Не смотря по бокам он шёл под иглистыми узорами веток, что сплетались над его головой. Те, что лежали на земле нехотя поскрипывали. Становилось влажно, и туман, потягиваясь,уже поднимался с земли.
-Сегодня спать тяжело будет, - почему-то решил он. Остановился и посмотрел наверх.- Небо тяжёлое. Посмотри-ка...Прямо литое, целое. Как глина. А светлое какое... Значит белое...
Тяжесть неба не давила на него сейчас: его спасали деревья и шляпа, уже сносившаяся, с протёртыми дырами в полях. Непонятная у неё была форма и такой же непонятный цвет. Он уже и сам не помнит, какого она была цвета и формы. Сейчас она похожа на сгоревшую бумагу: тёмная, скомканная нераспрямляемыми складками... Этот головной уборнакидывал на человека ещё с пяток лет.
Глаза зслезились от упругого света. Он протёр их рукой и пошёл дальше. Прямо. Он бы и мог услышать птиц, водившихся в этом месте, но сегодня ему этого не хотелось. Он просто гулял. И думал.
Влага, скопившаяся на ветке орешника, округлилась в каплю и упала.
"...Вот в детстве я волновался за горшок...Меня, должно быть, постоянно волновала проблема, найду ли я горшок в нужный мне момент. Дом казался огромным, двери живыми, а лестницы - преградой, через которую не пробраться...Да, это была проблема. Я, честно сказать, не очень-то хорошо помню, что именно за это я беспокоился в детстве, но что ещё могло тогда принести мне беспокойсвто? В детстве... В школе меня беспокоили мои отметки. Я боялся рассердить отца. О, уж это я помню - как он сердился! Он загонял меня к свиньям, и я сидел там целый день. А в старших классах, когда папаша уже захирел, он заставлял меня весь день молиться и ничего не кушать, а ночь я спал на полу...Вроде, и не очень страшно, но сами слова матери:"Вот будет тебе наказание от отца!" меня очень пугали...Да, я переживал из-за оценок. Они были нужны моим родителям, и я понимал, что мои хорошие отметки пусть и не продлят им жизнь, но и не сократят... "
Туман наливался тяжестью и белел. Но он этого не замечал: в его глазах давно стоял туман. Все прдметы ему казались с ватными краями, растекались в воздухе, испарялись контурами. Всё, что застилал природный туман, он бы и так не увидел, будь то что-то уродливое или прекрасное. Цвет для него превратился в свет ещё лет тридцать назад: светлый - значит белый или жёлтый, тёмный - значит всё остальное. Так он и ориентировался. А ещё были воспоминания. Он помнил цвет своих волос, когда-то таких каштановых, золотистых на солнце; помнил цвет своего дома - светло-голубой, с белыми рамами окон; помнил цвет вот этого леса, по которому он сейчас идёт, леса, в который раньше нельзя было войти, такой он был густой, а сейчас по нему можно смело шагать и даже не заботиться о том, что ты в лесу - тут уже нет ни
волков, ни змей, ни хоть каких грибов...Помнил, что раньше лес был изумрудный, только осенью под жёлтым светом солнца тускнел и становился выгоревшим. В лесу водились белки. Они опускались иногда на землю и шмыгали маленькими комочками от дерева к деревву, а иногда и вовсе выбегали из леса, и тогда он гонялся за ними, пугал их, заманивал и упускал. Они были рыжие, светлые, темноватые... Да, именно такого цвета они были. Он помнил все цвета, он помнил их. Но что ему толку от той памяти? Что ему теперь цвета, которые давно отжили своё? Ночью, когда он закрывал глаза, к нему в голову заползали странные мысли:"А что, если белки уже не рыжие? Если лес не зелёный?.. Порой мне так и кажется... Ясное дело - мои чёрные
глаза уже не должны быть так черны, кирпичи дома не так глубоко красны... Но всё-таки что-то ещё поменялось..." С такими мыслями он
часто засыпал. Но никогда с ними не просыпался. Утром он думал о пустоте. Утром он вообще ни о чём не думал. Просто вставал-обливался водой-пил кофе. Изо дня в день.
Вверху погнал воздух ветер.
"...Юность...Обыкновенная юность...Необыкновенная для самого себя и обыкновенная для всех тех, кто её прожил. Луны в небе, звёзды... Солнца, в которые верят все в юном возрасте, кому поклоняются и в ком разочаровываются...Не помню его имени...Был один такой: он пел каждую субботу для нас, а мы танцевали под его песни...Теперь понимаю: песни наверняка были никудышные, а если на что-то и годились, то всё равно были испорчены его противным голосом...Но мы, парни, ему завидовали. Но не уважали. А чего было уважать? Завидовать-то было чему: после того, как он отпевал свои восемь песен, он выбирал двух девушек и вёл их в единственное кафе у нас в городишке, а те были и рады...Остальные с визгом и кривыми улыбками на лицах провожали его пустыми взглядами... Каждый бы так хотел. Столько глупых девчонок прыгают перед тобой..."
Он не додумал. Что-то быстро проскакало перед ним, и он невольно отпрыгнул назад. Это было больше лягушки, и тёмного цвета. Птица вероятно. "Ну и перепугала! Дурёха... Всё-таки тут ещё вьют гнёзда..." Капельки влаги налипали на его щёки, скапливаясь в глубоких морщинах. Но он не чувствовал мокрого холода на лице. Он стоял на месте с минуту, успокаивая
Читать далее...