Так приятно было проснуться с чувством собственности. Ощутить свою причасность. Незабываемо. жаль, мимолетно!

Я буду обо всем молчать.
Я никому об этом не скажу.
Зачем еще кому-то знать, как сильно я тебя люблю!

Карамельные пальцы гладят влажные щеки,
Вкусом вишни горят алые губы.
Я не понимала тогода еще, мой далекий,
Что буду идти сквозь огонь и медные трубы.

Звон хрустальный в груди раздается,
Серебром рассыпаются поцелуи.
То, что было, уже никогда не вернется.
Я прошла через все нестерпимые муки.

Отблеск пламени лица покажет украдкой,
Тут же ночь их сокроет от пристальных глаз.
Как случилось такое, осталось загадкой,
Но так важно, что это все было для нас.

Я так давно мечтаю написать роман...))) И наконец-то у меня появился сюжет))) При том из жизни))) Правда концовки еще нет((( Но, может, так интереснее...

'Знаешь ли ты, что в себе таит женская любовь?'

Представляешь, она плакала вчера. ОНА ПЛАКАЛА! Такого не бывает... Плакала от отчаянья, от безысходности, от того, что не знала, как быть дальше, от унизительной жалости к самой себе. Она просто не поймала, какое это счастье на самом деле! Ведь она рыдала от избытка чувств, новых, странных, непонятных. Они выливались со слезами и утекали по щекам на губы, немного припухшие от расстройства, оставляя за собой соленый след обиды и любви... Но она старалась их вытереть скорее, чтобы завтра не вспоминать об этой минутной слабости, чтобы опять стать неприступной и гордой. А потом дальше думать о смысле ее неординарной жизни... :)

'Нельзя обманывать ожидания публики'

Я вся извелась! Места себе не могла найти. Вот-вот начала бы выть на луну. Какая же ненависть во мне! Мои щеки покраснели, ладони были накалены до предела, казалось, малейшее прикосновение может испепелить, превратить в кучку золы любого, посягнувшего на мое пространство. Я иногда поражаюсь, как в хрупкой девушке может быть столько женской, взрослой, коварной, яростной ненависти. Но когда нервы натянуты, словно струны на гитаре, перестаешь удивляться точности звучания...
А потом по телу вдруг разлился покой, мягким сладковатым ликером разогрел ледяную неприступную грудь. Всех прошлых чувств как не бывало. Всюду благоухает умиротворенность и распускается лепестками удовольствие...
Что со мной? Когда же конец?

"На двоих одно дыханье
Через расстояниье..."

Не могла себе предствить, что стану... наркоманкой. Я зависима от АДРЕНАЛИНА. Уже целых плтора месяца, как зависима. Когда не принимаешь - ломка, когда принимаешь - странный, сомнительный кайф. Я хожу по замкнутому кругу и не могу соскочить. Меня нужно привязать к батарее и не отпускать пока больше не захочется больше. Только в этом случае может появиться новый, более сильный допинг. Все это затягивает. Сначала нравится, возбуждает, потом привыкаешь с мыслями "да я в любой момент пошлю все к черту", а в итоге уже не можешь отказаться... А некоторые люди так и живут годами...

Сомерсет Моэм. Рыжий

-----------------------------------------------------------------------
Изд. Мир, М. 1964г.
Перевод: Е. Бучацкая
OCR & spellcheck by HarryFan, 17 October 2000
-----------------------------------------------------------------------


Шкипер сунул руку в карман брюк и с трудом - он был толст, а карманы у
него были не сбоку, а спереди - вытащил большие серебряные часы. Взглянув
на них, он перевел взгляд на заходящее солнце.
Канак-рулевой посмотрел на него, но ничего не сказал. Шкипер не отрывал
глаз от острова, к которому они приближались. Белая линия пены обозначала
риф. Он знал, что в нем должен быть проход, достаточно широкий для его
судна, и полагал, что увидит его, как только они подойдут немного поближе.
До наступления темноты оставалось около часа. Лагуна была глубокой и
удобной для якорной стоянки. Старейшина деревни, которую он уже мог
разглядеть среди кокосовых пальм, был приятелем его помощника, и ночь на
берегу обещала быть приятной.
Подошел помощник, и шкипер обернулся к нему.
- Захватим с собой бутылку спиртного и пригласим девочек потанцевать.
- Я не вижу прохода, - сказал помощник.
Это был канак, красивый, смуглый парень, склонный к полноте и несколько
напоминавший кого-то из последних римских императоров. Но лицо у него было
тонкое, с правильными чертами.
- Я точно знаю, что проход здесь, - сказал шкипер, глядя в бинокль. -
Не пойму, куда он девался. Пусть кто-нибудь из ребят посмотрит с мачты.
Помощник шкипера позвал одного из матросов и отдал ему приказание.
Шкипер следил, как матрос взбирается на мачту, и стал ждать, что он
скажет. Но канак лишь крикнул, что он не видит ничего, кроме сплошной
линии пены. Шкипер, говоривший на языке самоа не хуже туземцев, крепко
выругался.
- Пусть сидит там? - спросил помощник.
- Да что проку! - ответил шкипер. - Этот болван все равно ни черта не
видит. Будь я там, наверху, я бы уж нашел проход как пить дать!
Он со злостью посмотрел на тонкую мачту. Хорошо туземцам, которые всю
жизнь лазят по кокосовым пальмам! Он же тяжел и тучен.
- Слезай! - крикнул он. - Толку от тебя, как от козла молока. Придется
идти вдоль рифа, пока не отыщем проход.
Его семидесятитонная парусная шхуна имела вспомогательный двигатель и,
если не было встречного ветра, шла со скоростью четырех-пяти узлов. Это
была изрядно потрепанная посудина. Когда-то, очень давно, она была
окрашена белой краской, но сейчас стала грязной, облезлой, покрылась
пятнами. Она насквозь пропахла керосином и копрой, составлявшей ее обычный
груз.
Они находились в ста футах от рифа, и шкипер велел рулевому идти вдоль
него, пока не достигнут прохода. Пройдя около двух миль, он понял, что
проскочил его. Тогда он повернул шхуну и вновь медленно повел ее вдоль
рифа. Полоса пены все тянулась, не прерываясь, а солнце стояло уже совсем
низко. Проклиная тупость своей команды, шкипер скрепя сердце решил ждать
до утра.
- Поворачивай! - приказал он. - Здесь нельзя бросать якорь.
Они отошли подальше в море, и вскоре стемнело. Они бросили якорь. Когда
убрали парус, шхуну стало сильно качать. В Апии предсказывали, что
когда-нибудь она перевернется вверх дном, и даже хозяин ее, американский
немец, владелец одного из крупнейших магазинов в порту, говорил, что ни за
какие деньги не согласился бы выйти на ней в море.
Кок-китаец, в белых, очень грязных и изодранных штанах и в тонкой белой
рубашке, доложил, что ужин готов. Когда шкипер спустился в каюту, механик
уже сидел за столом. Это был долговязый человек с худой шеей, в синем
комбинезоне и тельняшке. Худые руки его были татуированы от локтя до самой
кисти.
- Чертовски досадно проводить ночь в море, - сказал шкипер.
Механик ничего не ответил, и ужин продолжался в молчании. Каюта
освещалась тусклой керосиновой лампой. После абрикосовых консервов,
завершавших ужин, китаец принес чаю. Шкипер закурил сигару и поднялся на
палубу. Теперь темная масса острова едва выделялась на фоне ночного неба.
Ярко горели звезды. Лишь неумолчный шум прибоя нарушал тишину. Шкипер,
усевшись в шезлонг, лениво курил. Вскоре на палубу поднялись трое или
четверо матросов и уселись поодаль. У одного было банджо, у другого
концертино. Они заиграли, и один из них запел. Странно звучал туземный
напев, исполняемый на этих инструментах. Потом под звуки песни двое других
матросов стали танцевать. Это был танец варваров, дикий, первобытный,
быстрый, с резкими движениями рук, ног, с судорожными подергиваниями всего
тела. В нем была чувственность, даже похоть, но без всякой страсти. Он был
откровенно животный, причудливый, но без тайн, до такой степени
непосредственный, что его можно было даже назвать детским.
Наконец, утомившись, матросы растянулись тут же на палубе и заснули.
Все Читать далее...

Владимир Маяковский

Лиличка!
Вместо письма

Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще —
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

26 мая 1916
Петроград

Нужно пользоваться этим вдохновением. Нужно мечтать. Нужно творить. Не просто так получается это состояние. Весна длится не круглый год. И она на столько прекрасна, что нужно проживать каждую ее секунду. Нужно дышать свежим прохладным воздухом, нужно ловить щеками каждый теплый лучик, нужно касаться губами последних мелкие снежинок, улыбаться каждому новому дню, засыпая, отправляться в неведомые райские страны и с утра записывать о своих приключениях, чтобы потом весь мир узнал об этом! Да здравствует вдохновение!

Знаешь ли ты, что в себе таит женская любовь? Знаешь ли ты, о чем молчит она, о чем ее мечты? Знаешь ли ты, что говорит она, когда не рядом ты, рядом с кем-то другим? Знаешь ли ты, когда уйдет она, куда она идет, слушая шаги? Знаешь ли ты, имеешь ли ты имеешь ли ты власть?
Она не твоя...

Мама орет: "Дууууура! Нах нууууужен????" Я молчу и думаю: "Нужен-нужен. Только зачем? Зачем-то..." Фу, фанатичка-истеричка! Какой позор! Молчу. Лучше без лишних слов, а то она может по голове стукнуть, случайно, просто от непонимая....) Даша придумала новый термин для мамы: "нехватка любви", вместо стандартного "недотрах";)
Уххх... Я ж мужик, а веду себя, как баба! Ненавижу себя такую!(((

No fear. Destination darkness... До встречи, вернусь в воскресенье, наверное...

М... Личная жизнь штука интересная) У меня бьет ключом... Только я как-будто на нее со стороны смотрю) Забавное ощущение) Хотя вроде и в эпицентре событий. Но все это не имеет значения. Наслаждаюсь вниманием и получаю удовольствие)

Мама так переживает... Ужас. Но все понимает. Это же моя жизнь) Я имею право на решение, на ошибку, на ее исправление... Молодость... Хорошее время))) И с мамой все будет хорошо, она привыкнет, справится. Это все особенности ее характера.

В доме пахнет баней: эвкалиптом, березовым венеком и медом. Мне сейчас очень тепло и уютно рядом с родителями. Отдых от города пошел мне на пользу. Правда, дорожное движение даже за городом может неплохо потрепать нервы, но все это мелочи;)
Вечер на на даче с чашкой чая... Что может быть лучше?

В субботу прилетает Сема, друг моего дядя. Я его плохо помню. Мне было 3 года, когда он с семьей перехал в Израиль. Но я точно знаю, как его обожала, любила с ним играть и т.д. Когда он уехал. Мама завела котенка. Когда она спросила: "Как назовем?" Ответ для меня был совершенно очевиден: "СЕМА!" Так и зовут моего питомца Семеном, а вот друга не видела уже 15 лет. Интересно, я изменилась с тех пор?;););) Так что выходные, будут насыщенные)