а тут скоро ствол переломится.
зависла. и откуда такое странное желание? нет особых причин. обычные настроения.
может, внутри назревала тайная революция, о которой я просто не подозревала?
в такие моменты хорошо творить. ах, какая бы картина получилась! жаль прокаканого времени и энергии.
но ведь, энергия не исчезает? хорошо бы, она преобразовалась во что-то хорошее, радужное. а ЭТО? кому нужно ЭТО?
особенно чувствуешь себя виноватым, зная что мог бы отдать эту часть себя кому-то с пользой.

ах, иногда я так напоминаю себе флустирующую Татьяну Пушкина!

http://www.youtube.com/watch?v=KPgEoDt_Duc

порой, даже приходится отводить глаза, когда уже слишком сильно...

В комнате было темно и тихо. Ржавый холодильник недовольно тараторил о своей старости. Он так сильно погрузился в размышления о своих болячках, что совсем не замечал одинокую бутылку молока, забытую на столе. Немного робко, но с нетерпением, она ждала утра, пытаясь предугадать свою судьбу. Скорее всего, хозяева просто вернут ее в самое нутро старого скряги, и ей снова придется умирать от тоски, слушая его вздор. В самом деле! Скорее бы он уже сломался! Окончательно и бесповоротно, чтоб уже точно на свалку! Вот тогда она обретет свободу, и можно будет часами стоять на столе, наблюдая как Семен тщетно пытается починить эту ломачину. Наверняка, он пнет ржавую коробку ногой, когда поймет, что дело труба. А впрочем, ей было все равно, как поведет себя Семен. Главное, ей больше никогда не придется киснуть под нескончаемый монолог о старости. Она точно знала, что рано или поздно обязательно прокиснет и непременно станет отдавать неприятной прогорклостью. И тогда, в этот ничем не примечательный день, Семен выбросит ее в мусор. И это тоже было ее тайным желанием. Какое облегчение, должно быть, она испытает, оказавшись вдали от обыденности.

BRAVE NEW WORLD
Aldous Huxley

Government's an affair of sitting, not hitting. You rule with the brains and the buttocks. never with the fists.


As a victim, the Savage possessed, for Bernard, this enormous superiority over the others: that he was accessible. One of the principal functions of a friend is to suffer (in a milder and symbolic form) the punishments that we should like, but are unable, to inflict upon our enemies.


"I know quite well that one needs ridiculous, mad situations like that; one can't write really well about anything else. Why was that old fellow such a marvellous propaganda technician? Because he had so many insane, excruciating things to get excited about. You've got to be hurt and upset; otherwise you can't think of the really good, penetrating, X-rayish phrases. "

"'A man grows old; he feels in himself that radical sense of weakness, of listlessness, of discomfort, which accompanies the advance of age; and, feeling thus, imagines himself merely sick, lulling his fears with the notion that this distressing condition is due to some particular cause, from which, as from an illness, he hopes to recover. Vain imaginings! That sickness is old age; and a horrible disease it is. They say that it is the fear of death and of what comes after death that makes men turn to religion as they advance in years. But my own experience has given me the conviction that, quite apart from any such terrors or imaginings, the religious sentiment tends to develop as we grow older; to develop because, as the passions grow calm, as the fancy and sensibilities are less excited and less excitable, our reason becomes less troubled in its working, less obscured by the images, desires and distractions, in which it used to be absorbed; whereupon God emerges as from behind a cloud; our soul feels, sees, turns towards the source of all light; turns naturally and inevitably; for now that all that gave to the world of sensations its life and charms has begun to leak away from us, now that phenomenal existence is no more bolstered up by impressions from within or from without, we feel the need to lean on something that abides, something that will never play us false–a reality, an absolute and everlasting truth. Yes, we inevitably turn to God; for this religious sentiment is of its nature so pure, so delightful to the soul that experiences it, that it makes up to us for all our other losses.'"

"My dear young friend," said Mustapha Mond, "civilization has absolutely no need of nobility or heroism. These things are symptoms of political inefficiency. In a properly organized society like ours, nobody has any opportunities for being noble or heroic. Conditions have got to be thoroughly unstable before the occasion can arise. Where there are wars, where there are divided allegiances, where there are temptations to be resisted, objects of love to be fought for or defended–there, obviously, nobility and heroism have some sense. But there aren't any wars nowadays. The greatest care is taken to prevent you from loving any one too much. There's no such thing as a divided allegiance; you're so conditioned that you can't help doing what you ought to do. And what you ought to do is on the whole so pleasant, so many of the natural impulses are allowed free play, that there really aren't any temptations to resist. And if ever, by some unlucky chance, anything unpleasant should somehow happen, why, there's always soma to give you a holiday from the facts. And there's always soma to calm your anger, to reconcile you to your enemies, to make you patient and long-suffering. In the past you could only accomplish these things by making a great effort and after years of hard moral training. Now, you swallow two or three half-gramme tablets, and there you are. Anybody can be virtuous now. You can carry at least half your morality about in a bottle. Christianity without tears–that's what soma is."

Первый и последний раз он мысленно пожалел её. Он сказал задумчиво:
– Если бы Вы попали в монастырь, Вы бы стали святою; если бы Вы жили во времена Сафо, Вы бы служили Афродите, как Билитис. А теперь я не знаю, что из Вас получится, Алина.

а с другой стороны - зачем? медленно ехать по ограничению скорости со всеми остальными?
лучше, наверное, хотеть дорогую яхту. на ней больше шансов разогнаться. хотя как-то мысль о яхте не так возбуждает.
ладно, начну, пожалуй, с дорогого нижнего белья.

сижу и сьеживаюсь в комочек от понимания того, что скоро у меня заберут "свободу". свободу ничего не делать и часами бродить по дому, вылизывась как кошка. я знаю, я снова привыкну... но остановись, мгновенье... ты прекрасно

и может тогда я пойму, чего же мне надо хотеть.

"кто тебя создал такую, я гляжу и взор ликует..."
да уж, недаром говорят, что влюбленная женщина прекрасна. стыдливый румянец на щеках, робкий взгляд, - покорять и покоряться!
эй, мужчины с золотыми голосами, спойте чтоли!
а я буду таять... от слов, от пылких взглядов, протягивать ручку для поцелуев...

прихожу к выводу, что надо находить время, чтобы жизнь организовывать. сама она как-то стремится улетучиться, спрятавшись за работой, делами и хлопотами. а ведь так приятно, когда удается затеять веселый праздник, окружить себя вниманием, вытянуть из себя что-то ново-очаровательное.