Елена Чудинова, автор «Эксперт»
Призыв президента Дмитрия Медведева «к созданию новой полноценной российской идентичности», прозвучавший на прошлой неделе на заседании Совета по развитию институтов гражданского общества, уже привлек внимание многих публицистов. Прозвучавшие отклики, надо сказать, были скорее недоуменные, нежели восторженные. Идентичность же наша попала в «неполноценные» не просто так. В ныне наличествующую не желают (не могут) «интегрироваться» народы Северного Кавказа, положению на котором и было посвящено заседание.
Не разделить всеобщего недоумения трудно: а не многовато ли экспериментировали в минувшем столетии над русским народом в попытках создать из него нечто исключительно новое и много лучшее, чем то, что он собою являет? Не пора ли, собственно, оставить нас в покое? Нам бы с грехом пополам залатать прорехи прежних над нами экспериментов такого сорта. И почему о новых экспериментах объявляют, не спросившись прежде, а позволим ли мы их над собою проводить? (Даже ради столь благой цели, как безмятежное сосуществование с Кавказом). И что конкретно так мешает народам Кавказа успешно в наше общество интегрироваться? Должны ли мы просто заменить «Калинку» «лезгинкой» или нам надлежит пересмотреть свои религиозные предпочтения? Много вопросов, очень много.
Однако сначала СМИ, поспешившие сообщить об этом призыве, а затем и большинство откликнувшихся на новость публицистов, к сожалению, не разглядели за деревьями леса. Стенограмма заседания [1] значительно интереснее сообщений о нем.
Присутствовали, что вполне понятно, кавказские общественные активисты, правозащита в лице Л. М. Алексеевой, а также шоумен Максим Шевченко, которого я буду ниже обильно цитировать.
Собственно говоря, из слов Шевченко и проступили четкие контуры грядущего — весьма различного для Северного Кавказа и для России.
«Дело в том, что если в больших губерниях центральной России сельские школы, закрываясь, приводят к исчезновению села, и люди просто переезжают в город, то на Кавказе из горного аула люди в город не переедут, — витийствовал
Не станем даже особо говорить о том, что смерть нашей деревни — дело, оказывается, решенное. Это в то время, когда та же Франция прилагает все усилия, чтобы остаться аграрной страной. (Я сталкивалась, например, с такой интересной практикой: дизельное топливо, отпускаемое фермерам по очень льготным ценам, нарочно красят в яркий цвет — чтобы избежать его левых продаж). А мы, стало быть, обречены есть исключительно нерусский хлеб из нерусской пшеницы? Хорошо, допустим и это, тем более что механизм уже описан выше. Он действительно таков: сворачиваем школу (в свете недавних думских ударов по бесплатному образованию это неизбежно), село автоматически исчезает, люди переезжают в город. Их желания при этом никто не спрашивает. Обоснования сему самые поэтические: овеянная романтическими горными ветрами седая древность аулов. Прозаических обоснований, видимо, не нашлось. Наши, стало быть, Багровы, наши Суходолы, наши Степанчиковы, наши Старые Тяги и Рысихи — не древние. О них жалеть нечего. Пусть так. Но даже и при безусловном согласии с перечисленными выше положениями (к каковому безусловному согласию автор этих строк еще вопиюще не готова), все равно остаются интересные уточнения.
Буду рада, если меня поправят, но я решительно ничего не слышала о новой федеральной программе по интеграции жителей «исчезающих» сел средней полосы России
25 августа 2010, 18:00 [«Аргументы Недели», Михаил ДЕЛЯГИН, директор Института проблем глобализации, д.э.н. ]
Законопроект «О полиции» предложен президентом для общественной дискуссии до 15 сентября. Ожидается, что в Думе документ появится уже в конце сентября, слушания пройдут в октябре, а сам закон будет принят в течение осенней сессии. Рабочая группа из депутатов, собирающая возможные поправки, тоже уже сформирована. По мнению официальных лиц, народ с энтузиазмом воспринял это предложение и оценивает его положительно. Но независимые исследования дают обратную картину.
Законопроект настолько расширяет права сотрудников органов внутренних дел, что даже годы ежовщины покажутся верхом либерализма. Рядом можно поставить лишь «революционное правосознание» гражданской войны, когда «правосудие» вершилось быстро и для приговора было достаточно «пролетарского чутья».
Квинтэссенция законопроекта – п.2 ст. 32: «Требования сотрудника полиции… и предпринимаемые им действия считаются законными... пока в предусмотренном законом порядке не будет установлено иное…»
Это делает требование полицейского, пусть даже заведомо преступное, обязательным для исполнения. Выжившие потом могут обращаться в суд.
Если бы майор Евсюков был полицейским, его жертвы с точки зрения данного законопроекта, пытаясь спасти свою жизнь, совершали как минимум административное правонарушение.
Действия стрелявшего в Брежнева лейтенанта Ильина, служи он в полиции, в момент покушения были бы законными, а попытки нейтрализовать его – преступными. Неужели никто из лоббистов этого законопроекта не боится повторения той истории?
Или, страшно подумать, кто-то надеется на нее?
Но даже устранение этого пункта, возможно, призванного отвлечь на себя гнев общества, не изменит сути законопроекта: он весь наполнен подобными инициативами.
Методы и способы действия полиции, к которым может быть отнесено применение пыток, полностью выводятся из-под прокурорского надзора. Специальная статья запрещает полицейскому пытать самому и поощрять пытки для достижения каких-либо конкретных целей. А вот на пытки, применяемые не для достижения целей, а «просто так», запреты не распространяются.
Полицейский может не обеспечивать права граждан, не только если сочтет это невозможным (что понятно), но и если сочтет это «неуместным».
Права полиции по проникновению в жилища граждан расширяются практически до отмены норм о его неприкосновенности.
Полицейские получают право пользоваться чужой связью в служебных целях – даже при наличии аналогичных собственных средств.
Законопроект дает полицейским возможность не разъяснять свои действия (они должны лишь «стремиться» к этому), не представляться и не предъявлять документы, даже когда они одеты в гражданскую одежду. Это позволит обычным бандитам действовать от их имени.
Полицейские получают право изъятия любых документов и проведения проверок хозяйственной деятельности юридических лиц. Банковской и налоговой тайны для них не существует. Этого достаточно, чтобы уничтожить экономику России без всякого глобального кризиса – просто в силу разгула узаконенного произвола полицейских.
Но они получают еще одну кормушку: право проверять защищенность любых объектов от угроз терактов – и это при живом ФСБ! О некомпетентности милиции в этой сфере свидетельствуют регулярные успешные теракты против самих милиционеров. Но это положение, похоже, призвано не ограничить террор, а развить рэкет.
Законопроект «О полиции» выглядит неприкрытой попыткой создания полицейского государства для подавления народа России, лишения его неотъемлемых прав и законных интересов.