Нет в мире высшего блаженства,
чем осознание пути,
когда достигнув совершенства
ты все же вынужден уйти,
когда и сердцем и мышленьем
приемлешь равно мрак и свет,
когда легчают сожаленья
о пустоте минувших лет.

И нет лекарства в мире лучше
от страха стать золой в золе,
чем уяснить, что ты лишь случай,
прекрасный случай на земле,
когда проводишь самых близких
в недосягаемую даль,
когда уже не знаешь риска,
а лишь терпенье и печаль,

когда войдешь два раза в реку,
на дне останешься сухим,
когда прощаешь человеку
его успехи и грехи,
когда по взгляду и по вздоху
поймешь, что сделалось с душой,
когда тебе с другими плохо,
а им с тобою хорошо.

Я глуп, и потому невзгоды, неудачи
Прощаю сам себе, как выигранный бой.
Не стану я кроить свою судьбу иначе,
На темы умные не рассуждаю сам с собой.

Я глуп, и потому молчу, не возражаю,
Когда меня винят и вешают ярлык.
За почести и чин не дал бы ни гроша я.
Люблю я только то, к чему давно привык.

Я глуп, и потому не вижу в наслажденьях
Ни цели жизни и ни забытья,
И не меняю я ни жен, ни убеждений,
Я глуп, и потому, наверно, честен я.

Я глуп, и потому я многим непонятен,
Интеллигент к стереотипам так привык.
А в логике моей так много белых пятен,
Что умники со мной становятся в тупик.

Я глуп, и потому по лужам допоздна я
Брожу, не замечая улиц и дворов.
Что вижу я во сне? Как объяснить - не знаю.
Не видят умники таких прекрасных снов.

Когда тебе опять и пусто и печально,
В глазах покоя нет, а в мыслях - высоты,
Ты вспомни, что в тебе нет боли изначально,
А только - трение мечты и суеты.

И если слезы есть - старайся в одиночку
Их выплакать сперва, и к людям не спеши.
И мужество не в том, чтобы поставить точку,
А чтобы претерпеть рождение души.

И если так с тобой случится не однажды,
То с каждым разом легче будет этот миг.
Жестоки чувства одиночества и жажды,
Но страшно - если ты к ним вовсе не привык.

Досадно, если ты, надеясь на подспорье,
В ответ не получил желанной сослезы.
Но в сотню раз страшней, когда испив от горя,
В чужую исповедь ты смотришь на часы.

И если нет того о чем мечтал в начале,
И про высокий путь гаданья не правы,
Люби все то, что есть - и страхи и печали,
И труд обычный свой, и вздохи, и увы.

И меры счастья нет, и смысла в обладаньи -
Все сквозь тебя, как в космос тихо протечет.
И оправданье жизни - только в состраданьи,
В желаньи размышлять - другое все не в счет.

Сядем рядом. Сядем ближе
Да прижмемся белыми заплатами к дырявому мешку
Строгим ладом, тише, тише
Мы переберем все струны да по зернышку

Перегудом, перебором.
Да я за разговорами не разберусь,
Где Русь, где грусть.
Нас забудут — да не скоро,
А когда забудут, я опять вернусь.

Будет время, я напомню,
Как все было скроено, да все опять перекрою
Только верь мне, только пой мне
Только пой мне, милая — я подпою.

Нить, как волос.
Жить, как колос.
Размолотит колос в дух и прах один цепной удар.
Да я все знаю, дай мне голос.
И я любой удар приму, как твой великий дар.

Тот, кто рубит сам дорогу,
Не кузнец, не плотник ты,
Да все одно поэт.
Тот, кто любит, да не к сроку,
Тот, кто исповедует, да сам того не ведает.

Но я — в ударе. Жмут ладони,
Все хлопочут бедные, да где ж им
Удержать зерно в горстях.
На гитаре, на гармони,
На полене сучьем, на своих костях.

Злом да ласкою, да грехами
Растяни меня ты, растяни, как буйные меха!
Пропадаю с потрохами,
А куда мне, к лешему, потроха…

Но завтра — утро. Все сначала.
Заплетать на острых пяльцах недотрогу нить.
Чтоб кому-то, кому-то полегчало…
Да разреши, пожалуй, я сумел бы все на пальцах объяснить.

Тем, кто мукой — да не мукою
Все приметы засыпает, засыпает на ходу,
Слезы с луком.
Ведь подать рукою,
И погладишь в небе свою заново рожденную звезду.

Ту, что рядом, ту, что выше,
Чем на колокольне звонкий звон…
Да где он? Все темно.
Ясным взглядом,
Ближе, ближе…
Глянь в окно — да вот оно рассыпано, твое зерно.

Выше окон, выше крыши.
Ну, чего ты ждешь? Иди смелей, бери еще, еще
Что, высоко? Ближе, ближе.
Ну вот уже тепло. Ты чувствуешь, как горячо?
Вот оно — ты чувствуешь, как горячо.

Четыре ангела мои ко мне слетаются и спорят,
какой мне путь предначертать
и что вложить в уста для пенья,
распределяют по годам минуты радости и горя
и чертят график на листе, а в нем — болезни и терпенье.

Аллеи Павловска пусты, и я иду по ним неспешно:
давно изученный пейзаж и каждый раз неповторимый...
В такие светлые часы легко забыть, что все мы грешны.
И, может, ангелы грешны...
И даже метят в серафимы.

Но вот один из них сказал:
— Ах, господа, какая мука!
Остановить его пора, работать трудно на ходу.
Другой ответил: — Не спеши, ведь скоро ждет его разлука.
А третий робко произнес, что видит еще и беду.
Четвертый, самый молодой, на сына моего похожий,
сказал и белою рукой коснулся грустного лица:

— Он будет часто умирать,
чтоб чью-то совесть растревожить,
он должен боль и грех познать,
чтоб успокаивать сердца.

А я не слышал тех речей и брел без цели, наудачу,
и от хранителей моих не ждал решительных идей.
И смолк негромкий разговор, я их, наверно, озадачил,
поскольку плакал без причин, представив Землю и людей.

Берегу я, как могу я, и храню и почитаю, как родителей,
птицу-Жалость, птицу-Верность, птицу-Горестную Совесть,
птицу-Честь...
От обиды улетают, от обмана умирают
эти преданные Ангелы-хранители.
Лишь они на слабых крыльях
могут жизнь мою пронесть.

Ягода цветет малина, а до сада не дойти,
И душа моя взмолилась: "На свободу отпусти"
Эх, выкатывайте бочку! Сила есть, а мочи нет:
За три месяца - ни строчки, за три года - десять лет

Окстись, в чужие сани не садись
И на чужой кусок, браток, не разевай роток
Окстись, с небес на землю опустись,
Из ручейка глоток в роток тебя спасти бы смог

Во дворцах вдали от Бога, ох, как было не легко
На лежневую дорогу выйду, как на крестный ход
Вместо свечки топорище да двуручная пила,
От добра добра не ищут - вот такие, брат, дела

Окстись, с небес на землю опустись,
Из ручейка глоток в роток тебя спасти бы смог
Окстись, наверх - еще не значит ввысь,
Там наверху - чуть в бок, браток, летит в лицо сапог

Разорву, как встарь, рубаху, выну сердце из груди
И голову сложу на плаху, фу ты, муха, не гуди
Вместо свечки топорище да двуручная пила,
От добра добра не ищут - вот такие, брат, дела

Окстись, дана нам ненадолго жизнь -
Ты не забудь про то, браток, когда настанет срок
Окстись, с небес на землю опустись,
Из ручейка глоток в роток тебя спасти бы смог

Душу отпущу на волю, пусть гуляет да поет:
"Полем, полем, белым полем" - там судьба моя живет
Разорву, как встарь, рубаху, выну сердце из груди
И голову сложу на плаху, фу ты, муха, не гуди

Окстись, наверх - еще не значит ввысь
Окстись, в чужие сани не садись
Окстись, с небес на землю опустись
Из ручейка глоток в роток тебя спасти бы смог
Окстись, назло тугим ветрам не гнись
Окстись, дана нам ненадолго жизнь -
Ты не забудь про то, браток, когда настанет срок

Я устал от чужих городов,
Я устал колоть этот лед,
Я хотел бы уснуть,

Но нет времени спать.

И опять за окнами ночь,
И опять где-то ждут меня,
И опять я готов идти, опять.

Но я верю что ты,
Снова скажешь эти несколько слов,
И тогда я готов оставить след на этом снегу.
И я знаю что мне,
Недолго осталось ждать,
Чтобы снова увидеть сосны на морском берегу.


Переулки молчат,
Под ногами усталый асфальт,
Но под крышами город продолжает жить.

И пускай фонари,
Светят дальше далеких звезд,
Фонари все погаснут, а звезды будут светить.

Но я верю что ты,
Снова скажешь эти несколько слов,
И тогда я готов оставить след на этом снегу.
И я знаю что мне,
Недолго осталось ждать,
Чтобы снова увидеть сосны на морском берегу.
[700x525]

Когда поймешь умом, что ты один на свете,
И одиночества дорога так длинна,
То жить легко и думаешь о смерти,
Как о последней капле горького вина.

Вот мой бокал, в нем больше ни глотка
Той жизни, что как мед была сладка.
В нем только горечь неразбавленной печали,
Оставшейся на долю старика.

Бокал мой полон, но друзей не стану
Я больше угощать питьем своим.
Я их люблю, дай боже счастья им.
Пускай они пьют воду из под крана.

На свете сделал я много славных дел,
Во веки вечные их не забудут люди.
И если выйдет все, как я хотел,
То, боже милый, мир прекрасным будет.

Послав отчаянье на голову мою,
Послав страдания душе моей правдивой,
Пошли мне веру, я о ней спою,
И дай мне силы, стану я счастливым.
И перед смертью богу помолюсь.

Ты поутру взглянул в своё окно,
И небо было ласковым и ясным,
Тебе казалось - будет день прекрасным
И в нём чему-то сбыться суждено.

Тебе казалось - что-то впереди,
Такое, что не каждому даётся.
Смеялся, как довольная смеётся
Красавица, что в зеркало глядит.

Ты сознавал свой будущий удел
И избранность, среди различных прочих.
Они казались до смешного проще,
Но ты великодушно их жалел...

Казалось, много света и тепла
Тебе дано. И ты, не сожалея,
Смотрел однажды, как по той аллее
Единственная женщина ушла,
Неслышно удалилась по аллее...

А то, что было где-то впереди,
То ни на шаг к тебе не приближалось,
Но торопиться некуда, казалось,
Ты это без конца себе твердил.

Чего ты ждал? Того ли ты достиг?
Плетёшься ты среди таких же ждущих,
И ненавидишь впереди идущих,
И презираешь всех, кто позади.

От солнца ты спешишь укрыться в тень,
И кутаешься, если дует ветер.
И вот уж вечер. Разве ты заметил,
Как он прошёл, единственный твой день?

Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.

По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
Закален в бою;
Спи, малютка, будь спокоен,
Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время,
Бранное житье;
Смело вденешь ногу в стремя
И возьмешь ружье.
Я седельце боевое
Шелком разошью...
Спи, дитя мое родное,
Баюшки-баю.

Богатырь ты будешь с виду
И казак душой.
Провожать тебя я выйду —
Ты махнешь рукой...
Сколько горьких слез украдкой
Я в ту ночь пролью!..
Спи, мой ангел, тихо, сладко,
Баюшки-баю.

Стану я тоской томиться,
Безутешно ждать;
Стану целый день молиться,
По ночам гадать;
Стану думать, что скучаешь
Ты в чужом краю...
Спи ж, пока забот не знаешь,
Баюшки-баю.

Дам тебе я на дорогу
Образок святой:
Ты его, моляся богу,
Ставь перед собой;
Да готовясь в бой опасный,
Помни мать свою...
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.

Бывает такое ощущение, когда всё окружающее кажется каким-то неродным, незнакомым, и вообще потусторонним. Это наиболее подходящие слова для того, чтобы описать людей вокруг, это лето. Всё парит во влажной, душной невесомости и никак не хочет возвращаться на землю. А я сижу на краю срыва, потрясывая ногами, смотрю куда-то, жду чего-то...
И кругом липкие воздушные шарики...

МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ
"Малыш, я хочу еще послушать,
Как ты смеешься..."
Антуан де Сент Экзюпери


Был поздний вечер, дождь. И вдруг,
Я слышу в двери легкий стук...
В такое время уж пусты дороги,
И путники уже не те...
Я отворил и в темноте
Стоял мальчишка светлый на пороге.

- Мне нужен друг, - сказал он мне.
Ты видел звёзды в вышине?
Они огромные для тех, кто с ними рядом!
А я один, и там вдали,
В дорогах - годы от Земли,
Мне для кого-то быть огромным тоже надо.

- Я ждал тебя давно, малыш,
Входи, ну что же ты стоишь?
Через порог привычек и сомнений
Я сам к тебе боюсь шагнуть,
Я не решаюсь, дальний путь
Вначале легок, дальше не по мне он.

Мы сами мир свой создадим,
Представим солнце, звёздный дым,
Любовь себе придумаем в полмира
И журавлями в облака
Надежды пустим, а пока
Входи, мы потолкуем, друг мой милый.

- Но ты качаешь головой,
Ты не доволен, мальчик мой,
Что неделимое хочу делить на части.
Зачем придумывать другой,
Когда под радугой-дугой
Прекрасный мир дождей и слез, и счастья!?

И лучше пусть измена вновь,
Чем вечная полулюбовь,
И лучше уж ползком, чем без движенья...
Пусть я весь мир не облечу -
Летать и падать я хочу,
И вновь летать сквозь силы притяженья!

Маленький принц,
Призрачный дым,
Ты на Земле необходим.
Столько миров, столько планет,
Не облетишь весь белый свет...

Сколько в жизни встречал людей
Сколько в сердце впускал гостей
Сколько раз ошибался в них,
Все не впрок

Но за то все случилось так,
Что я выдержал груз атак
И моих дорогих друзей, дал мне Бог

Мой друг, ты уж меня прости
За все, что нам пришлось пройти
Мой друг, на повороте дней
Вижу я все ясней, кто настоящий друг

Друг не тот, кто в застолье крут,
И когда за здоровье пьют
Друг не станет тебе кричать
"Пей до дна"

Друг почувствует, что тебе
Стало холодно на земле
И согреет своим теплом
Без вина

Мой друг, ты уж меня прости
За все, что мне пришлось пройти
Мой друг, на повороте дней
Вижу я все ясней, кто настоящий друг

... и вот на что наткнулся...
[352x288]

ЗИМНЯЯ СКАЗКА



Однозвучно звенит колокольчик Спасской башни Кремля.
В тесной кузнице дня Лохи-блохи подковали Левшу.
Под рукою - снега. Протокольные листы февраля.
Эх, бессонная ночь! Наливай чернила - все подпишу!

Как досрочник-ЗК два часа назад откинулся день.
Я опять на краю знаменитых вологданьских лесов.
Как эскадра в строю, проплывают корабли деревень,
И печные дымы - столбовые мачты без парусов.

И плывут до утра хутора, где три кола - два двора,
Но берут на таран всероссийскую столетнюю мель.
Им смола - дикий хмель. А еловая кора им - махра.
Снежок - сахарок. А сосульки им - добра карамель.

А не гуляй без ножа! Да дальше носа не ходи без ружья!
Много злого зверья. Ошалело - аж хвосты себе жрет.
А в народе зимой - ша! - вплоть до марта боевая ничья!
Трудно ямы долбить. Мерзлозем коловорот не берет.

Ни церквушка, ни клуб. Поцелуйте постный шиш вам баян!
Ну, а ты не будь глуп! Рафинада в первачок не жалей!
Не достал нас "Маяк". И концерты по заявкам сельчан
По ночам под окном исполняет сводный хор кобелей.

Под окном по ночам - то ли песня, то ли плач, то ли крик,
То ли спим, то ли нет! Не поймешь нас - ни живы, ни мертвы.
Лишь тропа в крайний дом над обрывом вьется, как змеевик.
Истоптали весь снег на крыльце у милицейской вдовы.

Я люблю посмотреть, как купается луна в молоке.
А вокруг столько звезд! Забирай хоть все - никто не берет.
Значит, крепче стал лед. Мерзни, мерзни волчий хвост на реке!
Нынче - славный мороз. Минус тридцать, если Боб нам не врет.

Я устал кочевать от Москвы до самых дальних окраин.
Брел по горло в снегу. Оглянулся - не осталось следа.
Потеснись - твою мать! - дядя Миша, косолапый хозяин!
Я всю ночь на бегу. Я не прочь и подремать.

Но, когда я спокойно усну, тихо тронется весь лед в этом мире,
И прыщавый студент - месяц Март - трахнет бедную старуху-Зиму.
Все ручьи зазвенят, как высокие куранты Сибири.
Вся Нева будет петь. И по-прежнему впадать в Колыму.

Arabia.

Я встретил 9696 вечеров. Каждый по-разному.
Есть n-ое их количество, когда я помню каждую деталь, каждую мелочь.
Есть те вечера, которые я не помню специально, а есть те, которые просто так.

Ты заставляешь меня помнить каждый вечер, который мы провели вместе. Заставляешь отражаться в памяти каждый кристально чистый блеск звезды.
Сегодня я - человек, у которого нет ног.
Сегодня я - человек, у которого не рук.
Сегодня я - человек, у которого боль в голове вызывает улыбку.

Я держу изгрызанную кисть в зубах, держать равновесие мне помогает моё старое кресло, моя яйцеклетка. Розы. Я рисую белые розы, как те, которые стояли в моей палате в 2000 году. Они остались после прошлой обитательницы этой палаты. В тот день я лежал после операции, мне удалили аппендицит. Рабат. Вечерняя духота, разгоняемая листвой Jardins Exotiques. Всё как обычно – сестра в белоснежном халате разносит ужин, мои товарищи по несчастью отказываются только для вида. Все хотят есть, есть через жуткую боль. Мой дневной рацион составляют лишь чайные ложки каши или пюре и треть кружки чуть теплого чая. Врач сказал, что острое воспаление не редкость в жарких странах и, по его мнению, дня через два-три я уже буду снова пытаться ходить. Я ждал этого, ждал, когда я снова смогу прийти к тебе с бутылкой розового вина и кальяном, забраться на крышу 3 этажа и смотреть на красное небо или пить дешёвый коньяк, сидя у костра во дворе. Звонить в госпитале запрещалось, поэтому мы говорили по sms. Твои сообщения заменяли мне газеты и телевизор, ты рассказывала мне обо всём, что происходило в Мире.
Друг. Человек, который уверен в тебе, который тебе доверяет. Человек, который понимает тебя с полуслова, иногда продолжая твои фразы скороговоркой. Дружба и Любовь живут по соседству, их квартиры находятся рядом, напротив апартаментов Ненависти и Измены.
В тот вечер ты пришла ко мне. Я спал, но тонкий аромат Anais Anais разбудил меня. Открывая глаза, я чувствовал, что выхожу тебе навстречу из ворот Рая, попадая во всё то же Рай, но стрела боли в правой части живота вернула меня в город.

- Ты выглядишь почти здоровым, завтра я забираю тебя, поживём пару дней вместе. В домашних условиях тебе будет лучше, даже если на крыше будет цвести бугенвиль, а не розы.
- Я не буду отказываться.
- Тем лучше… к сожалению мне уже пора уходить...да и дежурная показывает на часы. Знаешь, ты очень забавный, когда спишь.
- Спасибо, мой часовой. До завтра.
- Пока.

Утром я был свеж, чувствовал, как внешний Мир вырывает меня, плотно вросшего в больничную койку. Я ждал друга. Я ждал открытое море под названием Город. Я вдыхал океан. Рабат.
Мы сели в машину, ты привычно чмокнула меня в правую щёку и дала в руки пакет. В нём лежали банки фруктового и морковного пюре для младенцев. Мы ехали по прямой, не смотря на спидометр. В 9 утра понедельника вряд ли кто-то мог отправиться на море. Ты кричала, у меня не было сил, но я пытался издать хоть как-то звук, похожий на крик. Я чувствовал, что снова живу.
Мы были полны жизни, но у тебя не хватило сил её в себе удержать.
Когда я открыл глаза, то снова лежал в больнице. Я не мог двигаться, глаза видели бинт. Уши гудели, но постепенно я стал слышать радио, там говорили об аварии, у машины сошло с оси колесо. Один человек погиб, другой получил повреждения особо тяжкой степени.
Я плакал, но слёзы не стекали, а попадали обратно в глаза, я лежал.

_______________________________________________

Это случилось 26 июля 2000 года в моей голове 26 июля 2005.

Оптина! Милая моя Оптина! Какие детские ласковые слова вырываются наружу из ниоткуда. Я думаю о своей не принадлежности к миру. Автобус мерно и четко печатает свою тень ровно по обочине дороги. Душно, жарко, неудобная одежда, бесконечные русские деревни... Я даже не знаю что вам сказать отец Василий...вы и так все знаете о моих просьбах о том что я ищу о всей давящей тяжести... как мерно, глухими толчками, лбом об стекло летит автобус и от пыльной дороги устаешь, и все же необъяснимо хорошо... и от всего меня на свете остается только одно желание – сжаться в комочек до неузнаваемости и молчать, молчать, молчать... слова вылетают не те, резкие, о которых жалеешь сразу же... молчать, молчать... голос экскурсовода возвышенно сладкий... познакомимся со святынями, великие старцы... я не слушаю. Зачем размениваться на слова. Никогда мне так не хотелось молчать. Я перестал обо всем рассуждать. Оптина не нуждается в мозгах. Просто заходится до потери памяти-сознания сердце, бьется внутри отчаянно горячо до боли и ты просто чему то страшно рад и несешься куда то без ног, без усталости. Стоит ему прикоснуться к чему то привычно повседневному, как оно тут же остывает и рушится – подальше от всего этого. Жить только картиной трубящего на закате ангела перед глазами. И страшно, и душно, и странно, и все вроде так, как я и ожидал, и я просто сдавленно счастлив. Боль. Приглушенная боль капает мне холодным дождем на голову и заставляет ее холодеть словно я заснул с мокрыми волосами. Она мне нужна. Как хорошо, что я ощущаю ее, и, что я так устал. Все в кучу, мы едем куда то и внутри тиски. И как я собираюсь что то сделать с собой и ничего не выходит... отец Василий! Я вас так люблю как святого! Пусть язычество, но я все же подсунул записочку под ваш могильный камень, там, где монах, который сжигает их каждый вечер ее точно не заметит... и мне так радостно при мысли, что она останется там пока ее не размоет... каким я стал ребенком, и как с меня все слетело... от этого легко и до неземного спокойно. Рад всему... каждой иконе, клумбе, каждому лицу, миру вокруг, я просто упиваюсь им и лишь изредка замечаю, как сердце твердит остаться тут навсегда. Чему я рад? Необъяснимо. Красивые монахи, робость в первый раз в храме, половина благодати, мимо трапезная осечка тщеславию.

Я вошел в квартиру. Снял рюкзак. Увидел бело-красные полосатые обои, старые тапки, стол с неработающим компьютером, паркет, шкаф с египетской кошкой и папками. Тусклая лампа без плафона напомнила, что вечер. Глаза кругло охватили весь коридор... я вернулся в жизнь, где надо есть, говорить и спать, чтобы набраться сил на завтра. Тоскливо опустились руки. По инерции я умылся, чиркнула спичка, на кухне привычно зашипел ужин. Ничего не случилось. В зыбкий песок утекло все сознание. Я стал жить дальше, стал прежним, переступив через что-то внутри себя, чему все в жизни говорит о тупиках и рутине, кроме трубящего ангела... через то, что жгло меня и несло на крыльях, что недоумевает, зачем что-то еще когда можно быть там... через свою душу???

"Люди боятся остаться наедине с самими собой, потому что бояться заглянуть в себя и ничего там не найти - вот и спасаются чем кто может, вертеться по жизни как белка в колесе, лишь понадежней оградиться от самих себя - телевизором, пустыми разговорами и кампаниями, выпивкой, наркотой.... да вся наша жизнь в сущности - забвение."

[показать]
[показать]

I know that the spades are the swords of a soldier
I know that the clubs are weapons of war
I know that diamonds mean money for this art
But that's not the shape of my heart

Мы не одиноки во вселенной: во вселенной полным полно... одиноких.
[показать]