Как жить дальше....??? Отпуск... Пойти уехать за тридевять земель???

Я потерял ребенка... Да ... 12 марта сего года ему исполнилось 2-года... Вот вроде все так было не давно... Четыре месяца борьбы, ожидания и вераы в чуда... Чудес не бывает... Жаль... Время летит. Вот так и жил ребенок работа... У меня был он у него был я... Отец одиночка... Помощь мамы. Опыстылевшая но хорошо оплачиваемая работа. Лучик света, радость теперь все... Так все хочется вернуть назад.

Мда... Столько времени прошло пока меня тут не было кошмар... Надо что-то менять срочно.. в этом плане...

Наступают моменты когда мы говорим правду. Без обиняков рассказываем о таких сокровенных переживаниях которые другими людьми тщательно затуманиваются или подавляются у самого порога сознания. Наблюдая за собой, мы добровольно делаем такие признания какие в других случаях не вырвешь клещами – столь силен бывает стыд. Но столь же мужественно более того, столь же дерзостны мы в правде, как и во лжи, и там и здесь мы с великолепной беспечностью переходим все рамки общественной морали все рубежи внутренней цензуры. Боязливые в жизни, робеющие и окапывающиеся в искусно созданных блиндажах своего притворства. Мы в такие моменты преисполняемся храбростью и ни какие задержки нам уже не мешают, наоборот обнаруживая что-то, что нам мешает мы цепляемся за них и вытаскиваем на свет все внутренние препятствия чтобы с величайшей тщательностью анатомировать их. С тем, что больше всего подавляет нас в жизни, мы как психологи справляемся лучше всего. На этом пути мы распознаем секреты многих из тех замысловатых пружин и затворов нашей душевной механики, которые нам лишь спустя некоторое время удалось разложить на составные части и реконструировать.

Женщины с праздником ВАС...

О пожелтевшие листы
В стенах вечерних библиотек
Когда раздумья так чисты
А пыль пьянее чем наркотик!

Мне нынче труден мой урок
Куда от странной грезы деться?
Я отыскал сейчас цветок
В процессе древнем Жиль де Реца.

Изрезан сетью бледных жил
Сухой но тайно благовонный
Его наверно положил
Сюда какой-нибудь влюбленный.

Еще от алых женских губ
Его пылали жарко щеки
Но взор очей уже был туп
И мысли холодно-жестоки.

И верно дьявольская страсть
В душе вставала, словно пенье
Что дар любви цветок увясть
Был брошен в книге преступленья.

И после там в тени аркад
В великолепьи ночи дивной
Кого заметил тусклый взгляд
Чей крик но слышался призывный?

Так много тайн хранит любовь
Так мучат старые гробницы
Мне ясно кажется что кровь
Пятнает многие страницы.

И терн сопутствует венцу
И бремя жизни злое бремя…
Но что до этого чтецу
Неутомимому как время.

Мои мечты… они чисты
А ты убийца дальний кто ты?
О пожелтевшие листы
Шагреневые переплеты.

…Я молод был, был жаден и уверен
Но дух земли молчал, высокомерен
И умерли слепящие мечты
Как умирают птицы и цветы.
Теперь мой голос медлен и размерен
Я знаю, жизнь не удалась… и ты

Ты, для кого искал я на Леванте
Нетленный пурпур королевских мантий
Я проиграл тебя, как Дамаянти
Когда-то проиграл безумный Наль.
Взлетели кости, звонкие, как сталь
Упали кости — и была печаль.

Сказала ты, задумчивая, строго:
Я верила, любила слишком много
А ухожу, не веря, не любя
И пред лицом Всевидящего Бога
Быть может, самое себя губя
Навек я отрекаюсь от тебя.

Твоих волос не смел поцеловать я
Ни даже сжать холодных, тонких рук
Я сам себе был гадок, как паук
Меня пугал и мучил каждый звук
И ты ушла, в простом и темном платье
Похожая на древнее Распятье.

Это только для тебя Леди Дракула:
…Чайки манят меня в Порт-Саид
Ветер зной из пустынь донес
Остается направо Крит
А налево милый Родос.
Вот широкий Лессепсов мол
Ослепительные дома.
Гул, как будто от роя пчел
И на пристани кутерьма.
Дело важное здесь нам есть
Без него был бы день наш пуст
На террасе отеля сесть
И спросить печеных лангуст.
Ничего нет в мире вкусней
Розоватого их хвоста
Если соком рейнских полей
Пряность легкая полита.
Теплый вечер. Смолкает гам.
И дома в прозрачной тени.
По утихнувшим площадям
Мы с тобой проходим одни
Я рассказываю тебе
Овладев рукою твоей
О чудесной, как сон, судьбе
О твоей судьбе и моей.
Вспоминаю, что в прошлом был
Месяц черный как черный ад
Мы расстались и я манил
Лишь стихами тебя назад.
Только вспомнишь — и нет вокруг
Тонких пальм и фонтан не бьет
Чтобы ехать дальше на юг
Нас не ждет большой пароход.
И холодная злая ночь
Я один и перо в руке
И никто не может помочь
Безысходной моей тоске.
Со стихами грустят листы
Может быть ты их не прочтешь…
Ах зачем поверила ты
В человечью, скучную ложь
Я люблю, бессмертно люблю
Все что пело в твоих словах,
И скорблю, смертельно скорблю
О твоих губах-лепестках.
Яд любви и позор мечты!
Обессилен, не знаю я
Что же сон? Жестокая ты - Или нежная и моя?

…Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами
Где тишина и неземной покой
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать
Мгновение бежит неудержимо
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти все мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви
Все ж мучится таинственным желаньем

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья

Так век за веком скоро ли Господь?
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть
Рождая орган для шестого чувства.

В темных покрывалах летней ночи
Заблудилась юная принцесса.
Плачущей нашел ее рабочий,
Что работал в самой чаще леса.

Он отвел ее в свою избушку,
Угостил лепешкой с горьким салом,
Подложил под голову подушку
И закутал ноги одеялом.

Сам заснул в углу далеком сладко,
Стала тихо тишиной виденья,
Пламенем мелькающим лампадка
Освещала только часть строенья.

Неужели это только тряпки,
Жалкие, ненужные отбросы,
Кроличьи засушенные лапки,
Брошенные на пол папиросы?

Почему же ей ее томленье
Кажется мучительно знакомо,
И ей шепчут грязные поленья,
Что она теперь лишь вправду дома?

Ранним утром заспанный рабочий
Проводил принцессу до опушки,
Но не раз потом в глухие ночи
Проливались слезы об избушке.

Цветов и песен благодатный хмель
Нам запрещен, как ветхие мечтанья.
Лишь девственные наименованья
Поэтам разрешаются отсель.

Но роза, принесенная в отель,
Забытая нарочно в час прощанья
На томике старинного изданья
Канцон, которые слагал Рюдель, —


Ее ведь смею я почтить сонетом:
Мне книга скажет, что любовь одна
В тринадцатом столетии, как в этом,

Печальней смерти и пьяней вина,
И, бархатные лепестки целуя,
Быть может, преступленья не свершу я?

…Тихо, тихо, нежно, как во сне,
Иногда приходишь ты ко мне.
Надо лбом твоим густая прядь,
Мне нельзя ее поцеловать,
И глаза большие зажжены
Светами магической луны.
Нежный друг мой, беспощадный враг
Так благословен твой каждый шаг,
Словно по сердцу ступаешь ты,
Рассыпая звезды и цветы.
Я не знаю, где ты их взяла,
Только отчего ты так светла,
И тому, кто мог с тобой побыть,
На земле уж нечего любить?

Я не прожил, я протомился
Половину жизни земной,
И, Господь, вот Ты мне явился
Невозможной такой мечтой.

Вижу свет на горе Фаворе
И безумно тоскую я,
Что взлюбил и сушу и море,
Весь дремучий сон бытия;

Что моя молодая сила
Не смирилась перед Твоей,
Что так больно сердце томила
Красота Твоих дочерей.

Но любовь разве цветик алый,
Чтобы ей лишь мгновенье жить,
Но любовь разве пламень малый,
Что ее легко погасить?

С этой тихой и грустной думой
Как-нибудь я жизнь дотяну,
А о будущей Ты подумай,
Я и так погубил одну.

... ох уж эта сентиментальность...

По стенам опустевшего дома
Пробегают холодные тени,
И рыдают бессильные гномы
В тишине своих новых владений.

По стенам, по столам, по буфетам
Все могли-бы их видеть воочью,
Их, оставленных ласковым светом,
Окруженных безрадостной ночью.

Их больные и слабые тельца
Трепетали в тоске и истоме,
С той поры, как не стало владельца
В этом прежде-смеявшемся доме.

Сумрак комнат покинутых душен,
Тишина с каждым мигом печальней,
Их владелец был ими-ж задушен
В темноте готической спальни.

Унесли погребальные свечи,
Отшумели прощальные тризны,
И остались лишь смутные речи,
Да рыданья, полны укоризны.


По стенам опустевшего дома
Пробегают холодные тени,
И рыдают бессильные гномы
В тишине своих новых владений.

На русалке горит ожерелье
И рубины греховно-красны,
Это странно-печальные сны
Мирового, больного похмелья.
На русалке горит ожерелье
И рубины греховно-красны.

У русалки мерцающий взгляд,
Умирающий взгляд полуночи,
Он блестит, то длинней, то короче,
Когда ветры морские кричат.
У русалки чарующий взгляд,
У русалки печальные очи.

Я люблю ее, деву-ундину,
Озаренную тайной ночной,
Я люблю ее взгляд заревой
И горящие негой рубины…
Потому что я сам из пучины,
Из бездонной пучины морской.

Рвет метель декабря золотые нити,
И они улетают в холодный вечер,
Так звените же, струны гитар, звените,
Так зажгите, зажгите повсюду свечи.

Бальный зал и могила - мне все едино,
Все едино, раз к прошлому нет возврата.
Я любила, вы слышите, я любила.
Я люблю - чаша памяти мне расплата.

Скрипки плачут, я, кажется, плачу тоже,
Это ты... За стеной снегопада вьюга.
Это сон, это сказка, так быть не может -
Мы нашли в сером сумраке лжи друг друга.

Я устала от взглядов бессонно-мутных.
Что с того, что зовут Королевой бала?
Что с того, что щадили года и смуты?
Я устала, о господи, как устала...

Рвет метель декабря золотые нити,
Рвет сомненья, созвездья и наши души,
Так горите же, свечи, дотла горите,
Чтобы правильность линий теней нарушить!

Ушла… Завяли ветки
Сирени голубой,
И даже чижик в клетке
Заплакал надо мной.

Что пользы, глупый чижик,
Что пользы нам грустить,
Она теперь в Париже,
В Берлине, может быть.

Страшнее стращных пугал
Красивым честный путь,
И нам в наш тихий угол
Беглянки не вернуть.

От Знаменья псаломщик
В цилиндре на боку,
Большой, костлявый, тощий,
Зайдет попить чайку.

На днях его подруга
Ушла в веселый дом,
И мы теперь друг друга
Наверное поймем.

Мы ничего не знаем,
Ни как, ни почему,
Весь мир необитаем,
Неясен он уму.

А песню вырвет мука,
Так старая она:
«Разлука ты, разлука,
Чужая сторона!»

У рабочая неделя началась!!!:paf: Зато скоро Старый Новый Год!!! Еще разок гульнем а там если печень не отвалится глядишь превалим полностью всем телом и чем от него останется в 2004 год.

После длительного запоя и отдыха от работы и интернета вхожу в обычное состояние "рабочей лошадки "