Мне всю жизнь все рассказывают, что я неправильно живу. Что не надо работать на такой работе. Что не надо встречаться со скотами. Что не надо изводить хороших мальчиков, которым даже поцеловать себя не позволишь. Что не надо так часто и много пить, потому что в жизни много удовольствия и без алкоголя.
И только ты не рассказываешь мне об этом. А мне скучно быть порочной, когда тебе все равно.
Напрашивается вывод, что я не умею жить для себя.
Минуты - дым, два часа с тобой, потом я уйду к другому, чтоб мысли прыгали в разнобой в моей голове бездонной. Я мало сплю – от стыда и лжи, а может быть, и от кофе, печальный бог заставляет жить на личной своей голгофе. Видал голгофу – пушистый плед, коньяк и безумство плоти? Да только руки твои как плеть, и я – до ушей в болоте.
Минуты - лава в обломках льдин, еще шестьдесят четыре. Я завтра снова проснусь один в похмельной своей квартире.
Я-то думал, что смогу его разменять
На слепую веру, боль и чумную жуть
Но шепчу в ладони – просто услышь меня
И сшиваю губы в длинный упругий жгут
Почему, о боже, так его взгляд жесток
А его тепла скоротечен и жалок миг
Я-то думал, я растяну его лет на сто
Напишу о нем миллиарды дешевых книг
Донесу его на руках до пустых вершин
Моей в общем слабой и в общем гнилой души
Настоящие мужики не плачут, и я не плачу, и уж точно не буду ни о чем тебе говорить. Ни о чем, что внутри. И пусть оно доходит до кипения, варит меня заживо, течет по губам кровавой пеной и засыхает на измученных ладонях – я, сука, такой терпеливый, что испанский сапожок называю жалкой прищепкой, а дыбу – тонизирующим тренажером для моих искалеченных сколиозом позвонков.
Пусти меня, прости меня, я сам себе все это придумал – и тебя, и боль, и разочарование, мне мерзко от этого, но я все время ищу способ тебя ударить, и бью по камню, а боль невыносимо отдается в моей собственной руке.
Я не могу быть ни с кем, потому что могу любить лишь ненавидя.
И посреди всех своих переживаний из-за того, что ты ночью где-то шляешься пьяный, я вдруг вспоминаю, как тем_утром он сел на край ванны и попросил посмотреть, как я крашусь, и сидел там десять минут, не отводя глаз от моего отражения в зеркале.
Я органически не создан для серьезных отношений, два месяца – вот максимальный срок, в течение которого я способен стараться для другого, заботиться, прощать, смиряться, держать себя в руках, развлекать и делать еще много других безусловно полезных в хозяйстве вещей. Дальше все отношения становятся как под копирку похожи одни на другие. Те же слова. Та же легкая усталость. Те же редкие вспышки нежности. Те же мысли примерно три раза в неделю: «Господи, а он мне вообще нужен?». И вроде любишь, но все вдруг становится таким унылым, таким привычным. И вроде хочется позвонить, и вроде скучаешь, но не звонишь и не предлагаешь встретиться, потому что знаешь, что там одно и то же, болотисто комфортно и почти безвыходно хорошо. И потому я избавился от привычки с людьми ссориться. Я начал от них просто уходить. И я отнюдь не мог бы сказать, что это хорошо и безболезненно. Просто я не могу жить в трясине.
я видел в тебе ангела. я видел в тебе демона. почему я не замечал в тебе эту мразь?! (с)
ничего не изменится. мы будем также смеяться и трахаться.
просто я больше не верю ни в какую любовь между нами.
и когда мне будет больно - я снова промолчу. потому что тебе не нужна моя боль.
тебе нужны только секс и смех, сексисмех сексисмех сексисмех
Происходит что-то, чему я не могу найти названия.
Я бегаю по лабиринту и не хочу искать выход.
Бывший любимый. Я не понимаю, как это бывает.
Я люблю вас всех до сих пор.
Вы для меня каждый в отдельности –
Самый родной и близкий.
Просто я доставался вам по частям.
Может быть, когда-нибудь я кому-нибудь достанусь целиком.
Но вряд ли.
отпусти меня молиться за тебя, змея (с)14-03-2009 00:37
Господи, спасибо тебе за то, что ты дал мне способность прощать - без нее я бы давно коротал ночи на нарах, способность притворяться - без нее я никому не был бы нужен, и способность ненавидеть - без нее я просто не смог бы выжить.