[500x691]

А еще я очень рада, что Polis-S вернулся

У нас огромные перемены… Газета теперь выходит два раза в неделю… Мысли по поводу нового макета и новой концепции оставлю при себе – за две недели так много сказано, что повторяться не имеет смысла. Благодаря новому макету (с массой фотографий, выносов и прочей выразительно-изобразительной ерундой, которая у нас гордо именуется инфографикой) писать стало особо нечего, то есть, негде. Гонорары вызывают слезы своими размерами… Чтобы несколько подзаработать я взялась делать погоду. Ужасно… Знакомьтесь, знатный синоптик – Я. Созваниваюсь с метеослужбой, шерстю интернет и изучаю народные приметы…
Работы много, но все напоминает мышиную возню – там чуть-чуть, там чуть-чуть, и еще там – чуть-чуть… График работы изменился, счет дням безнадежно потерян… Я даже чуть зарплату не прошляпила, потому что была свято уверена, что заветное «15-ое» еще далеко. Рекламодатели не платят денег, поэтому на мне висит долг – в порядочную сумму. Если не оплатят, сидеть мне без зарплаты месяца два, поэтому каждую зарплату получаю, как последнюю.
Почти всю неделю возвращаюсь домой в полночь, открываю дверь и сижу в коридоре на ящике с пылесосом и прихожу в себя. Потом тащусь по этапу – в кухню, в ванну и спать. Днем родная подушка преследует несбыточной мечтой. Сестрица меня жалеет и кормит супчиком. Мой милый примерно в том же состоянии – всю неделю приходит ночью, и иногда в коридоре мы сидим вдвоем… Утром чувствую себя поднятым из могилы трупом. Руководство воспринимается шайкой гнусных некромантов, которые оживили мой труп и пинками отправили работать. А на работе – у всех нервы, непонимание, слезы, склоки и «Новопассит» литрами.
Все дела заброшены: пылится на полке недошитый медвежонок, книги – не прочитаны, письма не отправлены… Кстати, письмо, которое я кое-кому обещала, написано. Никак не дойду до почты, поскоку почта закрывается раньше, чем я до нее дохожу. Но в эти выходные клятвенно обещаю отправить его!!! Так что кое-кто дня через два может начинать заглядывать в почтовый ящик.

Вот так вот…
С дружеским приветом, «живой труп» - я.

чего-то я не понимаю...
дневник-то изменился...
надписи не там, ссылки не там...
а я ведь ничего не делала...
то есть абсолютно....
это у меня проблемы или у него? у дневника?

Вот и свадьба прошла – отпела и отгуляла… Даже жаль, что все так быстро закончилось…
Вчера сидели с Машкой и размышляли дуэтом: как быстро пронеслось время, вроде бы вот только готовились, а тут – все: кольцо на пальце, муж за спиной и печать в паспорте…
Я всегда была яростным противником свадеб, и вполне счастливые и красивые церемонии друзей, на которых я успела побывать, желания стать невестой отнюдь не прибавляли. Чтобы я? В платье при фате? - Да никогда-никогда-никогда!!! Мой милый был о моих убеждениях предупрежден, и с вопросом кольца в коробочке не подходил…
А после Машкиного торжества так мне вдруг светло и грустно стало, и так всего этого свадебного-хлопотного захотелось: и платья белого, и ледяного шампанского с хрусткими пузырьками, и переполоха с гостями, и букет, который нужно будет обязательно бросить в руки жаждущих замуж девиц…
Мой милый завел семейный гроссбух – для учета расходов, планирования бюджета и откладывания на собственную свадебную церемонию. Вечерами он подсовывает мне журналы типа «Наша свадьба» или «Свадебная симфония» и предлагает мечтануть… И мы мечтаем… Я не знаю, состоится ли наша свадьба, может быть, это был просто порыв… Не буду загадывать… Пока скажу свое любимое «посмотрим»…

P.S. Как выяснилось, Машка выбрала для своей свадьба самый холодный день! Сопливый ежик превратился в хрипяще-кашляющего и теперь лечит бронхит.

P.P.S. Во время фотосессии на площади славы, открытой всем ветрам с Волги, на эту саму площадь привезли группу иностранных туристов. Несчастные выглядели, как французы под Москвой - для тепла они нацепили на себя все, что у них было. Поверх изящных пальто у старушек были надеты по 2 куртки от спортивных костюмов, мужчины закутались в шарфы и платки на манер крестьянок среднерусской полосы... И представьте - среди ледяного ветры, в снежной крупе по площади идет моя Машка - в кремовом платье со шлейфом, в накидке из лебяжьего пуха, которая не спасает ни от ветра, ни от холода. Туристы защелкали фотоаппаратами... Я так и вижу - будут сидеть они у себя дома, у камина, показывать друзьям фотографии из "этой непонятной России" с Машкиной свадьбы и говорить: "Йя, йя! Этим странным русским морзх нипочем, им бы жениться...."

Мне верить своим глазам?

А где Polis-S :(?!?!?!

Чувствую себя сопливым ежиком. Глаза слезятся, беспрестанные «апчхи» сотрясают воздух, а красный нос, натертый бумажными платочками, только добавляет мне прелести. В пятницу у моей сестры свадьба. Значит, мне надо хорошо выглядеть. Не на «все сто» – «на сто» пусть выглядит моя сестра – ей по статусу невесты положено, а хотя бы просто - хорошо… Только сопливый ежик не тянет даже на «хорошо», он даже на «удовлетворительно» не тянет … А сестра уже привезла платье – красивое кремовое платье с цветами из органзы. Оно, платье, висит посреди комнаты и смотрит на меня укоряюще: «Как ты, дескать, можешь вот так вот, а? У сестры такое событие, а ты сопли развесила?» Развесила, причем, что самое обидное, не в переносном, а в самом прямом смысле этого слова…
Мама советует мне пить чай с медом, папа – молоко с маслом, подруга – горячее вино с пряностями, коллеги – горячее пиво, сестра сует «колдрексы» и «упсу», а вторая половина – «террафлю» и «антиангин»… Все эти ингредиенты последовательно в меня вливают, смешивают и разбавляют чаем с малиновым вареньем. Только сопливому ежику – хоть бы что… Сопит и чихает попеременно.
В перерывах между моими «чихами» сестра расписывает мне маршрут брачной процессии – от дома – к загсу, от загса – к набережной, от набережной – к вечному огню, из огня – в полымя, то есть в ресторан. От количества «мест боевой славы» меня мутит, и влитые в меня «колдрекс» с чаем просятся на волю. А еще - везде фотографироваться, улыбаться, делать книксены, махать ручкой, обнимать сестру и жениха… Потому как судьба у меня такая – близкий родственник новобрачной. А на улице – снег, ветер и минус 1, и мой красный нос синеет от одной только мысли о предстоящем.
А в ресторане будут есть, пить, кричать «горько» и играть в смешные игры, вроде лопанья воздушных шариков, передавания игральных карт поцелуями и прочую ерунду. А вокруг будут родственники – настоящие и будущие, друзья, коллеги и начальство сестры. И перед всем собранием мне надо «не посрамить», а значит – веселиться и праздновать, не смотря на больную голову, красный нос и чихи. Впрочем, в ресторане красный нос будет наименьшей проблемой. За полчаса празднования щеголять красным носом буду не я одна, а добрая половина собравшихся. Обидно только, что у них он будет красным по гораздо более приятным причинам.
А потом я смотрю на кремовое платье и думаю…
Наверное, это все ерунда. Что мой красный нос по сравнению со свадьбой сестры? По сравнению с ее волнением и надеждой, и радостью, смешанной с предсвадебной горячкой с поисками и покупками колец, костюмов, ресторанов, барабанов, бокалов для шампанского и воздушных шаров? По сравнению с ее смехом и нервными шагами по комнате, суматошными ссорами с женихом и такими же суматошными примирениями? Она выговаривает мне за все и за всех, а потом притаскивает показать новые туфли – такие же кремовые и нарядные, как платье, с бабочками и тонкими ремешками. Она вопит, что мне ее не понять, а потом тащит флакончики и пузыречки и говорит: «я хочу, чтобы ты у меня была красивой». Она нервничает, как сто тысяча чертей, устраивает разнос всем, кто попадается под руку, раздувает из одной проблемы сто, пьет настойку пустырника на ночь и пищит, что ей нельзя волноваться. А вечером в старом свитере сидит в кресле, поджав ноги, задумчиво гладит нашего собака и вспоминает, все ли сделано, куплено, отправлено, роздано, собрано, приготовлено?
Черт с ним с моим красным носом. Я повешу на него замок и замажу вазелином, закрашу кремом, заштукатурю пудрой. И прослежу, чтоб эта сволочь не чихнула ни разу. Свадьба сестры – это такое важное событие, а я – как никак - близкий родственник будущей новобрачной. Я так люблю тебя, Машка.

Оказывается, меня читают, и, оказывается, даже заносят в списки друзей… Это есть странно, очень странно…. Спасибо, конечно, хотя я не совсем понимаю интерес к моему дневнику…

А это потом – в размышлениях о звездах и об интервью…

1. Я понимаю звезд – иногда журналисты превращаются в хищников и готовы затерзать до смерти, НО! Кем бы были звезды без журналистов? Как сказал мне Валерий Меладзе в одном интервью – «не верьте тем, кто жалуется на усталость от внимания публики, это просто кокетство»…

2. Интересно, хотя бы одна из звезд думала о том, что журналисты иногда так же мало хотят с ней общаться, как и звезда с журналистами. Просто есть задание редакции, и его нужно сделать, не смотря на нежелание…. Несколько раз мне выпадало «счастье» беседовать с совершенно неинтересными мне людьми, которые, к тому же страдали звездной болезнью, и я прекрасно помню, как я их ненавидела. Смотрела в сытые морды, улыбалась, говорила какие-то приятные слова, а сама думала: «сколько времени я на тебя потеряла, у меня еще куча работы, и мне придется делать ее ночью благодаря тебе и твоему интервью, а ты еще ломаешься, как красна девица»… (К счастью, я редко теперь беру интервью, к несчастью – теряю возможность поговорить с интересными мне людьми, пусть и в режиме 5 минут)

3. А еще мне бесконечно жаль, что мир устроен так, а не иначе. И иногда, встречая замечательных, интереснейших людей, я жутко печалюсь о том, что у меня нет возможности просто поговорить с ними – поговорить, никуда не спеша, открываясь друг другу, узнавая друг друга… И некоторые – совсем не звездные звезды сами рады, когда с ними хотят просто поговорить, как с обычными людьми, а не как с иконостасом… Редкое это явление… Я все понимаю, сколько желающих найдется пообщаться с такими людьми, и их на нас на всех не хватит, но, черт возьми, иногда очень-очень жаль!

В Самаре прошли дни СТС - в город нагрянул десант руководителей и звезд «Первого развлекательного» канала. И, скажу я вам, давно я не видела такого зоопарка. Конечно, речь не о звездах и, упаси Бог, не о руководстве канала. Речь о моих собратьях по перу и телекамере – о журналистах…
Москвичи решили не устраивать традиционных пресс-конференций, а отдать звезд прямо в жадные липкие лапы прессы, дабы мы (пресса и звезды), в непринужденном общении обсудили все волнующие нас вопросы. Выглядело это примерно так:
Всех собрали в «Галерее ресторанов» (ресторанный комплекс, включающий итальянский и японский рестораны и long-bar). По задумке все мы – пресса и звезды должны были шататься по роскошным помещениям, попивать кофе, закусывать его пирожными, изящно подходить друг к другу и непринужденно общаться на тему новых проектов канала. Конечно, подобное трудно представить, впрочем, можете и не стараться, ничего подобного и не было.
В лонг-баре спрятали Александра Роднянского, Анастасию Заворотнюк и Сергея Жигунова. Сюда представителей прессы запускали мелкими порциями – по одному журналисту на звезду. Все было чинно-благородно, по крайней мере, сначала, пока все это не превратилось в конвейер, и звезды не начали испуганно поглядывать на двери, пытаясь вычислить, сколько же народа еще жаждет «комиссарского тела».
Тем, звездам, которые сидели в итальянском ресторане, пришлось еще хуже. Сюда журналистов запустили всех и сразу. Со звездами повременили – на первое оставили только Михаила Шаца и Татьяну Лазареву. Звезды тихо сидели за столиком в нише, жадные журналюги тут же построились в живую стену (видимо, перекрывали выход) и в порядке живой очереди начали подсаживаться к звездам и брать, брать, брать интервью. Позже запустили Ирину Рахманову и Александра Стержакова. Последнего мало кто сразу узнал, потому Стержаков немного побродил по залу в одиночестве. Тут Жигунов и Заворотнюк совершили тактическую ошибку – они покинули «охраняемый» лонг-бар и вошли в итальянский ресторан. Видимо, думали быть поближе к народу. Их тут же обступили со всех сторон, и непринужденные общение превратилось в стихийную пресс-конференцию, когда со всех сторон щелкают затворы камер, слепят глаза фотовспышки и раздаются вопросы… Заворотнюк окончательно потеряла облик «прекрасной няни» и превратилась в испуганное уставшее существо, которое жаждет только одного – чтобы от нее наконец-то все отстали. Жигунов держался дольше – улыбался по мере сил и по мере сил отвечал на вопросы. Спустя минут десять организаторы утащили Жигунова и Заворотнюк обратно в охраняемую зону, и напуганные звезды больше и не пытались оттуда выбраться. А зоопарк в итальянском ресторане продолжался… Журналисты, отведавшие звездной крови, уходили к столикам, зажевывали фрукты, запивали их винишком и удовлетворенно поглаживали себя по брюшкам, на которых висели диктофоны и фотоаппараты. Те, кто не добрался до тела, хищно поглядывали в сторону будущих жертв и смачно откусывали от пирожных. Звезды смотрели на всех замученными глазами и добросовестно отвечали на миллион раз заданные вопросы.

К счастью, к счастью, к счастью, нашему изданию звездные интервью были мало нужны, нам был сам Роднянский – для освещения планов СТС в грядущем сезоне. А откровения «Няни», «Виолы Таракановой», «бывшего гардемарина» нам были малоинтересны. Посему я находилась в стороне и с безопасного расстояния наблюдала за всем этим безумием. Конечно, я понимаю своих друзей-журналистов, у которых руководство требует интервью, работа такая… Но ведь все можно как-то по-человечески делать… Некоторые из моих знакомых также брали интервью, не превращаясь в охотников за головами…

Чуть позже я удалилась в лонг-бар - пришла моя очередь беседовать с Роднянским. Президент СТС-Медиа был НЕВЕРОЯТЕН!!!! Нет, он не играл Душку, не изображал великого и ужасного, он был предельно вежлив, и настолько увлеченно отвечал на мои вопросы, что мне почти верилось, что ему со мной интересно. Почти – потому что я отдаю себе отчет, что в тот день вопросы о планах канала ему не задавал, наверное, только ленивый. Тем не менее, о великая сила харизмы, после десятиминутного интервью с Роднянским я была готова бросить все и отправиться в Москву на СТС - работать уборщицей, бесплатно, только затем, чтобы этот человек был моим начальником и мудрой справедливой рукой вел меня в далекое светлое будущее. Я понимаю, почему он добился таких успехов – такой человек не может их не добиться.
Наше интервью с Роднянским прервал Жигунов, переобщавшийся с «прекрасным» журналистским полом. «Ты представляешь, что они мне говорят? Они мне говорят, дескать, взгляд у меня очень мужской, представляешь?» - сказал Жигунов и удалился в полукоматозном состоянии. Интервью закончилось, Роднянский пожал мне руку (О Боже, может не мыть?:)), и я вернулась в итальянский зал.
Там всем походило на конец кормления гиен в зоопарке. Сытые журналисты расползлись по углам, дожевывая трепещущие звездные останки, периодически взрыкивали, прижимая лапой пытавшуюся Читать далее...

Я в шоке!!!! «В Самаре собак будут сдавать, как бутылки, - за деньги В Самаре выгодное предложение заинтересует «асоциальных» граждан города. Отправив на убой бродячее животное теперь можно получить от 25 до 50 рублей. По-видимому, спецавтохозяйство областного центра с бездомными собаками и кошками уже не справляется. Поэтому желающему подзаработать населению предлагается отлавливать дворняжек и уличных котов. За сданную в спецавтохозяйство при ЖКХ города кошку можно получить двадцать пять рублей, за собаку вдвое больше – целый полтинник. Приходить за деньгами нужно с паспортом. Те, кого не смущает такой заработок, уже сейчас подсчитывают возможную выручку за день. Получается гораздо выгоднее, чем собирать на газонах и в помойках бутылки или воровать с дач цветмет. В свою очередь, любители животных уже давно возмущаются варварским методом регулирования численности бездомных животных. Понятно, что на стерилизацию бесхозных котов и кошек денег нет, но отлов бродячих животных – тоже не решение проблемы. К тому же, так или иначе, таким образом узаконивается убийство. Каждый день в спецавтохзозяйство поступают десятки заявок с требованием уничтожить животных. Для этого достаточно подать письменное заявление в ЖЭУ, откуда его направят в службу по отлову бродячих животных. По закону, отлов не производится только в общественных местах - в школах, детских садах, на площадях. Всех убитых животных отвозят на свалку. Там есть специальные металлические резервуары, куда трупы бросают и засыпают содой. Это в нашем обществе считается вполне нормальным». Источник: http://news.samaratoday.ru/news/68609/

Место действия – редакция.
Время действия – глубокая полночь (на часах 21:00, но это – неправда).
Действующие лица и исполнители: одинокий журналист, еще один одинокий журналист, и два совершенно одиноких компьютера.

Одинокие журналисты размешивают ложкой чай и жуют шоколадную конфету (одну на двоих). Один одинокий журналист тихонько поет:

«И что бы вы думали – ночь за окном…
И грусть, и сплошная сказка….
Работать не хочется - все на «потом»…»

И тут заходит начальник и говорит: «А что это вы тут делаете? А? Рабочий день-то уже кончи-и-и-ился»… Одинокие журналисты вскакивают в едином порыве и хором поют:

«Журналисты – ваша сила в пальцах,
в диктофоне и на остриее-е-е-е… кха… кха (высокую ноту взяли) пер-а-а-а,
и писать не устанем мы всю ночь!
Ура! Ура!…»

Начальник ехидно улыбается и вкрадчиво запевает:

«Пишите, шурочка, пишите…
Допишетесь до главного поста…
И в отпуск вы поедете на морееееееее (срывается и переходит на козлиное блеянье),
А может быть и даже в Сэ-Шэ-А-а-а-а-а»…

На этой высокой ноте начальник вывинчивается за дверь.

Журналисты хором:

«Мать твою! Иди на ..уй, дядя!
На Багамы нам не заработать за всю жисть…
Мать твою, пиши, как знаешь, дядя
(выпивают по стакану водки) как здорово, что здесь мы, ик, ик, все мы ик, ик, собрались ик, ик…»

Пьяные падают под столы и засыпают.
(Занавес)

В служебных помещениях театра пахнет кошками и вареной картошкой. Я пробираюсь тайными тропами и закулисными закоулками в обитель великого и ужасного (долгая уважительно-подобострастная пауза)…. - Администратора! Осторожно иду по пыльным доскам, мимо склада ящиков и коробок, на которых краской намазаны названия спектаклей, мимо старого велосипеда и пузатого комода на выгнутых ножках. Рабочие сцены удивленно смотрят на меня и снижают матерящуюся громкость: «Иваныч! Иваныч, твою мать! Козел старый! Как ты держишь, держишь как, тебе говорю!…» Я впечатываюсь лбом в бетон – проход низковат – и запоздало опускаю звенящую голову… «Осторожней, девушка, - кричат мне в спину – ну Иваныч...» - и непечатно продолжают производственный разговор.
Спускаюсь по лесенке, поднимаюсь по лесенке, прохожу комнату со старым трюмо и выскакиваю в театральное фойе. Артисты смотрят со стены… Очень хочется утянуть один из портретов, я воровато оглядываюсь и… Опускаю руки - в карман портрет не спрячешь, посему уголовное дело откладывается на неопределенный срок.
А вот и обитель великого и ужасного. Он сидит за столом и быстро-быстро двигает мышку, неотрывно глядя в монитор. Облик светлого принца (ах, эти синие грустные глаза, ах, эти густые локоны) портит пивное брюшко (ах, пивовар иван таранов)… Мне дают фотографии спектаклей, мне дарят программки, мне улыбаются и вручают визитку, и обещают интервью и готовность к сотрудничеству…. И я покидаю сей приют цивилизации и ползу обратно в темные коридоры сценического «ЗА-»… Задумчивого Закулисья… Загадочного Заморочества…
Спускаюсь по лесенке, поднимаюсь по лесенке, снова впечатываюсь лбом в бетон, морщусь от запаха кошек и картошки и все думаю, думаю, думаю – почему, когда я сижу в зале - я не вижу пыльных досок, я чувствую аромат сухих роз, я верю в небо, и дождь, и смех, и любовь, и смерть… Я так сильно люблю их – тех, которые там, на сцене играют меня, так многократно и так талантливо! Я так люблю их – исчезающих потом в «ЗА-», и даже администратора, который печальным ангелом провожает зрителей у дверей…

«Если есть в кармане пачка сигарет,
и кусочки шоколадки за каждой щекой,
и еще пакетик чая в кипятке,
значит все не так уж плохо на сегодняшний день…вечер…ночь…»

По просьбе доблестного Следопыта по имени Серж, рассказываю о пяти дорогих мне вещах. Конечно, на самом деле, их гораздо больше… Вот только я собралась их перечислить, но задумалась. Мысленно окидываю взглядом свой дом, все свои тайники и тайнички и думаю – что из всего этого мне действительно дорого? Что из всего этого дорого, а что необходимо?
И все-таки…
- Фотографии и семейные архивы – письма, школьные тетради моей мамы, аттестат моей прабабушки об окончании гимназии, лекции по истории, написанные дедом и т.д. Мне хочется, чтобы все это осталось моим детям и их детям, и детям их детей…
- Книги - старые и любимые книги
- Мое серебряное кольцо – свернувшийся в кольцо дракон, дремлющий на моем указательном пальце. Это не то чтобы талисман, хотя, наверное, все-таки талисман.
- Мой первый плюшевый мишка, которого незатейливо зовут «Голубой мишка». Он старше меня, и за свою долгую игрушечную жизнь пережил две реставрации, в ближайшем будущем ожидается еще одна. И вообще, наверное, все мои игрушки – я никогда не выбрасываю и не отдаю всех этих плюшевых собаков, кошек, мишек… Не потому, что жалко, а потому что они для меня стали друзьями, кем-то живым, любящим, преданным. С каждым связаны какие-то воспоминания – подарок друзей, любимого… Как я могу отдать их в чужой дом?
- И, конечно, мои фонари, впрочем, я вам о них уже рассказывала…

Мне очень трудно назвать пять дорогих вещей… Всего только пять… Я очень трудно расстаюсь с прошлым. Как запасливый сурок я собираю и складываю все, в чем живут хоть какие-то воспоминания… Рисунки, программки, безделушки, открытки, блокноты… Весь этот "хлам", который мне отчего-то дорог:)

Вчера мы с суженным ездили к бабушке. В час послеобеденной сиесты, когда бабушка и отец оккупировали диванчики, а мама отправилась в сад с книгой, мы с суженным предприняли вылазку на чердак, в чулан и в подпол. Немыслимые опасности сопровождали нас на каждом шагу: прошлое дышало пылью из темных углов, скреблось под половицами, запутывало паутиной. Мы взбирались по крутым лестницам, сгибались в три погибели, ползали на коленях, светили фонариком и разыскивали, раскапывали, разведывали… и все-таки НАШЛИ!

В подполе обнаружили заброшенное мышиное гнездо – притон разврата и хулиганства, кладбище старых гардин, гору стекла, и старый папин глобус, на котором Антарктида и Африка стерты с «лица» Земли. В укромном тайничке был запрятан мерзавчик – видимо, дед лет двадцать назад сделал ухоронку на случай встреч с другим дедом, а потом забыл, или просто не успел… На чердаке обнаружились лыжи и красный флаг - по праздникам дед вывешивал его крыше дома.
В старом буфете в чулане отыскались два веретена и глиняный кувшин, куча пузырьков и пузыречков, химическая колба, неизвестно каким ветром занесенная в дом, формы для куличей, сооруженные из консервных банок, деревянный ларь с мукой и банка из-под какао, датированная 58 годом.
В чулане были разрыты горы старых фанерных чемоданов – в одном из них нашлись папины коньки и бабушкины боты – те, у которых подошва и каблук из резины, а верх – из войлока. Модные такие полукалоши-полуботинки. А из другого чемодана мы извлекли мешок шерстяных носков – абсолютно новых и молью нетронутых. Лет двадцать назад их прислали деревенские родственники, бабуля присыпала их нафталином и упаковала на века. А еще мы нашли мои детские сокровища – старый кошелек с фантиками и автобусными билетиками, резиновую камбалу, пластмассовый пароход и деревянную пирамидку.

Перебирали мы с суженным все эти ценности и думали, и говорили… О большой семье, собиравшейся в доме по праздникам, о старых вещах, переживших своих хозяев… О тех, кого не успели узнать, о тех, кого не сможем забыть… И вспоминали, и смеялись, и грустили… О том, что было и уже не будет, и о том, чего еще не было, но чему быть…
Я увезла с собой глиняный кувшин, папин глобус и веретенца, на которых еще сохранились нитки, намотанные сухой рукой моей прабабки. Теперь они живут в моем доме вместе с колокольчиком «Дар Валдая» и старыми книгами, оставшимися от моего деда.

Когда-нибудь я расскажу своим детям о прошлом и памяти…

У нас под боком открыли кофейню – маленькую, невзрачную, для кормления и поения кофием голодающих по соседству офисных работников, то есть нас. Теперь все офисные особи женского пола ежечасно ныряют в кофейню за пирожными и, поедая оные, делятся рецептами диет. Вот, казалось бы, что такое пирожное? – Кусочек бисквитного или заварного теста с кремом, сливками или сгущенкой… Ан, нет, пирожное – это универсальное успокоительное, ободрительное, стрессоснимательное, внохновительное и беседоразвивательное средство. Утро туманное, утро седое как нельзя лучше располагает к поеданию пирожных… Я крепилась часа два, а потом не вытерпела и слопала целых два, и вот что я вам скажу: а жизнь-то налаживается!

По просьбе Polis-S даю справку:

«Нугушское водохранилище расположено на реке Нугуш - правом притоке реки Белой, которая берет начало в хребте Юрматау (Южный Урал). Нугушское водохранилище называют просто озером Нугуш. Строили его с 1961 по 1967 год. Площадь поверхности составляет 25 квадратных километров, протяженность водохранилища - 22 км, наибольшая глубина у плотины - 30 м».

Это потрясающе красивое место! Даю фотографию, не мою (автор тут http://www.southural.ru/photos/show_photo.html?photo_id=2051&type=author)

Мои фотографии будут позже…

[700x524]

Ну вот, не успели вернуться, как вас все задолбало, нет, скажем жестко – зае… Нет, не скажем, почему-то матерок в письменном изложении бьет по глазам, как бронебойный снаряд…

Вернулись из отпуска… Три вещи, которые поняли после оного: жить в родительском доме уже сложно, если не сказать – невозможно… Планы на отпуск нужно делить на десять и вычитать из получившегося две трети, и тогда можно приблизительно представить, что из задуманного удастся сделать… И, наконец, сколько отпускной вольнице ни длиться, возмездие в виде звонка начальства неминуемо…
Пишу и чувствую себя школьницей, в раздумье грызущей ручку над тетрадным листом с сочинением «Как я провел лето»… Итак, как я провела отпуск… «Летом я ездила в гости к папе и маме, в город Салават (поднимите руку и скажите, кто знает сей населенный пункт, что находится недалеко от столицы Башкирии, города Уфы)»…

Оказалось, поездка в родительский дом с суженным грозит непрекращающимися разговорами на тему: «когда свадьба и дождемся ли мы на старости лет детей»… Впрочем, отдаю должное своим родителям – все разговоры велись исключительно со мной, и суженного матримониальными беседами не трогали. Утром тактично стучали в дверь со словами: «Дее-е-е-ет-и, вставайте»… Я позорно засовывала голову под подушку и предоставляла суженному вести все задверные разговоры… Потом мы вставали, потом завтракали, потом гуляли, потом обедали, потом гуляли, потом ужинали, потом гуляли, потом ложились спать… Учитывая, что весь город можно обойти за час два раза по диагонали, разнообразием наши прогулки не отличались… Несколько раз я сделала попытку порисовать… Запечатлев на листах нечто, что по задумке должно было быть видами летне-осеннего парка, рисование было безжалостно заброшено… Долгими отпускными вечерами - теми, которые были не заняты гуляниями и ужинами, были перечитаны «Домби и сын» и «Таинственный остров». Попутно были просмотрены фильм «Звонок» и все три части «Гарри Поттера»… А еще теперь я знаю, что после «Кармелиты» начинается «Исцеление любовью», а после «Времени» идет «Две судьбы»… Мама запоем смотрит сериалы, говорит, для нее это психотерапия… Да, чуть не забыла: у дона Леонсио закручиваются усы при взгляде на Изауру, а Тобиас гладит свою любимую по бархатной щечке рукой в перчатке, которой он только что хлопал по заду свою гнедую кобылу…

В городе чистота и благолепие: каждое утро тетки в оранжевых жилетах бродят с веничками и мешочками и заметают, собирают, убирают мусор, а потом по всем улицам проезжает щеточно-поливальная машина и наводит окончательный блеск. В маленьком городе все выбирают маленькие машины: от окушек и матиссов рябит в глазах. В старой части города (условно старой – 50-х годов) все дома привели в порядок – побелили стены и покрыли крыши черепицей… Нарядно получилось… На соседнем доме ночуют грачи в немыслимых количествах… Утром черная стая поднимается в небо и оглашает окрестности победоносным карканьем… Хочется крикнуть «воздух!» и упасть в газон, прикрывая голову руками.

Состоялось два победоносных выезда на природу – в окрестности Красноуссольска и на озеро Нугуш… Папа проклял природу и дорогу, которая на эту природу ведет. Его «Тойота», поджимающая зад при каждом ударе камня с дороги, была с ним солидарна. Впрочем, оно того стоило, скажу я вам, оно того стоило.
Под Красноуссольском (до сих пор не знаю, правильно ли я пишу это слово) нашли дивный уголок – где лес, и горы, и речка… Ветер уносил запах готовившегося шашлычка, солнышко заливало лесную опушку, в небе парил коршун, нацелившийся на котлету, лежавшую на столе… Хорошо… Потом на нас выбежал табунок лошадей с жеребятами. Я рванула навстречу с фотоаппаратом… Суженный рванул мне наперерез, дабы остановить мой художественный порыв и не допустить встречи с прекрасным. Потом суженный провел со мной разъяснительную беседу на тему: «страшен зверь, защищающий своего детеныша» и продемонстрировал шрам на ноге, оставленный ему некой мамой-лошадкой лет пять назад… Пришлось фотографировать лошадок издали… А потом мы ели шашлыки, пили красное вино, а потом как настоящие Паганели отправились в экспедицию. Облазили три горы (читай холма), видели корову, ползали в траве в поисках гнезда коршуна, запечатлели лягушку, словили кузнечика и тоже запечатлели… Кузнечик дрыгал зеленой ногой и моргал круглыми глазами. Я никак не могла настроить фотоаппарат и тихо материлась, жалея кузнечика. Суженный нежно держал насекомое и уговаривал его не дрыгать ногами…
Вторая поездка - на озеро Нугуш – до сих пор тревожит чувством вины за собственное чревоугодничество… Были съедены два килограмма сарделек и десяток окуней, выловленных хозяином катера, на котором мы совершили экскурсию в ущелье. Озеро – на самом деле никакое не озеро, а водохранилище, получившееся после строительства плотины на реке Нугуш. Река уходит дальше в горы, потом разливается на две – Нугуш и Урюк. Места невероятные… Горы отражаются в воде, облака, и тишина – нереальная тишина, в которой страшно вздохнуть… По берегам озера созданы Читать далее...

Визит в Центр исторического моделирования «Древний мир»:

Пресс-релиз:
«ЦИМ - музейный комплекс под открытым небом. Это интерактивная модель экспонирования археологического наследия; объект для познавательного туризма и исторического образования для детей и взрослых. На территории Центра расположены полномасштабные модели жилищ каменного и бронзового века, реконструкции погребений различных археологических культур, три действующие ремесленные площадки: мастерская по обработке камня и кости, гончарная мастерская и металлургическая мастерская, ритуальное кострище с идолом…».

Из собственных впечатлений:
...На скамье в «древней» хижине лежит волчья шкура. Когда-то «это» было живым зверем, сильные лапы отмахивали звонкие километры, мокрый нос собирал ветры, мощная глотка пела о любви, острые зубы несли смерть… Сейчас из меха торчит сморщенный нос, мертвый невыносимо…

...Святилище древнего бога или место жертвоприношения… На столбе торчит голова коровы. Когда-то черная шерсть слиплась, изо рта свешивается мертвый язык, вокруг роятся мухи… Рассказывают: шкурами и головами коров регулярно снабжает соседний мясокомбинат.

...Когда-то я думала, что шкура медведя похода на толстый спутанный войлок. А шкура медведя нежная, тонкая пушистая шерсть ластится к руке… Я погладила его по мягкому пушистому загривку – седому, совсем седому… Спи спокойно, большой брат…

Потом мы долго спорим с другим экскурсантом об этичности-неэтичности всего этого. Поймите меня правильно, мне не свойственна идеализация четвероногих. Они хищники, как и мы, они убивают, чтобы есть, как и мы, и я сама – отнюдь не вегетарианка, НО! Покажите мне хоть одного самого жестокого хищника, кто будет устраивать музей из останков своих жертв? Зверь есть зверь, но имеем ли мы право превращать их жизнь и смерть в дело просвещения? Я ненавижу музейные экспозиции типа «Животные средней полосы», эти могильники – с парадом чучел. Ах, дети никогда не видели живого лося, волка, медведя… Пусть познакомятся хоть с чучелами… Почему бы рядом не выставить экспозицию с чучелами людей других рас: Ах дети никогда не видели живого эскимоса, негра, китайца…
Впрочем, что-то подобное мы уже делаем… Еще один экспонат "Древнего мира" – павильон погребального обряда. В раскоппанных "могилках" лежат останки наших далеких предков. Экскурсовод рассказывает, что останки настоящие. "А как же! - восклицаем мы, - минуту назад вы говорили, что все, что обнаруживается при раскопках, отправляется в музеи? Все чашки, плошки"… "Да, - говорят нам, - отправляется. Но «рядовые костяки» не хранят, а уничтожают, поэтому нам отдали эти"… Любуйтесь…
А я вот думаю: плошки – отправляют храниться в музее, а останки – в утиль… Зачем раскапывали? Почему обратно не похоронить?