на непрекращающийся однообразный вопрос, звучащий из разнообразных уст, отвечаю:
да, я длинноволосый в честь всех длинноволосых, кого любил и люблю. можете считать меня длинноволосым мальчишкой.

я иду по дороге. я трогаю дорогу стопами. я с ней общаюсь, я её чувствую. для меня дорога – живое существо, а не всего лишь покрытие удобное для перемещения из пункта А в пункт Б. Поэтому я всегда знаю, что дорога ЕСТЬ. Невозможно сказать, что я не обращаю на неё внимания. Она более существует в моем осознании, чем в моем поле зрения. Поэтому она питает мои ноги, потому что она их любит. Через ноги энергия дороги наполняет меня, и это и есть то, чем я питаюсь. Я кладу руку на дорогу, и мы идем.

Грустно поздравлять дедушек и бабушек. Грустный праздник. Как не желай им всего, а ведь было в их жизни и есть. И ничего не изменят эти поздравления. Только вызовут благодарность, что не забываем. Их. А прошлого все равно ведь не изменишь. А там много печали. Она вся как на ладони. И нету праздника.

Солнце садилось и видело дом, в доме окно, в окне темноту. Но там было не совсем темно. Вспыхивали брызги света. Солнце подумало: хммм… *глубокомысленно*. И узнало себя. Да, брызги мои. Но почему? На чем? На руках. Руки танцующей в лучах заходящего солнца. Лучи были длинные, оранжевые и теплые. Она хватала от них свет и бросала этот свет в темноту. Солнце залюбовалось и решило повисеть еще немного. Примитивный танец, подумало солнце. Какой-то без правил, как единый порыв. Первобытный. Но такого больше нет. И оно кинуло последний лучик на руки. Руки поймали. Солнце, я тебя вижу.

Zayaz'у
[показать]

Таня подняла сегодня очень актуальную тему: какие желания может вызвать вид голой женщины? Кроме всего перечисленного выяснилось, что у определенной категории населения вид голой женщины вызывает желание поесть. Кто же эти кровожадные людоеды, спросите вы. А вот и не кровожадные, а самые что ни на есть молокососы в прямом смысле этого слова. А именно – младенцы!

Любовь как дыхание.
Иногда вдохнешь больше, иногда меньше.
Иногда задыхаешься. Иногда дышишь ровно, почти вообще не вдыхая.
Иногда вообще не хочешь дышать.
А потом, когда снова вдохнешь, вдруг радуешься этой врожденной способности дышать.

В ней много чего есть. В её глазах.
Сначала ты думаешь: человек не хотел фотографироваться. Потому что находится за сценой. Отступает назад. Но удерживает себя на месте, потому что не один и хорошо воспитан.
Еще ты думаешь: человек решился на это. Показать себя. И терпит.
Далее ты думаешь: непонятно, что за человек. С нежной, но более чем сдержанной улыбкой. Смотрит прямо в объектив с закрытыми глазами. И есть, и нет его.
Потом ты думаешь: человек хотел спрятаться. Как можно лучше. Ему это почти удалось. Ведь весь безупречный треугольник лица ничего не выражает, кроме двух щелочек сине-зеленого цвета, из которых так и сквозит.
И вот ты думаешь: а ведь смотреть надо туда! Вот они, окошки в пропасть души И тебя ослепляет богатство эмоциональных оттенков и утягивает водоворотом в какие-то глубины.. штормит от очереди неожиданностей, а искры все бобмардируют, не щадя. Оказывается,…… !!!
И наконец ты думаешь: Ух ты. А в ней много чего есть…. В её глазах.


Для меня все реально. Музыка, переходящая в рисунок, в сновидение – реально. Мысль, переходящая в предмет, журнал, постер – реально. Осознание единого сферического пространства – реально. Так почему же все говорят, что это все лишь воображение?
Сознание уложено слоями опытов. Человек получается из чего-то, чем живет или жил. Каждый как библиотека. Или видеотека. Но для других не важно. И все канут в лету.


Мысли по дороге.
Дороге куда? Домой. Где мой дом? На юге. Я это помню. Все говорят, что что помнишь, то и верно. Что такое память? Ряд картин. А что если есть еще один ряд картин? И не один? Это что? Тоже память? Тогда чего? Они говорят, что этого не было. Вопрос: что ты помнишь? Или не помнишь? Тогда воображаешь? Но ведь воображение – это перетасовка того, что помнишь. Вот так.
Интересно ощущать себя каким-то непривязанным. Всегда ты был заякорен очередным всепоглощающим интересом. Но почему они проходят? Интересы-то. Люди говорят, что нечто интересует их всю жизнь. Это называется основной интерес. Из него вырастают профессии или хобби. У кого как получится. И вот ты зришь, как все отпадает. Но почему ты не любишь УЖЕ эти египетские статуи, терзавшие твое воображение вместе с клинописью?! Тишина. Никаких ответов. Просто ничего.
Что делать, куда идти. Может быть попытаться рисовать?….

Человек знает о том, что ты его любишь. Человек знАет о том, что ты его любишь?
Ты его любишь? Думаю, что да. Думаешь? При чем здесь думанье? При том, что мне нравится об этом думать. Тогда ты думаешь не о том, любишь ли ты его или нет, а о том, как ты его любишь. Стоп. Одна маленькая поправка. Её. Кто виноват что слово «человек» мужского рода в этом языке? А в твоем? Или на твоем? Что на твоем языке? На моем? Хм.. ну как же… её имя. Что же еще? Я не возражаю. Хоть её, хоть его. Все равно. Кем она захочет для меня быть. Передо мной цвет её глаз. Он меня поглощает. Ну разве не великолепна радуга его оттенков?
Я треплюсь. Да.
А линия губ? СтарО и пОшло. Или пошлО? Куда? Или на кого?
Блеск интеллекта. Утонченность культуры общения.
Определения. Как приятно их давать объекту твоей симпатии, страсти, любви… не люблю это слово. оно слишком неопределенное. Почему определения? Но ведь ты рассматриваешь её. Получаешь удовольствие от каждого угла зрения. Возлюбленное существо великолепно, как не смотри. И ты хочешь называть его. Потому что называние есть часть прикосновения. Произнося слово, ты впитываешь объект своей привязанности. Разве это не приятно? Разве это не то, чего ты хочешь? То, что мы любим, мы хотим впитать. Это потребность в том, от нехватки чего мы задыхаемся. Так что не надо корить любимых в том, что они ушли. Ведь они уже напоили нас.

Петербургское утро снова разъедает меня. Я позволяю ему целовать себя. Целуй. Все равно ты будешь носиться с моими останками как с любимой куклой, а потом бездумно бросишь их на расправу дню. А я с улыбкой подберу обретенную свободу. Спасибо. Пусть вечер топчет меня. Я буду ждать тебя завтра.

Оба ящика изучены. Впечатления получены. Спасибо всем, кто меня не только не забыл, но даже еще и пытался достать своими мессажами! – орешь в виртуальный рупор на всю электронную Вселенную. От слова «вселяться». Кто в неё сейчас вселен? Все оффлайн. Но незримо присутствуют в аватарах, смайлах, шрифтах и фотографиях.

ногти растут. нет любви.

Се человек не мог говорить и решил пописАть.

Я буду непослушной.

С утра напрягаю мозг на тему, как назвать переживаемое состояние, пока не осенило: да ведь это же прострация. Чел сидит, тупо находится, не в силах на какие-либо действия. Даже думать нету сил. Ну о чем можно подумать? О том, что радик висит над тобой изо дня в день как домоклов меч. Или о том, что ты не помнишь, что кому обещал. Или о том, что еще не собрался в дорогу. Или о том, как хочется вырваться уже на свободу. Или о том, что иногда не можешь ничего делать, а все говорят, что так не может быть, потому что каждый должен. Что-то. Но я уже все это думал. Можно, конечно, вспомнить про приятное – человека. Но я уже вспоминал. Пред внутренним взором каталог истертых мыслей на выбор.

Оба ящика девственно чисты. Телефон остыл от отсутствия сообщений. Тишина режет ухо отсутствием звонков. Нет лиц на горизонте. Бумажная почта давно уже ушла в архив. Но это нельзя назвать одиночеством. Просто такое чувство, как будто один в космосе. Это желание каких-то информационных сигналов, в которых иногда возникает странная потребность. Ожидание обостряет. И кружка горячего чая – единственный оплот спасения. Если нет тепла общения, есть тепло от чашки. Может быть, поэтому я пью все время из одной и той же? Это же друг.

Научилась. Когда хочется ныть, и требовать утешений, приходит в голову, что возможно тому человеку тоже того хочется. И что же? Усугублять его настроение накладываемыми обязательствами? Не нужно. Вместо «мам, скажи мне что-нибудь хорошее» говоришь «мам, желаю тебе хорошего вечера».

Давно у меня не было ничего подобного. Давно так не расстраивалась, злилась, была разбитой чьим-либо отсутствием. Хотелось плакать. Рыдать. Гнусно ныть, реветь в голос. Все доброжелания не проходили по формату. Не было сил на улыбку на входе. Чувство бесполезности ситуации.
Организм уже разложился в желании уйти.
Шок неожиданного появления. Ужас всех текущих эмоций, теперь оказавшихся не у дел. Уголок губы медленно пополз вверх, придавленный остатками апатии и бессилия. Обесточенные обрубки фраз строят начало разговора, склеиваясь надеждой.
Решение уже бЫло принято. Осознанно и однозначно. Никаких привязанностей по интернету. Срать.
…
а ведь в конце всего все-таки приходишь в себя.

вот так вот
[показать]

хотел что-то сказать... забыл.

вот начнешь рисовать, и вечно затормаживаешься в тарелке. смешивание красок занимает не меньше, чем творимое произведение. иногда нравится просто мешать. смотреть, как образуются непредсказуемые неповторимые пути цвета только на миг, чтобы пустить по себе следующие. принцип калейдоскопа. чем больше всматриваешься в смерть одного узора и короткую жизнь другого, тем чище чувствуешь необъятность мгновения и скоротечность вечности.
[показать]

Прогрессирующее одиночество.
Тот, кто тебя заинтересовывает, вскоре разочаровывает. Внутри такая пустота какая-то неожиданная.
Кто обнадеживает, подтверждает свою безнадежность.
Кто совсем другой, с тем устанавливаешь мир до крови, и остаешься в этой крови.
Кто нравится, тот уходит.
Те, с кем ты догадываешься, можно говорить, далеко.
Тот, в кого влюбляешься, вызывает недоумение. И становится противно.
Только тот, кого никогда не видел, с кем не разговаривал, чьих глаз не видел, всегда хороший. Потому что вообразить себе можно все.
Одиночество не пугает и не берет меня в плен. Это просто честность. Нельзя найти себе подобных. Ну и не надо врать.

разговаривать. неспособность говорить. разговаривать - значит, говорить об этом, потому что все её мысли сейчас только об этом. но говорить об этом только так как ей понятно. говорить по-другому, вражда. пытаться объяснить - вражда. нет выхода. не жить в войне - молчать. молчание вызывает неудобство для того, кто привык говорить. и порождает подозрение. вопрос. разговор. и снова то же русло. тупик.

все люди - чужие?..

<в наушниках играет ...how much difference does it make?>

вы думаете, где ночуют настоящие лирушные падонки?
[показать]

Я думаю о происхождении музыкальных вкусов. Понятно, что есть мелодии, которые сразу ложатся на душу, и такие, которые вовсе даже нет. Можно спорить, почему. Одни говорят, что это вопрос энергетического соответствия. Типа, если вибрация твоя и музыки совпадают, то и возникает та самая любовь. Другие говорят, что это вопрос привычки. Например, рос человек среди каких-то напевов, он и потом слушает их всю жизнь как конченную инстанцию. И фиг переубедишь. Аргумент найден – человек обеспечил себе защиту. Я отлично помню, какую музыку я слушала с тех пор, как я это помню. Мама пыталась привить мне любовь к классике. Усаживала намеренно за прослушивание моцарта и баха. В пластинках. Это рождало во мне глубоко отрицательные эмоции. Возможно потому, что идея поучения никогда не была мне близка. Думаю, что если бы мама сказала мне, как мы умеем уже делать сейчас, что ей просто интересно, что я скажу о музыке, которая ей нравится, то дело пошло бы намного легче. Тем более, что сами бах с моцартом не вызывали у меня антагонизма в собственном исполнении. А выросла я на пластинках и катушках отца, на которых была в точности та же подборка, которую можно услышать в Подкове. Драгоценное заведение. Прямо машина времени какая-то. Попросить переписать что ли? Но мой отец не слушал перл джэм. Ни нирвану. Ни кучу всего другого. Тогда почему я? У меня же не должно было возникнуть привычки. Ей не на чем было возникать. Может, я стала слушать все это просто из протеста? Против того, что слушали все вокруг. А почему собственно мне надо было против этого протестовать? Ну музыка и музыка… Но, надо признать, по верному наблюдению моей бабушки, дух противоречия всегда был во мне жив, успешно ускользая от моего осознания. Но есть еще момент. Во-первых, я помню, что слушала много, перенимая это у чуваков. Например, всякие дискотеки 80-х, русские и англоязычные, металлики и черные кофе. Иногда сама проявляла интерес, что немаловажно. Потому что в этом-то случае информация отсутствует изначально. Добыла и полюбила дайр стрейтс и джудас прист. В то время, как к назарету и айрон мэйден у меня, несмотря на все попытки настойчивых товарищей, любви не возникало. А что касается протеста, то помню, это само явления возникло очень явно. То есть, не сам протест был чем-то примечателен или имел какой-то смысл, а просто чуваки все время пытались всех заставить поверить, что они протестуют. Все это сопровождалось массовым переходом на ддт, бригаду с, бутусова и т.д. Особо посвященные убивались по гребню. Помню, наши мальчики тоннами носили мне кассеты для проведения ликбеза и творческого просвещения. Но я отчаянно не впиливала. Позже мне нравилась только осень у шевчука и цой во всем объеме. У отца была группа крови цоя на катушке, другого он не признавал, из-за чего у нас был постоянный спор. Но как-то он сам попросил у меня записать ему другие! Чувство победы. Стало быть, вопрос о протесте не стоит. Потому что то, что мне не шло, я не слушала, сколько бы крутым оно не считалось. Более того, любой протест со временем себя исчерпывает, если он конечно не вплетен в ткань цивилизации. А музыка-то остается! Проходит более десяти лет, и ты с удивлением обнаруживаешь, что слушаешь то, что когда-то выбрал сам. Ты можешь послушать что-то новое, но не всегда оно то самое. С другой стороны, ты не закоренелый консерватор. Ты продолжаешь ходить в магазины и чего-то искать. Стало быть, дело опять не в привычке. И не в протесте. Осталась только любовь. Близость. Родственность. Поэтому, юля, радуйся. Ты слушаешь эдди по праву. J