До чего же неудобно и больно стоять, а тем более, сидеть на одной точке даже одному. А подите ка Вы на свою! (ОН:)
Я знаю только одного такого. Ох, сколько же он меня подводил! (ОН:)
...но непременно, чтобы и не умнее наших собственных.
Иначе... хрен поймешь. (ОН:)
А сарказм - это тот же цинизм, смеющийся не лицом, а задом.
(ОН:)
Сегодня делил мозги по справедливости.
Хорошо хоть начал с себя, а то конфуз получается.
(ОН:)
[b]
3. Я вышел ростом и лицом -
Спасибо матери с отцом... -
Пел когда-то Владимир Высоцкий.
Лет с одиннадцати отец часто беседовал со мной о необходимости обязательно получить, в отличие от него, не гуманитарное, а, более практичное, техническое или медицинское образование.
Я и сам видел, как он маялся, пытаясь найти применение своим четырем дипломам: среднему и высшему, учительскому и, аналогичному среднему и высшему, юридическому, был по-наслышан о том, как отца разворачивали, только раскрыв его паспорт, несмотря на объявления о наличии вакансий.
Будучи по природе абсолютно не приспособленным к практической деятельности, отец, чувствуя во мне гуманитарные наклонности, хотел, чтобы его сын обрел, как он считал, независимую и надежную для жизни профессию.
С математикой у меня было неплохо, физику я любил, и после седьмого класса в четырнадцать лет, мне удалось, выдержав большой конкурс, поступить на первый курс Саратовского Авиационного Техникума.
В том году я закончил семилетнюю школу нашего района. И в этом же 1961 году все средние школы Советского Союза перевели на одиннадцатилетнее образование. Многие побежали вместо школы сдавать документы в техникумы:
- Мало ли чего еще будет. А в техникуме за четыре года получали аттестат и техническую специальность.
Кроме того, Авиационный Техникум считался по тем временам весьма престижным саратовским учебным заведением. Там была пропускная система на входе и почти военная дисциплина. В городе находился огромный авиационный завод, куда направляли выпускников.
Поступок, о котором собираюсь рассказать, кому-то может показаться незначительным, однако, для моей четырнадцатилетней психики, заостренной на национальную принадлежность, событие оказалось очень важным.
До поступления в техникум, в школьные годы меня, помимо описанного здесь раньше, еще пару раз мальчишки пытались, унизительно обзывая, избить в школьном дворе и на улице с подачи того же Толика. Сам он обычно в драку не лез, но присутствовал и направлял экзекуторов...
Оказавшись в техникуме, я приготовился к новой, счастливой, взрослой жизни.
Среди студентов первого курса мои ровесники составляли менее половины. Немало ребят пришло после десятого класса, были и совсем взрослые, после армии.
В те времена "начать новую жизнь" для меня означало вовсе не посвятить себя всецело учебному процессу, а в первую очередь, это была возможность очередной раз влюбиться.
Выбор пал на какую-то смуглую, девчушку, довольно калмыковатого вида, которую я углядел на первом, ознакомительном занятии по фехтованию.
Все студенты там обязаны были выбрать себе спортивную секцию. Иначе не ставили в конце семестра зачет по физкультуре. Я записался в фехтование, которым начинал заниматься еще в шестом классе.
Если на первом уроке, тренер рассказывал нам о достоинствах своего вида спорта и о наших спортивных перспективах, то через неделю он построил всех в одну шеренгу, мальчики - потом девочки, и начал последовательно обходить, заполняя журнал.
За минувшую неделю я успел уже основательно истомиться по предмету своей любви, чье имя мне еще было неизвестно.
Новая пассия стояла в ряду человека через три, справа. Робкий план заключался в том, чтобы, как только нас освободят, подойти к девочке и познакомиться. У нас тогда это называлось "подвалить".
Тренер медленно приближался, громко задавая вопросы и требуя разборчивых ответов. Целью такого метода было тщательное заполнение учебного журнала, а также ознакомление преподавателя со студентами и знакомство членов новой спортивной группы между собой:
- Фамилия? Имя? Отчество? Возраст? Национальность?...
- Зачем ему национальность? Какое она имеет отношение к фехтованию? Если эта восхитительная девочка услышит, что я еврей...
Доходит очередь до меня:
- Фамилия? Имя? Отчество? Возраст?
- ( Хорошо бы сказать возраст постарше, но нельзя... ) Отвечаю:
- 14 лет.
- Национальность?...
- ( Какая разница? Зачем это нужно?... )
Словно не я сам, а кто-то за меня отвечает подобно всем предыдущим:
- Русский.
И в тот же миг бешеный, неизбывный стыд прожег откуда-то изнутри:
- Зачем я это сделал?! Какой позор! Я предал своих родителей, свой народ. Даже если об этом никто не узнает, я себе никогда не прощу. Мама, если бы даже захотела, не смогла бы так поступить. Но ни папа, ни мама не могли бы и помыслить о подобной измене. Я предал всех, кто погиб, но не изменил своему народу! Как же я буду жить дальше? Мне теперь нужно покончить с собой.
Сразу же в душе поднялась лютая ненависть к девице, которая, сама того не ведая, мгновенно превратилась из предмета тайного обожания в отталкивающую особу.
- Уродка! - Я не слышал, чего она там отвечала на вопросы анкеты.
...Теперь вот взялся описывать тот случай, о котором никогда никому не рассказывал, а делать это мучительно стыдно. Так, как-будто не прошло с того времени пятьдесят три года. Как-будто я тогда совершил позорное преступление, от которого никогда не
Лиска-Алиска, может быть, именно тогда был соответствующий политический момент. Однако, сейчас, по прошествии более шестидесяти лет, национальные отношения во всем мире даже усугубились. И мне кажется, я могу резонно предположить, почему.
[b]
2. Скарлатина.
За один пост до вот этого я написал о моей покойной маме. Хотелось, воспользовавшись поводом - американским днем матери, вспомнить мою любимую, которой я обязан жизнью и почти всем лучшим, что во мне, возможно, есть.
В отличие от меня, мама была наделена типичной еврейской внешностью.
Она не умела злиться и никогда не жаловалась, но, где бы она не появилась, любой ненавистник евреев мгновенно распознавал безнаказанную жертву для своей ищущей выход агрессии. К счастью, мама, не умея злиться, совсем не помнила обид. О, сколько же унизительных оскорблений пришлось ей притереть за долгую жизнь!
Об этом я мог только догадываться.
Восемь лет назад я уже рассказывал, (вот здесь: http://www.liveinternet.ru/users/665280/post19233312 ) о том, каким потрясением для меня, четырехлетнего, была встреча с мальчишкой со двора, Толей Беликовым, который на второй день нашего знакомства, безо всякого повода с моей стороны, вдруг начал дразниться, стараясь при этом побольнее ударить и отбежать. Он кричал, тыча в мою сторону пальцем:
- Жид, жид! Трус!
За несколько дней до того, мы с родителями вернулись из сельского поселка Кистендей, где я провел свое раннее детство. Отец работал в там районным судьей и был уволен потому, что в начале пятидесятых годов началась сталинская антиеврейская компания.
Я, конечно, многого тогда не понимал. В Кистендее не имелось детского сада, и у меня почти совсем не было общения с детьми. Общаться приходилось, до возвращения в Саратов, только с родителями и жадно хотелось встретиться с ровесниками, чтобы играть и дружить, делиться своими ежедневными открытиями жизни.
О, сколько же детской крови попортил мне этот Толик! Самое обидное заключалось в том, что вопреки логике, вопреки моим тогдашним представлениям о хорошем и плохом, окружающие, включая взрослых, молча, иногда улыбками, одобряли обидчика.
Прошел год, и в пять лет я уже хорошо усвоил, что моя врожденная стеснительность имеет глубокие, тайные причины.
Я являюсь носителем некой позорной меты, скрытой в моем происхождении.
- Пока люди не знают, не догадываются об этой ужасной тайне, они относятся ко мне, как к обыкновенному мальчику. Но как только они узнают, что я еврей, жид, они сразу начнут меня презирать, а самые злые из них будут тыкать пальцами и обзываться.
В то время, как отец безуспешно пытался найти хоть какую-то работу, мама сумела устроиться экономистом на деревообрабатывающий комбинат. Специалистов с высшим экономическим образованием все же не хватало, а меня начали водить в ненавистный детский сад.
Я сразу же принялся болеть всеми детскими болезнями подряд. Коклюш, ветрянка, свинка, корь, скарлатина...
Скарлатина...
Бессменная моя детский врач-участковая сразу же направила ребенка в детскую больницу на улице Горная, где находился единственный в городе карантин для детей, больных скарлатиной. Видимо, болезнь имела тяжелую форму.
Там я провел недели три в палате, где одновременно находилось штук пять детей. Несмотря на то, что родителей в отделение не допускали, они лишь передавали нам передачки, которые мы честно делили между собой, в больнице мне очень понравилось. Заветную тайну о национальности, как я думал, там никто не знал. Ко мне относились, как к другим детям.
Главным организатором, нередко обновляющегося, детского сообщества в палате являлся старший мальчик лет восьми. Он придумывал множество игр, читал нам, желторотым, устраивал театр теней.
Кроме прочего, в больнице довольно вкусно кормили. Помню, мне особенно нравилась пшенная каша с молоком.
И еще, по тогдашнему моему обыкновению, я сразу же влюбился в девочку из нашей палаты примерно моего возраста.
Она тоже явно испытывала ко мне симпатию, ибо только со мной играла "во врачей". Игра сопровождалась осмотром живота, на предмет проверки наличия скарлатинной сыпи, как это делали наши врачи. Что, впрочем, не мешало нам с той девочкой, если в палате никого других не было, также, по ее инициативе, обсуждать наши гендерные различия.
Через недельку моего пребывания в карантине, родители, скучая по сыночку, узнали, что мы можем повидаться, если еще засветло подойти к окну на зимней улице.
Они подошли и постучали. Меня позвали. Я к тому времени уже сильно соскучился по маме и папе. Но особенно по маме.
Мы немного пообщались посредством жестов и, с трудом проникающих через двойные рамы, слов. Другие дети при этом, прилипнув к окнам, наблюдали наше свидание.
Когда оно закончилось, старший мальчик, лидер нашей палатной компании, подошел ко мне и тихонько спросил:
- Так ты еврей?
Я все
Сдача, вот и я хочу здесь слегка об этом порассуждать. Потому и оговариваюсь, дескать, "осторожные мысли" потому, как, что бы я ни написал, обязательно побьют со всех сторон. Меня об этом еще давно дочь предупреждала: "Не суйся. Побьют". А уж она-то знает...
Светлана_Ковалевска, как ни трудно бывает с пожилыми родителями, но это счастье пока они есть.Моему тестю 92 года. Он живет один, сам себя обслуживает и раз в неделю варит для нас суп или щи. А тете моей, маминой старшей сестре, аж 102 года. Раз в неделю я ее навещаю в реабилитационном центре для больных и стариков. Она не ходит, но шустро ездит на кресле.
1. Казак
Мой последний день на работе, в декабре 1993-го года, примерно, за полтора месяца до нашего отъезда в Америку.
Прощаюсь с немногими оставшимися программистами сектора программного обеспечения станков, в котором был начальником шесть лет. Из того, что увольняюсь для выезда в Америку, я секрета не делал.
Доходит очередь до Миши Ганаева. Он приехал к нам года три назад после окончания МВТУ имени Баумана в Москве. Приехал с молодой женой.
Сам факт окончания подобного, престижного заведения, как бы изначально делал его персоной особой. Молодой, конечно, специалист, но из самого Бауманского. Подразумевались исключительные программистские способности. Он сразу же так себя и повел. Объявил мне, что работать будет не под моим руководством, а сам по себе, непосредственно общаясь с начальником отдела.
Я не возражал, тем более, что Макаров сам же ко мне его и привел.
Зачем конфликтовать? Мы все равны и благожелательны. Хочешь - делай, что я тебе предлагаю, не хочешь - ищи, чем заняться.
Так и не помню, что напрограммировал этот гордый молодой специалист за три года. Он был не совсем уж и молодой, лет двадцати семи, уже лысеющий, высокий, повыше меня, с горделиво торчащим носом, снабженным небольшой горбинкой, и внушительным голосом.
Помимо прочего, Ганаев гордо сообщил, что является потомственным казаком из древнего рода.
Так мы с ним и сосуществовали не пересекаясь.
Правда, когда у Миши родился сын, мы организовали посещение и поздравление с подарками. У нас это было принято.
Потом, когда ему, как молодому специалисту из Москвы, выделили квартиру, мы, по его просьбе, всем сектором перевозили их на новую квартиру. После, как водится, застолье с выпивкой.
Пару раз выезжали на чью-нибудь дачу, на шашлыки. Естественно. Все же один коллектив.
Вот подходит ко мне Ганаев последний раз прощаться и говорит. Ну там: - "желаю Вам хорошо в Америке устроиться, найти работу..." бла-бла...
Вдруг запинается и всердцах продолжает:
-"Ух! До чего же я вас, евреев, ненавижу! Это от меня не зависит. Это у меня в крови. Я же казак."
На том мы с ним и расстались.
(Продолжение следует.)
Сегодня в Америке отмечают день матери. Навещают мам, дарят им цветы и подарки.
Все равно это не похоже на наше, некогда всенародное, 8 марта.
Праздник 8 марта мне исторически и душевно ближе.
В декабре нынешнего года исполнится десять лет, как моя любимая мама умерла. Уже 10 лет! :(
А это стихотворение было написано ровно десять лет назад.
Маме.
С тобою вижусь, мама, я
Под понуканья таймера.
Торопит он отправиться
Из дома, где живут
И доживают узники
Злосчастного альцхаймера,
И глаз твоих созвездия
Меня не узнают.
Пока ты есть, душа моя
Летит к тебе без роздыха.
И всё ещё исправится
Покуда ты жива.
А без тебя вся Музыка –
Лишь сотрясенье воздуха,
И вся эта Поэзия –
Никчёмные слова.
[576x372]
"Я вернусь, когда раскинет ветви..."
Здравствуйте.
Я вообще-то жив и даже почти здоров. Не писал потому, что сначала неслабо болел - грипп. Пришлось провести в госпитале пару дней с температурой под сорок.
Когда же вышел из болезни, то собственными руками загубил свой компьютер, пытаясь устанавливать систему Linux. По глупой ошибке переформатировал хард драйв, не сделав
предварительно бэкап. Уничтожил весь диск размером в терабайт.
Спасая ситуацию, пришлось погрузиться в сильно забытые административно-программные компьютерные проблемы. А это было уже приятно. Мне нужен был только повод, чтобы впереться в манящие дебри программных джунглей. Там я ныне и нахожусь, изредка выныривая, чтобы, как сейчас, встретиться с вами или с осиротевшими членами семейства.
Обитаю теперь и в Windows 8, и в нескольких вариантах Linux. Причем, последние мне нравятся все более.
Раз Харуки Мураками
Животом присел на камень,
Чтобы сделать харакири
Шаловливыми руками.
Камнем ножик заточил,
А куда втыкать забыл.
(ОН:)