[показать]когда я вернусь. Них
[x240]По улице шагала девочка. Не маленькая, не большая, а просто вот шагала себе девочка, перекинув через плечо большую, песочного цвета сумку, перепачканную немного разноцветными красками, из которой торчали на кончиках длинных деревянных палочек беличьи хвостики. Девочка шагала, несмотря на серое небо над головой и лужи под ногами, и ела мороженое. В воздухе разливался неповторимый и такой же непостижимый аромат весны: запах дыма, солёной воды и свежего ветра - всё перемешалось и представляло собой дикую пахучую смесь, надышавшись которой можно было действительно подумать, будто сейчас настало время большим кораблям отправляться в неведомые дали к далёким берегам, а маленьким лодкам уходить под парусами в открытое море и рыбачить.
[показать]Моя зима встречает меня письмами и чужой любовью, сказочными песнями и предчувствиями - плохими и хорошими, пропавшими чувствами, новыми встречами и разными мыслями, светом, ночами, наваливающейся усталостью и симпатией, фотографиями и комплиментами, признаниями и тайнами - чужими и своими, поездками и неожиданными открытиями, рисунками по коже и мечтами.
[показать]Пока поезд Питер - Москва преодолевает расстояние примерно в шестьсот километров со средней скоростью шестьдесят километров в час, девушка с сачком скачет по столичным улицам, купаясь в воспоминаниях и надежде на новые встречи; на высоте двадцати четырёх метров от дна Москва-реки в стремительном танце мыслей встречаются две пары глаз и уже не могут оторваться друг от друга; в хитросплетениях улиц теряется, как ёжик, мальчишка с рыжим шнурком, нырнув в туман и не найдя дороги назад, которой на самом деле нет; парень в синих ободранных джинсах, задумавшись, медленно переходит дорогу, а наперерез из-за угла с быстротой молнии выезжает машина цвета мокрого асфальта; в одной из семи высоток девушка с гитарой задумчиво перебирает струны, выпуская изо рта непослушные дымные облачка, думает о чём-то; молодой человек в кепи садится в трамвай, едущий прямо по улице, не замечая пристальных взглядов старой знакомой, спрятанной в толпе; девушка в белой куртке широкими шагами проносится мимо смотровой вышки на окраине города, подобно птице раскинув руки в стороны; мужчина в чёрном пальто и седой бородой не видит, что свинцово-серое небо пронзили радужные полосы; кассирша в магазине замечает, что из сумки покупателя виднеется кончик оранжевого провода, подведённого к какой-то коробке; паренёк в шляпе а-ля Пуаро задумчиво идёт по высокому бордюру, пиная мыском ноги сигаретные бычки, не глядя на только что показавшуюся из-за туч красную планету...
За это время сердце успевает перекачать около пятидесяти литров крови, моргание глаз составит в среднем тридцать шесть тысяч раз, примерно пять тысяч четыреста литров кислорода проходит через человеческие лёгкие, восемьдесят процентов иммунной системы тратится на защиту организма от окружающей среды, стенки тонкого кишечника успевают сократиться приблизительно семь тысяч двести раз, человек теряет три десятых грамма мёртвой кожи и около двухсот пятидесяти миллионов сперматозоидов несутся навстречу одной-единственной яйцеклетке...
Пока поезд из Санкт-Петербурга не достиг точки своего конечного назначения, можно успеть родиться, умереть, выжить, полюбить, влюбиться, разлюбить, воскреснуть, поссориться, расплакаться, подраться, помириться, научиться чему-то, сдать сессию, подготовиться к контрольной по математике, починить компьютер, отремонтировать ванную комнату, купить квартиру, сдать на водительские права, оформить страховку, подключить интернет, выпить три тысячи кружек чая, создать группу, научиться исполнять простые песенки на флейте, поцеловаться тысячу двести раз, написать маленькую книжку или с десяток рассказов, записать и выучить песню, провести пять совещаний, устроиться на работу, уволиться, поступить в институт, научиться плавать...
Всё это и многое другое можно успеть сделать за десять часов, пока поезд Питер - Москва стремительно несётся сквозь города, прорезая пространство и звенящий воздух.
[показать]Тёмной ночью. Иногда мне кажется, что из-под полки с книгами, на которой стоит телевизор и пара ваз, в темноте выглядывает полосатая кошка. У неё большие глаза цвета леденцовых фонарей и усы дрожат в тусклом свете отражающихся в стекле окон соседних домов. Она сидит неподвижно и смотрит на меня, а я тайком смотрю на неё. Но стоит мне зажечь свет или включить монитор компьютера, как она исчезает - прячется.
Когда я замечаю её, она не издаёт ни звука и не шевелится, но всё же каким-то непостижимым и неведомым образом голова её поворачивается вслед за моими движениями; когда я вижу её, я почему-то думаю, что мои неосторожные и неловкие в темноте движения могут спугнуть её. Поэтому по темноте я ступаю грациозно, изящно и немного крадучись, неслышно и как бы плывя, подминая под себя темноту и закрываясь ею, словно шторами.
Я могу видеть только морду кошки, её круглые глаза-блюдца, белые усы и полоски; остальное же её туловище, лапы, хвост - спрятаны где-то в глубине полки, в темноте. Иногда мне кажется, что существует только эта её морда и передние лапы. Ну, подобно Чеширскому коту. В конце концов, почему бы у меня в комнате не жить Чеширской какой-нибудь кошке?
Итак, тёмной ночью, когда из-под полки выглядывает чеширская кошка и её усы мерно подрагивают в свете фонаря, заглядывающего в окно, я очень-очень тихо и аккуратно, одними пальцами раздвигаю шторы, отодвигаю тюль, переставляю горшки с лавандой, геранью и фиалками на пол и сажусь на подоконник - неслышно. Получается, меня и нет в комнате. Как нет этой кошки под полкой, которая внимательно за мной наблюдает, а потом просто смотрит в окно. Наверное, она может заглянуть в окна, может увидеть, что же творится там, за шторами, где передвигают по столу ложки, где звенят чашки и пишутся стихи на салфетках, где на подоконнике глубокой ночью сидит человек и курит сигарету, а рядом стоит глубокое кресло, около которого горит под абажуром лампа. Думается, что совсем-совсем поздно ночью, тогда, когда уже заканчивается ночь, но до рассвета ещё далеко - существует такое время, потерянное для всех время, и лишь далеко не многие способны попадать в него и жить в этом времени, когда остановившиеся часы снова идут, а обычные замедляют свой ход - она вылетает в окно, эта теменная кошка, а крылья у неё сотканы из сумерек, из белых нитей усов и переливаются зеленью чужих глаз, с них сыпется пыль когтей, устилая город невидимым снегом, а шорох крыльев её подобен многократно уменьшенному шуму набегающих волн. И вылетев, она садится на подоконники и тихо и пристально смотрит в окно, заглядывает и проверяет - все ли спят. И если найдётся хоть один человек, не спящий в потерянном времени, она может распахнуть окно и увести его с собой, осыпав всего невидимым снегом...
Я сижу на крыше. Высоко-высоко - и болтаю ногами. Тонкое чёрное пальто нараспашку, на самом-самом краю крыши, высоко-высоко, выше - только небо. Выше - только птицы летают. А подо мной и передо мной - расстилается город, высокий город, машины, дороги. Я - городской житель, я - выше всех. Я раскидываю руки в стороны и улыбаюсь, громко смеюсь, но за шумом города меня не слышно; и я весело продолжаю болтать ногами и раскачиваться из стороны в сторону.
Нет-нет, я вовсе не смеюсь - я пою, музыку города, песни города. Нет у меня голоса, нет и никогда не было, но я пою, на крыше, на высокой крыше, где меня никто-никто никогда не услышит.
[показать] А на закате я так и буду сидеть на крыше, смотреть на город и восхищаться тем, как он создан, восхищаться миром и закатом. И пускай я буду одна-одна, и меня никто не заметит, пускай я буду петь, а голос будет залетать в раскрытые нараспашку окна, где сидят, поджав колени, на кроватях в ночных рубашках, уже в середине дня готовые к сомнительному беспокойному сну, такие же, как я - люди-птицы, люди-крышники, люди-поющие, люди-ветра. Пускай мой голос ворвётся в их окна, пускай испугает шторы резким прикосновением, пускай закружится в странном, невообразимом танце, который я никогда, нигде, ни для кого больше не исполню, кроме как для таких людей, которые меня всё равно не видят, потому что я - на крыше высотного здания - выше только небо...
Пускай они услышат, пускай он прорвётся сквозь пелену перед глазами, пускай сольётся со звуками города, пускай в пляс пойдёт сам город - пускай он, большой мегаполис, сам танцует и поёт так, как хочется мне в этот вечер!
И тогда такие, как я, подойдут в своих ночных рубашках и с растрёпанными волосами к раскрытому настежь окну, запутаются в шторах, выглянут с высоты почти птичьего полёта, пускай глаза их загорятся неведомым пламенем, пускай они увидят закат и услышат мой голос, который в этот вечер будет невообразимо прекрасен, потому что так бывает - нечасто, так бывает - один раз. Один раз, но отдавая всю себя таким, как я; пускай они расправят руки-крылья, и когда-нибудь пусть они сделают то же самое, что и я в тот вечер - пускай они поднимутся на крышу однажды - только один раз - и споют, и станцуют, и будут смотреть на город и наслаждаться им, как птица полётом, закатом, небом, которое только выше!..
Всего лишь потому что такие, как я, - городские жители. И мы призваны мерять города шагами и крышами, песнями и танцами. Я давно хотела написать этот рассказ, но риск велик - не хочу, чтобы его приняли за сказку, потому что это - истинная история, а история и сказка - совершенно разные вещи.