Я уже почти неделю переживаю за Олю. Даже голова болит всю неделю. Когда читаю новости о ней, еле сдерживаю слезы и скорее потому, что ее эта неприятность заставила столько сердец встрепенуться, объедениться...объедениться в одной молитве. Восхищает такой поток сострадания и любви. Это так удивительно! Это так прекрасно! Велики и чудны дела Твои...и не поймешь сразу почему и что в жизни происходит именно так и не иначе...
Одиночество в моей жизни всегда ведет себя своенравно – когда хочет – появляется, когда не хочу его – всюду сопровождает. В целом мы привычны друг к другу и хорошо ладим, я совсем не жалуюсь на одиночество.
Но занимает то, что эти периоды одиночества подчиняются неизвестным мне законам. В какой-то миг люди вокруг исчезают, растворяются, и их больше нет… Со временем их сменяют другие люди, жизнь разворачивается другой стороной и всё меняет свой ритм. Потом снова период пустоты и ожидания. А вдруг никто ко мне уже не придет, вдруг уже никогда не возникнет взаимной симпатии и интереса, и мне не доведется испытать радость искренней дружбы? Я особо никогда и не умела «дружить», поддерживать общение, как-то получалось само собой. Но все же тут действует что-то сильнее меня и не зависящее от моей воли. Просто, именно так складывалось всегда, всю жизнь. Наверно, во мне что-то меняется так кардинально и совершенно незаметно для меня.
Так…просто скучаю немного…
В Херсонес мы попали ближе к вечеру, незадолго до начала пасхальной ночной службы. В этом году этот праздник совсем не коснулся меня, возможно, впервые. Я не чувствовала величия праздника, не была озабочена милыми приготовлениями к празднику и совершенно не жалею об этом.
В тот день было тихо, тепло и туманно. Весь древний город был молчалив и умиротворен. Море уходило в бесконечную туманную даль.
Мы долго бродили по тропинкам, разговаривали со случайным попутчиком, который помог нам сюда добраться. Кажется, говорили о муравьиных фермах и его студенческой жизни. Совершенно слиться с атмосферой покоя и созерцания этой древней тишины не давала снующая везде милиция и охрана, на службу в храм должен был приехать президент...Я, почему-то, была благодарна всему, мне было спокойно и хорошо. Потом я поняла, что это было такое тонкое неуловимое чувство, которое у меня иногда возникает на Пасху…одухотворенности и тишины.
Что-то очень мне знакомое...Созерцание с ноткой печали...Откуда, откуда в этом величии природы есть это светлая грусть? Вот и японцы это подметили.
Статья на память
Моно-но аварэ (яп. 物の哀れ?, «печальное очарование вещей») — эстетический принцип, характерный для японской культуры начиная с периода Токугава. Возник благодаря группе ученых и поэтов Кокугакусю на волне патриотических настроений, возобновления интереса к синтоизму. Наиболее характерные проявления моно-но аварэ встречаются в литературе, но в общем принцип применим ко всей культурной традиции Японии (см. ханами)[1].
В классической традиции эмоциональный отклик похож на чувство заворожённости явной и неявной красотой вещей и явлений, с обязательным оттенком беспричинной грусти, вызванной чувством иллюзорности и бренности всего видимого[источник не указан 234 дня]. Точного определения моно-но аварэ не может существовать, так как попытка выразить глубинные чувства словами может быть только относительной, способной лишь намекнуть на происходящее, пережить которое каждый должен сам.
Слово «моно» (яп. 物?), дословно «вещь» — это всё, что может вызвать аварэ. Сэй-Сёнагон в своём романе «Записки у изголовья» пишет: «Наступил рассвет двадцать седьмого дня девятой луны. Ты ещё ведёшь тихий разговор, и вдруг из-за гребня гор выплывает месяц, тонкий и бледный… Не поймёшь, то ли есть он, то ли нет его. Сколько в этом печальной красоты! Как волнует сердце лунный свет, когда он скупо точится сквозь щели в кровле ветхой хижины!»
В другом месте «Записок у изголовья» Сэй-Сёнагон пишет:
«Мне нравится, если дом, где женщина живет в одиночестве, имеет ветхий заброшенный вид. Пусть обвалится ограда. Пусть водяные травы заглушат пруд, сад зарастет полынью, а сквозь песок на дорожках пробьются зеленые стебли…
Сколько в этом печали и сколько красоты!
Мне претит дом, где одинокая женщина с видом опытной хозяйки хлопочет о том, чтобы все починить и подправить, где ограда крепка и ворота на запоре».
Изменчивость и непостоянство тоже могут вызывать очень сильные чувства аварэ. Юмэмакура Баку пишет об этом в романе «Омёдзи»:
«Расскажу о странном человеке. Расскажу о человеке, похожем на плывущее по ветру облако в пустом ночном небе. Облако появилось во тьме, мгновение, другое — а оно уже изменилось, но эти изменения можно увидеть только если пристально вглядываться. Это должно быть то же самое облако, но кто поймет, какой оно формы…
О таком вот человеке я расскажу».
Татьяна Григорьева об аварэ: «Слово „аварэ“ встречается уже в «Кодзики», в концовке одной нагаута: «Соно омой цума аварэ!» (яп. その思い妻哀れ?, «Как прелестна моя супруга!»). Поначалу аварэ просто выражало восторг, о чем и говорит Хисамацу в «Истории японской литературы»[источник не указан 234 дня]: «Во времена „Манъёсю“ аварэ означало лишь чувство взволнованности, растроганности! Оно пока не олицетворяло идею прекрасного, эстетической концепции». В период Хэйан аварэ стали понимать как гармонию мира[источник не указан 234 дня].
Постепенно аварэ становится принципом художественного мышления, главным эстетическим требованием, предъявляемым к произведению искусства. Если произведение не содержит моно-но аварэ, оно не истинно. Мурасаки («Повесть о Гэндзи») простили бы отступление от правды характера, от достоверности образа, но не простили бы погрешности против вкуса, не простили бы отсутствия изысканности[источник не указан 234 дня].
Хисамацу перечисляет[где?] четыре разновидности аварэ: красота душевного движения, красота гармонии, красота печали и красота изящества. Дух моно-но аварэ, по мнению Хисамацу, более всего выражен в моногатари. Главная цель моногатари — передать моно-но аварэ. Этим они отличаются от конфуцианских и буддийских книг. Моногатари — не способ преодоления заблуждений, достижения сатори, что является целью буддийско-конфуцианского пути. Повествуя о мирских делах, моногатари не поучают добру и злу, а подводят к добру, выявляя моно-но аварэ.
В известном японском энциклопедическом словаре «Кодзиэн» об аварэ сказано: «Моно-но аварэ — ощущение гармонии мира, вызываемое слиянием субъективного чувства (аварэ) с объектом (моно). Оно может означать изящное, утончённое, спокойное — то, что открывается в момент созерцания. Моно-но аварэ достигло завершения в хэйанской литературе, и, прежде всего, в „Гэндзи-моногатари“, но прошло через всю нашу литературу».
Испытываю острую необходимость писать...хоть что-нибудь:) Единственное, что меня по настоящему возвышает, вдохновляет и даже заставляет быть счастливой!
Спасибо, что есть интеренет, куда я могу свой порыв выплеснуть, не боясь, что сейчас меня перебьют и начнут говорить сами!
На самом деле я пишу, каждый день... Я этому тоже очень рада, но пишу очень специализированные тексты, где нет ни малейшей возможности проявить творчество. Ну хоть так, я этому тоже рада и благодарна этой работе. Благодаря ей, я полюбила украинский язык, так как использую его в работе, стала интересоваться украинской литературой и вообще пришла к мысли, что в Украине все должны ("должны", конечно, не то слово...) говорить и любить свой язык и культуру.
С каждым днем все дальше меня уносит поток времени от тех счастливых дней, которые мне довелось провести в прекрасном доме, на 16-ой ст. Б. Фонтана.
Пытаюсь мысленно вернуться в то состояние, что там переживала, но все сложнее...Мой мир сейчас стал более жестким, напряженным, каким-то твердым...
Нет тех окон, в которые я глядела часами, нет той поглощающей вселенную тишины, нет уж той меня...
Теперь мир замер в ожидании. Мне надо ждать, как будто заело механизм...И я все жду, жду, жду...совсем не знаю чего. Нет цели, нет идеи...начинаю невыносимо тосковать от этого всего, но куда двигаться - не знаю. Ничто не привлекает, ничто не интересно. С людьми скучно, одной - тревожно, фильмы предсказуемы и затянуты, книги разочаровывают.
Постараюсь писать, хоть каку-нибудь ерунду. Мне необходимо писать каждый день.
Период осознания и принятия собственной неуникальности и конечности...
Как сложно принять свою серую природу! Я всегда себя утешала: "Но я то...я то не такая, со мной все по-другому, у меня все иначе". Наверно мир увлекается кумирами, фильмами, архитектурой и прочим, потому что это символ, надежда на незабвение, на уникальность, внимание, на память о тебе даже после смерти. Мы проецируем себя на них, их на себя...
Я знаю некоторых людей, которые мечтают стать фотографами, драматургами, архитекторами...Пока работают на какой-никакой работе, далекой от их целей, но внутри лелеют свои мечты и даже что-то делают для этого. Я и сама упиваюсь интервью писателей, их рецензиями, мыслями...Мне хочется писать, понимать что-то про мир, про жизнь, быть умнее большинства. Но вдруг меня осенила меня мысль, что это такое проявление желания увековечить и выделить себя, доказать себе и другим, что ты не зря, не напрасно, что ты не серая масса, которая угрюмо едет в маршрутке домой после работы... Все это только про себя, только для себя.
А потом идешь по кладбищу в дождливый день и перед тобою поле памятников людей, о которых скоро и не вспомнят их потомки - уж слишком далекой была их жизнь, их мечты, их страхи о своей значимости...Они уже никто, память о многих уже стерта.
И я такая же серая масса, я несомненно умру и вскоре мир забудет меня. Ничего от моей ежедневной рутинной работы не останется. Мои вещи выкинут...И это же постигнет всех ярких девиц, которые ходят по весенним улицам, хипстеров, рокеров, грузчиков, благодетелей и эгоистов...
Самое трудное сейчас - принять свою жизнь, маленькую, обычную… желтенькую.
Рядом летает маленькая мошка...откуда она взялась в такие морозы?
А я смотрю, как протекает мой день...Расплывается по офису, по клавиатуре... Он в стаканчике с карандашами, на подоконнике, среди бумаг, в самых дальних углах он тоже. Он еще дома, в моей комнате, он станет уже темно-синим, когда я зайду в свою комнату и включу там тусклый свет.
Я помню так мало дней из своей жизни. И этот пройдет и встанет за спиной у другого такого же, вчерашнего. И даже по этим описаниям я его не смогу вспомнить, в памяти всплывет какой-то общий, комбинированный из разных дней обычный мой день. Рутинная работа, холодный трамвай, обычные мысли, обычные слова.
Целый день хочется рыдать. Хочется выплакать весь этот день в ладони и в каждой слезинке его рассмотреть. Пусть он не проходит никогда.
пишет мне сегодня мой друг на то, что что у меня уставшее и неважное настроение:
"Вспомни, что у тебя есть я и теоретически должно стать лучше...".
И вот думаю, нормально ли, что люди вот так вот считают, что их наличие должно осчастливить другого? ну вот я бы так никогда не смогла сказать другому, ему даже. я не считаю, что его наличие есть залогом моего счастья.
почему? почему?
почему, я считаю, что отношения, это работа, это труд и только потом радость и счастье. ну, что не обязательно каждому быть в паре. это как бонус к твоей жизни. а счастье и так должно быть, человек как бы должен быть самодостаточным.
В моменты самопроизвольного расширения сознания вся жизнь переключается на slow motion и можно подсмотреть в щели времени, за собственную спину, когда не смотришь.
Полнейшая свобода и вседозволенность отвращают мой ум и сознание от жизни. Все реже, почти никогда, мне доставляют удовольствие хорошие тексты, тихая музыка, короткие фильмы.
Все больше я ухожу в ничто, в пустоту, смотрю в окно. Но все таки ощущаю не совсем полную бездарность собственной жизни, когда есть рядом разной степени буддисты, которые одобряют это и поощряют стремления.
Но все это в моем уме. Сама я все реже двигаюсь. Полнота жизни в движении. В драке портфелями после уроков за школьном дворе, в беге за трамваем, в подпиливании деревев весной...не важно. Я мечтаю об этом.
Я мечтаю о мечтах. О простоте, об отдавании, о любви. Наверно, ничего важнее нет.
Засела мысль сделать генетический анализ на определение принадлежности к этнической группе или как-то так...не знаю..или на определение национальности. Чувствую, как во мне пульсирует генетическая память, только не пойму о чем она:)
Мож кто знает, у нас делают такое?
Я так давно не была так счастлива. Я знаю, что это всего лишь обман, что моя работа - в печали - я так быстрее становлюсь больше, но сегодня я тону в счастье. Да и не только сегодня. Я тону в этом лете. Я трогаю пространство рукой. Я в нем и вне него. Я разрешаю быть горю и быть счастью.
Я стою возле моря. И эти волны как-будто перемалывают все, что было. Вверх и вниз, вверх и вниз, вверх, низ...Мой милый друг, лишь память о тебе не проходит. Три года я оплакиваю тебя.
Мне хочется рассказывать о себе, но почти никогда я не делаю этого. Мне так хочется сказать, что я умею любить весь мир, что я умею спасать и что могу уничтожить, меня можно бояться по настоящему.
Вдруг в скайпе позвонила подруга...Она сейчас в Хайфе. Сидит в ночном горячем баре, глушит какой-то алкоголь и курит, курит сигареты. А я вглядываюсь за ее спину...меня манят те южные огни и гогот посетителей. И она хохочет с ними и говорит, что евреи ей нравятся больше, чем турки. Я говорю, что мне - тоже.
И что-то так в сердце защимило от Желания, которое я ищу со своим психотерапевтом уже месяц. Желания оказаться там. Пить, курить и неприлично ржать. Горячие, южные, липкие ночи, иллюзорная свобода. Я так хочу туда.
Памятка интроверту. Нуждается в пополнении.
1. Люди любят, когда с ними разговаривают.
2. Когда у людей спрашивают о их делах, они считают, что они тебе небезразличны.
3. Если ты хочешь увидеть человека, ему следует позвонить/написать. Скорее всего, тебя не пошлют. Матом, по крайней мере.
4. Когда у тебя спрашивают о делах, можно рассказать хотя бы частичную правду о положении дел, не думая при этом, что выдаешь секретную информацию потенциальному агенту иностранной разведки.
5. Если ты хочешь куда-либо пойти с кем-то, то этого человека следует позвать. Вероятно, он не откажется.
6. Если тебя куда-либо зовут, то тебя действительно хотят видеть. Встреча не является попыткой заманить тебя в ловушку.
АПД;
7. Заглядывать в душу можно и к окружающим. Себя всегда успеешь проанализировать, а вот потенциальные объекты исследований могут куда-нибудь деться... (с)
8. Если человек не общается с тобой некоторое время, возможно, это не из-за тебя, а потому, что он заболел, занят, работает (возможны варианты).
Стащила у кого-то там из френд-ленты...
Это цитата сообщения Варг_Лайано Оригинальное сообщение
Памятка интроверту. Нуждается в пополнении.
1. Люди любят, когда с ними разговаривают.
2. Когда у людей спрашивают о их делах, они считают, что они тебе небезразличны.
3. Если ты хочешь увидеть человека, ему следует позвонить/написать. Скорее всего, тебя не пошлют. Матом, по крайней мере.
4. Когда у тебя спрашивают о делах, можно рассказать хотя бы частичную правду о положении дел, не думая при этом, что выдаешь секретную информацию потенциальному агенту иностранной разведки.
5. Если ты хочешь куда-либо пойти с кем-то, то этого человека следует позвать. Вероятно, он не откажется.
6. Если тебя куда-либо зовут, то тебя действительно хотят видеть. Встреча не является попыткой заманить тебя в ловушку.
АПД;
7. Заглядывать в душу можно и к окружающим. Себя всегда успеешь проанализировать, а вот потенциальные объекты исследований могут куда-нибудь деться... (с)
8. Если человек не общается с тобой некоторое время, возможно, это не из-за тебя, а потому, что он заболел, занят, работает (возможны варианты).
Еще из того, что меня впечатлило за последнее время, расстрогало и вдохновило - так это документальный фильм, "Подстрочник" называется. Сидит себе на стульчике бабушка и все 15 серий фильма рассказывает, подперши голову рукой. Рассказывает, рассказывает, вроде бы просто о своей жизни. Да, удивительной жизни, но мало ли таких жизней бывало у представителей ее поколения?
Зовут эту трогательную бабушку - Лилианна Лунгина (кстати, мама Павла Лунгина, режиссера, который снял один из моих любимых фильмов - "Остров"). Ее особенность была в том, что она была интеллигентной еврейкой, впервые перевела и открыла для всех нас сказки Астрид Лингрен про Карлсона; открыла нам Бориса Виана (которого, я кстати, тоже обожаю) и много еще чего. Ее жизнь, как бы любопытсвующее восхищение интересностями мира, вроде и все, без крикливых выпендрежей (о как закрутила). Но как же она рассказывает, как трогательно, красиво и интересно. О детстве, молодости, зрелости, о ее знакомствах, о том времени, о страхе, о боли. Но как-то очень принимающе и с достоинством.
Мне ужасно нравятся такие люди. Они как-то по простяцки честны, умны, скромны, а главное, в них так много достоинства. Не могу перестать восхищаться.
В общем, всем советую, как минимум, для общего развития:)