Я вроде бы уже давным-давно зарекся писать или вообще как-то высказываться по поводу религиозных вопросов. И не читать подобные высказывания в ЖЖ. Но тут по работе (ох, работа ты моя, работа..) довелось вновь погрузиться в сие недушеполезное чтение. Стало просто страшно.
(Намеренно не убираю текст под кат, пусть отображается целиком, ибо всё здесь сказанное есть целиком моё ощущение «текущего момента»).
Братья и сестры, мы что с вами, накануне нового 1937-го? Только на сей раз — церковного? Мы что, в предвкушении «великой чистки» наших рядов — не совсем стройных оттого, что в них «затесались», «пролезли», «внедрились» не просто заблуждающиеся люди, не просто люди, чье мнение может элементарно не совпадать с мнением пресловутого «подавляющего большинства», а самые что ни на есть враги, идейные и коварные? Нам что сейчас, нечем больше заняться, кроме как вычислять с помощью «привлеченных аналитиков», кто за кого голосовал на Поместном Соборе и «чьих будет» тот или иной мало-мальски известный церковный функционер или даже просто ЖЖ-юзер?
Страшно оттого, что чуть ли не главное чувство, которое пропитывает сегодня взаимоотношения церковных людей (я намеренно не делаю различия между теми, кто регулярно причащается и потому-де имеет право называться церковным человеком, и теми, кто церковным человеком себя просто считает, не имея на то других оснований, кроме внутренней собственной в этом факте убежденности), — это не любовь и не желание как минимум понять другого, нет. Причем все прекрасно это понимают, и, буде кто вдруг заикнется об этой самой любви в ходе очередной ЖЖшной дискуссии — все одинаково снисходительно похлопают наивного человека по плечику: ну, да, ну, что с него взять — совсем еще младенец в вере!
А то, что сейчас на самом деле проникло в самую суть человеческих отношений внутри Церкви — это совсем даже другие чувства и мысли. Это тотальная подозрительность, недоверие, идейная бдительность 24 часа в сутки, ревность не по Бозе, а по тем, кто о Боге, по нашему мнению, умеет красиво сказать — начиная «широко известными в узких кругах» ЖЖшной тусовки священниками и (о ужас!) отцом Андреем Кураевым и заканчивая представителями церковной власти всех уровней. «Кто не с нами, тот против нас!» — всё просто и ясно, никаких особых сложностей новые хунвейбины и не воспримут. Они и не воспринимают. И идут в бой с сомкнутыми в благочестивой ненависти бровями и холодным мерцающим лучом идеологического сканера в глазах: «Кто здесь самый главный анархист? Кто здесь самых хитрый шпиён?..»
И вновь продолжается бой. И сердцу тревожно в груди. Очень тревожно. Потому как бой этот разворачивается не за чистоту веры (такими высокими материями в последнее время уже даже как-то стало и непопулярно прикрываться), а за чистоту пресловутых «рядов».
— Сцена с граблями, дубль ...дцатый!..
Страшно. Потому как в нашем с вами случае, дорогие братья и сестры, грабли могут долбануть так, что осколки, острые и больно ранящие, еще дол-о-олго будут собирать потомки наших потомков. А память о нас с вами — вне зависимости от того, в какой «партии» кто из нас состоял, вне зависимости от степени нашей лояльности и ее вектора, вне зависимости от того, оказался ли он в стане «проигравших» или стал причастным к славной когорте пламеннооких духоносных «чистильщиков» — память о всех нас «погибнет с шумом». И шум этот будет совсем не героического свойства; когда грабли шарахают в лоб, литавры и валторны с фанфарами молчат.
Для кого я всё это пишу? Может быть, для тех моих коллег, которые, проведя блестящую оперативно-розыскную деятельность, успешно вычислили меня здесь на ли.ру и теперь внимательно штудируют все двести девяносто страниц моих рефлексий. Может быть, для тех моих друзей и знакомых, кто думает примерно так же — просто чтобы лишний раз ощутить, хотя бы виртуально, поддержку друзей. Может быть, для самого себя; время от времени необходимо утрясать свои мысли и чувства, сбивать их в какую-то конструкцию и оставлять то, что получилось, как веху, на пути — чтобы знать, где ты шел и куда ты шел.
«— Бедный Робин Крузо! Куда ты попал, Робин Крузо? Куда ты попал? Где ты был? — Измученный продолжительной греблей, я спал таким крепким сном, что не сразу мог проснуться, и мне долго казалось, что я слышу этот голос во сне» (Даниель Дефо. «Робинзон Крузо»).
***
В Серпухове батюшка служил в 1985-1987гг. Он не просто отслужит и все. Нет. Он читал около гроба проповеди о вере родственникам усопшего, учил вере и хр. жизни новобрачных, все молебны отправлял неспешно, за что порой доставалось от начальства, в храме, возле храма, и в кабинетике в доме клира принимал людей. Ему было еще 39лет, а людей было - море. Десятки и сотни. Это не нравилось начальству. И потом его переместили. Он часто бывал в Пущино, где ни храма, ни общины тогда не было, освящал жилища, вымаливал больных, отвечал на трудные вопросы. Умы тогда были забиты у кого советчиной, у кого йогой, у кого просто боязливы. Он всех укреплял, щедро делился книгами из своей библиотеки. Надзор над верующими в последние лета СССР был серьезный, от парткома в каждом институте был прикреплен человек, который следил, кто сколько раз исповедуется, кто крестится, венчается и т.д. В то же время на Пасху в храм стали уже приходить люди из семей Серпуховского города и района. Что-то сдвигалось. В 1989г. в Пущино появилась общана и храм, что в немалой степени было предварено трудами батюшки. Он хорошо знал философию, историю, политологию, технические науки, и смело шел на общение с людьми. Без преувеличений можно сказать, что таких священников в районе за все годы не было.
Сердечная недостаточность лечится. Очень жаль, но не всем про болезнь было известно, а сам батюшка своими проблемами не грузил никогда и никого. Из его книг видно, как он жаждал отдать себя за Бога и людей, Он как Данко вырвал и отдал свое сердце. Его книги читают не только начинающие батюшки, но и опытные священники, он будет известен от Калининграда до Камчатки, и, надеемся, его книги выйдут на англ. и славянских языках. Прозорливость и чудотворения по молитвам батюшки общеизвестны. И Высочайшая культура во всех областях, ум и воля гения, патриота, боговидца, тихой "печки" всем замерзшим в мире... Отче Вячеславе, моли Бога о твоих сирых чадах и всех, кто ищет Бога. Анатолий, Людмила, Александр, Татьяна, Вячеслав, Вячеслав, Нина, Надежда, Надежда, Аполлинария, Людмила, Екатерина, Людмила, Владимир, Нина, и мн. др.
http://forum.pravmir.ru/showthread.php?t=13888#post129076
16 мая скончался протоиерей Вячеслав Резников, мой первый духовник...
Только сегодня узнала об этом... Как жаль!..
Каким светящимся я помню его, когда он, молодой совсем священник, только что назначенный после семинарии в наш Ильинский Обыденский храм, впервые вышел на проповедь! Проповеди, сказанные в первые годы служения, вошли потом в большой сборник, который многие читали. Говорил о. Вячеслав обычно на поздней Литургии, в правом приделе, перед началом исповеди. Мы с друзьями тогда были несколько лет как крещены, но, уже привыкшие к образу степенного и осторожного среднестатистического "советского" батюшки, с восторгом слушали слова о. Вячеслава не о суровых запретах, а о радости веры, о прекрасном Божием мире вокруг нас. Помню почему-то, как он с любовью говорил: "Эти деревья, эти травы Божии..." Сердце загоралось.
Через год, увидев, что в храм к батюшке стала ходить молодежь, его перевели в Серпухов, куда многие потом к нему ездили на Литургию; он всегда сиял и улыбался, когда видел "своих"; выносил нам из домика запрещенные тогда духовные книги в широком рукаве своей рясы. Храм там был тоже Ильинским; стоял возле старинного Троицкого храма на Красной горе; взобравшись на эту горку, мы обычно устраивались в высокой траве среди ромашек и малиновых полевых гвоздичек, доставали термос и съедали свои московские бутерброды...
Потом батюшка крестил на дому наших детей.
По городу он ездил в тёмно-синем длинном пальто и немножко смешной черной шляпе с широкими полями, и был при этом неизменно элегантен; при себе у него всегда был огромный кожаный коричневый портфель, из которого он, придя в дом, как волшебник, извлекал блестящие золотом разные таинственные и непонятные нам тогда предметы, необходимые для совершения таинств. Помню, что после крещения нашего старшего сына мы стали дарить о. Вячеславу заранее купленные нами маленькие сладкие дыни, причем в большом количестве, - 5 или 6; все они каким-то чудом поместились в волшебный портфель, после чего смущенный батюшка сказал: "Ну вот, грёб-грёб - и всё загрёб... Поповская привычка."
В последний раз я видела о.Вячеслава в Тарасовке, в том храме, где он служил потом много лет. К тому времени пламенный и молниеподобный характер его поменялся, стал глубже и тише; один раз, когда мы, по привычке, стали ругать церковное начальство, загнавшее нашего пастыря в подмосковную глухомань, он сказал: "Я только теперь понял, какое же это счастье - быть пятым священником в малоизвестном сельском храме..."
Всё казалось - вот настанет лето, - и обязательно поедем в Тарасовку, навестим о.Вячеслава... Так и не собрались.
Царствие ему Небесное.