.
[700x525]

.
[480x640]

бумажные птицы загораются, приближаясь к солнцу, как верхушки осенних деревьев на рассвете, от этого огня дети делают свой первый толчок внутри, будя своих матерей, и слышен звон упавших каштанов на асфальт спящего города.
и я выкрикиваю одно слово в это горящее небо, одно слово, но как в ужасном сне, ни один звук не слышен. одно слово, которое, возможно, спасет тебя, я повторяю его днем и ночью.

/тут появляется белый оренбургский платок и накрывает спящий город, сквозь него тускло просвечивает рассветное осеннее солнце/

наступила зима.

[640x480]

нутро

Бог снова внемлет ко мне, как только может...Сегодня утром в моем окне застряло это:
[640x480]
p.s. Тема мух, заваливающихся домов и прочего трэша в моей жизни еще не раскрыта

[640x480]

Она почему-то работала водителем трамвая на пригородном маршруте. В пути она ела шоколадные конфеты, а фантики от них выкидывала в окошко. А по ночам ей снились нескончаемые рельсы, которые переставали быть параллельными, а становились перпендикулярными, и ей приходилось угощать их своими шоколадными конфетами, чтобы они снова встали на свои места. Звали ее Вера.
Верочка была очень аккуратной. Ее рабочая жилетка была всегда ослепительно оранжевой, а ноги всегда побриты. За это ее все любили и всегда хотели что-нибудь ей сказать, когда ехать в трамвае становилось скучно. Она молча слушала и сосредоточенно жевала свои конфеты.
У Верочки не было мужа, но был любовник. Звали его Алик. Очень хороший таджик, гастрабайтер, с очень доброй улыбкой. Познакомились они, когда Алику надоело заметать Верочкины фантики и он подложил ей на рельсы кирпич.
У них даже была любовь, такая трогательная и нежная. Они тайком от всех менялись своими оранжевыми жилетками, в знак своей загадочной любви и знали об этом только они одни. Да и никому их маленькие секреты не были нужны.
Алик часто ночевал у Верочки. Одним осенним вечером в дверь постучали. Это был участковый, бывший Верочкин любовник - Сережа.
Молча открылась дверь, Сережа молча прошел в кухню и сел на табуретку. Он стал осматривать знакомую до мелочей кухню, как будто оказался тут первый раз. Верочка стояла рядом, молча, совершенно молча. Сережа покачал головой, глядя на вздувшиеся стены, черный заплесневелый потолок, облупившиеся трубы отопления и притягивая Верочку к себе, сказал:
- Ну давай, давай я сделаю ремонт, будем жить…а? Устрою тебя куда-нибудь…а? Ну зачем тебе этот дворник?
Вера не нарушила молчание. Отошла. Сережа молча встал и прошел в комнату. В углу на полу сидел испуганный Алик.
Сережа склонился над ним:
- Ну что, вставай! Документы, вещи и пошли.
Через пять минут Верочка одна молча плакала, сидя в углу на полу.
Через неделю Алика депортировали в родной Таджикистан. Спустя еще неделю исчезла Вера.
Говорят, что она уехала в Таджикистан, за Аликом. И теперь они живут высоко в Памирских горах, пекут ароматные хлеба и смеются над этой пыльной жизнью.

[640x480]

Надежда...
[480x640]

Там, где я чувствую твое тепло и куда вывалюсь из каменных джунглей, где смогу переступить и простить всех, где меня укроет сирень, где слезы не будут обжигать лицо, там ждут уже мои сны, но меня все нет...
А я застряла в обстоятельствах, в принадлежании и лживых искрах жизни. Вот доиграю очередную партию с Богом... Дождешься ли?
И будем жить, как те, кто умрет все равно... где ослепляют желтые поля цветущей гречихи и волны переберают камни на нашем пути в Рай. И вино не будет злом, и блаженство не будет пороком. Ты будешь у меня, а я у тебя - все наше богатство...

ассоциации с одессой...

Я ненавижу этот дневник. Какое-то иллюзорное прошлое держит меня за горло. Я разрываюсь, я отрываюсь и располосовываю себя. Лишь постарела на три жизни, мой каждый вздох в три раза тяжелее...Меня несет по выбеленной земле - душой ли телом...
Я отдельна от своего прошлого - мне больно, одиноко, жалко - ничто уже не соеденит - ни время, ни рельсы, ни мысли. Ненавидьте и будьте равнодушны, любите себя, молю.
Я пустое зерно.

Настроение сейчас - как всегда
В колонках играет - старое и любимое

С огромной скростью лечу в темноте. Я уже из стали и камня, но пока еще по прежнему хочется есть. Поздравляю себя с некоторыми успехами, но все таки сдержано...Иногда чувствствую себя Богом или кариатидой, но это, наверное, уже болезнь. Больше ничего не чувствую (это потому что из камня и стали...), не чувствую, что наступила осень и как ты плачешь по ночам...Когда я строила свои палны, я забыла, что могу просто устать, что жизненный сок мой может истечь, забыла...И так хочется сказать: "Простите меня..." да не кому... А теплые огни светят так далеко, что это уже Другой свет...

Даже нету мыслей, все сожрали, всему конец...
Я.

Здравствуй, мама, опять не очень...как трудно быть хорошей дочерью...
Да уж, сегодня и я не буду ночевать на Савеловском вокзале, потому что я взяла свой счастливый билет и теперь знаю куда поеду дальше...
А пока скажу, что жизнь - справедливая штука, что ни говори! Вокзалы сменяются мостами, а полеты - асфальтом...
Правда, тут бегают мыши и тараканы, в поисках свободных голов, но меня еще обходят (просто занято...). Сегодня снова пыталась отрезать себе палец, но стало невыносимо больно и я его оставила. Теперь прийдется ловить чужих мышей.
Пожалуйста, вышли свежих газет - по ночам бывает холодно. А я тебе вышлю свои воспоминания...бандеролью. Лови!
Иногда мучает мое хроническое одиночество, но это ничего...

В колонках играет - Я говорю тебе: "Ты дрянь! Маленькая дрянь"

Не важны названия улиц, ведь сны одни те же...Только другие голоса...
Что вы теперь там делаете? Я знаю, бросаете курить, но не можете. Начинаете новую жизнь, но не получается. Читаете книги, но не понимаете, что читаете. Лечите раны, но оно появляются снова.
А я то же самое, но только с закрытыми глазами, наощупь...Мне то нечего терять, только себя...
А в остальном пустота, глухая, черная пустота, зияющая стразами...

Целый день собирала грибы.

"Радостная смерть"
[640x480]