Отрывок пьесы без начала и конца.
*все реплики реальны*

(Краешек уходящей ночи. Комната темна, только что погасла свеча - дымок стелется по полу. Она сидит в центре комнаты, прижимая к животу подушку, он - прислонившись к стене в трех шагах от нее. Перед каждым - бокалы с красым вином. На улице моросит дождь. Прохладно)

Я:
Я у тебя в долгу. Я идиот.

Она:
Лишь идиоты могут быть в долгу?

Я:
В твоих словах, Миледи, снова лед.

Она:
Ты знаешь - я иначе не могу.

Я:
Ты прячешься. Устала от людей?

Она:
Мне просто не хватает тишины.

Я (улыбаясь):
И ищешь ты ее, конечно, здесь?..

Она (в тон):
Здесь голоса знакомых не слышны.
(Смеются, поднимают бокалы с вином.
Пьют. Она смотрит сквозь вино
на фонари за стеклами окна.)

Я (задумчиво):
Я все же не умею ждать мгновений.
Довольствоваться крохами тебя.
Но небеса не примут возражений,
А, значит, такова моя судьба...

Она (саркастичесик):
Любитель всеобъемлющих понятий!

Я (в тон):
Играющий дифтонгами в трик-трак.

Она (тихо):
Я думаю, мой друг, ты просто спятил.

Я:
Конечно, Ваша Светлость. Я дурак.
Дурак, влюбленный в бесконечность ночи,
И в осени прозрачные следы.
Во все слова, что как бы между прочим
Сегодня утром обронила ты.

Она (тихо):
"Сегодня утром" - это так недавно,
А кажется - минула сотня лет...

Я:
Не оттого ль ты нынче так печальна?

Она:
Нет, что ты, Мартин. Просто жду рассвет.

Я:
Ну что ж... рассвета ждать совсем недолго.
А после?

Она (глядя в сторону):
После, друг мой, я уйду.
А ты - люби слова, играй в дифтонги.

Я (усмехаясь):
Скорее снова "слушай пустоту"...

Она:
Полезное занятье, не находишь?

Я:
И да, и нет... а впрочем... впрочем... черт!
Мне очень жаль, что ты опять уходишь.

Она:
Прости. Наверно, я приду еще.
(уходит)

Мокрое = несущее счастье.
Сухое = реальное.

Кончились дожди и вместе с ними кончилась ты. Ты все больше смотришь на небо, чем на меня, ты плетешь венки, собираешь цветы, завариваешь чай, играешь моими пальцами и гадаешь на собственных картах - но ты уже никогда не будешь моей (впрочем, ты и так не была моей никогда). Ты все так же близка, но все время ускользаешь, как вода сквозь пальцы.

- Я люблю океан, - сказал я, когда шел дождь, и мы сидели в волнах под зонтом.
- Правда? - спросила ты.
- Очень-очень, - ответил я.
- Тогда я дарю его тебе! - улыбнулась ты. Зачерпнула пригорошню воды и отдала ее мне.
- Но... что мне подарить тебе в ответ? - спросил ошалело я.
- Подари мне дождь, - ответила ты.
Я подставил руки под дождь, собрал воды и отдал тебе. Ты засмеялась, плеснула себе на лицо. Капли потекли по шее, груди, впитались в рубашку и смешались с моей водой - морской. Теперь у нас была общая собственность.

Как бы там ни было, ты просто стала снова собой. А я - в ответ - старым добрым Мартином. Ну не ревновать же тебя к твоему Учителю, в самом деле! Брат он мне ли не брат...

Я помню запах твоих снов, цветочный и тонкий. Прикосновение твоих пальцев, неожиданно робкое и мягкое. Твои волосы, огненные сквозь вынужденную черноту, глаза, стальные-серые сквозь зеленый... Я впервые называл тебя на "ты", впервые был ближе, чем соперник-дуэлянт, а ты была не столь высока, как обычно, не так неприступна и насмешливо-холодна, какой я привык тебя видеть.

Подумать только - мы же знакомы так давно... и ни разу не снимали привычных масок друг перед другом? Мы знаем друг друга как самих себя, и даже немного больше, но, черт возьми, как мало мы знаем о себе! Как мало ты знаешь о себе - и как мало я знаю о тебе... Ты так красиво танцуешь, поешь и считаешь звезды, а я неуклюж и угловат. Ты удивительна - видишь в мокрых рельсах серебро, в тапочках - лодки, в лужах - отражения светлых окон... Ты так много видишь, и все в красках, в словах, в музыке. Ты слышишь то, о чем шепчутся листья каштанов под моим окном, понимаешь язык птиц и зановесок, читаешь будущее в запахе кофе.

Как жаль, что ты так бесконечно далека от меня. Что наши встречи так невозможны (а так желанны)... что я никогда не смогу посмотреть своими глазами в твои глаза, без зеркал, стекол, картин, фотографий и посредников. Наверное, это расплата - только вот никак не могу придумать, за что...

Я благодарен тебе за этот вечер и эту ночь. За бесконечность минут, которые еще будут и тех, которые уже прошли, за твой смех, твои руки, твои слова, твое естественное любопытство. За кувшин, который ты разбила столь изящно, что я застыл в изумлении, пораженный грацией и отточенностью твоих движений. Словно ты много жизней подряд училась разбивать кувшины, ей-богу! А еще за то, как сияют твои глаза от счастья, и за твою улыбку, задумчиво-светлую, которую ты совсем не ценишь и раздариваешь направо и налево (а она так ценна!). За твой стеб, пинки, подзатыльники, резкости и колкости, за которые я так часто хочу дать тебе по уху. За холодность, с которой ты подаешь руку для поцелуя. За тишину, наступающую за мгновение до прощания, тишину, пронизанную, словно венами, мыслями, ощущениями и желаниями. За все, что ты есть.

И еще одна благодарность - Гипотетическим и Абстрактным Небесам, что свели нас однажды холодным осенним утром в нворожденном мире твоих грез, под крышей нашей общей знакомой, которой никогда и не существовало...

Этот день можно было именовать Днем Первым, если бы я вздумал нумеровать дни.

За чужим окном тоже начался дождь. Но теперь нас трое (нас и с самого начала было трое), как бы ни противилась тебе Троица, не казалось то символом, но кармой, то еще чем похуже. Мы просто попробуем, а там уж - как пойдет.

p_Simon, отражения художников в паутине времени. Все-то у нас с тобой как по расписанию, и обеды, и электрички, и выборы невозможные... Если бы я был тобой, я бы свихнулся. Если ты был мной - бросился бы из окошка. Каждому свой выход из ситуации...
И все же я рад, что оно так, как оно есть.

И еще больше я рад тому, что ты меня позвал.

Будем.

Бесконечные потоки дождя и кофе, мокрые рельсы. Я выучил почти все маршруты трамваев этого города. И еще больше кофеен, кафе, баров - в особенности тех, что работают после полуночи. Сезон дождей скоро кончится, и все бросаются заказывать гостиницы и экскурсии - заранее.

Со следующей недели у каждого маршрута трамвая будет свое имя. Так решили городские власти. Я им благодарен. Отныне и (надеюсь) еще долгое время я буду ездить на работу не в желтом безликом 18, а спрятавшись от дождя в ладонях златокудрой Мирели. Та же Мирель будет провожать меня по ночам до дверей подъезда. А Мари будет кататься до работы на Сандрине, а до меня - на Алессане.
И мы оба будем пить кофе в самом прекрасном трамвае этого города, кафе на колесах, звенящем по кругу, по мостам и паркам, - в трамвае по имени Лилиэн.

По всему полуострову пронесся ураган - не то, чтобы что-то страшное, не большой какой-нибудь ураган, а так, ураганчик. Даже в новостях ничего особенного про него не сказали.

Я, разумеется, в самый разгар буйства стихии оказался не дома, а у черта на рогах, в каком-то кафе на набережной. Хозяйка заведения, бойкая старушка, предложила мне остаться, а сама резво закрыла все двери, окна и ставни и гордо уселась на стойку с клубком чего-то ярко-алого и чрезывайно пушистого. Несколько минут спустя со второго этажа к нам спустилась Тариша, внучка хозяйки (как звали саму старушку, я, растакой кретин, запамятовал), милая барышня лет семнадцати с ослепительной улыбкой и длиннющей черной косой. Она оказалась несколько рассеянной, но очень образованной - мы почти час рассуждали о литературе и истории, и, хотя она забывала о чем говорила пять минут назад, разговор вышел чрезвычайно приятный.

Когда окна задребезжали и завыли сирены припаркованных во дворе машин, Тариша вспомнила о том, что давно не видела свою кошку, разволновалась и порывалась бежать на улицу на поиски пропавшего животного. Мы с Хозяюшкой убедили ее подождать несколько минут, пока она не допьет кофе; к последнему глотку вышеупомянутая кошка выползла из-под углового столика и, как ни в чем не бывало, побежала пить сливки. Тариша была счастлива.

Природа успокоилась лишь к полуночи. Я шел домой по мокрым мостовым, на которых живописно были разбросаны ветки деревьев, рекламные листовки, пустые бутылки и даже книги - вернее книга. Она лежала в нескольких метрах от моего подъезда - промокшая насквозь, пожелтевая и отчаянно пахнущая водой. Я поднял ее с камней, посмотрел на обложку. "Сказки Миры Глетон" - сказала мне обложка.

(Тут стоит сказать о госпоже Глетон несколько слов, ибо вряд ли многие читали ее книги - они не переводились на русский никогда в жизни. Дама пишет так называемые "сказки для взрослых" - философичные рассказы о сказочных существах, чем-то напоминающие сказки Туве Янссен).

Неудивительно, что я был чрезвычайно рад своей находке. Она сейчас сушится в ванной...

Для леди Глейпнир.

Благородная колдунья - именно так я назвал Вас в тот момент, когда дочитал ваш дневник до конца. Ведьма из аристократов.

Запоздало приветствую, выражаю свое восхищение и уважение.

[показать]
Ползет улитка,
А я её сапогом -
Пусть полетает!
(с) Cito4ek


Знаете, Cito4ek, есть у Д. Клеи сказка о девочке по имени Илрит, которая принесла в мир первую любовь. В те времена (в незапамятные, далекие времена) земля уже научилась получать тепло солнца, и люди уже жили и даже успешно размножались - но без любви, а просто потому, что так им сказали делать Боги-Создатели. Никакого удовольствия и браки по распределению.

Илрит была первой, кто увидел в солнце не только "большую грелку", но и пылкого влюбленного, мечтающего о красавице Земле (Рене) с утра до ночи, от восхода до заката и даже ночью, когда ему нельзя было уже находиться на небесклоне, а полагалось сидеть на пиру во внешнем мире, он все равно украдкой, в окошко, посдматривал за тем, как она спит. А что, вы думали, такое Луна?

Наша героиня и сама полюбила впервые - юношу из соседней деревни, разумеется, неотесанного мужлана без капли воображения и эмоций. Она сгорала от любви, как свечка, и никто не мог понять, что с ней происходит... А деревни, тем временем, готовились к очередному празднику бракосочетания, на котором Илрит должна была выйти замуж за другого, да и ее возлюбленный готовился стать отцом семейства... На рассвете Илрит пришла к дому своего любимого и положила на порог цветующую ветвь сикуи. А сама - стала ветром. Люди же, увидевшие цветы Илрит, вдруг понимали значение слова "любовь" и жизнь их кардинально менялась.

Кстати, красавица Земля тоже увидела цветок девушки и тоже научилась любить - она влюбилась в Солнце. И стала вращаться вокруг него и своей оси, чтобы быть к нему ближе и показывать себя во всей своей красе (соответственно). Так стали меняться времена года - и время смерти Илрит стало Весной.

Это цитата сообщения Cito4ek Оригинальное сообщение

[показать]
О...
Любовь - это не только "просыпаться вдвоем"
(с)

Любовь - это не только "просыпаться вдвоем"
Любовь - это не только взмах крыльев.
Любовь - это не только шаги вперед
Не только зеркало, очищенное от пыли,
Не только твой взгляд, не только слова,
Не только касания кожи кожей,
Не только огромная страсти волна,
Не только стремление стать похожей,
Не только обмен пожеланием снов,
Не только разломанный кусок хлеба
Оттенков и смыслов у чувства "любовь"
Больше, чем ты видишь звезд на небе...

Сиё стихотворение я нашла в дневнике Ашуры. Оно мне очень понравилось, и я попробовала перевести его на французский (все-таки язык любви как никак). Получилось вроде ничего, даже местами рифма есть :)
Пишу в дневник, чтобы не забыть.

Au amour

L’amour ce n’est que s’éveiller à deux,
L’amour ce n’est que le battement des ailes,
L’amour ce n’est que les pas en avant,
Ce n’est que le miroir nettoyé de poussière
Ce n’est que ton regard, n’est que les paroles,
Ce n’est qu’effleurer la peau de son homme,
N’est qu’une grande passion
Et n’est que souhater de bon rêves,
N’est que le pain cassé en deux...
«L’amour» a plus de nuances et sens
que tu vois les étoiles au ciel!

Занавески разбросали по стенам кремово-цветочные тени. Окна открыты настежь - с улицы доносятся обрывки сьих-то разговоров, звяканье трамвайного колокольчика и запах воды. На полу сохнет новоприбретенный фикус - никак не доходят руки его полить. На кухне - тихо и серьезно работает кондиционер. Запаха кофе в этом доме больше нет. Только зеленый чай.
Постель свернута в углу - гамак снова безраздельно владеет моим телом мартовскими ночами.

Мой март ласков и нежен, как котенок, как руки любимой женщины, как весеннее тепло. Мой дом тих и спокоен, неколебим и динамичен. Он живой. Он дышит вместе со мной, он изменяется, он взрослеет. Этот Дом - больше, чем квартира на улице Человека Синих Сумерек (улица названа в честь Мины Ренисс - имеено так эта фамилия и переводится), это существо переходит вслед за мной из дома в дом, из мира в мир. Он всегда стоит поодаль, за спиной, и если отступить на шаг, его крылья коснуться моей спины. Будет щекотно.

(Читать усталым голосом)

Если уж эта барышня вдолбила себе в голову, что у меня дела плохи - все, пиши пропало. А она, черт подери, вдолбила. Нет, воистину - прекрасна женщина, пока она не пытаестся быть тебе подругой. Мари, моя прекрасная Мари, я тебя не просто люблю, я тебя обожаю, но, пожалуйста.... оставь меня в покое до субботы!

Да, я несправедлив. Да, я тиран и деспот. Но, мадмуазель, мы обошли за эту неделю весь город, все его крупнейшие музеи и вкуснейшие забегаловки, мы проползли на брюхе по всем подземельям Атераниса, будь он неладен, мы даже купались в ледяной воде моря!! Мари, мне нужен отдых. Да, да, да.

Мне нужно сбежать из дома на пару дней (раз уж они все равно выходные), походить по новым мирам, встретить новых людей... навестить старых знакомых. Я так давно не видел Милли - пора бы сходить к ней в гости. И к Ашуре наконец приехать, выпить с Саймоном чаю, перекинуться записками с Миледи, почесать за ушами их дивного кота...

Баста, Мари. Эти дни я буду отдыхать.

Как из дома в ранний час себя я вышел провожать...
(с)

Нахожу удовольствия в минутных развлечениях. Взгляды в глаза, бессмысленные разговоры по местному аналогу ICQ, письма далекой знакомице, которую я и видел-то лишь один раз в жизни... Ни к чему не обязывающие, мимолетные, легкие и времяпрожигательные отношения... не поймите меня неправильно.

Вдруг вспомнил, что я поселился здесь для того, чтобы у меня был некий Дом - место, куда можно возвращаться... Теперь у меня он действительно есть. Значит - пора открывать сезон путешествий.

С днем рождения, Миледи.
Я люблю Вас.

Порою ваши имена приводят в заблуждение
Тех, кто за Вашей тенью следовать готов.
Одно название для игр, иное - для Котов,
А в сумме Вы лишь множите сомнения.

Мне рассказали, что меня не существует,
Что я - лишь элемент бесхитростной игры,
Что, имена меняя, как чулки, ведете Вы.
Я не ропщу. Пусть небо нас рассудит.

[показать]

Легкий туман утреннего света, запахи мокрых листьев и соленого ветра. Сегодня ветер с моря. Он заплутал на улицах неморского города, поранил руки о ветки еще не успевших опериться каштанов... Плачет в водосточных трубах. Первые лучи солнышка ласково гладят его по лицу, шепчут что-то упокаивающее...

А я - просто иду в этом пространстве живых вещей, живых людей и живой природы. Мне в нем жить...

Одну из своих сотрудниц, девочку Лири шестнадцати лет (все они почему-то сплошь юные девушки, лишь директриса отделения - полная немолодая женщина, влюбленная в меня с первых дней), я застал этим утром за странным занятием - она сидела на столе, склонившисьзабравшись на него с ногами, положив перед собой какое-то письмо и старательно размазывала по бумажке, испещренной мелкими буковками, капельки воды. От усердия барышня даже высунула язычок и мурлыкала себе что-то под нос.

- Лири, что ты делаешь? - спросил я в недоумении.
- Понимаешь ли, Мартин, - ответила барышня, - Этой ночью я написала письма двум влюбленным в меня юношам, живущим в одном общежитии в Риане. Когда я писала первое, все было хорошо, но когда принялась за второе... понимаешь, я так растрогалась оттого, что пишу Ему, что заплакала. Слезы упали на бумагу и размазали чернила.
- И что?
- Ну как ты не понимаешь! - удивилась моей непроходимой тупости прекрасная Лири, - Если второй юноша увидит, что письмо от меня к его другу закапано слезами, он сразу же поймет, что я этого друга люблю и расстроится! Поэтому я сейчас накапаю и на его письмо, чтобы было похоже на то, что я, такая неуклюжая, просто пролила что-нибудь рядом с двуми недописанными письмами...

Она помолчала с минуту, критически оглядела свое творение и помахала им в воздухе, чтобы быстрее высохло. Потом засунула письмо в конверт, заклеила его, и, спрыгивая со стола, добавила:
- Я всегда так делаю.

Нет, нет, нет, уважаемые читатели и читательницы, смею Вас уверить - я все-таки мужеского пола. Я не девушка, пишущая от лица юноши (и с чего вы это взяли?), честно-честно.

Я существую. Меня никто не выдумывал (безусловно, ни в чем нельзя быть уверенным, но уж как-то слишком ярко чувствую я лезвие бритвы на щеке по утрам, больно обжигаюсь чаем и даже (простите) регулярно посещаю отхожее место.

Я живой, дамы и господа.
Чего и вам желаю.

На самом деле написанная приветствием northwind. Мне показалось, что Вам она понравится, леди.

В ожидании близкого конца и прочих грядущих событий я отправился на запад, к холодному (пока) и бескрайнему (на вид) океану. Уж если довелось в империи родится... Ану впадает в него без особенных выкрутасов, не разливаясь по всем горизонтальным поверхностям и не образуя многочисленных рукавов. Правда, если сидеть на одном берегу рано утром, то другой берег послушно тонет в розоватом тумане и создается впечатление, что море окружает вас со всех сторон, и часть его вод соленая, а часть нет, а третья часть и вовсе шумит листьями.

Мы приехали "отдыхать и забывать" дивной компанией - я и Мари. И более никого. Впрочем, мы оба были столь полиантропичны, что создавалось впечатление огромной компании, выехавшей на пикник - и в то же время интимность обстановки не нарушалась. Мечта идиота. Идиотов.

Именно что идиотов. Потому что палатка у нас была летняя. Вы можете твердить мне сколь угодно долго о том, что человеку предписано смиренно сносить все неприятности и благодушно улыбаться при виде собственной задницы, минуту назад вылепленной из подручных материалов, но в таком случае я посоветую вам сходить в гости в ближаюшую психиатрическую лечебницу и сам возьмусь вас проводить, чтобы вы ненароком не заблудились.

Второй нашей большой ошибкой было то, что мы решили разбивать лагерь уже тогда, когда ноги отказывались ходить, ссылаясь на нормированный рабочий день и эксплуатацию женского и детского труда (хм...). Потому что ничего более умного, чем пойти погулять по заповеднику мы с Мари не придумали. А там, как известно, нельзя ничего рубить, ломать и (в идеале) жечь.

Следующие два часа были посвящены поиску сухого и горящего. Мари решила, что это не женское дело и принялась ставить палатку, распаковывать вещи и заниматься прочей подобной важнейшей ерундой, я же, воспрянув духом и расправив плечи, рванул в лес за дровами...

Когда я наконец насобирал столько веточек, что их должно было бы хватить хоть на час, Мари уже вскрыла сгущенку, набрала воды и что-то пела, шурша спичками в спичечном коробке. С моря пришел холодный ветер. Солнце село, последние розовые штрихи гасли на облаках. Серело.

Мы разожгли костер, поставили греться воду. Закутались в спальник, прижались друг к дружке, жевали хлеб. Я молчал. Мари расскахывала о своем прошлом. Рассказ был интересным, увлекательным, но местами жутким. Я слушал, и периодически мне вдруг становилось жутко оттого, что вот эта тоненькая и хрупкая девушка с острым носом и быстрыми темными глазами, которая сейчас пытается разломить булку на две равные части, угрохала такое количество народу и успела попасть в такие жуткие места... Также я начинал люто ненавидеть Инквизицию всех возможных стран и религий, все время порывавшуюся сжечь мою собеседницу на ближайшем костре, а также королей, пытавшихся затащить ее в свою королевскую постель (надо признать, порой весьма успешно), инженеров, занимавшихся тем же самым и много кого еще. Истории Мари были красивы в качестве художественного произведения, но приводили в ужас своей реальностью, в правдивости которой я не сомневался.

Какао подоспело как раз к тому моменту, когда Мари, наткнувшись на очередное "больное место" своей биографии, растерянно умолкла, а я никак не мог собраться с мыслями, чтобы рассказать о себе в обмен. Чашек мы, разумеется, тоже не взяли, поэтому пили прямо из котелка, ехидно посмеиваясь друг над другом и перебрасываясь когда-то едкими, а теперь уже дежурными (но все еще приятными) шутками.

В самый разгар веселья, когда меня обозвали Чеширским Котом, а Мари - Яги (в честь Бабы-Яги), пошел снег. Ветер как-то незаметно стих, и белые хлопья беззвучно и мягко падали на зеленую траву, растворялись в котелке с чаем. Дым костра протаял себе дорогу в небо и вливался в тучу серой рекой...

- Наш костер делает снег, - прошептала Мари, - Он становится серой снежной тучей, а она падает снегом нам на головы.
- Круговорот, - ответил я.