Очень нравятся мне рассказы так называемой земной темы - когда пишут о вещах простых, земных, простым и земным языком. С тоской по этой земле, с любовью к этой земле...
Нодар Думбадзе, Акрам Айлисли, Айтматов - великие 6-десятники. Читаю и упиваюсь словами. " Я вижу солнце" - так.
Нужно будет написать о них. Очень нужно.
Может быть, С. будет переводить Айлисли на русский. Держу кулачки.
Да, о солнце - у меня на барометре солнце) Я упивалась им тоже.
Правда, я никогда не забываю, что загар мне противопоказан, вообще-то.
Цветы, почки, девушки... Чем я-то хуже?
Весна, в-общем.
Я меняюсь...
У меня нос с горбинкой, тонкие ступни и склочный характер. Я курю, люблю водку, текилу и не люблю вино. Я часто ругаюсь и так же часто плачу. Страдаю приступами графоманства и не люблю пошлости. Выбирая между двумя темами для разговора "любовь" или "секс", остановлюсь на третьем. А именно - "чай или кофе?". Не потому, что отрицаю что-то или не приемлю, но только потому, что не умею говорить об этом.
Я объявила себе июль. Я так его жду. Не дыша. Замирая. Покрываясь мурашками и со страхом.
Про девишник ещё... Дев на этом девишнике через одну можно было назвать сильными женщинами - независимые, успешные, может, и не все писаные красавицы, но довольно ухоженные, сделавшие прекрасную карьеру, чеканящие в телефон на звонок мужа: "Дорогая, уже три ночи, может, за тобой приехать?" - "Там котлеты в холодильнике, зажуй парочку и ложись спать".
Мы много говорили, рядили, что есть сила, что слабость. И тут одна из дев сказала замечательную вещь: Да, вид женщины-амазонки вызывает восхищает и даже благоговение - прямая спина, гордо посаженная голова, под ней верный боевой конь, к седлу которого привязаны высушенные головы былых её, амазонки этой, врагов. Всё так. Только нужно помнить ещё, что для того что бы иметь возможность стрелять из своего жалости-не-знающего лука, женщине этой пришлось отрезать себе одну грудь..."
После этих слов дева, посоветовавшая мужу зажевать котлетку, взяла телефон и пошла в другую комнату. Помурлыкать что бы, наверное, и сказать, что она скоро вернётся и сама ему эти котлетки подогреет. И что она тоже скучает...
И я вот сегодня, исходящая ядом по людям, щастающим по улице со счастливыми лицами, в распахнутых куртках и пальто, объявила людям этим войну и закрылась в кабинете, пытаясь работать и не рефлексировать-таки на погоду. И на то, что другим хорошо. Когда мне не очень.
А потом мне сказали, что я глупая рыжая. Даже не так - что я просто рыжик. Глупый. И велели снова начать жить.
А потом я пролила чай на клавиатуру. Пошла купила новую. Но у новой не подошёл разъём. А придя домой, я ударилась лбом о дверцу кухонной полки на набила здоровенную шишку. А потом, выуживая мясо из кипящей подливки, обожгла палец (руками всегда есть вкуснее, неужели не знаете?).
И мне снова сказали, что а никто и не сомневался, что мой счастливый солнечный день закончится именно так. Рыже-бестолково)
Не-е-е-е, я не представляю, что делает женщина, живущая одна, без телефона. Без интернета. Без... да просто - без.
У меня какая-то редкая болезнь, наверное. Редкая женская болезнь.
С ужасом поняла, что мне ничего не нужно покупать к лету - всё есть. Некоторое, почти забытое, даже в коробках и с ценниками.
В прошлом году, одержимая истовой верой в панацею от всех девичьих бед - в шопинг, понакупала всяческих тряпиц и обувиц. А потом..забыла...
Ужас, в-общем.
Порадовало одно - классика, по крайней мере, не выходит из моды.
Хотя назвать классикой парочку цветастых арабских джеллаба довольно трудно)
Вечер не был томным, был просто девишник. Приуроченный к ДР одной из дев.
Было много махито, разговоры о девичьем и о Киргизии, были креветки с васаби и разговоры о "потрясающих" пашминах в MEXX и о внешнем долге России, фондю из козьего сыра и сухариков и разговоры о плагиате музыкального ряда в "Гамбите" и об умелом составлении учётной политики предприятия, осетрина с наршарабом и разговоры о том, что МакБаррен неплохой табак, турецкие суфле с миндалём и разговоры о том, что стариков-ветеранов, конечно, жалко...
Был Африк Симон, Оттован, АВВА, Анна Герман, Визбор, Стиви Уандер, ранний Джордж Майкл и Сил.
Пару раз меня замечали за просмотром Нэйшнл Джиографик, укоризненно качали головой, меняли пепельницу и обновляли коктейль.
В воздухе витал дух фронды, который вяз в духАх самозванных сибариток.
Было громко и чересчур.
Но я их всё же люблю - завтра они (и я, конечно), в едином порыве переведём стрелки часов на час вперёд и уже в понедельник помчимся покорять каждая свою Фудзи.
Тихо-тихо,
ползи, улитка,
вверх -
до самых высот....
(Кобаяши Исса)
Делай, что считаешь нужным. А я буду молиться, желать удачи и ждать обратно.
--------------
Каких-то три года назад слова "ждать" и "догонять" вызывали во мне бурю протеста - я не такая, мол.
Время мудрее окзалось. И я не только не протестую, но понимаю, как это правильно - когда кто-то знает, что его ждут. Не на ходу, отвесив дежурную улыбку и сказав: "Ба, какие люди! Сколько лет! Сколько зим"", но просто ждут. Это даёт силы.
Адам киши олар. Идя вперёд, не стоит оглядыватьсс назад. Достаточно знать - там всё так, как должно быть.
По "Ностальгии" снова была передача Новгородцева о Башлачёве в цикле "СевАлогия"
Впервые увидела и услышала в ней Ильина - читала его статьи о Башлачёве в инете. Ильин - именно такой, каким я его себе представляла - немного фанатичный, немного потерянный, живёт, будто по инерции...
Новгородцев хорошо сказал: "Мы - как аккумуляторы. Живём тем, чем напитались в юности. Кто-то больше, кто-то меньше. А теперь - так, догораем..." Спорно, конечно, но хорошо. Поэтому и соглашусь.
А Башлачёв - замечательный, что и говорить. И звёздность была его как бы наоборот - отказывался от залов и с удовольствием принимал предложения участвовать в квартирных концертах.
Слушаю его давно. Друзья удивляются - ни тебе голоса, ни мелодии. Я говорю - да вы ж слушаете, да не слышите... Смеются...
"На посошок" - удивительная песня. Каждый раз, когда слушаю, словно замираю и, каждый раз, когда песня заканчивается, ловлю себя на мысли, что стыдно перед собой. За то, что не знаю, что такое любить - землю, страну, людей. Ну, не болит у меня ничего уже давно - смотрю на всё глазами пассажира. Головой понимаю, что что-то упускаю, что-то прошло/проходит мимо, но сердце каменное - давно.
А как это у Башлачёва:
"Скажи, я люблю потому, что болит,
Или болит потому, что люблю?.."
Учусь врать. Не могу же я объяснить людям, что просто не хочу идти в кино, пить кофе в шумной компании, болтать по телефону, или по аське.
Да, состояние: "Поговорите же со мной!" накатывает порой, но красными буквами следом: " Но на моём языке".
А это значит, что сегодня я хочу и могу говорить только о себе.
И о вещах, которые около - как прошёл эфир на "Спейсе", например.
Это совсем не значит, что мне нет дела до моих знакомых, нет. Я переживаю, сочувствую, но тихо, или молча. В крайнем случае сегодня можно рассчитывать получить от меня: "Угу" , или кивок головы.
Просто март отвратительно пахнет талым снегом. Скомканный и никому ненужный, он лежит, подставляя подножки и хватая мокрыми грязными пальцами за полы пальто.
Это удивительно непросто - уехать из минус 15, доехать до плюс 10 и снова вернуться. И не просто вернуться, но и не обращать внимание на весь этот неуют.
Моя третья сказка настигла меня под шорох осенних листьев. Когда я уже чётко знала, что со Сказками покончено раз и навсегда – все они на одно лицо и отличаются лишь тем – закрывают они за собой крышку унитаза или нет.
А Сказка ничего об этом не знала и улыбалась. Сказка сказала мне, что я сильная, потом добавила почему-то, что и нежная тоже. Это поставило меня в тупик и я спросила: «Так бывает?»? Сказка сказала, что бывает, просто я об этом забыла.
Я поверила Сказке.
Этой сказке, вообще, нельзя не верить – когда человеку ничего не нужно из-под тебя, кроме того, что уже есть, то все подозрения на меркантильный интерес отметаются на фиг.
Сказка очень разная – то шуршит страницами, то всего лишь разрешает гладить себя по переплёту.
А, может, это всего лишь отраженье. Ведь читая сказки, мы сопоставляем свою жизнь с жизнью её героев, примеряем их жизнь на себя – и, потом, или целиком вживаемся в сказочный образ, или, позёвывая, окидываем книжные полки в поисках новой забавы.
Недавно по доброму совету посмотрела "Хлеб и шоколад" Брузати с Нино Манфреди в главной роли. Чего стоило найти фильм 73 года, неходовой (он был в ходу советском прокате) - отдельная песня.
Но сам фильм потряс.
Раньше почитала лучшим в жанре трагикомедии фильм "Грязные, отвратительные, злые" Этторе Скола. Сегодня ставлю их рядышком, ибо по-другому никак.
Фильм об итальянцах-эмигрантах, пытающихся выжить в сытой Швейцарии.
Когда они уезжают на Родину, то кричат: " Море! Море! Зато у них нет моря! У них нет моря! А у нас - ЕСТЬ!".
Вот они - вечные ценности.
Вторая моя сказка была энергична, напориста, но интеллигентна. Интеллигентна до ломоты зубовной – она не ругалась матом, всегда имела в кармане чистый носовой платок и обожала начищенную до блеска обувь.
Сказка умела с одним закрытым глазом поменять воздушный фильтр в машине, с другим - поменять датчики масла – всё это в белой рубашке и тонких хлопковых перчатках.
Сказка не любила читать, обожала боевики, умела жарить яичницу на двоих и выбирать в ресторане самые дорогие блюда.
Сказка считала, что мне с ней круто повезло – ещё бы, он взял в жёны женщину с ребёнком. Ребёнок Сказку, чего таить – любил.
Сказка, вообще, была очень уживчивой и умела находить общий язык со всеми – её любили все, начиная от моей мамы до моих подруг. Он, впрочем, моих подруг тоже любил. Не всех, конечно, но любил(!).
Сказка было тонкой душевной организации и, оскорблённая в лучших чувствах, отказалась работать за гроши и несколько лет уже как облюбовала уютный диванчик «Рокки» для построений своих прожектов – как он им всем покажет, когда сделает сам своё Дело, как утрёт им нос, как вернёт мне всё до последней копейки, потому, что сейчас ему стыдно, очень-очень стыдно сидеть на шее любимой женщины и есть её хлеб.
Так говорила Сказка, выуживая рыбной вилочкой креветки покрупнее из миски с салатом «Цезарь».
У сказки были ясные чистые глаза – глядя в них, я понимала, что вот ещё чуть-чуть и у их обладателя действительно всё получится и он, встав с дивана, обязательно покорит свой Эверест.
А я тем временем работала за двоих, старалась не тревожить домашних неприятностями на работе, безумно радовалась тортику, купленному на мои деньги и не съеденному (!!! – честно – это подвиг) до моего возвращения домой.
Но, как я уже говорила, Сказка моя нравилась всем без исключения. Пришлось её захлопнуть.
Сказка с этим не согласилась и долго, очень долго напоминала мне о себе - подумаешь, он не работал - зато он был домохозяином и каждое утро проветривал квартиру от жёниных сигарет, исправно выносил мусор и, вообще, был светом в её окне…
Пришло время сдать Сказку в макулатуру.
От этой Сказки у меня родилось желание скрести ладони пемолюксом, заткнуть уши берушами или уйти в монастырь.
Давно не была.
Так бывает.
Немного записок о том, что было:
С бесконечной признательностью к Мехрибан, Айтен, Шаину, Самиту, Анару, Ширазу, ещё одному Анару, Ниджяту и ещё многим, подарившем мне счастье.
Отдельная благодарность хозяину «Иршада» за бесподобный чай.
Я не знаю, с чего положено начинать записки путешественника…
С того, как года за два до этого началась сладостно-болезненное состояние «мой Азербайджан»?
С момента, когда вообще пришло в голову поехать?
Со слов стюардессы: «Самолёт снижается»?
С распахнувшейся двери зала ожидания и глаз друзей?
С чувства тепла и… ощущения, что я дома, наконец-то – дома!… от первого глотка воздуха на земле Азербайджана? …
Итак… Не так страшен чёрт, как его малюют – точно таким же оказался первый в жизни полёт на самолёте. «Продолжительность полёта 3 часа 30 минут, дальность – 2700 километров, высота полёта – 11000 метров. Пристегните ремни и приведите спинки кресел в вертикальное положение…». Минут через 10 я уже крепко спала, дав себе установку проснуться ровно через три часа (Штирлиц мясяляси, а вы думали!). Так и произошло – и вот уже с колотящимся сердцем пытаюсь разглядеть хоть что-то сквозь толщу облаков. Мне это легко удаётся и с каждой секундой это что-то приобретает вполне конкретные, но совершенно не ясные очертания. Ниже, ещё ниже, ещё. Всё. «Добро пожаловать…».
В голове стучало: «Лана, веди себя пристойно. Не суетись. Смотри и запоминай.» Чертовски хотелось курить. Увидела спасительную надпись «место для курения» (ну, там, где получают багаж), рука рванула на плече сумку и уже через секунду обмякла – курили одни мужчины. «Ханум я, или не ханум?», - ответ не заставил себя долго ждать, и я слилась с пёстрой стайкой спокойных и уверенных в себе настоящих ханум и разрумянившихся от долгого ожидания халашечек. Уверенной же походкой я шла вслед за всеми, видя сквозь ежесекундно открывающиеся двери зала ожидания встречающих. «Не зевай. Чёрт, табличку про рыжих забыла дома… Как я узнаю СВОИХ?» - билось в рёбра.
Знаете, а своих ведь узнавать не надо – они сами отыщут тебя среди десятков. И некоторое чисто внешнее отличие тут не при чём – первый же взгляд в тёмное колышущееся людское пламя на раз выхватило три пары глаз. Внимательных, улыбающихся, чуть тревожных, своих, своих!
Дома…
Выдох. Можно оправиться и закурить. Дома. Нашла. Смогла. Азербайджан. Баку. Смотри и запоминай. Дома. Дома. Вдох. Выдох.
Совершенно не помню, как доехали от аэропорта до дома. Да, да – в Баку у меня был свой дом. С настоящим ключом, половичком и звонком. Это вам не гостиница какая с пошлыми казёнными полотенцами и косым взглядом усталой горничной: «Ходют тут всякие, всё ходют и ходют…». У меня был свой дом с гостями, посиделками и уютными тапочками. У меня даже отключали свет. Всё как у людей! Могу тоже теперь сказать: «Бармек, я тебя знаю!».
Но. Мой дом не был моей крепостью. Вернее, мне совершенно не нужна была крепость в прямом, утилитарном значении этого слова. Я сбегала из дома при первой возможности – город манил, звал, обещал и отдавал всё, о чём говорил в моих снах когда-то.
Баку. Что я знала о тебе: город ветров, город огней, Гыз Галасы, шякер-бура, город, где…
Знаете, это неправда, что город становится любимым тогда, когда начинаешь любить кого-то, из живущих в нем. Неправда – город можно любить сам по себе. Я расскажу…
Баку оглушил, поразил, удивил. Утро начиналось с гудков автомобилей. Ох, уж эти гудки… Не смейтесь, но, мне кажется эти нескончаемые гудки – это некий способ общения. Темпераментные люди темпераментны во всём: «Дай проехать, а-а-а, всё равно стоишь. Э-э-э, сам такой. Ты не обижайся, дорогой, просто подвинься. А ты догони, да-а-а. Какая женщина, нет, ты видел? Ты не прав, дорогой, вон та женщина гораздо лучше. Кто спорит, гардаш, но дай проехать, да..» И так без конца. Музыка, да. Я не шучу – это одно из сильных впечатлений.
(К слову, наш российский сиротливый би-бип похож на хрип – и тебе жизни, ни силы, похож больше не сказанное сквозь зубы «пшёл вон». Убого, нет?)
- Лана, что ты будешь?
- Ой, мне б всего и сразу.
Примерно такой диалог был за столиков в кафе «Бута». Глаза вопрошали, язык алкал, руки нетерпеливо мяли салфетку.
- До-о-о-овгу б мне, - вытащила я наружу то, что давно сияло подобием Шамбалы в моей бедной голове. И долму б… А ещё, ещё .. фейхоа. Можно ж? (наслышана была об этом «чуде» давно, слово казалось забавным при малейшем способе его склонения – как тут устоять).
И было всё. И даже больше. А потом был чай. О-о-о-о, чай… Нет, это не чай – это песня! Такого количества чая (и какого!!) я не пила никогда. Было позорно низвержено привычное с детства «чай не водка – много не выпьешь». Выпьешь. И ещё попросишь. Чай просто так. Чай с чабрецом (кётлик – так?). Чай с орешками (всё свою сознательную и несознательную жизнь полагала, что орешки где-то рядом с пивом, между сухариками и воблой) и с вареньем. Варенье. Это ещё одна песня – вишнёвое, черешневое, алычёвое, фейх… ну, вы
Январь пахнет пенкой от капуччино, присыпанной корицей и имбирным печеньем. А ещё шафрановым кексом.
Январь - немного скучный. Спать и есть. И опять спать. Января нет - это просто обман календаря.
Чем ближе январь подбирается к февралю, тем чаще хочется чая с коньяком.
У меня времени до весны. Весна пахнет надеждой. Никто не знает, какая она, но старательно принюхиваются. Моя весна, наверное, пахнет полынью. Ну уж чем-нибудь с горчинкой, это точно.
Вообще, сплошной цирк - подумалось, а почему клоуны почти всегда рыжие? В программе аттракцион – рыжий, пьяный, влюбленный...
Заклеила полдверцы холодильника чёрными ромбиками "maroc". Ругать меня всё равно некому, как-нибудь летом отдеру... Может быть.
Когда-то, кто-то, может, даже, и я, говорил, что запоздалая любовь слаба и рахитична. Я уже не верю в это. Нет, не ценности поменялись, скорее, позиционирование стало другим.
Незрелая любовь следует принципу: "Я люблю, потому что я любим". Зрелая любовь следует принципу: "Я любим, потому что я люблю".
Hезрелая любовь говорит: "Я люблю тебя, потому что я нуждаюсь в тебе". Зрелая любовь говорит: "Я нуждаюсь в тебе, потому что я люблю тебя."
У незрелой любви очень абстрактное лицо - объектом может стать практически любой. Она практически без лица.
У зрелой есть осознанный выбор. Даже не так - есть СПОСОБНОСТЬ выбирать. Избирательность. Да - так.
Вторая женщина задумчиво сидит по вечерам в кафе над чашкой кофе или бокалом вина. Свободное время она всегда проводит там или ходит по магазинам, спуская все деньги на одежду, духи, книги и прочие ненужные вещи. Ей некуда спешить – она вторая и значит, живет сама по себе.
Она немного, подрагивающим краешком губ, грустит о том, что вечер, как всегда, пуст, и вчера был пустой день, а впереди пустая ночь – и каждые 10 минут проверяет телефон: вдруг пропустила что-то. То, что согреет её. То, что каждый раз выворачивает судьбу наизнанку, и которого сегодня – она уже хорошо это знает – скорее всего, не будет.
Ей нет смысла жаловаться и скитаться в поисках приятеля на сутки – она уже занята. Той, главной и единственной своей частью, которая не оставляет времени и сил на то, чтобы даже в мыслях желать другого.
Она часто вздрагивает, и у неё отчаянно мёрзнут руки.
В чужих кафе или своем теплом доме она ждет и думает о том, что напоминает себе Пенелопу - и улыбается отражению в зеркале.
Перед сном она мечтает о разном, вспоминает Одиссея, глаза полузакрыты, одеяло бесстыдно щекочет разгорячённую кожу; и единственное, о чем запрещает себе даже думать – это о том утре, когда они проснутся вместе, и никому не надо будет спешить на самолёт.
Она просто боится, что ей понравится думать об этом и она сойдёт с ума.
Вторая женщина не боится стать однажды первой. Быть первой – это значит, что вот-вот где-то вдалеке появится другая вторая. А другой второй быть не может. Она это знает, и неизбежность этой мысли ей очевидна, потому что уже очень давно она поняла: равновесие в природе до боли гармонично.
От этой мысли тоже можно сойти с ума.
В духовке барашек. В холодильнике тёмный ТинькоФ.31-12-2004 23:04
В духовке барашек. В холодильнике тёмный ТинькоФ. Баночка завтрака Интуриста. Коты. Интернет. Отлично!
Жалко только, что снега нету. Это не то, что бы настораживает, но даёт повод рефлекснуть пару минут. А не хочется.
«Успех, вместо того чтобы давать свободу выбора, становится образом жизни».
Г. Миллер
На фоне прямо-таки читательского бума, когда кажется, что только протяни руку и обретёшь желаемое, поклонников и знатоков Генри Миллера не так уж много. То ли руки не доходят, то ли желания нет. Хотя, с желанием, я как раз и погорячилась. Снедаемые желанием дешёвых развлечений, удовлетворения душевной и физической похоти по - быстрому, читатели жадно хватают роман, но уже через пару страниц разочарованно откладывают роман в сторону – для обещанного общественным мнением Миллера, как великого искусителя и порнографа-эпистоляра, у него слишком много того, над чего нужно думать, много того, что делает чтение трудным и не совсем понятным.
Очень тяжело видеть, как кто-то, а не ты, обладает той самой внутренней свободой (о который ты столько раз думал сам, глядя с тоской в окно сквозь сигаретный дым, но при этом даже пальцем не пошевелил, что бы это окно открыть), что кто-то взял, да и смял все табу и запреты и ещё посмел явиться перед твоим взором добропорядочного гражданина в полном неглиже, что вызывает, несомненно, твою лютую зависть и даже ненависть.
С Вами всё не так? Вы не завидуете Миллеру в его эгопрозе? Можно я попробую объяснить, почему – Вы отождествляете себя с героем, ибо герой – это и есть Вы сам плюс то, чего Вам пока не хватает.
Всё просто – Миллер пишет о тех, кто его читает. А те, кто читают его – видят себя. А людей, которые могут сами себе без причины больше двух раз на дню сказать, что, мол, не нравлюсь я себе – мало, ну, согласитесь.
Успех Миллера – это право на ту жизнь, которая нравится Вам, а не на ту, которое готово предложить Вам общество.
"Когда тебя толкают в пропасть, легко в последний момент отказаться ото всего своего имущества, обернуться и распахнуть последнее объятие всем тем, кто сзади».
Г. Миллер
«Не падай в пропасть, читатель, живи. У тебя есть потрясающее сегодня. Возьми его. И сделай с ним всё, что сможешь» – примерно так мог говорить наш герой. Герой – довольно удачлив, талантлив, успешен у женщинам, обладает потрясающим чувством юмора, живёт где-то рядом (если только он не смотрит на тебя из зеркала).
В вас ещё не появилось желание поглядеть на себя со стороны? Что ж, идём дальше.
«Здесь плескалось чувство, от берега до берега».
Г. Миллер
Умный читатель, тонко чувствующий литературу, именно сейчас уже может иронично заявить: «Женщина, читающая Миллера? Это шутка? Миллер – мужской писатель. Он эгоист, как все мужчины. Он самовлюблён, как большинство мужчин. Он камня на камне не оставил на алтаре, куда обычно ставят женщину. Он не подарил не одного цветка женщине…"
Вообще, мнение о том, что Миллер - не для женщин, что в его творчестве женщина показана в довольно неприглядном виде, я слышала не раз.
Тогда меня пробирает смех, и я лукаво говорю - не рекомендуется к прочтению жадным детям, девушкам с незамутненным сознанием и савецким интеллихентам. Ни к первым, ни к вторым, ни к третьим я не отношусь.
Это Миллер-то эгоист??? Возьмите в руки «Тропик Козерога». Открывайте. Нет, не так быстро. Вот – смотрите, смотрите – сразу под названьем:
ЕЙ.
«Ей» - это эпиграф. По-моему – это самый короткий и самый мощный эпиграф из когда-либо существующих.
«Все женщины в мире — суть одна женщина» - любимая поговорка Миллера. Не будь Женщины, как мог бы Миллер вывести свою гениальную по простоте формулу обычного человеческого счастья - «Доверяй тому, что у тебя между ног. Обещай то, что ты никогда не сможешь исполнить, — только тогда ты станешь самим собой...»?
Если Вы ещё не открыли для себя Миллера – сделайте это. Сделайте попытку быть самим собой.
Если Вы уже читали Миллера – нам с Вами по пути. Мы оба любим жить, любим любить и абсолютно этого не стесняемся - «Если видишь женщину голой достаточно долго, опять начинаешь обращать внимание на ее лицо» (Г. Миллер)
-----------------------------------
Писано и думано не так давно. Свежего пока в голове нет. Литература - это то, что не даёт обуглиться в край.
Не как оправдание, а как попытка объясниться:
- когда рубят лес, летят, как известно, щепки. Я побывала в роли щепки. Нет смысла рассказывать подробно - о мёртвых либо хорошо, либо ничего. Я предпочту промолчать. Одно только - мне было трудно, но мне было приказано выжить. Были приведены настолько потрясающие доводы в пользу того, что не стоит опускать руки, что я не смогла не согласиться. Мысли о том, что всё, что не убивает нас - делает сильнее, посетили мою бесталанную рыжую голову.
Я вышла из сентября с устойчивым - нельзя класть все яйца в одну корзину. Ибо не фиг.
Френды, дорогие мои - простите и примите обратно!!
О себе. Болею со вкусом и обстоятельно. Не знаю, насколько долго. Страшно скучаю. Но глаза, присыпанные песком, чугунная голова и шея в компрессе не дают спокойно и часа посидеть в кресле. Так что - лежу и смотрю ТВ. Потихоньку смотрю, перевариваю. То, что получилось осмыслить (не понять!) - попыталась вкратце написать.