Хотел послужить? Обратись в разметаемый пепел.
Как нынче леса превратились в болота и степи,
Немного тот пепел послужит и людям о хлебе,
Украсит светильник в забытом искромсанном склепе.
Но пришлый народ простоватый, недюжинный, крепкий,
Пески понесло, и опять уползают телеги,
И снова пылают леса, год за год, век за веком.
Колодцев засохших темнеют пустынные слепки.
По жизни нас ведут экскурсоводы...
Здесь каждый камень по сто раз распродан,
Один и тот же выученный слоган,
И на маршрутах сухо и безводно.
Здесь ни на шаг не отойти с прохода,
Не разглядеть чудес простых природы.
Как будто на заказ идут погоды.
И все мы сотню крат вокруг свободны.
Постараюсь очнуться от древней, тяжёлой болезни...
Натянуть свой тулуп перешитый, местами облезлый,
Проложить понемногу следы по снегам поднебесным,
И окончить на этом свои лебединые песни.
Но пока что в бреду, будто я вот ни разу не трезвый,
Мне пока всё равно, что случится со мной, если честно.
Старый чайник фарфоровый нынче не сдюжил и треснул,
Пересохло во рту. Чёрный призрак у старого кресла.
Надо скорей до вечера уложиться...
К вечеру свалит новый приступ огня.
В деле горят кастрюли, топор и спицы,
Времени краткого вечности не ценя.
Ближе болезни приступ, солнца глазница
Ниже в закатных тучах, песчинки текут.
Надо успеть в постель потеплей завалиться,
Прежде, чем скрутит тело сетями пут.
Пора отвыкать! - опять санитары шепчут.
Уже не плавать тебе в ледяной воде,
И шубу пора надевать плотнее и крепче,
Минут по пятнадцать в парковой пустоте.
Забудь о походах, что враз здоровье калечат,
О снежных вершинах забудь. И дома сиди.
И в доме холодном я снова поставлю свечи,
Что был только частью трепетного пути.
Мне пора в дорогу... Часы говорят, что рано.
Ну, отстали. С кем не бывает на этой земле?
Календарь до даты в кружочке пока не рваный,
И в заветной печи поленья ещё не в золе.
Я давно на вокзале. На этом перроне странном.
Только поезд мой нескоро ещё придёт.
И пока что здесь. Но мне кажется, что за гранью.
И рука не трогает тихий небесный свод.
Нынче богач мудреца в нищете упрекает...
Если умён, почему не богаче меня?
Или судьба отвернулась, стащила кривая,
Золота в старом твоём кошельке не храня?
— Сгинет заветное золото трепетной стаей,
Если с монетами жизнь не изымут твою. —
Так отвечает мудрец, мятый бок потирая,
Глядя, как мелкие пташки по веткам снуют.
Кто ты, тайный, кто опять звонит ночами?
Тот же номер. И молчанье в ответ.
Поясни, тот первый раз, он был случайный,
Или всё-таки ты знал, куда билет?
Снова утро. Петухи опять кричали.
Наваждение с рассветом отошло.
То же самое, что было и в начале,
Очень крепкое прозрачное стекло.
Как много побито чаш памятных, незаменимых...
Но свыкся с потерями. Как-то на свете живу.
Всё тот же подснежник весной расцветает, ранимый,
Недели прошли. Ветер треплет густую траву.
Пытаюсь цепляться за вечность. Мусолю огниво.
А жизнь умирает, потом возрождается вновь.
И вроде бы мудрость в толстенных, упрятанных книгах,
Но жизнь объясняет доходчиво, кратко, без слов.
Давно мечты искристые угасли...
Но есть мой дом. И есть в мешке мука.
Что впереди, теперь совсем неясно,
Рассвет всё позже. Но горит пока.
Закончился поток лихих напраслин,
Теперь на лавке день-деньской ворчу.
Но загоняет в дом холодный пасмур,
И требует скорей зажечь свечу.
Я ничем не приметна. Но вот обитаются люди...
Нет жары беспощадной, и холода дикого нет.
В середине орбит, в тишине неизломанных судеб,
Где умерен горячего Солнца пылающий свет.
И по мне о планетах других, как мерке, осудят,
По привычке, что людям впиталась за много веков.
Вроде лёгок мой путь, а быть может, немыслимо труден,
И свобода всего только цепи домашних оков.
Я отдаю тепло... Да кому это нужно?
Лихо вскипает звезда внутри у меня.
Гасит тепло надёжный метановый кожух,
Нету сильней ветров на любой из планет,
Падают в океан гроздья алмазов.
Но никому пока их достать не пришлось,
Очень далёк отзвук короткого зова:
Это Земля малая так говорит.
Не очень легко всю жизнь провести лёжа...
Да как-то привык на орбите своей давно.
Несильно тревожит лучей солнечных жало,
Растянуты дни и ночи в земные года.
Я холоден, говорят. Холодней не бывает.
Другие планеты больше тепла дают.
Но тянутся сквозь облака нынче капли лета,
А фляга для капель снова почти пуста.
Я из кратера старого вижу тихие звёзды...
Повернётся Земля, и я вместе с ней повернусь.
В небесах полночных комет пролетающих диво,
Я же псом дежурным сижу в своей конуре.
Здесь высокие горы, холод, и воздуха мало,
Только я не дышу, и холод мне не грозит.
Только штормом резвым могу быть внезапно сломан,
Но штормов тут нет. И звезда подмигнёт хитро.
Ждёт астроном ясной ночи над звёздною башней...
Только дожди и снега бесконечно идут.
Днями горячие Солнце да ясное небо,
Вал грозовых облаков на закатном пути.
Солнечный свет наблюдать бы. Да линзы другие
В старом большом телескопе для Солнца нужны.
К полночи лужи сливаются в бурные реки,
Струи дождя заполняют небес вышину.
Раскрываю старый томик понемногу...
Пропасть лет. А всё ещё не дочитал.
Изменился надо мною неба купол,
Незаметно горы выросли вдали.
Не узнать растений, не узнать животных,
Нет зеркал, чтоб самого себя узнать.
Зажигалка есть. А может быть, огниво.
Но не видно перемен в моём саду.
Пожалуй, что крысы останутся после потопа...
А нет, человеки, пожалуй, живучее крыс.
Гляжу, как из прорванных труб вниз летят водопады,
Да сорванный вентиль ещё продолжает висеть.
Ворчу, что с печным отоплением было бы лучше,
Пока не случился от искры случайной пожар.
Но холодно как-то немного становится телу,
Нытье философское дальше продолжить слабо.
Что той деревне до лихих галактик!
Там миллиарды лет недавний срок,
Лет световых километраж там тикал,
И взрыв сверхновой там хлопку сродни.
Таким масштабом и живёт деревня.
В обсерватории профессора
Рисуют ручкой на истёртой парте,
Потом в восторге от таких красот.
Если б был океан водяной, безграничный, вселенский,
Я бы в нём не тонул. Только в космосе петли орбит...
Может, стану звездой, если массы мне ветер докинет,
Но не смог стать ей в прошлом. На новый умчался виток.
Здесь дожди из метана, моря и бегучие реки,
Ну, а если вода, то на спутниках скрыта моих.
И они, словно узнику вечному тяжкою гирей,
По приказу судьи на лодыжке замкнулись хитро.
Тянутся сутки дальше и больше года,
Солнце на небе вдруг повернуло вспять.
Нынче мне два восхода и два захода,
И пролетевших веков мне не считать.
Жарит горячее Солнце. Да слишком близко.
Ты не увидишь меня в пылающих лу...
Только теперь тенью ползу по диску,
Словно паук, что держит свой путь по стеклу.