Говорили же мне: не мечтай о горе недоступной!

Я дерзал и мечтал. И по новой попытаюсь взойти...

Год без пальцев,

А за прошлую попытку лишился и носа, и ноги.

Научился ходить на деревяшке. А гора вновь смеётся

Надо мной.

Перепробовал разные к вершине горящей маршруты,

И по старым следам мне останется сейчас восходить.

Праздник раз в год... Почему бы не праздновать вечно?

Есть и другие, что раз в пролетевшую жизнь.

Ну, а бывает

Что отгремел, только с жизнью твоей не совпал.

Праздников много. На будни зачем-то похожи,

В вихре забот.

Вновь примеряю дежурного клоуна маску,

И на арену за хлеба кусок выхожу.

С кем я только по дороге не братался...

С казначеем государевым, с царём,

С нищим жалким,

С палачом и с вором, с каличем ночным.

Только роли поменяли очень быстро

В вихре дней.

Странник вечный, кем ты был на той неделе?

Да ведь ты почти все маски перебрал.

Я думал — давно наступила бегучая полночь...

Но вышел к окошку — закат не начался ещё.

И времени много.

И много чего мне до ночи успеть предстоит.

И в тёмный подвал проявлять фотоснимки спускаюсь

В кровавых лучах,

Что верно отснятое утром хранили на память.

Но смазано что-то, а что я и сам засветил.

Сиди, огонь, в заветной тесной топке

И не пытайся уничтожить дом.

Ты мне полезен,

И прочь не рвись. Я всё-таки слежу.

На лист стальной не плюйся угольками,

Не суй язык

Сквозь щели на седой печной заслонке.

И смерть несёшь. И мне даруешь жизнь.

То ли рано дожди, то ль напротив, они слишком поздно...

А без этих дождей на планете, как видно, нельзя.

Серой тучей

Подвесной потолок провисает под крышей небес.

Обещается мастер прийти, разобрать до квадрата,

Снять каркас,

И представить на радость живущим омытую крышу,

И когда-то придёт. А пока заряжают дожди.

Странное счастье, и странная любовь получилась...

Тысячи вёрст между нами, и столетия лежат.

Ночь на исходе,

Тает при свете зари невесомая душа.

Что нам слова? Мы давно уже глухие и немые,

Слепы к тому ж.

Танец недолгий, без музыки, без прикосновений,

Странно счастливых и странно полюбившихся душ.

Восседает рыбак на льду у заветной лунки...

В беспощадный мороз, и талой коварной весной.

Стал морщинист и сед, а бывал задорным и юным,

А товарищи все почти сошлись с глубиной,

Уходя под лёд. А ему везёт беспощадно.

Ни одной рыбёшки за все года не поймал.

Вот товарищи, тех, что нет, ловили, и складно.

Оставляя легенды во льду круглый провал.

Пылают рекламы во мраке тяжёлом, полуночном...

Холодная осень вступила над городом в права.

И звёзды на лужах

Растянуты коркой, сверкающей сегодня едва.

И нет никого. Промерзать никому неохота,

Считать фонари.

Торопится автобус, от жизни бродячей усталый,

И хочет к автостанции дальней поспеть до зари.

  Всё не так. И всё некстати... Значит, надо тихо запалить листок своих заветных планов, и мечтаний, поглядеть, как яркий трепетный огонь бумаги тело в серый пепел обращает.

  Дальше будет всё иначе. Доставай скорей листок, и ручку в зубы, и пиши, о чём по новой ты мечтаешь, что теперь решаешь сделать, и какие нынче цели будут видимы для глаза.

  Хоть твердил усталый брокер: покупай, что подешевле, за бесценок, а потом цена подскочит, будешь сытый и богач. Да только брокер этот нынче нищета, и под забором.

Что ты хочешь от меня, престарелая бродячая собака?

Не бродяга я, только вот в лачуге шаром покати.

Пол-картошки,

Да сметённых со стола хлебных крошек набито в горсти.

Ты не станешь есть такое, бродяги привередливы нынче,

Мяса ждут.

Поищи у других. У соседей дома побогаче.

Ну, а мне возвращаться в мой хлипкий и призрачный уют.

Вроде хранит нас летучая дивная осень...

Вроде тепло и светло, даже сухо пока.

Тянет

Клин журавлиный, последний, скорей на юга.

В летней одежде закаты всё раньше встречаем,

В сумрак встаём.

Жёлтые листья с деревьев давно облетели,

Но надвигается летний, раскатистый гром.

Я пока что нахожу во льдах дорогу...

Перемычки. Полыньи. Змеится след.

Скоро встанет

Вал торосов, загораживая свет.

Ездовых собак готовая упряжка

Часа ждёт.

Но пока идёт потрёпанный корабль,

Раздвигая мятым носом хрупкий лёд.

Неси же меня поскорей, беглых стрелок дорога!

Кому-то просёлки, кому ширина автострад,

Кому-то с оплатой,

Кому бездорожьем лесным, он и этому рад,

Кому-то накатанный зимник, что к лету растает.

А мне ширина

Витых перекрёстков, и тишь городских закоулков,

И лет промелькнувших по стороны обе стена.

Ищу билет, куда закрыты рейсы...

Где полоса разобрана давно,

Отселен город,

Что раз сверкнул в минувших дней кино.

И та земля затоплена морями,

Там рыб не счесть.

Но каждый день к заветному окошку

Я вновь иду. А вдруг билеты есть?

Я хотел изумруды. А мне предлагают стекляшки,

Что сверкают приятно, и сущие стоят гроши.

Вместо ратных доспехов

Мне камзол подают, что батистом и шёлком расшит.

А копьё мне садовыми ножницами заменили,

Мол, пойдёт.

И гостиничный номер предстал мне и кровом, и домом,

Где пытаюсь укрыться от бед и душевных невзгод.

Старый горожанин приезжих зовёт деревенщинами,

Что не умеют дороги оживлённой перейти.

Меченое

Носит кольцо, не снимая, у себя на груди,

Где по минутам вся жизнь в этом городе расписанная,

Кто он, и что,

Где от рождения буквы и знаки нанизывали.

Где у приезжего будет вместо знаков решето.

Тьма,

Ночь.

Льёт

Дождь.

Дом

Сух,

Стук

Глух.

Кто

Ты,

Из

Тьмы?

Друг,

Враг?

Тишь.

Мрак.

Текут беззаботные воды, но друг с другом не смешиваются...

И разные по цвету, и несхожи меж собою на вкус.

Проплешинами

Сверкает плавучих коряг непоседливый груз.

Текут эти воды по единому руслу проточенному,

Несутся в морях.

То сквозь океаны, то жмутся побережий обочинами,

Но цвет сохраняют, и с истоков захваченный прах.

  По древним архивам, по старым забытым домам я ищу цепь следов непрерывную предков...

  Но что-то связать не могу, там сплошные обрывки, что мне в непрерывную нить не управить никак. И десятки таких разноцветных кусков повисают на мне, ожидая момента.

  На что-то надеюсь, на некий неведомый знак, что разгонит всю тьму, и увяжет обрывки.