Мое имя растиражировано на плакатах. В едкой тональности оранжевого увяз стилизованный шрифт, и буквы кажутся какими-то скомканными, прижатыми. Фонтаны света подсвечивают липкую постерную бумагу, свисающую с намокших биллбордов. Центральные улицы, проспекты и оживленные автострады одеты в сырую и одинаковую оберточную фольгу, покрытую рекламными лозунгами, среди которых мелькает, скрываясь за глянцевой листвой, мое, разбитое на звучные осколки, имя. Проданное и купленное, ставшее узнаваемым брендом с еще незапятнанной репутацией, но переставшее теперь быть моим. Прохожие, смеясь, неуклюже целятся в него указательными пальцами, а люди в теплой одежде, намокшие от непрекращающегося дождя, растягивают новый ряд букв по фанерному липкому полотну. Складное слово, повторяемое витринами, упаковками, звукорежиссерами, операторами и тележурналистами, анализируется отделами маркетинговых компаний, по нему составляются отчеты, а кривая бизнес-планов, изгибаясь невероятным образом, упирается в побеленный потолочный щит. Пик продаж подхватывается новой рекламной кампанией, еще более агрессивной. Успех верного сложения букв становится очевидным, и правообладатель ликует, заткнув в глубь кармана визитку с моими именем.

Легкий солнечный луч ласкает твою улыбку. Близится вечер, и мы идем к тебе домой, не затем, чтобы там остаться. Воздуха становится так мало, когда ты приближаешься ко мне. Шампанское на набережной, глядя на догорающие неоновые огни на том берегу. Встречая рассвет, провожая единственную ночь, не похожую на все другие ночи. Мы не расстаемся ни на минуту, и только первым открыв глаза, я пойму, как мне будет не хватать тебя.

Город с влажным морским воздухом. Блеск стеклянных витрин, отражающих закат. Невысокие дома и дорогие машины у обочин. Сладостные выходные в сладостных объятиях петляющих дорог и незнакомых кварталов.

Звуком упавшей медной монеты разносится по комнате фраза «Ты красивый... Нет, не красивый... Ты сексуальный». И только теперь до меня доходит смысл разговора. Вот к чему все это. Из всех непроизнесенных слов ты выбрал самые верные. И даже если это так, мне этого не достаточно. Я не стану объектом твоих фантазий - со мной не так просто. Ты сломаешь зубы, пытаясь раскусить меня.

В этой книге нет слов. Длинный ряд мелких букв, нанизанных на тонкие, озаглавленные цифрами страницы, тянется, упираясь в обложку. Но автор - я знаю это совершенно точно - не пытался ни о чем рассказать. Поздним вечером, когда новостные радиостанции заполняют эфир спокойной музыкой, он устраивается на неудобном стуле, начиная, без особого интереса, описывать возникающую в его голове картину. Многое он берет из собственной жизни, часть из услышанных им рассказов. Именно поэтому все его книги так удивительно похожи. И кто-то видит в этом проявление таланта известного автора, другие же находят это необременительным способом скоротать еще один, так похожий на все другие, вечер.

Это игра с огнем.

Я не знаю о тебе ничего
кроме того, что ты любишь в постели.

Play?

Холодными струями укутанный. Промокший. В блеске автомобильных фар забытый. Увлеченный игрой электрического света в разбитых контурах дождевой воды. Вдыхающий этот мягкий город. Не чувствующий холода, неподвижный, почти влюбленный. Укрытый тенью парковых аллей, по которым, пробираясь в чужие сердца, осторожно ступает поздняя осень. Обнимаемый ветром. Без сожаления отдающий тепло, не сохраненное влажной рубашкой с расстегнутыми пуговицами. Мечтающий о близких, но еще не знакомых руках.

Этим солнечным летним утром ты вспоминаешь обо мне, в тот момент, когда я просыпаюсь. На кончиках моих ресниц все еще держится сон. Совершенно непроизвольно я улыбаюсь тебе, и моя улыбка заставляет твое сердце забиться чуть быстрее. Утренний какао сладко касается моих губ. Я закрываю глаза, желая продлить этот момент, чувствуя, как похоже тепло чашки на тепло твоей ладони, зажатой в моей руке. Футболка фисташкового цвета, которую ты надел этим утром, подчеркивает твои широкие плечи, слегка напрягаясь, каждый раз, когда ты делаешь глубокий вдох. Мне нравится представлять это. Когда я остаюсь наедине со своими мыслями, я вспоминаю, как сводит с ума запах твоей загорелой кожи. Ты смотришь на небо, сквозь тонкое оконное стекло, на крохотный серебристый контур самолета, искоса пересекающего ровную стеклянную гладь. Линии авиарейсов, соединяющие города и страны кажутся такими беззаботными, словно они начертаны в небе незаметным обычному глазу карандашом. Наверно, нам с тобой пора устроить отпуск. Подумаем об этом вечером. Договорились?

Душное утро радует своей тишиной. День начинается с автобусных остановок, поисков отрывков исписанной бумаги, которыми заложены страницы книг, с мыслей о жарком песке и незаметно проходящем лете. В моем календаре сейчас начало мая, и давно пора оторвать от него два помятых месяца, расписанных вдоль и поперек мелким почерком. За полями этих похожих друг на друга записей остались мысли, которые не прочесть никому кроме меня. Хочется двигаться вперед, но что-то держит. Кажется, что моя жизнь незаметно блекнет и становится звуком моросящего и бьющегося о стекло дождя, сюжетом затянутого романа или набором символов безошибочного программного кода. Все слишком просто. Жизнь пьется как теплое вино по выходным, лишь разделяя вчерашний вечер и завтрашнее утро. Мне нужен свежий воздух. Он придет в Москву этой ночью. Может быть, тогда что-то измениться.

Сердце в шредере. Мысли спутаны.
... улыбаюсь глупо...
Ты встречаешься с девушкой.
... супер...

Твои очень тонкие пальцы. Они касались моих ладоней, и этим одним ты доставлял мне немыслимое удовольствие. Твои очень непрочные объятия. Отпускающие. Отпустившие. Стеклянная радость наших встреч разбилась, задев меня осколком, ушедшим глубоко под кожу. Твои сухие волосы, сухие улыбки, непростительно тонкие губы - к черту! Тебе так лучше. I don't need this anymore. Это лишено смысла. И холодный дождь составит тебе компанию, и городские фонари приветливо встретят тебя. И забудь обо мне - я скучен, как знойный день. Тебе нужна любовь, но во мне ее нет. Только пепел.

Я просто шел и, видимо, прошел,
Минуя все и стало просто пусто.

Спасибо за честность. Ты все еще так же важен мне. Жаль.

«…по асфальту шагаю с тем, кого…»

Озноб. И согревающее солнце. Ты жмешь мне на прощание руку. Светлые ресницы скрывают глаза, в которых солнечными зайцами играет рассвет. Только мне кажется, что это рукопожатие будет последним. Особенно холодным. Формальным.

А у тебя такие мягкие волосы...

С прошлым не сходятся врукопашную. Новое побеждает, лишь поглотив его. А подавившись, гибнет. Обе попытки - это ложные зори, у которых не будет завтрашнего утра, а лишь давно прожитый день, уже виденный однажды, и не только однажды. Это анахронизмы. И так обстоит со всеми, кто в простоте душевной точит зубы на ту или иную порцию прошлого, вместо того чтобы приступить к ее перевариванию.

Хосе Ортега-и-Гассет

Это была ранняя весна или поздняя московская осень. Снег едва ли укрывал собой холодную землю, оставляя всюду темные пятна с изорванными краями. Тяжелые тучи, подсвеченные уличными фонарями и окрашенные в грязный цвет, неподвижно нависали над одинаковым рядом многоквартирных жилых домов. На город опускалась ночь, которая в это время года может очень походить на пасмурный и обделенный солнечным светом день.

Я шел по безлюдным окраинным улицам, почти не разбирая дороги. Никем не замечаемые светофоры, строго соблюдая свои нехитрые правила, меняли цвета, а пожелтевшие плакаты удивленно встречали рисованными улыбками. Мои остывшие пальцы, перебирали складки шарфа, пряча в него простуженное горло. Ветер то неожиданно поднимался, то так же внезапно замирал. Холодная дрожь ожидания била мое тело, предвещая неладные развязки всех случившихся накануне историй.

Холодный кофе и стопка нераспечатанных писем - вот во что превратилась моя жизнь. Она заканчивается, когда в коридоре щелкает выключатель, и начинается вместе со сводкой новостей. Секундная стрелка упирается в цифру шесть, словно замерзая или не желая дальше отсчитывать время. Все уже решено - впредь ничему не измениться. Этот путь останется только эхом неуверенных шагов, приближающих горькое сожаление о твоем отсутствии. И завтрашний рассвет, увы, не будет солнечным.

«А этот эпизод я перенес бы дальше лет на сто...» (Butch – «Утренний свет»)

По ту сторону стекла холодный май. По эту - вечер в ожидании звонка. Но ты не наберешь мой номер. Я не тот, кто нужен тебе сейчас. Время к полуночи, и неровным пламенем догорает-колышется во мне мысль пройтись по ночным улицам, намокнуть. Дождь и гудки телефонных линий скрашивают мое одиночество. Твои слишком сладкие губы - мне они слишком ни к чему. Я только случайный свидетель, неловкий прохожий, небольшой отступ перед новым абзацем твоей фееричной жизни. Ветер в форточках, сквозит, замерзают пальцы, и мысли, двигаясь неровно, заплетаются в знаки бесконечности. Что я сделал не так? Почему погасает свет в окнах дома напротив? С кем ты встретишь это утро? Нужен ли кому-нибудь осколок льда, зажатый в моей груди и пустивший этой ночью трещину?

Женщина-провидица рассказала, что я умру не своей смертью. И добавила, что это случится скоро.

По стенам льется вода. Это весенний дождь. Грустный, одинокий, холодный. Он разбивается об оконное стекло. В нем отражается перевернутое серое небо. Дождь удлиняет время, разделяет людей. Намокают брови, притупляется боль. Звуки смолкают, и повсюду разносится только шум дождя. На ладонях остаются капли. Они не смываются с рук. Они зажаты в кулаки. Никто не узнает о них. Только дождь.

Когда встречаешь самого светлого человека, такого, о котором можно лишь мечтать, угадывая контуры крыльев за его спиной, бывает очень больно возвращаться в этот мир пустых отрывочных связей. Он счастлив, его бережет вера в возможность найти такого же светлого человека. И сердце подсказывает, что он найдет - должен найти. Но, увы, я таких людей не знаю. И с тоской ловлю себя на мысли, что его свет никогда не прольется на мою тень.

Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно…
Сегодня и над моей головой загорелась звезда. Далекая и совсем крохотная.
Долго ли ей еще гореть?