Как же это противно, лежать рядом с абсолютно чужим человеком (пусть и симпатичненьким), с единственной мыслью, как бы поделикатней выпихнуть её из кровати, а ещё лучше сразу за дверь, с глаз долой. И после, ощушение грязи в душе, и опустошающее чувство разочарования. Бррр.
Внутри у меня живут носорог и кузнечик. По утрам, они часто устраивают междусобойчики, пытаясь одержать верх друг над другом. (Вы сейчас наверно подумали, - как это возможно, носорог он такой, ого-го, а кузнечик, он же такууусенький, - но не удивляйтесь, в голове у меня и не такое возможно). Честно сказать, не завидую я этим двум, тяжкая у них работа. Когда верх одерживает носорог, мой внутренний мир наполняется упорством, циничностью, и немного желчью; в эти дни я сам себя удивляю жутким рвением и продуктивностью на работе, а также, непреодолимым желанием мыть руками посуду и убираться в доме. А в дни кузнечика, на работу, посуду, и прочее, становится наплевать. Зато появляется желание идти гулять, пить кофе на крыльце, принимать участие в кубинских танцах, и приставать к девушкам.
Я бы конечно мог ещё продолжить, о всяких зверушках, но сегодня победил кузнечик, и уже почти конец рабочего дня, а работы никакой и не сделано, так что брошу ка я нафиг этот интернет, и поеду на блядки свидание.
"Happy as a pumpkin" - are pumpkins really all that happy?
"Вдруг доктор оборотился к благостной подруге своей и заорал:
— А ты, Катька, вагина ненасытная, губы распутные, у меня, у наследника гения, эту гениальность всю выпить хочешь, как кефир какой нибудь!!!"
Дмитрий Липскеров, "Родичи"
Китайский будильник запищал в 7:30, как обычно. Как обычно, Али хлопнул по будильнику своей коричневой ладошкой, и решил поспать ещё пять минут. Через десять, собрав в кулак волю и лягнув одеяло, он сполз с кровати, и не размыкая глаз поплёлся на кухню, где наконец приподняв левое веко, поставил вариться овсянку с изюмом. По пути к водным процедурам, он слегка удивился - за окном было темно, но мало как бывает, может там дождь собирается. Кушать не хотелось, но ничего не поделаешь, завтрак не ужин, врагу не отдашь, и поэтому морщась и запивая чаем, Али проглотил овсянку и вышел из дома. На улице творилось что-то странное, точнее ничего не творилось. Молчали птицы, не было видно соседей, и даже электрички не жужжали как обычно по утрам. Усевшись в свой синий автомобиль, и думая об отсутствии женского тепла, Али на автопилоте приехал на работу, не обращая внимание на отсутствие обычного трафика и всё ту же серую муть за лобовым стеклом. Оказавшись на рабочей стоянке он наконец проснулся и удивлённо огляделся - стоянка была пуста, часы в машине показывали 6:10, китайский будильник неожиданно подвёл.
Днём нормально - работа, проблемы, нет времени думать... Вечером тоже ничего, можно пойти в спорт зал, разыскать заброшенных знакомых, посидеть, выпить, убрать в доме, посмотреть телик... Но утро, я научился ненавидеть утро, оно стало просто невыносимо, куда подевался тот Добрый Уттр которого я так любил раньше? Когда просыпаешься, и по привычке бессознательно, на автоматике проводишь рукой справа, что-бы почувствовать. Ничего не нащупав, в удивлении поворачиваешь гову и сквозь сон силишься открыть глаз, пытаясь понять что случилось. А потом мгновенно приходит понимание, и тупо сидишь спустив ноги с кровати, уставившись в одну точку за окном, и некуда бежать, некуда прятаться...
Игра для двух и более человек.
1) Вымазать друг друга томатной пастой, ровным, красивым слоем.
2) Представить себя голубцами.
3) Кушать друг друга, всяческими способами. Желательно без рук.
Тарасович демонстративно гордо, грудь закатана колесом, прошествовал в санузел, и не включая свет, с облегчением опустился на крышку унитаза. Он никогда никому не признавался, но по настоящему уютно чувствовал себя лишь здесь, в затхлой темноте, наедине с фаянсовым троном, ржавым бачком на цепи, а главное, со своей ненаглядной Эпилепсией. Он хранил этот редкий цветок совершенства в ванной, лишь изредка выпуская полетать над закуренным цементом лестничной клетки. Остальное же время Эпилепсия проводила в тихой дрёме, полузакрыв свои пронзительные глаза, и сладко покачивая крыльями, покрытыми чулочным узором а-ля "рыбацкая сеть".
- Ну чтооооо, - тихим, томным голосом, обратилась Эпилепсия к Антоше Тарасовичу, шутливо кольнув его в затылок своими рожками, - придумал чего-нибудь? Есть ли у тебя плаааан?
Именно сон стал единственным условием кое-как примирявшим теперь Сметливость с реальностью, ибо в реальности, особенно в утренние её часы творилось такое, с чем нежная душа её уж никак не справлялась. Антошка - крикнула она смещаясь в сторону, поди сюда, милый, мне такое приснилось! и довольная непонятно чем, запрокинула белоснежную руку куда-то за антресоли. Антошка выпятился в спальню, жесты его походили на фрикции старого велосипеда с литыми резиновыми шинами на даче у деда, и припал щекой к ободранным обоям. На них тотчас же пропечатались штриховатые кровяные следы, как на неполовозрелой руке от дедушкиной кошки, когда маленький компактный Тарасович силился утопить ту подле веранды, в вязком запущенном пруду. Пальцы Сметливости схватились за кружевной выступ старинной дверцы, "массив ореха" - как припадочно повторял тогда дедушка Тарасовича, когда тот заявился и стал вдруг выносить мебель. Окончательно завидя как кровь мажет обои, она поняла что ничего ей не приснилось, и подумала вдруг о десятке пришлёпнутых враз комариков, и о звонком же утреннем шлепке по заднице, и не своим голосом пропела "ехали комарики на воздушном шарике". Такова была обыденная их присказка, в периоды острой ментальной неустойчивости.
By cociska
...это всё оттого что вчера заснул, хмыкнул он своей Сметливости, звонко шлёпнул её по роскошной, тёплой заднице, и сладко потянулся. Сосед, тот что снизу, тоже проснулся, и потянув простреленное ребро, удовлетворённо шарахнул Антошу Тарасовича своей гаденькой морщинкой, прорисовавшейся из мест отнюдь бумагонеописуеммых. Вот уж много дней подряд, ровно в 10, Антоша Тарасович и ребристо-простреленный сосед, состязались во взаимном шараханье мыслью, духом, и столярными инструментами. Антошинская Сметливость всё пыталась этому помешать, остановить заигравшихся сорванцов, но вразумить мальчишек не могла. Совести у них никогда и не было, а физическую боль оба воспринимали с удовольствием, по кошачьи широко растягивая губы и подставляя ремню наиболее филейные части своих туловищ.
Вот и в этот раз, Тарасович лишь крякнул, и высоко подтянув свои парашютные трусы в широкую полоску цвета "влажного солнца", направился в смежный санузел, маршируя и громко декламируя "ехали кошмарики на воздушном шарике". Сметливости ничего не оставалось, как брезгливо вздохнуть, и натянув одеяло повыше, попытаться вспомнить домашнее вино, что снилось ей до шлепка.
Антошка Тарасович Ч. проснулся.Это всё оттого что вчера заснул, хмыкнул он своей сметливости. А сегодня вот проснулся. This never gets old, теребя тонкий пододеяльник в несуразных разводах думал он. Сколько он мне отслужил, верный.. слёзы умиления потекли по гравюрному лицу Антошки Тарасовича, и обновили разводы. «От Севильи до Гренады».. жалобно протянул он, смотря как разводы обретают формы далёких, и врядли уже посетимых стран. «Старею», сказал он как отрезал и порывисто вскочил на разработанные спортивной ходьбой ноги. Скрип половицы прошелся по герани на подоконнике и задев спатифилум обильноцветущий, импульсами поступил в мозг соседа снизу. Последний проснулся, потянул позвоночник с прострелом от пули раздробившей одиннадцатое ребро, и гадко поморщился.Было 10 часов утра.
By cociska
[315x491]До бела прижав нос и бровь к двери, Кхатиджа сопя, сквозь замочную скважину наблюдала за Али. Тот, нахохлившийся и дрожащий, сидел в кресле, закутавшись в кофейного цвета плед, и крепко обняв свои волосатые коленки думал о том, что в его отношениях с Кхатиджей существует некая копилка, хранилище отрицательных эмоций. Нет нет, не поступков и обид, а именно эмоций, неощутимых электрических импульсов, скользящих от нейрона к нейрону и наполняющих собой тот крохотный участок мозга отвечающий за настроение. Вот например, пришёл недавно домой, попытался поцеловать Кхатиджу, а она возьми да отстранись, не в духе видать была в то время. Мелочь, но эмоция со знаком минус с гулким звоном упала на дно копилки. Али разволновался, ведь в последнее время копилка пополнялась с завидной регулярностью, и по его оценке была уже наполнена минимум на три четверти. - Лучше бы рупии мне так капали, - горько ухмыльнулся Али. Но рупиями и не пахло, а Али мрачно беспокоился, что копилка отрицательных эмоций в один не прекрасный момент переполнится и пойдёт трещиной по пузатому боку, и ох как тяжко будет эту трещину склеить, супер-цемент тут вряд ли поможет.
Это цитата сообщения lj_santagloria Оригинальное сообщение
Зацепила взглядом.
Александр Вертинский: Эмиграция началась
Русские легко осваиваются повсюду. У нас есть какое-то исключительное умение обживать чужие страны. Ибо куда бы мы ни приехали, ... всюду мы приносили много своего, русского, только нам одним свойственного, так разукрашивали своим бытом быт чужой, что часто казалось, будто не мы приехали к ним, а они к нам.
Ну как вам нравится Константинополь? спросил я одну знакомую даму.
Ничего, довольно интересный город. Только турок слишком много, отвечала она.
Конечно, в больших городах, таких, как Париж, Лондон или Берлин, русские растворялись в многомиллионных массах коренного населения, но зато в городах поменьше...
С нашим приездом Константинополь стал очень быстро русифицироваться. На одной только рю-де-Пера замелькали десятки вывесок: ресторанов, кабаре (дансингов тогда еще не было), магазинов, контор, учреждений, врачей, адвокатов, аптек, булочных... Все это звало, кричало, расхваливая свой товар, напоминало о счастливых днях прошлого: Зернистая икра, филипповские пирожки, Смирновская водка, Украинский борщ. Все это дразнило аппетит, взывало к желудку. И деньги тратились легко. Турецкие деньги. Ибо наши колокольчики уже ничего не стоили. Кто успел выменять их раньше тот был спасен. Остальные с горечью говорили:
Вот чемодан лимонов, а жрать нечего.
Положение женщин было лучше, чем мужчин. Они привились. Их охотно брали на всякие должности, мужчинам же найти работу было очень трудно. Мужчины устраивались главным образом при тех же ресторанах: чистили картошку или ножи, мыли посуду. Почтенные генералы и полковники охотно шли на любую работу чуть ли не за тарелку борща. Все это было очень грустно. Но помочь этому было трудно. Какие-то организации вроде Земского союза пытались что-то делать, устраивая бесплатные столовки и ночлежки, но за недостатком средств учреждения эти дышали на ладан...
И все-таки все как-то жили. Около тех, кто ел пироги, как всегда, питались крохами голодные. Голодных, конечно, было больше, чем сытых, но и сытых было немало. Предприимчивые купцы возили что-то в Батум, нагружали пароходы, возвращались и снова куда-то что-то везли. Потом, когда возить уже было нельзя, загоняли свои пароходы, часто не им принадлежавшие, и долго еще жили на эти деньги. Всякого рода сделки, барыши, деловые знакомства все это вспрыскивалось по-старинному шампанским, отмечалось кутежами, швырянием денег.
Главный заработок был от иностранцев. Им очень нравилось все русское. Начиная от русских женщин, капризных и избалованных, которые требовали к себе большого внимания и больших затрат, и кончая русской музыкой и русской кухней. Простодушные грубоватые американцы, суховатые снобирующие англичане, пылкие и ревнивые итальянцы, веселые и самоуверенные французы все совершенно менялись под "благотворным" влиянием русских женщин, ибо переделывали они их изумительно. А русские женщины любят переделывать мужчин! Для иностранцев условия были довольно тяжелые. Но чего не претерпишь ради любимой!
Помню, был у меня один приятель француз. Человек довольно неглупый, молодой, богатый и веселый. Подружились мы с ним потому, что он обожал все русское.
Гастон, спросил я его однажды. Вот вы так любите все русское. Почему бы вам не жениться на русской?
Он серьезно посмотрел мне в глаза. Потом улыбнулся.
Вот видите ли, мой дорогой друг, раздумчиво начал он, для того чтобы жениться на русской эмигрантке, надо сперва... выкупить все ее ломбардные квитанции. А если у нее их нет, то ее подруги. Раз! Потом выписать всю ее семью из Советской России. Два! Потом купить ее мужу такси или дать отступного тысяч двадцать. Три! Потом заплатить за право учения ее сына в Белграде, потому что за него уже три года не плачено. Четыре! Потом... положить на ее имя деньги в банк. Пять! Потом... купить ей апартамент. Шесть! Машину. Семь! Меха. Восемь! Драгоценности. Девять! и т. д. А шофером надо взять обязательно русского, потому что он бывший князь. И такой милый. И у него отняли все-все, кроме чести, конечно. После этого... Он задумался. После этого она вам скажет: Я вас пока еще не люблю. Но с годами я к вам привыкну! И вот, вдохновенно продолжал он, когда она к вам наконец почти уже привыкла, вы ловите ее... со своим шофером! Оказывается, что они давно уже любят друг друга и, понятно, вы для нее нуль. Вы иностранец. Чужой. И к тому же хам, как она говорит. А он все-таки бывший князь. И танцует
Боря без интереса поедал травку, растущую сквозь длинные трещины в овсяном асфальте. - И к чему всё это? - думал он, теряя пищу сквозь открытый рот. Ценные витамины, выпадая из Бориного рта, немедленно прорастали, ударившись боком об асфальт и негромко матюкнувшись.
За окном, детишки играли с полосатым бультерьером. Боря без интереса жевал траву и размышлял о цикличности.
...а начальник подошёл к соседнему писсуару (хотя ещё четыре не занятых маняще сверкали своей белизной), достал хуй, посмотрел на меня сверху вниз, и радостно спросил, - ощущаешь важность момента? Промываешь трубы плечом к плечу с руководством...
- Папа, а куда ведёт лунная дорожка? - мысленно обратился Сын к Отцу.
- Ну что у тебя за дурацкие вопросы, на луну ведёт естественно, - раздражённо ответил Отец
- Вот разделаюсь с делами, - пообещал себе Сын, - обязательно схожу, отнесу лунатикам Слово, и выясню наконец что это там за пятна.