[показать]
Переделываем, переделываем... ("Граф Дракула наш кумир, патамушто он вомпир!" (с) АЦЦКАЯ СОТОНА)

Какое странное чувство… Я открыл глаза и понял, что что-то изменилось. Во мне. Я не мог сказать, к чему относится это «что-то», но это было важно. Я вышел из комнаты в длинный, темный и пустой коридор. «Просто прогуляться», - мысленно успокаивал я себя, наощупь двигаясь в темноте. Дышать становилось все трудней, волосы липли к вспотевшей спине и рукам. Почувствовав, что не в силах сделать и шага, я опустился на колени. Невидимая, но хорошо ощущаемая сила давила на плечи. Я сел, прислонившись к стене, и закрыл глаза.

- Это было как… как зов, понимаешь?
- Вполне. – Как всегда, бесшумно, Лаэр подошел к камину, подбросил дров жадному до еды огню… - Луна!
- Луна? При чем здесь это?
- Жажда крови, вот при чем. Обычный вампиризм.
- Вампризм?! – я вскочил с дивана, на котором сидел с книжкой о магии на коленях, прошелся туда-сюда по комнате. – Обычный?!
Неожиданно горло свело судорогой – я закашлялся и замер, тщетно пытаясь вдохнуть.
- Вот-вот, - покивал Лаэр, наблюдая мои отчаянные попытки, - Вампиризм. И тебе придется выходить наружу, чтобы добывать себе еду.
- Я понятья не имею об этом, - вместо членораздельной речи я был способен лишь на этот жалкий хрип!
- Научишься. Здесь богатая библиотека.

Несколько дней я прилежно изучал вампиризм. Я надеялся, что все-таки смогу справляться с жаждой крови, как справлялся до сих пор, и хотел попросить Лаэра запирать меня по ночам где-нибудь подальше, но он настоял, чтобы я читал эти огромные книги в засаленных тысячами прикосновений обложках. И я, словно послушный ученик, поселился в библиотеке. Иногда, утомляясь кучей ненужных сведений из истории вампиров, я откладывал в сторону книги и с большей радостью открывал другие – магические. Мир магии был моим миром, но, кажется, он предал меня анафеме, потому что все мои робкие попытки выполнить то или иное заклинание оборачивались полным провалом. Может, Лаэр насмехался, когда называл меня колдуном? Кто знает…

- Ну что, колдун, чувствуешь себя вампиром?
- Нет. – Ответил я резко. Кажется, настал подходящий момент для того, чтобы сказать о моих планах. Но Лаэр не дал мне этого сделать:
- Уже решил, как убьешь свою жертву?
Я совсем не думал об убийстве. В библиотеке я подсознательно избегал этих сведений и не уделял им никакого внимания. И сейчас эти слова вызвали в душе настощую бурю протеста.
- Я не стану никого убивать.
- Но послушай…
- Я сказал - нет!
- Тогда я буду вынужден сказать тебе кое-что. – Тон его изменился. Я почувствовал, что Лаэр выходит из себя. – Пацифистом стал? С чего бы? Головой ударился? Хорошо, я напомню, Каваннах. Имена Кейден и Лиэнна говорят тебе о чем-нибудь? Ты убил десятки людей, и еще столько же погибли по твоему приказу. Почему бы тебе и сейчас не использовать свой чарм?
Чарм…
Я смотрел на него, не зная, что сказать в ответ. В сознании проносились тысячи картин - остановленных мгновений моей прошлой жизни… Тела, распятые на стенах. Лица, искаженные болью. Глаза, полные слез и мольбы. Словно фрагменты кинохроники о какой-нибудь войне. Столько людей…
- Что же я…
Я не чувствовал их боли, но моя собственная выворачивала меня наизнанку.
- Я ненавижу… ненавижу себя - такого… Ненавижу!
Я видел кровь и чувствовал запах крови, исторгнутой умирающим телом. К горлу подкатывала тошнота. Мир вокруг стал размытым. Я сделал шаг вперед, но внезапно пол поменялся местами с потолком, и я упал – чтобы вновь взлететь… Я открыл глаза, желая убедиться, что земля – по-прежнему земля, и увидел лицо Лаэра. Совсем рядом. От неожиданности я отпрянул назад, но продолжал смотреть в его глаза, точно зная, что этой ночью я пойду на охоту.

Это цитата сообщения Equalizer Оригинальное сообщение

[показать]
Вечер тёмным полотном опустился на серые городские крыши, стены и улицы. Моросил мелкий, осенний дождь, и случайные прохожие стремительно исчезали в провалах тёмных подъездов и дверях дорогих и не очень машин. Я шагал по пустой улице неторопливым шагом, наслаждаясь тишиной дождливого вечера, пустотой плохо освещённой улицы и ярким диском ночной хозяйки, то и дело скрывавшимся в рваном саване дождевых туч. Пыльный асфальт мыла дождевая вода, бежавшая ручейками под моими ногами и собиравшаяся в широкие лужи в неровностях земли. Усталые деревья склонили мокрые листья, капая дождевыми слезами вниз, словно оплакивая свою нелёгкую судьбу. Судьбу родиться не в то время и не в том месте. Я шёл, смотря чаще на пасмурное небо, чем под ноги. Вдруг, боковым зрением, я увидел неподвижную фигуру, лежавшую в дождевой луже на обочине тротуара. Наверное, очередной человек, опустившийся ниже уровня животного, презираемый другими животными, что проходят, равнодушно взирая на разложение чужой души… решил, было, я… но что то в его одежде привлекло моё внимание. Я остановился. Это был молодой человек, лет 20, хорошо одетый и гладко выбритый. Длинное, чёрное пальто, чёрный свитер с высоким воротником, тяжёлые, чёрные ботинки…это был один из тех, кого именуют готами, кому женщины долго смотрят вслед, пожилые люди крутят пальцами у виска и плюют на землю, кого мужчины провожают полными агрессии взглядами. Длинные волосы разметались по мокрому асфальту, под головой растекалась лужа жидкости более тёмной и тягучей, чем дождевая вода. Я склонился и, приподняв голову, осмотрел её. На лбу истекала кровью узкая, длинная рана, а вокруг образовался огромный синяк. Человек ещё дышал. Я достал свой носовой платок и приложил к ране. Гот с трудом открыл глаза.
- Как голова? – спросил я, придерживая его.
- Словно голова, по которой ударили арматуриной – он мучительно усмехнулся
Я поразился, даже в таком состоянии он шутил над произошедшим, не терял духа.
- Кто тебя так? – я достал сотовый и начал набирать номер скорой помощи, пытаясь разговором удержать его на этом свете.
- Можешь не вызывать врачей – он улыбнулся, проигнорировав мой вопрос, – к тому времени я уже отойду… в мир иной.
- Не говори ерунду! – я вызвал скорую помощь – скоро они приедут и тебя отвезут в отделение, где помогут…
- Неважно. Ничего уже не важно… - он начинал терять сознание
- Эй, погоди, как не важно?! Ведь ты должен цепляться за жизнь! – я закричал ему в лицо, и мой голос потонул в шуме ливня, разразившегося в этот момент.
Гот открыл глаза вновь – зачем?
Я не нашёл ответа, я не знал его… я и не искал его, до сих пор. Я просто жил, питаясь каждым днём, прогорая, словно одинокая свеча в пустой комнате.
Умирающий рассмеялся, он хохотал, захлёбываясь водой, что роняло небо, водой и кровью.
- ты не знаешь – он закашлялся – никто не знает, зачем мы пришли в этот мир, в этот океан скорби и море боли. Ты глупец, если думаешь, что жить стоит ради жизни. – он снова рассмеялся. Холодные ручейки стекали по моим волосам и, падая вниз, оставляли длинные следы на его бледном лице.
- но чем лучше смерть? – вопрос напрашивался сам собой и я почти прокричал его в лицо человеку.
- смерть… это избавление и познание. – он говорил всё тише.
Мне в голову пришёл ответ на его вопрос, ответ, показавшийся мне тогда единственно верным:
- Жить стоит ради совершенствования своей души, жить, чтобы творить…
Гот рассмеялся ещё громче, что-то зловещее и темное было в этом смехе умирающего человека. Словно гигантская длань, нависшая над ничтожным, ни о чём не подозревающим человеком.
- а смысл… он не окончил своего вопроса, из горла пошла кровь и человек запрокинул голову…
Вой сирен вырвал меня из оцепенения, в котором я пробыл бог знает, сколько времени. Я опустил безжизненное тело на асфальт и вытер влагу с лица. Дождевая вода, или слёзы? А если слёзы, то по кому? По человеку или…?

Это цитата сообщения Тёмный_Странник Оригинальное сообщение

Мой путь позади.
И день как день, и ночь как ночь,
Судьбы мне яркой не пророч.
Остынь, оставь, не трогай боле,
Мне хорошо и здесь - на воле,
Не надо уж страдать, чтоб жить,
Сражаться, боль терпеть, любить.
Я здесь живу и жизнь прекрасна,
Ведь до сих пор любил напрасно,
Как тот исчезувший герой,
В сердцах людей ещё живой
И всё же старый, всё же дряхлый
И даже для своих он дряхлый,
Седой и грустный старикан,
А ране - искуситель дам.
Я уж живу не ярко - тихо,
Мои-то годы позади,
Когда бросал деньгами лихо
И обнажал свои клинки.
Я стар - прощайте приключенья,
И дам прекраснейших влеченье,
Прощай герой в душе моей,
Прщай и тень густых аллей,
В глазах моих уж нет огней,
И след простыл моих друзей,
Я доживу уж как-нибудь,
Дойду на костылях свой путь...

Всем привет!
Настроение классное, хочется им поделиться :-)
Сегодня у меня удачный день - днем сходила в парикмахерскую, очень довольна результатом, но это не главное. Безумно радуюсь тому, что нашла краски для рисования по стеклу. Рисунок получается такой выпуклый, очень яркий и непрозрачный. Я давно искала что-то подобное, а нашла сегодня, причем совершенно случайно! Сейчас же отправлюсь украшать все подряд :-) Там сначала рисуешь на прозрачной пленочке - черный контур, который высыхает, и тогда его можно заполнять цветом. Это все образует тонкую пленочку, которая снимается как обычная наклейка. Очень просто, а выглядит изумительно! Просто сказка :-)

Скоро смогу раздавать симпатии - ура-ура, моих 6ти как раз на всех и хватит! :)

[показать]
Просто одиночество.

[показать]
Innocence, insanity, irony
Stone cold reality
Oh lord come and save me

Do you think we're forever?

Частично переписала тот отрывок, что выкладывала раньше (последний). Отказалась от садо-мазо и от всего прочего в этом роде. Налет слэш и впрямь был излишним. И сам этот герой, Каваннах, - другой. Он совсем другой внутренне, более жертва, чем мучитель. Я воспринимаю его именно так. Мне кажется, что человек может начать жизнь заново, уйдя от старых паттернов поведения, став как бы "чистой доской". Может быть, потом я верну его к ним, но какая-то внутренняя борьба все равно не прекратится, поскольку уже есть опыт иного поведения, и значит есть выбор того, кем быть - игрушкой привычки, опыта, или свободным человеком, Человеком Выбирающим. Когда я думаю об этом, то вспоминаю "Механический апельсин" Берджесса. Ведь Алекс не изменился даже благодаря чудодейственному методу лечения, внутри он продолжал оставаться преступником, который в силу выработанных у него условных рефлексов не может реализовать свой деструктивный потенциал. Но в конце книги, когда он снова стал способен на это (после попытки самоубийства), он все же смог приобрести иные ценности - и стал взрослым...


Я проснулся во тьме. Не помня себя. Ни имени. Ни прошлого. Я чувствовал боль. Я помню, как полз по грязи – долго, не понимая, куда и зачем. Я был ранен, но не помню, кем и за что. Я только хотел жить.
И вот я здесь. На холодном полу огромной комнаты. Я чувствую наготу, холод, страх… Пытаюсь встать, оттолкнувшись от стылого мрамора. Шаг за шагом – в никуда. Но слабость и усталость вновь опрокидывают меня вниз. Я падаю. Ударяюсь. Собственное тело не подчиняется мне, но я чувствую кровь на груди.
Я понимаю, что здесь есть кто-то кроме меня. Слышу его дыханье, тепло, стук сердца. Лежу без движенья – быть может, он подойдет. А может и нет, и тогда я умру.
Шаги. Хвала небесам. В темноте я не могу его разглядеть. Сильные руки приподнимают мое тело, словно пушинку. Пытаюсь сказать хоть что-то, но только невнятный хрип нарушает тишину вокруг.
Чувствую, что вот-вот потеряю сознание. Свет! Луч на миг осветил фигуру моего спасителя, и я жадно впитываю черты его лица – первого человеческого лица, что я видел за долгое-долгое время. Сколько времени прошло? Может, годы, а может, века… я не знаю этого.
Он что-то говорит, но я уже не слышу… Падение… Головокружение… Кровотечение… И темнота.

- Мы ждали тебя, колдун. И я рад, что первым нашел тебя. Я знал, что ты будешь здесь.
- Кто это - мы? Что это за место?
- Арахна. Этот замок построен под землей.
- Я видел свет…
- Фонари рабов. Снаружи от них постоянно светло. Наверх ведет длинный тоннель. Нас никто не найдет.
- Зачем… кому-то искать нас?
- Зачем? Хм…
Несколько минут мой визави молчал, глядя в окно. Это был высокий смуглый человек с иссиня-черными волосами и раскосыми карими глазами, мускулистый и гибкий. Сейчас он был обнажен по пояс, и ладонь его, словно в ответ на мой наивный вопрос, тяжело лежала на рукоятке гигантского ятагана.
- Подозреваю, что найдутся те, кто пожелает твоей смерти, колдун.
- Моей… что?
Я не мог понять, кому понадобилась моя смерть. Что я мог? Может, ограбил кого-то или… или убил?
- Лаэр!
- Да?
- Помоги мне…
Он подошел, протянул руку. Превозмогая боль, я поднялся. В тот же миг накатила тошнота, перед глазами замелькали красные точки…
- Не могу…
- Не вставай. Я сейчас.
Он вышел, я же остался беспомощно лежать, глядя в потолок, и в мозгу моем все звучали и звучали слова о смерти. Я не хотел умирать. Очень и очень не хотел. Лаэр называл меня «колдуном», я же не помнил ничего об этом. И вообще ни о чем не помнил.
Наконец, он вернулся. Протянул мне небольшое круглое зеркало в серебряной раме. Деликатно вышел.
Не без внутреннего трепета я смотрел на себя.

- Странный ты, колдун. Не такой, как все. С виду слабый, как мокрица, но я наслышан о твоих «подвигах». Ничего не помнишь, говоришь? Что ж, может, для тебя так лучше… Наворотил ты дел, колдун. И знаешь что? Вот смотрю на тебя, и чувствую, что лучше бы мне быть подальше отсюда. Какой-то ужас ты нагоняешь, колдун… Хотя и предупреждали меня братья о том, как обманчива внешность… «Он как ангел, - говорили, - только волосы у него, словно вороново крыло, и плащом его всего покрывают, с головы до ног…» Ангел ангелом, а в душе твоей – только злоба. Ты и впрямь похож на него…
- На кого, Лаэр?
- На Ворона, твоего отца. На Мориона.

Здесь всегда была ночь. Круглые сутки – одна только ночь. И тишина, словно в могиле, только изредка доносился снаружи звон рабских мотыг. Я жил в постоянном страхе. Во сне я видел каких-то людей, молодых и красивых людей, но все они были мертвы… Еще видел женщину с до боли знакомым лицом – такие сны вызывали смешанные чувства. Досаду, смятение и ощущение потери.
Просыпаясь, я встречал взгляд Лаэра. Долгий, испытывающий взгляд. Порой мне казалось, что он сам готов убить меня. А иногда…
Между нами установились странные отношения. Чаще всего он сторонился меня, всегда, впрочем, прислушиваясь к моим просьбам. Но порой, просыпаясь, я слышал поспешный хлопок Читать далее...

Это цитата сообщения Джанайна Оригинальное сообщение

Как хочется уснуть...
Закрыть глаза,
Увидеть поле, полное ромашек,
Где над ручьем кружится стрекоза,
А в небе бродит облако-барашек.

[показать]
Ночь, бессонница, Паутина.
Scanned by Муми-мама :-)

[показать]
Сижу вот, и пишу понемногу от нечего делать...

Лиц не видно. В бескрайнем зале темно, и только огромная черная птица лежит на каменном полу с распростертыми крыльями. Словно очнувшись от тяжкого сна, он поднимает голову, оглядывается – никого, ничего, - медленно приподнимается и встает. Волна черных волос ниспадает на его тело, скрывая наготу. Он делает несколько шагов, но его колени подкашиваются, и он падает – беззвучно, бесшумно. Шелест ткани и вновь тишина.
Откуда-то возникает еще одна тень. Скользит по стене – и темная фигура склоняется над лежащим. Дрожащая рука робко тянется к бледному овалу лица в обрамлении черных, цвета воронова крыла волос, украдкой касается приоткрытых губ – и тут же испуганно замирает, внезапно обогретая дыханьем незнакомца. В этот же миг в темноте вспыхивают два красных огонька. Шепот разносится под сводами зала, многократно повторяемый эхом:
– Где я? Что это за место?
Но он не получает ответа. Вошедший поднимается – в руке у него длинная плеть – и покидает сцену. Тучи, затягивающие небо, на миг приоткрыли лунный серп, и в его прозрачном сияньи на точеном лице лежащего блеснули две дорожки сбегающих слез.

Он пришел ночью. В несколько скользящих шагов подошел к кровати и замер над спящим, задумчиво глядя на него вверху вниз. Рукоятью плетки, которую сжимал в руке, приподнял одеяло, неуловимо, по-змеиному наклонился, чтобы коснуться все еще кровоточащей раны, пересекающей грудь лежащего. Тот застонал, веки дрогнули, но сон крепко сжимал его в объятьях. Вошедший покачал головой, будто бы сокрушаясь, и, подойдя к окну, распахнул его настежь. Ветер тут же ворвался в комнату, освежив и оживив ее. Раненый открыл глаза и повернул влажное от пота лицо навстречу свежему воздуху.
– Спасибо… - прохрипел он и тут же закашлялся. Справившись с собой, откинул назад волосы, жарко липшие к лицу, спине и покрывающие кровать. – Я вижу страшные сны, но ты спасаешь меня…
– Я здесь, чтобы спасать вас, милорд… Но и вы… - снова летящие шаги, взгляд сверху вниз, прикосновение холодных рук к пылающему лицу, - вы тоже можете помочь мне. Помочь мне убежать от себя.
– Я ждал этой просьбы…
Плеть перешла из рук в руки. Несколько мгновений лежащий мог удерживать ее в руках, но миг – и с металлическим стуком она откатилась прочь.
– Прости… Сейчас я не могу сделать этого… - отчаянье и слабость, искреннее отчаянье и неподдельная слабость.
– Нет… Это вы меня простите.
Последние слова – сдавленно, сдерживая душащие слезы. Секунду поколебавшись, тень метнулась прочь.

Вскоре он смог вставать самостоятельно и делать несколько шагов, держась за стены. Но чаще он лежал, играя кистями одеяла, и смотрел за окно, где лил нескончаемый дождь. Все тот же дождь, вечный спутник его мыслей и судья дел.
– День все короче.
– Это так. С каждым днем мы делаем шаг к вечности… - говоривший так в задумчивости созерцал струи дождя, омывающие стекло с обратной стороны. К поясу пристегнута неизменная плеть с длинной металлической ручкой.
– Подойди ко мне.
Тонкие, но сильные руки потянулись к ремешку.
– Что вы задумали, милорд?
– Ты же хотел разделить со мной мою боль…
Треск разрываемой ткани. Обнаженные плечи. Ты дрожишь? Короткий свист и вскрик. И снова. И снова.
– У тебя сладкая кровь… - гибкие пальцы бегают по спине, терзая раны и смешивая боль с неизъяснимым наслаждением. Он повернулся, желая видеть глаза…
Два тела, две птицы, две темноты сплелись под звуки грозы, крича и плача от боли, страсти, одиночества… Две тени метались на полу в магической борьбе, где нет и не может быть победителя, где лишь боль и отчаянье, и уже не понять, где чья кровь, где чье наслажденье, чей крик и кто первым упадет ниже, на самое дно, раскинув руки, забывая дышать, теряя сознание. Теряя себя.

Эта мышка живет у меня на мониторе. Когда я ее рисовала, она была еще с глазом. Сейчас это кибермышь: вместо правого глаза у нее протез - болт от модема ZyXel.

[показать]

– Палач зарэзал Крагга и покалэчыл миня. Он виликий воын.
– Да уж. – Я прислонилась лбом к прохладным прутьям решетки, – Нечего было лезть.
– Крагг вызвал Палача. Он хотьел атамстит ему.
– За что это?
– Палач обыдел Крагга, назвал его маму haeerhe.
Я хихикнула. А что, очень может быть…
В этот момент раздалась команда и мой тюремщик хлестнул лошадей. Колеса жалобно заскрипели и клетка, в которой меня держали, покатилась во главе каравана. Куда мы ехали, я не знала – ни Кейдена, ни даже Лаэра я не видела с тех пор, как меня привели сюда.
– А где сейчас Палач, ты знаешь?
– Та пади рыбам скармили…
– Ты что? Он нужен Лаэру!
– Не настока нужен, чтобы от него аскаблэния тырпеть.
– Кейден сильнее Лаэра! Он положил бы его одной левой!
– Тибе виднее, я гаварю что знаю…
Ерунда. Я села на пол своей узкой тюрьмы и горько вздохнула. Скормит меня Лаэр этому мифическому арахниду, скормит, как пить дать…
Что Лаэр имел ввиду? Что?

Я проспала большую часть дня, а проснулась от ночного холода. Повозка уже не тряслась – мы стояли лагерем у подножия огромной горы – или гор, не берусь утверждать. На полу, рядом с собой, я увидела белый листок, сложенный вдвое. Трясущимися руками я подняла его, осмотрела окрестности на предмет наличия вражеских глаз, и развернула. Там значилось всего две строки:


Завтра на рассвете на караван нападут. Не бойся и не сопротивляйся. Кейден, Самаэль.

Кейден, Самаэль. Я шептала эти имена долго, прижимала листок к губам и вновь перечитывала строки. Жив, и как я могла подумать, что он погибнет? Он… никогда не умрет… Он убьет саму Смерть…
Перед тем, как уснуть, я тщательно порвала письмо и раскидала клочки по ветру.

Утром, не успели мы покинуть лес, через который пробирались накануне, на нас напали разбойники. Когда я услышала пронзительный свист, мое сердце радостно забилось. Вот оно! В тот же миг отовсюду – с деревьев, из лесной чащи – появились люди. Бесшумные и стремительные, они словно волной накрыли караван, сметая всех на своем пути. Ревели орки, переворачивались телеги, набитые награбленным где-то добром, освобожденные лошади становились легкой добычей захватчиков. Оказалось, чужаки проникли в ряды орков еще ночью – несколько человек скинули уродливые орочьи плащи и принялись подавлять оборону изнутри.
Один из нападавших – высокий мускулистый человек в костюме всадника, вскарабкался на повозку, разбил замок и, вывернув мне руку, вывел меня наружу. Меня, признаться удивило подобное обращение, – не из-за меня ли они здесь? – но роптать я не посмела, несмотря на боль. Между тем, он поймал за поводья оказавшегося рядом бесхозного коня, весьма грубо подсадил меня в седло и, усевшись сзади, погнал коня сквозь резню. Я видела, как несколько орков и людей оказались смятыми под копытами, и зажмурилась.
И тут же почувствовала, как рука моего спасителя чересчур двусмысленно гладит мою талию. Я врезала локтем ему в живот и дернулась, давая понять, что могу спрыгнуть с лошади.
Мы оказались вдали от битвы – если эту мясорубку можно назвать таким гордым словом – и наглец осадил коня. Он спрыгнул на землю, потом заставил и меня спуститься. Я смогла наконец рассмотреть его лицо – совсем молодой, с довольно тонкими чертами лица, длинные белокурые волосы перехвачены цветным платком. Он поигрывал здоровенным тесаком – угроза? Бахвальство?
– Раздевайся! – бросил он мне.
– С какой стати? – надо же, а производит впечатление умного.
– Потому что я так хочу, разве ты не поняла?
– Меня не волнуют твои желания! – я развернулась, намереваясь удалиться, но почувствовала сталь у горла.
– Я непонятно выражаюсь, а, сука?
В этот момент его кто-то резко окрикнул.
– Оставь ее! Это моя шлюха!
Я обернулась. К нам приближался Кейден – да, это был он, но Боже, как он выглядел! Тени под глазами, спутаные волосы, этот дурацкий платок вокруг головы – головорез, иначе не назвать.
– С какой стати я должен ей делиться? Я спас ее от орков!
– Если ты ее тронешь, старая Джил заставит тебя трахать козла!
– Все, нет проблем… – молодой примирительно поднял руки, – Козла из-за какой-то шалавы – это слишком!
Я перекочевала к Кейдену, но он не успокоил и не ободрил меня. Напротив – чувствительно пихнул в спину, заставляя идти вперед.
– Давай, пошевеливайся! Сбежать задумала? Предпочла нас с Кортом грязным паскудникам оркам?
Я начала понимать, что это какая-то игра, но правила мне совершенно не нравились. И все таки я внесла свою скромную лепту:
– Убери свои грязные руки, кретин! Иначе я расскажу всем, что ночью ты ни на что не способен!
Убедившись, что рядом нет никого, кто мог бы нас услышать, я обернулась к Кейдену.
– Ради чего я терплю вас, объясни мне?
– Но ты же хочешь узнать тайну Арахны, так?

" Вы - Человек."

[показать]
Вы самое обычное существо. Уравновешены и непредвзято относитесь к окружающим вас.


Пройти тест "Какое вы существо в мире фэнтези?"

"Вы - гот, child of darkness."

Огромные подведенные тушью глаза на белом от пудры лице, торчащие во все стороны волосы цвета вороньего крыла и черная одежда... Обычный человек может называть их ненормальными, сектантами или даже сатанистами, но сами они выбрали для себя другое имя: ГОТЫ. Это не дикие племена, предки германцев. Это люди в черном. Они хотят всем показать, что чернота у них снаружи и внутри. Корни готической эстетики - в средневековье, в мрачных временах чумных эпидемий и кровавого разгула инквизиции. Именно оттуда современные готы позаимствовали таинственную бледность, черные одежды и непонятное для остальных поклонение перед смертью.



Пройти тест "Какая субкультура Вам ближе?"

[показать]
Деревья оказывают на меня странное влияние. Так было всегда, но я думала, что вырасту - и пройдет. Ан нет... В сплетеньях ветвей я готова видеть то, чего нет, и верить увиденному... Верней всего это можно описать как "наводнение мозгов архетипами". Словно бы ожиданье чуда, как в Сочельник... Звучит это, наверное, странно, но это чувство похоже на единство со всеми предками, которые верили в леших, домовых, водяных и прочих "детей природы". Я до сих пор, как бы по-детски это ни было, вижу, чувствую другой мир, маленький мир земли и листвы, мир ветра, населенный крохотными духами. Может быть, все оттого, что в детстве читала много книжек, где в обычную человеческую жизнь вдруг врывались существа волшебные и невозможные, а с ними - и другой, незнакомый, но обязательно - волшебный мир... Может быть, оттого, что в Минске напротив нашего окна росла огромная береза, и я фантазировала, глядя на толстые ветви, будто это дорожки города-дерева, и что за существа населяют его... Но для меня до сих пор в деревьях скрыта какая-то тайна. Конечно, это уже не та вера в сказку, но - смутное ощущение присутствия чего-то... Даже не знаю, как сказать лучше. Чего-то настоящего, но не от мира сего. Как на картинке :-)

[показать]
В душе ношу я осень,
Шарфом связав покрепче,
Чтоб не рвалась без спросу,
Чтоб не чесались плечи,
Чтоб не болели шрамы
Безлунными ночами,
И за оконной рамой
Не ожидать печально.
Застенчиво, несмело
Сказать - никто не спросит
О том, как надоела
Душе крылатой осень!
А ей бы - лишь покоя,
А ей бы - на мновенье!...
Скажите мне - какое
Же в этом преступленье?
Так грустно: снег растаял,
Весна звенит капелью...
Бредет душа, рыдая,
А осень - вслед за нею.

Воть Люблю, когда светло!

Что еще тебе поведать? Полно!
Я словам не верю. Как в огонь
Заманил пропащее - ты помнишь?
Только душу, я прошу, - не тронь!

Все равно с сиреневой лампадой
Не тебя дождусь я у окна,
Росчерком бессовестной помады
Зачеркнув простое - сатана.

На кровати синею змеею
Замерла свернувшаяся шаль...
Если так предсказано Судьбою,
Я одна переживу печаль!

Уходи же... Нет страшнее боли,
Чем с тобой встречаться у двери.
Кольца, платья - забери с собою!
И любовь такую - забери!

Что еще тебе поведать? Полно!
Я словам не верю. Как в огонь
Заманил пропащее - ты помнишь?
Только душу, я прошу, - не тронь.

Не спится... Вернулась та же боль. С прошлого раза остались таблетки, которые ты мне покупал - с трудом и наощупь их нашла, на кухне ремонт, и все находится в необычных местах... Включила настольную лампу, натянула твою футболку и теперь жду, пока подействуют таблетки. Лихорадит. Пытаюсь думать о тебе, но мысли скачут. Сама себе напоминаю глупую курицу на насесте. Дура я, что говорю тебе об этом. Знаю, что дура, теперь будешь волноваться, переживать... Прости, я пока что не могу иначе. Может быть, через пару месяцев научусь, а пока что нет...
Знаешь, о чем подумала? Я вот все пытаюсь представить, каково это, когда тебя все считают "хорошим парнем". Ну, мне кажется, это не так уж плохо... В том смысле что меня никогда не считали "хорошей девчонкой", скорее, наоборот, никто не верил, что из меня что-то путное получится, а я... Впрочем, ладно, о чем это... У меня в гостевой до сих пор ни одного твоего сообщения нет. Всех есть, а твоего нет... Да и черт с ним, я же знаю, что ты не любишь... Блин, только хуже становится. Почему-то я стала панически бояться того угла, в котором гитара. Не могу себя заставить туда посмотреть, хоть ты тресни, если нужно подойти к выключателю в темноте, я просто страдаю, сначала включаю настольную лампу, а потом уже подхожу... Паранойя какая-то, просто бред... Да, я тебе еще не рассказывала про свои сны. Они очень яркие и сюжетные, законченные. Ты все время есть в моих снах, но всякий раз иначе... Вот прошлой ночью мы с тобой просто разговаривали. Ты казался очень далеким, таинственным... Мне нравится, когда ты такой, это необычно...
Все, пойду свалюсь в каком-нибудь углу, глядишь, доживу до утра... Помнишь, я рассказывала тебе про то, как видела Смерть? Я до сих пор помню, как фаянсовый попугай смеялся. Повернул свою пернатую башку, клюв раскрыл и смотрел на меня, хохоча... С тех пор я не ем китайский салат. Ну ладно, не к ночи я это вспоминаю... И без того не по себе... Не знаю, как буду завтра работать, по-моему, мне самой нужна консультация. Жаль, Таня в отпуске... Да и 50ти рублей у меня нет. В общем, как-нибудь так! Не грусти, солнышко, все будет...
Твоя Аля.

LI 3.9.25