пойти нафиг и синими искрами рассыпаться в прах, который унесёт ветром. Одиночество всегда глобально и всегда рядом. Но что такое любовь в нём? Тонкие намёки на реальность бытия? Если не спать в себе, то услышишь как ветер поёт заре о тополином пухе...
глаза краснеют от слез, сосуды лопаются от избытка кислоты в крови, сердце черствеет и люди становятся циничными, закрытыми и холодными масками...
одиночество поглощает мысли, чувства, желания, возвращая их другими или не возвращая вовсе. Предлагая тебе - тебя на открытых ладонях.
подсознание чёрной глыбой льдистой тьмы, перемещающейся тихо и уверенно-медленно где-то внутри, молчит, искривив правую бровь и скептически неотрывно смотрит сбоку на попытки писать
пишешь кое-как, когда как и через безвременье работы
отрывочно, плохо, подражая порой. Легче схватить основную интонацию текста, чем придумать своё. Тогда пишешь, не задумываясь ни о чём, пишешь, извлекая из кожи рук, с тыльной стороны ладоней робкие звуки свирели и альт-саксофона. Джаз писанины. Легче говорить самой, когда никто не слышит, когда не знают той, что ты в реальности. Реальность всегда иная. А мы сами прячемся в самих себе, лишь одиночество, путь пиллигримма, предлагает нам самих себя, выуживая из звёздной пустоты цветы акации и красные камешки...
Застроить маленькими скамеечками пространство перед домом и сидеть ночами, попивая горячий чай и поглядывая на звёзды. Вокруг - глушь, тишь и темнота, прореженная узкими щёлками вприщурку... звёзды. Ничего больше. Дом за спиной пропадёт в черноте, исчезнет, намёка не останется. Скамеек рядом будет много и все разные - с резными спинками, с высокими и низкими спинками, с высеченными по бокам диковинными зверями и чудесными цветами, скамейки деревянные и чугунные, пластиковые цвета кислых слив и металлические меняющие форму и просто деревянные, на чурбачках, низенькие, пахнущие смолой и сосновым теплом. Придёт ночь, придут звёзды, станет тепло и ярко, лунный свет истает по моему приказанию. В доме будет жарко, немного душно, а у меня в комнате - прохладно и пахнет еловыми ветками и отваром подорожника с мятой. Ночь на улице будет стрекотать сверчками и волнами тепла и сочного запаха скошенной травы биться в открытую дверь, растекаясь по полу, подниматься до середины стен овражным туманом, спадать к кухне, и так - до рассвета. Петухи пропоют где-то в деревне, что за оврагом, за рощицей сзади дома. Звёзды подмигивая, затянут вечернее провожание солнца и встречу луны, растягивая тучи на полнеба. Ширококрылая прохлада пронесётся и мгновенно исчезнет, а из леса далеко впереди дома пойдёт к моим скамейкам большое облако дождя, рассыпется, натолкнувшись на невидимую преграду, звонкими каплями росы. Можно будет выбрать любую скамейку, а на следующее утро развеять их с туманом, чтоб высохли звончатой росой на траве. Ночь пахнет дурманом, от неё кружится голова, поёт где-то птица, сердце то безумствует от счастья то плачет от горя. Звёзды, туман, овраги, лес, рощица, скамейка, пахнущие смолой, ветром, шорохом сосновых иголок и речкой будут вихрить мысли и прикасаться к коже прозрачными поверхностями. Погружение...
когда так спешишь, то всегда не хватает времени
отвлечение на безумство пальцев влечёт помутнения мысли
и тогда маленькими дикими стайками они мальками-рыбками бьются в сетях рассудка, ищут выхода в черноту синих букв, но не замечают, что их самих нет и призрачные сети не удержали бы их, будь они вопллощены
хаотичное движение молекул, бег мыслей, бег крови, сил, токов, жизненных соков
писать так, будто на пожар, жить так, будто последний день?
ближе - тень диванная, плед и книжка, книжки, фотографии... и погружение
не читайте записей, тут нет боли и нет никого
это просто бред
упражнения для пальцев совести, они должны куда-то написать о том, что они знают...как в сказке о царе с ослиными ушами. И без глобальных выводов, они не мо зубам вам
занята
прочла отрывки из Дневника Борисова. Человек медленно, год за годом сходил с ума, используя чёткую концепцию "состою из дерева". Страшно, впечатляюще... мурашки по сердцу. И - сочувствие. Видишь, как он бьётся там, у себя, за непробиваемой стеной, хочет счастья, всё глубже увязает в собственном безумии, а помочь - невозможно.
Дневник этого человека нашли через много лет на чердаке одной из бывших коммуналок, в чемодане, перевязанном проволокой, а чемодан доживал своё на антресолях...