
..."И-слово-итог:
О, я! О, милая я!
О, нет! отнюдь не из стыда или отвращения покинет она подругу - из-за и ради совсем другого.
Сначала - почти что шутка: - Какой чудесный младенец! - Тебе бы хотелось такого? - Да. Нет. От тебя - да. - Но... - Но я же смеюсь.
Потом - вздох: - Как бы мне хотелось... - Чего? - Нет, ничего. - А я знаю, знаю... - Ты уже догадалась. Но только - твоего... Пауза.
- Все еще думаешь об этом? - Потому что ты сказала. Ты же сама говоришь об этом...
Ей самой ничего больше не нужно, но слишком многое, но все в ней жаждет отдарить. - "Мне хотелось бы любить тебя маленькой" - точно то же говорит женщина: - Мне хотелось бы любить тебя маленьким. Еще тебя. Еще одну тебя. Тебя, порожденную мной. И, наконец, - тот безысходный, истошный, неодолимый вопль:-Ребенка от тебя!
То, чему никогда не бывать. То, чего даже не вымолить. Можно просить Богоматерь о ребенке от любовника, можно просить Богоматерь о ребенке от старика - о греховном, о чуде - но не просят о безумном. Соединение, из которого ребенок заведомо исключен. Состояние, когда ребенок невозможен. Немыслим. Все, кроме ребенка. Как на том обеде Великого Короля с дворянином: все, кроме хлеба. Великого женского хлеба насущного.
Причем непреложно - эта отчаянная жажда появляется у одной, младшей, той, которая более она. Старшей не нужен ребенок, для ее материнства есть подруга. - Ты моя подруга, ты мой бог, ты - мое все.
Но младшая хочет не быть любимым ребенком, а иметь ребенка, чтобы любить.
И она, начавшая с не-хотенья ребенка от него, кончит хотеньем ребенка от нее. А раз этого не дано, однажды она уйдет, любящая и преследуемая истомой и бессильной ревностью подруги - а еще однажды она очутится, сокрушенная, в объятиях первого встречного.
(Мое дитя, моя подруга, мое все и - Ваше гениальное слово, мадам, - мой женский брат, никогда не: сестра. Впечатление, что они боятся слова сестра, точно оно может насильственно воссоединить их с тем миром, из которого они вышагнули навсегда.)
Надо сказать, что старшая боится сильнее, чем хочет ребенка другая. Старшая как бы своеручно творит отчаяние подруги, превращая ее радость во вздох, вздох - в желанье, желанье - в одержимость. Одержимость старшей творит одержимость младшей. - Ты уйдешь, ты уйдешь, ты уйдешь. Тебе хочется иметь его от меня, тебе захочется его от первого встречного... - Ты опять думаешь об этом... - Ты поглядела на того мужчину. Чем не отец твоему ребенку! Уходи - ведь я не могу тебе его дать...
Наши опасения напоминают, наши страхи внушают, наши одержимости осуществляют. Вынужденная молчать, младшая думает о ребенке непрестанно, она ничего не видит вокруг, кроме молодых матерей с детьми на руках. И мысль, что у тебя никогда не будет такого, потому что никогда, никогда ты ее не покинешь. (В эту-то минуту она ее и покидает.)
Ребенок - та навязчивая точка, от которой отныне она не оторвет глаз. Загнанный вглубь, он всплывает перед глазами, как утопленник. И надо быть слепым, чтобы не видеть его. И она, начавшая с хотенья ребенка от нее, кончит хотеньем ребенка от любого: даже от него, {...} ненавистного. Так он из преследователя превращается в спасителя. А Подруга - во Врага. И возвращается ветер на круги своя...
Ребенок начинается в нас задолго до своего начала. Есть беременности, которые измеряются годами надежд и вечностями безнадежности.
А все приятельницы выходят замуж. И мужья этих приятельниц - такие веселые, такие открытые, такие близкие... И мысль, что и я тоже...
Замурована.
Погребена заживо.
А подруга изводит. Намеки, подозрения, упреки. Младшая: - Так ты меня разлюбила? - Нет, я тебя люблю, но - ты ведь уйдешь. Ты уйдешь, ты уйдешь, ты уйдешь.
Перед тем как уйти, ей захочется умереть. Потом, совсем умершая, ничего не понимая, ничего не желая, ни о чем не думая, движимая только одним и тройным жизненным инстинктом - молодость, мление, чрево, - она вдруг слышит свой смех и шутки в час никогда не пропускаемого свидания, на другом конце города - и жизни - неважно с кем - с мужем приятельницы или подчиненным отца, только бы это не была она.
Мужчина, после женщины, какая простота, какая доброта, какая открытость. Какая свобода! Какая чистота.
Потом будет конец. Начало любовника? Странствие по любовникам? Постоянство мужа?
Будет Ребенок.
Я опускаю исключительный случай: женщина, обделенная материнством.
Опускаю и случай банальный: барышня, растленная от природы или в угоду моде: неизменно ничтожное существо удовольствия.
Также опускаю редкий случай души тоскующей, ищущей в любви душу и, стало быть, обреченную на женщину.
И великую любовницу, ищущую в любви любовную любовь и прихватывающую свое добро всюду, где его находит.
И клинический случай.
Я беру нормальный, естественный и жизненный случай юного женского существа, которое боится мужчины, идет к
Читать далее...