайка, черно-белый окрас, очень добрая, и большая умница. Когда я начинал собираться, в квартире начинался сущий бедлам. Лада носилась по квартире, собирая наши вещи, она отлично знала, где что лежит. Вытаскивала из-под дивана мои резиновые сапоги, затем совала нос в рюкзак, да так, что вся туда залазила и запутавшись внутри рюкзака каталась по комнате этаким большим колобком, громко рыча, пока я её оттуда не вытряхивал. Затем притаскивала свою миску, пыталась её сунуть в рюкзак, я ей не позволял, но она не обижалась, тащила какую то другую вещь, например свой коврик, и тоже пыталась всунуть, короче, проявляла самое большое участие и рвение. Наконец собравшись, мы с ней шли на автобусную остановку. По дороге, она вела себя очень лояльно по отношению ко всем встречным собакам, она их просто не замечала. В иное время, она ввязалась бы, как минимум в три потасовки, но тут, уже было не до пустяков.
Лада бежала рядом, поглядывая снизу вверх на меня, порою озабоченно нюхая рюкзак, типа, все ли мы взяли. Потом мы ехали на автобусе, и Лада, сидя на рюкзаке, который стоял у меня в ногах, смотрела в окно. Конечная остановка автобуса находилась на узкоколейной железнодорожной станции Верхний склад, а мне надо было на станцию Нижний склад, и мы с собакой терпеливо дожидались пяти вечера, когда заканчивался рабочий день, и люди ехали домой на маленьком таком паровозике, (достойном, наверное, места в музее). Когда я впервые увидел этот паровоз, то подумал, что, наверное, он вышел из под рук братьев Черепановых, так он был стар. Паровозик пыхтел паром, пускал клубы черного-черного дыма из трубы, но на удивление шустро тащил состав из 5-6 платформ с лесом и так называемого полувагона. Полувагон - это такой деревянный вагон без крыши, зато по краям шел борт на уровне плеч сидящего человека, его всегда цепляли к паровозу впереди, поэтому обзор был великолепный. Линда сидела рядом на деревянной скамейке и внимательно смотрела вперед, иногда лаяла на пролетавших птиц и, поворачиваясь ко мне, тыкалась холодным и Читать далее...

Урок.
У моих друзей собака не лаяла на звонок в дверь. На входящих лаяла, а на звонок нет. И решили они провести показательный урок. Муж (занимающий солидный пост в администрации города) - мужчина с лысиной и брюшком, весом за 100 кг становился на четвереньки около двери, жена выходила и звонила в дверь, муж лаял, жена входила и давала мужу кусок сыра.Муж, дразня собаку,смачно ел сыр и причмокивал.Собака смотрела на них как на идиотов, но с большим интересом. Когда сыр кончился, они поменялись ролями. Жена, стройная и изящная женщина, встала на четвереньки у двери, а муж вышел и начал звонить в дверь. Жена лаяла. Муж открывал дверь, давал жене кусочки сосиски, при этом он еще пугал собаку, а жена в это время кусала его за ногу. Собака, свесив голову на бок, продолжала смотреть на них с большим интересом, но все равно как на идиотов.Когда жена смолотила килограмм сырых сосисок, нарезанных мелкими кусочками, и охрипла от лая, муж, дернув собаку за ухо, сказал “Не, бесполезно, она лаять не научится никогда”, помог жене встать, и они оба пошли в комнату. Собака бегом понеслась на кухню, приволокла оттуда свою миску с сухим кормом, поставила перед супругами, громко гавкнула и уселась на коврик, видимо требуя продолжения шоу.

Довелось мне по делам службы побывать в одном из детдомов. Смотрел я на рисунки детей 2,5-3 лет и сделал открытие. Это не каляки-маляки, оказывается - это целый мир, и что бы это понять, мне понадобилось целых 47 лет 4 месяца и 21 день. В рисунках детей нет смешанных красок. Вот обратите внимание. Небо в их рисунках голубое, трава зеленная, солнышко красное, люди тоже разноцветные, но одного цвета, желтые, синие, красные. У детей нет серого цвета. У них нет оттенков. А беда у них черного цвета. И только после 4-5 лет появляется на их рисунках серый цвет. Когда они нашей б…ской жизни хлебнут в полной мере. Наверное, тогда, когда начинают понимать, что их кинули, в прямом и переносном смысле. Вот, а в нашей жизни все серым цветом, сплошные оттенки, черт побери, больше такого-то, больше сякого-то, нет чисто белого цвета, ушел он из нашей жизни, да и черного-то нет. Вся наша жизнь сплошной компромисс.

Это неправда, что все солдаты, как инкубаторские цыплята, даже у каждого куриного яйца есть свое лицо, я уж не говорю у человечьих.
Я вам тут не собака, чтобы на всех каркать!
Я вам уже давно говорю: "Пpикpывайте свое заднее место".
Я глубоко смотрю и широко гляжу.
Я думаю, что 5 и 5 как pаз 10.
Я ему сказал "Нет!". Сначала там, а потом здесь.
Я иду по плацу и слышу, что в казарме улыбаются.
Я пока еще памятью и зрением не страдаю.
Я себя чувствую, но плохо.
Я сегодня весь день как вкопанный пpобегал!
Для солдата субботник - это дело добровольное, а не так, что хочешь - участвуешь, а хочешь - нет.
Закусывать в походе сегодня будем веселой песней.
Замолкайте бормотать!
Замполит, выгнать этого придурка из комсомола! Как не комсомолец? Принять и выгнать!
Запомните: мат с языка командира - это крылатое выражение, с языка подчиненного - нецензурщина и наряд вне очереди!
Заряженному танку в дуло не смотрят!
Заткнуться - это не значит нести всякую хреновину.
Захожу в каптерку, смотрю, из-под тулупа чья-то задница торчит. Ну, думаю, это меня бойцы проверяют.
Захожу в одну тумбочку, там соль просыпана, значит бойцы по ночам чай пьют.
Захожу я как-то раз в тумбочку. Смотрю, там тапочки стоят по колено в грязи. Ну, думаю, эти тапочки у меня завтра в наряд пойдут!
Зачет сдадим со средним баллом 5.2, как договорились.
Здесь вам не у себя в Москве в пыли по пояс на Арбате.
Зимой, то есть ночью, караул сменяется два раза в день.
Знаем мы как это делается! Соберутся по трое, а потом механизмы ржавеют.
Знаю, вы за моей спиной языки чешете, мол, прапор - дуб. А что вы лично сделали, чтобы я стал другим деревом?!
Зря вы так со мной, товарищи солдаты! Еще пожалеете! Ведь говорят же, что не плюй в колодец, пока не перепрыгнешь.
И в голове должны быть мышцы.
И запомните, товарищи курсанты, раз и навсегда, что общечеловеческая логика ничего не значит там, где действуют общевоинские уставы.

Довелось мне побывать в Чернобыле, это о том что было там.
Дом.

Земля же была безвидна и пуста, и тьма …
Всякий раз, проезжая ночью по селу в свою воинскую часть, я вспоминал эти слова. Действительно, тьма египетская накрыла это украинское село. Названия села за давностью лет уже не помню, 17 лет прошло, но до сих пор помню, то щемящее непонятное чувство в груди, когда впервые увидел это большое село без единого огонька в окнах. Село лежало в небольшой низине, расположенное по обе стороны от шоссейной дороги. Хоть и говорят, что украинская ночь темна, света звезд и луны было достаточно, что бы его увидеть. Да, надо сказать, что служил я тогда военным врачом - в должности начальника медицинской службы воинской части, и было в моем подчинении около 30 человек. Мой водитель остановился на холме, выключил фары и мы долго сидели и курили, открыв дверцы нашего уазика, и молча смотрели вниз, а внизу были эти белые хаты без единого огонька в окнах. Ночь была тихая и теплая, в моторе что-то потрескивало, пахло моторным маслом и бензином. Сергей сидел молча, положив руки на руль, потом тяжело вздохнул и глянул на меня, я молча кивнул и он, не заводя мотора тронул рычаг, машина, шелестя шинами покатила с холма вниз. Мы тихо ехали в темноте мимо этих добротных кирпичных домов увитых виноградом и хмелем, окруженных яблоневыми и грушевыми деревьями, а он тихо ругался, потом затормозил и показал рукой вправо. Я посветил фарой-искателем и увидел большой дом, сложенный из плитняка, когда-то побеленный, с крышей из черепицы, окруженный забором из металлических пластин, высотой примерно метра два. В пластинах были пробиты отверстия в виде сердечек, понизу они были забетонированы. Мы вышли из машины, и подошли к калитке. Калитка также была металлическая, очень красивая, из кованых железных прутьев изображавших грозди винограда. Я рукой слегка надавил на калитку, и она на удивление тихо открылась. “На подшипниках”- сказал тихо Сергей, рядом были большие металлические ворота, закрытые на висячий замок изнутри. Дом стоял несколько в глубине небольшого сада, к нему вела широкая, растрескавшаяся бетонированная полоса. Мы прошли к дому, он был двухэтажный. Первый этаж был низкий, видны были широкие ворота гаража, видимо на первом этаже были только подсобные помещения. Вход в дом был через широкую остекленную веранду, на дверях белела узенькая бумажная полоска, Сережа щелкнул зажигалкой, на ней что-то было написано. Я сходил к машине, взял фонарик, надпись сильно выгорела и читалась с трудом, но кое-как я прочитал, что «дом охраняется МВД». По всему было видно, что тут был крепкий хозяин и большая семья. Все было сделано крепко, капитально, на десятилетия, если не на века. Я попробовал пройти в сад, но сойти с бетонированной дорожки было нельзя, в саду буйствовала крапива, высоты она была двухметровой и стрекалась отчаянно. “Триффид какой-то, а не крапива”: пробурчал Сергей, почесывая руку, (он был начитанный). Мы стояли перед домом и молчали. “ Ты смотри, как дом опаскудили”- сплюнув, сказал Серега, и показал мне на выбитое окно, на котором висели клочки полиэтиленовой пленки. Дом был разграблен. Остальные окна были затянуты также пленкой, чтобы в дом не попадала радиоактивная пыль. “Видимо собирались вернуться”- добавил он. Рядом с домом стояли детские качели, сваренные из металлических труб, я их качнул, они тихо заскрипели и тут мне послышались голоса, музыка, детский смех. Все это было таким реальным, что я потряс головой, что бы от этого избавиться. Тут мне подумалось, что как-то это все неправильно, не так. Люди построили атомную станцию с самыми лучшими намерениями, что бы она работала на них, давала им тепло, электроэнергию, а потом довели её до того что, она взорвалась, и отравила радиоактивной заразой этот маленький мир, и напрочь сломала жизнь в этом доме. Люди навсегда ушли из него. Я снял с плеча дозиметр КРБГ, с которым практически никогда не расставался, включил его, поднес датчик к стене, дозиметр защелкал, стрелка на освещенной панели поползла вправо, дом довольно сильно «фонил» по β-частицам. Тут меня позвал Сергей, и я пошел, на ходу застегивая футляр прибора, застежку прибора заело, я отвлекся, и со всего маху влетел в крапиву левым боком. Закрывая глаза рукой, едва не задохнувшись от жгучей боли в левом боку, я еле выбирался из крапивы, сказав при этом …пару слов. Сергей стоял раскрыв рот, потом сказал: “ Ну, Док Вы и даете!” Я же, шипя от боли и лихорадочно почесывая бок, сказал, чтобы он заводил мотор.
Сели в машину, Сергей включил мотор, мы выехали на шоссе, обочины которого были политы какой то зеленой дрянью, которая, вроде бы уменьшала пылеобразование. Периодически её сворачивали, как ковер в рулоны, и увозили в могильник. Мы надели респираторы, (Лепесток-2 они назывались, приказ был в то время такой, все едущие по дороге должны быть в респираторах). Вот тут Читать далее...

Зачем я это пишу, не знаю…
Нужно это кому нибудь, не знаю …
Прочитает это кто нибудь, не знаю …
Но я напишу.
В юности мы не ценим время, транжирим его, не понимая, как оно бесценно. В юности мы живем в долг у времени, берем своего рода кредит. Самое интересное, что процент очень маленький, поначалу. Прокутим всю ночь, и как ни в чем не бывало на учебу или работу. Время к нам очень лояльно в молодости, многое нам прощает, но ничего не забывает. Мы тратим временной кредит порою бездумно и бесцельно, расстаемся легко, весело, а что нам, у нас, его очень много, этого времени, вся жизнь впереди. И мы летим вперед сломя голову, к нам приходит и уходит любовь и ненависть, мы находим и теряем друзей.
Хотим все попробовать, табак, водочка, травка, снежок, а то и герыч, кто-то вовремя с этой дорожки соскакивает, а кто и нет, в таком случае он сгорает как мотылек.
Но время, ох уж это время, начинает повышать процентную ставку, сначала почти незаметно, но все больше и больше.
Когда начинаем понимать ему цену? А тогда, когда начинаем платить по долгам. Правда каждый по своему.

Эта долбанная работа, как она меня достала. Или это очередная весенняя депрессия.

Поздравляю всех женщин с праздником весны и 8 Марта!

Мысль вслух ротвейлерши Линды.
Кот – птица жутко гордая, пока не пнешь, не полетит.

Все собаки попадают в рай …

Монолог ротвейлерши Линды, (партийная кличка Чучундра)

Мне хозяин выделил место на своем дневнике, погавкай сказал. Так вот, 20 февраля сего года мне будет 5 лет, а в переводе на человеческий возраст уже 35 лет. Проживаю я на кухне, собственная кушетка, от дверей налево. Ну и первая тема, которую я хотела бы обгавкать - это великодержавный шовинизм котов, которые считают, что только им позволено жить в домах. Это племя хамов и провокаторов, которым место на помойке.
Соседский котяра, который в марте, орет в подъезде словно резаный, дождется у меня, когда нибудь. Хотя хозяин, и запрещает мне эту образину трогать, говорит что нельзя, я его пожую чуток, т.к. достал он меня своими воплями. Я заметила, вот чем ближе щелкнешь зубами к коту, тем он резвей становиться, тем дальше его прыжок. Этот же жирный котяра, не то что бы прыгать, бегать не может. Однажды, я его все-таки втихаря пожевала, правда потом плевалась целый день от его шерсти, зато этот Барсик месяц гулял на лоджии. Зато на улице, коты у меня тренируются в беге на короткие и длинные дистанции, а так же в прыжках на различные высокие предметы. Хозяин говорит, что их хозяева должны мне платить мясопродуктами, зато, что я их котам поддерживаю хорошее физическое состояние. Но они не платят, а чаще жалуются на меня хозяевам, в такие моменты я сматываюсь к хозяину под компьютерный стол, от греха подальше.
Вообще, по жизни я сделала вывод: - Все коты козлы!

Был крайне занят, болела собака, наша Чучундра. Ничего не ела и вообще ей плохо было. Но, вроде оклемалась, сегодня, то есть уже вчера, ходили гулять, она скакала, задиралась с встречными собаками, короче, оттягивалась как обычно.

Плохо когда излишествуешь, трясёть...

Хорошо, что жена доктор. Не надо бегать по поликлиникам, сидеть в очередях, гавкаться со старухами типа «Вас тут не стояло». Несколько дней на “колесах”, микстурах и каплях и состояние ОК.

Как мне плохо! Как я болен! Температура 38,4, все ломит, голова болит. ладно хоть начальники жалостливые, посмотрели на меня и отпустили домой болеть.

Несколько армейских приколов
от старшего прапорщика И.И.Иванова-Пупкина

1.Зачем вы носите подтяжки? От этого импотенция снижается.
2. А ведь каждый из вас взрослые люди!
3. Нашли дурака! Я за вас свою работу делать не буду.
4.Куда вы руки лезете свои?
5. Почему у 90% есть фляжки, а у половины их нет?
6. Водку в казарме я вам пить не позволю, здесь вам не детский сад.
7. Что вы как кобра гремучая - клюв раскрыли и спите.

Хорошая армия - плохая армия. Ее сильнее ненавидят.
Лао-Цзы