Это цитата сообщения Wordist Оригинальное сообщение

Жить - терять то немногое, чем пока еще как-то владеешь, причем сразу и именно после того, как понял, что оно, теряемое, и есть самое дорогое из всего, что когда-либо держал в дрожащих руках.

Ну давай плести чепуху нитками, я согласен, у меня под полом восемь клубков и веретено. Ну давай обменится словами, как маргаритками, поить себя валидолом, держаться за руки, идя в кино; ты будешь делать вид, что не знаешь, что у меня под подолом есть восемь ракет и второе дно, ты скажешь, что думаешь, будто у меня ничего нет, да я вообще почти голый, да-да, конечно, мой родной. Я умею стрелять глазками, могу готовить омлет, только умоляю, скрой этот факт от моих подруг. Давай вообще говорить подсказками, только надень бронежилет, чтобы когда я глазами стреляю, ты не умер от ужаса (ну, вдруг). Если тебе очень надо, я могу быть твоей невестой, могу раскрасить свое лицо красками, а могу помыться и быть чистым. Я знаю одно место, там будут рады, если ты говоришь сказками, там вообще любят фокусников и артистов. Только давай мы туда не пойдём, разве на наш спектакль не будет аншлага? Давай уж как-нибудь вдвоём, я буду играть чудовище, ты – мага. Хотя у нас не получится, мы топчемся, стоим на месте, не ступив ни шагу, если честно, мне уже надоело мучиться, ожидая, ну когда же я буду твоей невестой, мне что, надо помахать флагом, чтобы это могло случиться? Может, мне надо в лягушку превратиться, или как ещё извратиться, написать на лбу, что я любуюсь тобой, что я в гробу видела все эти предрассудки, что я уже третьи сутки обманываю судьбу и шучу несмешные шутки, накладывая табу на всё то, на что раскатала губу? И это всё, чтобы ты обратил внимание, ну хоть что-нибудь обратил на то, что я теперь за создание, посмотри, во что ты меня превратил, видишь, я теряю сознание от понимания, что среди светил ты выберешь то, дневное, неважно, какое, главное – не меня, да, я просто и тупо ною, это что, так сложно понять? Я же плачу в три ручья, в пятьдесят рек реву, я теперь самая не своя, ничья, хватаюсь за голову и волосы рву, причём в прямом смысле, у меня мысли все коромыслом вокруг идей, а ты злодей, обманщик, карточник, лицедей, хвост трубой, а я к тебе на концерте падаю – ах! – в объятья, и когда я с тобой, страх смерти проходит – с какой стати? – и для тебя надеваю красивое платье, то самое, где подол. От взрыва моих ракет отваливаются плитки, мир потрясается до самых основ еще при первой читке, хотя все слова – всего лишь ода моему стиху. Но я смотрю на тебя – у меня нет слов, так что я достаю нитки и начинаю плести чепуху.

В колонках играет - vorongrai - to life restored

я чувствую себя сахаром, который расторяют в остывшем кофе
на мои глаза наложены темные холодные пластинки
мой рот зашит толстой ниткой и сквозь нее из меня что-то льётся что, чёрт возьми, сыпется у меня изо рта какая дурь
и всё кружится вертится падает на голову я не отличаю тень от ее обладателя
я не знаю о чем можно говорить
прости, я сошёл с ума.
мне жаль.

я очень устал от. я пока не научился уставать для, поэтому я устал от.

но если мне еще кто-нибудь скажет, что всё будет хорошо, если это будет так же, как это сказала ты - то я поверю, потому что я очень хочу поверить
я правда черт возьми правда хочу поверить
потому что я очень устал ждать что земля снова исчезнет из-под ног я пинаю ее проверяю на прочность она все еще там перманентно там ужасное постоянство и я все никак не могу захлебнуться рот зашит из рук вон плохо из меня плохая пряха плохая домохозяйка плохая швея ничего не умею совсем беспомощный шизофреник ну посмотри во мне есть что-то хорошее ну обними меня нет-нет не трогай меня не трогай так будет хуже не обнимай просто оглянись в нужный момент сделай вид что почувствовал что я хочу чтобы ты оглянулся и я поверю в человечество
скажи что все будет хорошо и я поверю

я забыл что еще я мог сказать я не помню как у меня дела я не помню как это всё пахнет наверное керосином металлом и гарью у меня глаза закрыты тяжелыми пластинами я - прости - я слишком устал чтобы улыбнуться тебе при встрече я который уж день откладываю встречу с самим собой

она говорит что все наши страхи и вся наша боль сбывается я ей верю всё паршиво да и все снова паршиво и еще раз паршиво боль сбывается точно я самый старый я растворился в этом как сахар в остывшем кофе ну почему почему

у меня липкие руки и меня это бесит

мои мечты это тела в формалине я пытаюсь вспомнить как это когда они живые я не помню. не помню.

пусть у меня по приколу будет сегодня бессонница жаль сломался плеер а плевать.

.total indifference.

иногда меткость попадания может компенсировать то, что ты попал не в ту мишень

Это цитата сообщения И_г_о_л_к_а Оригинальное сообщение

Моя комната теперь так пахнет - масляной краской, в сочетании с ярким освещением и тёплым воздухом, это - запах лета. Вот уже третье моё лето, вполне вероятно, пройдёт именно так, и это, пожалуй, то немногое, что обнадёживает.
Много рисования маслом, много прогулок, асечные разговоры по шесть часов подряд, окно, распахнутое настежь на всю ночь - способ пережить отвратительно жаркое время. Положительные моменты в оном.

Ты молчи-и-ишь, ты говоришь внутри головы, ты говоришь пальцами, от этого у тебя всё равно остаётся зыбкая память о молча-ании, о тяжёлой-тяжёлой голове.
Ты молчи-ишь, ты любишь музыку, ты мыслишь музыкой, твоё сердце бьётся при непосредственном участии музыки, но когда ты пытаешься разобрать музыку на звуки, ты видишь их - цвета. И в них - всё. Ты знаешь, как перекрасить сегодняшний воздух, чтобы мысли людей стали чище. Ты знаешь, как изменить цвет глаз, тональность кожи и оттенок походки той девушки, чтобы Первый Встречный полюбил её больше жизни (а Первый Встречный, как известно, парень с хорошим вкусом). Ты ешь мир глазами, ты употребляшь его, ты затаскиваешь его в голову через зрачок.
У тебя абсолютно предметное мышление - для тебя реально то, что ты видишь своими глазами, а если его ещё можно понюхать и потрогать - это и вовсе удивительно. Ты широко раскрытыми глазами впитываешь краски и формы мира, понимая, даже если у тебя есть фотоаппарат, - это невозможно сохранить и передать таким прекрасным, какое оно есть. Оно сиеминутно и только оно существует.
У тебя абсолютно абстрактное мышление - ты создаёшь иллюзорные пространства для себя и ещё нескольких человек, преимущественно по ночам, и веришь в них. Ты говоришь-говоришь-говоришь внутри головы, не замолкая ни на минуту с теми, кто заведомо не может тебя услышать сейчас. Тебе всё равно, ты не можешь не говорить.
Это всё слишком противоречиво, поэтому иногда тебе остаётся только одно.
И ты рисуешь.
Закрываясь в комнате, наедине с музыкой, теперь, наконец-то ты можешь всё. Ты достигаешь самодостаточности - и это состояние, а не качество - и тебе уже неважно, что ты не можешь перекрасить жару, что ты не можешь сократить расстояние даже зрительно, что ты не можешь пробить стекло, через которое, казалось бы, всё видно.
И услышав хриплый приказ откуда-то из глубины: "Рисуй кровью!", ты деловито осведомишься: "Какой группы?", чтобы, если вдруг вторая окажется подходящей, располосовать мастехином нерабочую руку.
В тот день, когда волосы покажутся тебе удобнее кистей, ты не пожалеешь и их.
Наверное, это одержимость.

Это цитата сообщения Девушка_с_неба Оригинальное сообщение

Рассказ.

В больнице, в двухместной палате, лежали два безнадежных больных. У них были совершенно одинаковые койки, совершенно равные условия... Разница была лишь в том, что один из них мог видеть единственное в палате окно, а другой - нет, зато у него рядом была кнопка вызова медсестры. Шло время, сменялись времена года... Тот, что лежал у окна, рассказывал соседу обо всем, что там видел: что на улице идет дождь, сыплет снег или светит солнце, что деревья то укрыты легким сверкающим кружевом, то подернуты легкой весенней дымкой, то убраны зеленью или прощальным желто-алым нарядом... Что по улице ходят люди, ездят машины... Что там есть МИР.
И вот однажды случилось так, что первому, тому, кто лежал у окна, ночью стало плохо. Он просил соседа вызвать медсестру, но тот почему-то этого не сделал. И больной, лежащий у окна, умер.
На следующий день в палату привезли другого больного, и старожил попросил, раз уж так получилось, положить его у окна. Его просьбу выполнили - и он увидел наконец... Что окно выходит на глухую серую стену, и кроме нее ничего за ним не видно. Он молчал какое-то время, а потом попросил своего нового соседа:
- Знаешь... если мне ночью станет плохо... не вызывай медсестру.

в моих фразах ни складу ни ладу и способность мыслить кажется адом я бы вышел к тебе навстречу до не в чем | слова кажутся ядом просто сядь рядом и мне станет легче просто закури свою сигарету пусти свой дым в мои глаза а то без этого у меня нету ни одного оправдания своим слезам | а потом выслушай мою тишину до конца и уходи быстро пока я молчу и не открывай мне своего лица подожди пока я с кем-нибудь обручусь

в моих песнях ни текста ни голоса ни в одну ноту не попаду я заплетал бы в косу свои волосы но я их просто свернул в дуду | так проще поверь хоть и не так красиво даже моя дверь открывает тебе то какой я ленивый | и лучше вообще внутрь не заходи постой на пороге и закрой дверь только тихо не разбуди в моем сердце то есть в берлоге моей живёт зверь | но когда ты пойдешь обратно оглянись и не делай шаг вперёд это с ума сведёт меня троекратно а тебя с ума не сведёт

мы расстанемся очень скоро я не буду тебя держать в моем голосе не будет укора и он даже не будет дрожать когда я буду говорить «прощай» обещай мне что будешь счастлив, друг, и что душу свою не пропьешь впрочем лучше не обещай а то вдруг это будет ложь | а я так устал понимаешь в каждом слове моем сотня лет пустоты я думаю ты и сам всё знаешь мы ведь с тобой много вечностей как на ты

да я в курсе что ты не знаешь как поставить точку как поласковее меня послать (на какую-нибудь из экскурсий) только не надо делать из меня дочку и во спасение моё лгать | лучше просто затуши сигарету прямо о моё лицо и забудем об этом потому что это станет моим концом а потом ты молча исчезни как волна на другой частоте как во сне как в раскрывшейся бездне как в пустоте в паутине дней так может быть и скабрезней зато честней.

находить исковерканный смысл в разрозненных фразах пахнуть дымом чужих сигарет делать из мира случайно попавшихся чисел пророческий паззл и вообще видеть то чего нет иметь много дурных привычек не целовать любимых в губы и слишком порывисто обнимать друзей придумывая имя ветру не ставить кавычек возвращаясь домой думать а не остаться ли здесь, в подъезде?.. - может быть здесь переночевать переспать пережить впитать в себя запах чужих сигарет отрежь от меня голову и в узел руки мои завяжи я уползу от тебя на восьми своих лапах которых нет ведь я люблю говорить чепуху и вести себя странно вести себя дико оправдывая свой статус чтобы эти небесные там наверху подавились восторженным криком наблюдая наши дебаты раз в двадцатый а еще слышишь я буду петь тихо петь громко буду угадывать сложные числа из человеческих уравнений просто может быть у меня ломка по великому смыслу просто может быть мне мало собственных устремлений чтобы встать прямо и не свалиться инертно лицом в лужу но послушай я уже не такой упрямый чтобы не умереть под обстрелом ружей увы я не бессмертный просто я молю о помощи совсем не о мести но вокруг был суетный грохот я безуспешно пытался сложить числа из задачника но я всё-таки не умер в своем подъезде – это уже не так и плохо для неудачника.

Девочки-мальчики, вам нравится стиль, в котором нарисованы клипы Gorillaz?

Если отношения с точки зрения общественного понимания должны рассматриваться как близкие (то есть им следует быть близкими, потому что так вроде задумано), то я ощущаю кошмарную пропасть между собой и другими людьми. Дело не в том, что они недостаточно-чего-то-там (недостаточно хорошие или умные или добрые или необычные - всё это есть в моих прекрасных друзьях, некоторые из которых намного лучше меня самого по многим параметрам). Я не знаю, в чем тут дело. Наверное, это просто вот так и есть, и всё.
Я не могу, никак не могу ничего почувствовать. Я вроде знаю, что меня все любят и всем так охуфигенно нужен, я весь из себя такой замечательный. Но я никак не способен поверить в искренность такого к себе отношения, в то, что я и правда могу на кого-то положиться, что у меня есть поддержка - видимо, потому что мое одиночество абсолютно замкнутое, моя теплота - это та теплота, которая слабо связана с личностью, скорее, она связана с моими представлениями, и больше ничего. Я не хочу и не могу рассчитывать на кого-то; и еще ни разу, если мне было плохо, кто-то не помог мне, никто не сделал так, что мне стало легче - может быть, Ната, да, наверное, когда я пытался поверить, я верил, верю, но не чувствую, я ничего вообще не чувствую, и если мне страшно, я не рассчитываю ни на кого, ни на кого, я просто знаю, что я совершенно один, просто один, вот она я - и вот лестничная площадка. Мои отношения с предметами строятся гораздо проще. На предметы я полагаюсь гораздо легче, чем на людей. В конце концов, если не на них, то на кого.
Есть родители, и это важно.
Есть родители. А друзья - это для красивой жизни. Для разговоров. Для всякого-разного.
И никто не способен что-то сделать с моим одиночеством. Оно и к лучшему. Так безопаснее. И мне не обидно, что бездна, что пропасть. Мне не обидно. Просто иногда тяжело. Но думаю, если есть те, у кого не так, то им не легче.
У всех свои проблемы, да, и это правильно.

Ах да, сегодня день физики на физфаке. Это было интересно. Я никогда не был на больших концертах, я серьезно. Я боялся и вообще мне было лень. Просто там бесплатно и как-то спокойнее. Мне понравилось.
Только я опять устал.

я-простите-никого-не-хочу-видеть-никого-не-хочу-видеть-никого.

Настроение сейчас - сбрендившее

Кажется, сейчас самое время остановиться и поменять шины мозга на шипованные, чтобы не заносило на поворотах =)

Я нашёл себе персонажа) Я серьезно - этот мальчик есть материализация того персонажа, который я бы хотел рисовать. Все-все мелочи, даже квартира *я влюблён в его квартиру абсолютно и бесповоротно и буду ее фотографировать себе на память* - всё это просто идеально. Это шикарный персонаж. Мы с женой просто в диком восторге. *наверное, восторг наш был даже слишком дикий, но мы в качестве компенсации купили мальчику шоколадку, и даже, может быть, он не слишком испугался нас)*

У-у-у-у. Собака идеального персонажа была примерно такая же бешеная, как и мы *может быть, мы от нее заразились?))* Кажется, больше нас в гости не позовут, ибо мы громогласно и ничуть не стесняясь обсуждали, какая часть квартиры кому из нас будет принадлежать - ибо квартира достойна того, чтобы все ее части были увековечены))) А мальчика мы заставим играть со мной в шахматы и убивать не будем, да. Просто запрём в кладовке, чтобы никуда не делся, такое чудо надо беречь и никому не показывать, чтобы не украли :)) ладно-ладно, мы даже готовы позволить ему видеться с родственниками и с его девушкой. Ну, иногда, чтобы не подрывать душевное здоровье =)

Летом у меня будет-таки графический планшет, получите хорошие рисунки. Если мне не будет лень, через какое-то время получите сканы :) Потому что, кажется, в ближайшее время я не смогу больше ничего рисовать, кроме этого кавайного создания.

Ах, какая у него квартира, какая квартира)))

Который уже день/месяц меня ставит в тупик вопрос "Как дела?". Я как-то все время смешиваюсь, затыкаюсь и не знаю, что отвечать. Видимо, потому, что я сам всё время думаю - а как же все-таки мои дела? как вообще я? - и за всё это время так и не нашёл ответа.

А вы еще спрашиваете.

В колонках играет - Башня Rowan - Красный Самайн, Ангел Катерина

«Ворох листьев наотрез
разлетелся между теми,
кто уверен, что они
знали правду обо мне...»
(с) Башня Rowan

Весна царила, листья просыпались, Небесный дуб утыкался в небо своею кроной, да так привлекательно, так привлекательно, что хотелось тоже – наверх, к облакам да звездам, вечно сидеть на ветке, болтать ногами над горизонтом и знать всё на свете про этот мир, дышать одним воздухом с вольными птицами, быть частью дерева этого, расти вместе с ним и сны одинаковые видеть с ним по ночам.
Может, если постараться, то так оно и будет?.. Сначала холодно, потом прекрасно.
— Куда же ты, мелкая, лезешь?
— На небо. На дерево, то есть. Руку убери и не мешай.
С невозмутимостью королевы младшая уверенно поставила ногу на широкий ствол Небесного дуба и пошла по нему наверх, как по дороге, только волосы тянулись к земле, помня о силе тяжести. Средней оставалось только стоять с открытым ртом: где же они сандалии ей такие купили, что...?
— Пирожки румянятся. Не подгорели бы, сходи проверь, нечего пялиться, — обернувшись, сказала младшая.
И продолжила путь.

— Почти месяц уже. Что такое с ней стряслось? И как вообще так получилось?
— Не суетись. Вон, суп помешай. Соль добавляла? Почему скатерть не зашила, я же просила. И хватит в окно пялиться, ничего там не изменилось.
Средняя всхлипнула, а старшая тяжко вздохнула.

— Её не видно! Старшая, ее не видно, совсем!
— Ну так туман же, понятное дело, тут в десяти метрах уже дома не разглядишь, а ты верхушку Небесного дуба разглядеть пытаешься. Успокойся. Ничего страшного. Наутро пойдешь проверишь, всё будет в порядке, там она, там, никуда она не делась. Да и куда ей деться, тут только одна дорога – вниз, а у корней, сама смотри, ничего не валяется.
— Нет, я так не могу, я так не могу!.. Вдруг что с ней?.. Мелкая, ты там?..
Если прислушаться, то можно было различить, как ветер доносит сверху ответ:
— Тут я, средняя, не волнуйся, все у меня отлично.
— Мелкая, зачем ты ушла?
— Красиво тут. Хорошо. Не переживай так.
Когда наступило лето, ветер стал приносить по утрам ее улыбки.

— Старшая, я боюсь!
— Сиди, я сказала. Выйдешь – как дам тебе больно поварешкой, гляди у меня. Сиди, я сказала.
— Но ее же ураганом снесет, ты смотри, какой ветрила, чуть деревья не выкорчевывает! Старшая, я так не могу, а вдруг что с ней!
— Небесный дуб никуда не денется, с такой громадиной ничего не сделается, а она, похоже, в него корни пустила уже. Не беспокойся. Сиди, я сказала. На вон яблочко съешь. Да, откусывай. Жуй. Пережевывай, да, вот так. Глотай. Сиди, дура, и глотай, да. Сейчас чаю сделаю.

Она сидела ровно. Края тела ее были размыты, сливались с корою дубовой, а может быть, это от большой высоты и просто снизу не разглядеть.
— Мелкая, ты там жива?
— Да.
— Тебе не холодно?
— Нет, средняя, мне хорошо.
— Тебе принести чего-нибудь?.. Хочешь яблочка?..
— Нет, средняя... лучше спой мне. Спой мне, пожалуйста.
— А... а что тебе спеть?
— Не знаю. Просто спой мне.
И средняя спела. И каждое утро пела, и каждый вечер, и ветер с неба приносил ей запахи настроений и холодную от высоты благодарность. И иногда – слова: «Да, средняя, и тебе доброго утра». «Да, средняя, и тебе сказочных снов».

Когда пришла зима, снежинки укрыли ровным слоем крону деревьев, подоконники замели и дорожки, а младшая все сидела на дереве, и руки и ноги ее примерзли к стволу, а может быть, что уже приросли. Всю зиму младшая молчала и, кажется, просто спала, прислонившись спиною к стволу Небесного дуба, только уголки губ ее иногда поднимались, будто ей виделись сны о весне, и ветер в такие дни приносил другим сестрам пахнущие цветами улыбки и какие-то теплые невысказанные слова.
Средняя пела ей даже в сильную вьюгу и сильный мороз, надеясь, что песни ее проникают даже в такие крепкие сны, какими спят все деревья в любую зиму.
А потом снова пришла весна, и все продолжилось.

— Мелкая, расскажи, что у тебя там.
— Сейчас такой красивый закат, средняя, ты даже представить себе не можешь, насколько.
— А ты расскажи, и я представлю.
— Ну, кто-то на небе, наверное, хороший повар, он хотел приготовить пирог с персиками, но у него убежала начинка, она разлилась по краям горизонта, запеклась белым тестом и выпуклыми облаками, и золотая приправа рассыпалась по окрестным деревьям.

— Мелкая, как ты?
— Сегодня небо белое-белое, это у небесного повара молоко убежало.

— Звезды, средняя, звезды – это сахарная пудра.

— А сегодня на закате тучи, как размазанная сгущенка. Сладкоежка этот небесный повар, однако.

— Она уже там сколько лет сидит. Кошмар. А как же нормальная жизнь?.. Как же дети?.. Ты смотри, у нее волосы отрасли, их уже сам черт не отрежет, такая грива, чуть ли не до земли, целая колонна!
— И что теперь? Ты это ей скажи, не мне.
— Вот и скажу.
Средняя выбежала во двор, и по тропинке – к лесу. Старшая Читать далее...

Сегодня, наконец, на пути из школы до дома, когда я тёк рекой, лишённой мозгов и сна, с цветными картинками в голове, сегодня меня осенило пониманием собственного понимания, почему же всё так во мне, и что же там, в моем подсознании, творится на тему женщин-мужчин, что я весь такой еще-не-определившийся. Нетнетнет не будем про мою ориентацию я еще не сориентировался то есть я конечно натурал да.
далее пытаюсь писать для себя, но с отсутплениями для читающих, буде таковые случатся

В честь того, что он один премилый молодой человек с нежно любимого мною МФТИ подарил мне кусок счастья подарил мне саундтрек к "Играм разума", от которого я уже бог знает сколько время с ума схожу, так вот, в честь этого я вдохновилась этим саундтреком *он действительно впечатляет* и нарисовала кавайность. Сначала накалякала контур, которого теперь не видно, из-за чего потерялась изначальная задумка, и вообще бабочки у меня отратительно получились, но мне пока что безумно лень переделывать.
Но в общем, вот.
*ради маленького веса пожертвовала качеством, а ну и черт с ним, все равно кривотень*

смотреть и плакать

Это цитата сообщения el_pesimismo Оригинальное сообщение

Вот у Джордано Бруно был хороший афоризм:
"Сжечь не значит опровергнуть!"
И его сожгли. Или это были все же его предсмертные слова?

Я не знаю, как. Не спрашивай у меня советов. Я сам не знаю. И никто не знает.
Понимаешь, что такое переходный возраст: это самое первое и самое удивлённое одиночество, оттого оно бьет больнее последующих. Понимаешь, что такое переходный возраст - это когда бах - и землю из-под ног, и пустота вокруг, и бездна, темнота, страх, обреченность, и осознание, что нет ничего, кроме тебя, иллюзия это ваше неодиночество. Не бывает. Всё равно - один. Куда бы ни шёл.
Знаешь, каково это, когда в какой-то момент все теплые руки, которые держали тебя за пульсирующие живой кровью запястья, вдруг растворяются в этой темноте. Не за что зацепиться, бесконечное падение вниз, память о том, что светлое было, и ужасная боль в груди - тоска по несбывшемуся чуду. Это сдохшая вера в то, что светлое будет, чудесное будет, волшбное будет, это сдохшая вера в то, что ты здесь всем нужен, тебя здесь все любят.
И ты понимаешь, что после этого ты не знаешь, как жить. Непонятно, что делать, что говорить, а главное, зачем? Зачем это нужно-то было, ведь ты точно помнишь, что знал, чувствовал этот смысл, разве что словами выразить внятно не мог, ну так это нестрашно было, чего плохого - не уметь выражать словами важное, самое важное никогда словами не выразишь. Только что теперь-то делать, когда и не вспомнишь уже, что там за смысл был? И всё - бессмысленно, все пусто, все одиноко. Всё фигня, кроме пчёл, да и пчёлы тоже фигня.
И вот с этого момента приходится вырабатывать новые правила, чтобы хоть как-то продираться через поле, полное трупов сдохших надежд, разодранной веры, затоптанной любви. Правила каждый сам вырабатывает, кто-то за советами обращается, что-то книжки умные читает, что-то сам до всего умом-разумом доходит, полежав пару недель в депрессняке. А кто-то не справляется, кто-то ломается и присоединяется к горе трупов полумертвых, затоптанных, отчаявшихся, начинает пить-колоться-резать вены. А все потому, что правила-то нужны, чтобы создать впечатление, что всё хорошо, что нет никакой бездны, успокойся, маленький мой, это оптический обман, глупость детская. Все прекрасно. Проснись и пой, птичка. Лететь вниз - тоже лететь, какая, на фиг, разница. Правила - это способ заглушить боль в груди, способ надеть повязку, чтобы не замечать пустоты. Каждый находит свой способ глушить себя, и именно поэтому люди мало меняются, начиная с двадцати-двадцати пяти лет. Это значит: их устраивает тот способ глушить боль, который они нашли, и смысла нет уже ничего менять, да и силы порастратились, ничего себе, такой стресс ведь, на всю оставшуюся жизнь аукается. Поди поживи, когда всё к чертовой матери бессмысленно! Как тут жить-то?
А ответ таков: я не знаю, как. И никто не знает. А если тебе ответят, знай, что тебе соврали. Потому что вокруг пустота, бездна, нет никаких теплых рук, нет никакой надежды, есть только ты и твоё одиночество, и если ты не способен заполнить собой всю эту бесконечную пустоту, то ты и сам такой же пустой и никчёмный.

Хуже быть не может, нельзя хуже, просто не надо. Я снял с себя кожу, постирал ее в луже, намазал помадой. Вы рады?.. Так хорошо, мой милый, так красиво? А мне всё-таки кажется, что криво, особенно на роже. Тебе без разницы?.. Да и мне тоже.
Столько сил угробилось, что нельзя больше, нельзя сильнее. Тело мое утебяподобилось, стало тоньше, стало больнее. Ты говоришь: хватит нести ахинею, хватит болтать! - будь умнее, а я тебе втолковываю: я стервенею, мне плевать, я по-другому-то и не умею [жить, умирать, мечтать, любить, лелеять].
Хуже - и ты туда тоже, делать хуже, быть строже, как соль на раны. Лучше выскажи мне всё устно или просто дай мне по моей кривой роже, и я встану. Просто пойми, мне грустно, и я простужен, и это всё вне плана. Нет-нет, никакого надрыва быть не может, никакого нервного срыва. Просто я снял и одел свою кожу, и вышло криво.

Меня это просто пугает. Нет-нет, если люди не меняются, то это пугает меня еще больше. Я всегда болел людьми, всегда. Точнее, примерно с того момента, как у меня появился интернет, я сразу вляпался в эту муть. Все, кем я был болен, точно знали об этом, ибо скрывать это я никогда не считал нужным. Сначала я полагал своих однофорумчан чуть ли не богами, я готов был перекрасить небо ради Лиссандер, пройти пешком до Калининграда ради Наты, а в Фесса я вообще был влюблен очень жестко и со всей возможной неадекватностью и пылкостью. Ладно, переболели. Потом у меня была несчастная любовь и несчастная влюбленность, а потом еще несчастная влюблённость, после которой равнодушие окончательно затрахало мои мозги и я, кажется, разучился влюбляться, ибо разочаровался в человечестве, по неопытности думал, что окончательно. Затем я нашел себе еще одного мальчика, который вдохновлял меня несказанно, но влюблён я уже не был, просто ходил и маялся тупой грудной болью, головной мутью, тошнотой и оранжевостью. Затем я нашел себе еще троих, таких прекрасных, таких чудесных, я снова поверил в дружбу, я восхищался и брызгал слюной, я строчил письма, ездил в гости, не спал ночами, ибо был в депрессии.
При этом я разочаровывался в человечестве всё более и более, ибо ни один из всех этих чудесных, кем я болел, кто меня с ума сводил, ни один из них не мог спасти мою душу, я чувствовал – я тону и захлебываюсь в ненависти к себе, в нелюбви, в отвратительности, в пустоте, и никто не собирался меня держать за руку и шептать мне на ухо: только не упади, только держись, живи, дыши, ты мне нужен, правда, нужен, серьезно, не умирай, не утони, не захлебнись. Все эти мальчики-девочки, влюблённые в меня, как же больно мне было слушать их самовлюблённые признания, полные самодостаточности, каким же одиноким я себя чувствовал, когда целовал этих девушек, чтобы успокоить.
Сейчас мне показалось: пусть не у меня, но вот, есть люди, способные на теплоту и дружбу, вот – я могу обнять их и ощутить тепло, но я снова чувствую пустоту и бессмысленность, уже не так дико, уже не так пронзительно, как зимой, я уже не называю это депрессией, хотя слезы без причины и бессонница стали для меня нормальными, я уже не надеюсь на чью-то опору, бездна под ногами стала обыденностью. Я просто знаю: это такая суть – болеть людьми, болезненно болеть, уж прости меня за тавтологию, но это не отменяет моего одиночества, которое я чувствую так пронзительно, пусть рядом с этими троими не настолько больно, как рядом с теми, путь эти трое гораздо теплее, но за прикосновениями я снова начинаю ощущать пустоту, да что же это такое, за что.
Только мама – я обнимаю ее и не могу поверить в ее настоящесть, только с ней я чувствую, что нужен, только тогда я по-настоящему жив. «Всё остальное – пыль да болотная тина», все остальное – иллюзия.
Поэтому я и кричу в слезах свое тихое и осипшее «ненавижу», я обессиленный, уставший, охрипший. Никто не может любить меня сильнее, чем я сам, даже мама, но я же должен начать справляться, я же уже не маленький, чтобы все время искать чью-то теплую руку, утыкаться распухшим от слез носом, нельзя же так, нельзя нуждаться в поддержке, нельзя всё время болеть людьми.
Я больше не буду. Заебала эта бездна под ногами. Кажется, настолько глубоко я еще не разочаровывался в человечестве, чтобы при этом спать и существовать не в режиме жесткой депрессии. Просто разочароваться, чтобы я не любил всех до единого? Чтобы не верил ни в чью искренность? Правдаправда, если вас это утешит, то я сам удивлен, насколько глубоко всё зашло.
Но просто меня пугает, как я вами болею.
Я хочу выздороветь.
Мне очень жаль, что я не умею строить другие отношения. Мне не вас жаль, мне жаль себя, что я столько нервов угрохал, так бессмысленно угрохал, так пусто. Мне жаль себя, что я так себя ненавидел, так себя не любил. Мне жаль, что у меня нет ни одного друга, точнее, вроде как всех много, просто завались сколько, но я не чувствую тепла, я ничего не чувствую, вообще ничего, только пустоту и бессмысленность, я весь ненастоящий и расплывчатый, я растворяюсь, а не сгораю.
И это не значит, что что-то изменится, да я же очень хорошо умею улыбаться и быть добрым. Добрым-добрым. И пустым. И расплывчатым.
Но я не люблю всех до единого, всех до единого не люблю. Не верю ни в кого, ни в кого не верю. яневашничейнебудуникогдапошливсевжопуакчертупойдуясам.

Какая удивительно привлекательная слабость – выкричаться, наораться, заявить с безумными глазами: нет никого несчастнее меня, нет никого пустее, нет никого более одинокого, но ведь это такая неправда, такая ложь. Так хочется, зубы изнутри царапает, уже почти вырвалось: ненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижу, просто зачем, объясни мне, зачем это говорить, зачем выкрикивать тоном гордым, торжественным, если так и подмывает добавить скромно, тихонько: прости.
Да, я знаю, я не самый одинокий, не самый несчастный, есть люди, куда более достойные и внимания, и тепла, и утешения, да и не нужно оно мне, ваше внимание, ваше тепло и утешение, если вдруг вы мне их предложите, вероятнее всего, пошлю я вас далеко-далеко или покиваю с вежливой улыбкой: дада, конечно, складываем вон в тооот угол, моем руки и выходим, следующий.
Дада, я не самый гениальный, не самый сказочный, нет во мне ничего такого, что способно изменить мир – да похуй мне на ваш мир, похуй, меня, как истинного эгоиста, волнует лишь счастье собственное да благополучие близких людей (родителей, то бишь), все остальные могут катиться в жопу, бесценные мои, прекрасные. Да, это юношеский максимализм, старческий маразм, бурление гормонов, брачный период – да мне посрать, называйте это, как хотите, обзывайте меня кем угодно, да хоть победителем номинации «самый шизанутый», да хоть дитём малым, мне глубоко посрать на ваше мнение, и больше всего меня удивляет, что вам кажется, что меня оно волнует несказанно, просто делать мне больше нечего, как бросаться к вашим длинным ногам, лобзать вашу дорогую немецкую обувь и умолять поделиться им, драгоценным.
Дадада, я не самый и я вообще никто, настолько никто, что просто совсем никто, но меня, представьте, это не тревожит, «в моей норе тепло и уютно», этого достаточно, чтобы жить. Просто я слишком устал, прости, мама, я больше не буду плакать при тебе, я никогда не буду рыдать, просто я никак не ожидал, что ты будешь идти по улице в это время. Прости, мама, прости за всё, я тебя тоже очень люблю, я постараюсь сделать так, чтобы ты была уверена в том, что я самый счастливый, самый-самый счастливый на свете.
Меня так и подмывает, щекочет язык, пальцы, так хочется написать: ненавижуненавижу, но я настолько устал, что меня не хватит даже не это. Уебитесь своим величием, самодостаточные прекрасные владельцы мнений.