вот люди взяли и построили домики. носили камни, выдумывали, как их уложить. варили стекла для окон, ковали чугун, натягивали ткань на зонтики, потом воткнули их в тротуар. наставили стульчиков. получилось кафе. лазили по крышам и делали трубы. варили металлические листы. теперь в этих стеклах небо отражается. и такие же домики напротив. все это, многократно рефлексирующее, вызывает какое-то трансцендентное чувство. люди даже украшения на домики придумали и сделали. людям нужна эстетика. Некоторые домики состарились и от этого стали еще красивее. домики стоят над каналом. Смотрят в воду на себя.
[614x461]

Я думаю, почему ванну обязательно принимают при свечах. Ну может быть не все и не всегда, но есть очень устойчивое мнение в народе, что ванна это свечи. Ну действительно, принимаешь душ при верхнем свете, особенно не задерживаясь. Просто приводишь себя в порядок. А принятие ванной – это сплошное чувственное действо. Ну вот сидишь в воде, пьешь ароматный чай из прозрачной кружки. Свечки мигают, все это дело отражается друг в друге. Вдыхаешь запахи солей, чувствуешь мокрые волосы на спине, все это как-то успокаивает. Своего рода психотерапия. Или эмоциональная. Из измученного и обиженного плавно превращаешься в мягкого и пушистого. Даже чувствуешь как возвращаешься к себе. Может быть магический полумрак напоминает как свет выглядит в утробе через тонкую стенку материнского брюха? Или сны? Мягкие, теплые, волшебные. Открывается забитое нутро и вспоминаешь сам себя. И ахаешь: господи, до чего же классно! Хочу так чтоб все время !! умиротворенный, смываешь пену, чувствуешь как она покидает тело мягкими потоками и послушно утекает в канализацию. Не спорит она с тобой. Потом пушистое полотенце укутывает как любящий зверь. И нежный крем, впитывающийся мгновенно, который пахнет так, что хочется съесть самого себя. Одеваться не хочется. Ведь это естественно для младенца. Тогда ты берешь свой любимый плед, укутываешься, подбираешь ножки и в полутемной комнате смотришь любимое кино. При этом можно еще лизать мороженое. Ну или что-нибудь другое, по выбору. ))

Я опять уезжаю. Куда, не знаю. Просто чувствую, как будто уезжаю. Все дела сворачиваю, лишнее выбрасываю. Что вызывает сомнения в том, что еще пригодится, от того безжалостно отказываюсь и напрочь сознательно забываю. Ростки новых проектов кладу в карман, чтобы посадить на новом месте. Хочу быть легкой, чтобы двигаться свободнее. Может быть, это просто чувство перемен? Кажется, оно меня периодически накрывает. Может быть, есть какой-то промежуток времени, после которого происходит что-то вроде самоочищения системы для нового витка? Надо будет проследить. может быть, и перемены. Которые ты всегда провоцируешь сам. Сначала нагнетаешь мысль, потом течешь по разворачивающейся пружине, которая сама тебя подталкивает. Но чувство все равно такое, как будто именно уезжаешь. Может быть, если бы мысль была посильнее, действительно собрал бы чемоданы и уехал. Или, чего для этого не хватает? Может быть, просто того, чтобы поверить, что ты это можешь, и что все для тебя? Наверное.

Откуда берется чувство грусти? Ну, того, что тебе грустно? Оттуда, что тебе хочется чего-то, что ты не получаешь здесь и сейчас. Значит, организм оплакивает недостаток удовольствия. Но почему ты думаешь, что ты этого не получаешь? Может быть, ты просто не получаешь его в том виде, в каком ты думаешь, ты должен это получить? Например, ты можешь думать о Мексике, представляя её во всех деталях, но ты не едешь туда. Получается, ты уже там. Но ты думаешь, что ты должен туда все равно поехать, чтобы иметь моральное право считать, что получил то, что хотел. Получается, не о чем жалеть. Ведь ты уже имеешь все, что хочешь. Потому что можешь чувствовать. Ты ведь не плачешь, что не можешь нырнуть в картинку, изображающую прошлое. Хотя вру, плакала премного раньше, когда разглядывала их. Но ведь ты ловишь ощущение прошлого, переданного кем-то или возможно созданного этим кем-то, то есть ты по сути ныряешь кому-то в голову, а не на улицу или в город. Хотя и это верно только наполовину. Потому что изображения все-таки имеют в них самих часть себя, кроме восприятия смотрящего. И ты можешь чувствовать и это тоже. Поэтому они и влекут тебя. У них было другое настроение, которое они уже пережили. Это даже не желание перемещаться. Это движение к превращению в то, что видишь. Почему? Потому что нравится. Почему нравится? Потому что ты его понимаешь. В чем-то. Говорят, если что-то понимаешь, это значит, что оно тебе близкО. То есть, ты как бы такой же. Получается, ты как мозаика из кусочков всего многого, что откликается на миллион вещей в мире. Поэтому, превращаясь то в одно, то в другое, переливаешься, как многогранный камушек с цветными сторонами. Наверное, так выглядит со стороны. А что на самом деле?

Вечер всех смазывает в общее пятно. Девушка вскидывает глазки и обливает тебя карим. Вечером все люди теряют свою значительность. Они превращаются просто в людей, ожидающих транспорт.

Жизнь движется путем отрицаний. Ты говоришь: я никогда не буду этого делать! Или: я буду делать это всегда. И поступаешь прямо противоположно. Почему?

Раздражительность прямо пропорциональна запору.

Иногда я устаю торопиться. И тогда можно просто сидеть и смотреть, как меняется свет.

Жизнь – это либо воспоминание, либо надежда. Сначала ты надеешься куда-то поехать, потом ты это делаешь, и вот уже разглядываешь фотографии тех мест, вспоминая, как здорово это было, шататься там, фиксируя захватывающую реальность. Как странно наблюдать, как в жизни накапливаются воспоминания, и ты уже как книга самого себя.

Я вдыхаю синий цвет. Почему? Потому что я смотрю на небо и думаю, что вдыхаю синий цвет. И зеленый.

У меня мешается весенний мутный Питер, солнечные обрывки листьев на моих рисунках с бабочками, чак паланик в уже летнем жарком прокуренном Питере, таганрогская безысходная весна, мое море. Почему? Все книги мураками слились у меня в одну. И гибсон уже в кармане. Откуда берутся приступы ненависти? Через меня проходит слишком много информации. Люди правы – я все время думаю. Иногда я не способна даже соприкоснуться с ней. Например, я вижу этот узор из цветочков на гладильной доске и он меня выводит из себя. Иногда просто не хочешь ничего вокруг себя видеть. В мире столько всего. Столько жизней, столько лет, столько событий. Хочется затеряться в мире. Раствориться в воздухе и пыли. Мне хочется все из себя выплеснуть. Ну вот, арабы. Арабские песни, города в камне и песок. Кто следующий? Или предыдущий? Были инки. Зачем ты так много всего узнала? Мне было интересно. А теперь? А теперь это – эхо.
Ты получаешь информацию. Ты множишь информацию. Ты как множитель мусора. Как бы научиться фильтровать все? Но тогда что делать с фильтрами? Почему мне сейчас хочется пойти с кем-то куда-то, но никого нет? А когда не будет хотеться, обязательно кто-нибудь найдется.
Таганрог был ужасный. И даже тогда, когда казалось, что не так ужасно, все равно было ужасно. И когда думал, что тоска отступила, её только становилось больше.
Почему иногда наезжают всякие воспоминания? Ведь ты о них не думаешь. И вдруг у тебя полная картина в голове. И что с ней делать?
Можно конечно, попытаться её описать. Например, кусок бумаги формата А4. на нем изображен карандашом ребенок с крыльями и цветочком в руках. Потом все раскрашено акварельными красками совершенно без оглядки на правильность. Просто запечатленная идея. Хотя, если честно, не было надежды на её дальнейшую жизнь. Поэтому и нарисовано так. А если бы создавала шедевр, все бы вылизывала. Зато теперь получилось красиво. А если бы вылизывала – не получилось бы. Короче, на ребенке красное платье с кружевными манжетами. Волосы – блонд. Крылья тоже красные. Листья – какие бывают когда смотришь на просвет, мозаика желтых и темно-зеленых кусков цвета. Получилось натурально. Почему никогда не удается сфотографировать все в точности так как видишь? Оно же просто останавливает! Я снова пью чай.
Или. Жара, пот, пыль, выхлопы. Слишком много света. Он желтый. Он отражается от стен и бьет по глазам. Из-за этого в воспоминании больше ощущения сощуренных глаз, чем цвета. И еще запах. Бензина. И мысль. О направлении. Потому что ты идешь и ищешь кафе. А там темно, холодно и мало света. И еще можно сидеть на полу. Много сигарет, немного спирта и кофеина и много книг. Хорошее время. Хорошее воспоминание. Но все равно слишком много никотина. И одиночество.
Как только привыкаешь к одиночеству и уже думаешь, что способен с ним жить, вдруг оно заканчивается.
Надоело вспоминать, надоело пытаться понять, надоело спрашивать.
Я все время пью чай.
Не хочу ни взбитых сливок, ни апельсинов. Потому что в моей жизни было столько хорошего, что уже нечего и желать.
Ты всегда думаешь одно и то же. Так что лучше описывай.
Итак. Поездка в Тибет. Там были фотографии этого человека. Не помню, где я их взяла. Но помню, что они мне понравились, и что я подумала, что хотела бы быть на его месте. Поэтому я и докопалась до начала страницы с информацией об авторе. Автор поделился, что поход организуется всеми желающими, и потом описал подробный маршрут со всеми самолетами. Я подумала, что когда-нибудь смогу.
И вообще, путешествия с фотоаппаратом.
Я подумала: эти люди просто едут в Таиланд, потом оттуда в перу, и им ничего не нравится. Как они это могут? Во-первых, так свободно кататься, во-вторых, так бездарно проводить время. Надо же, чтобы нравилось, а если нет, то вообще зачем куда-то лететь? А если бы я полетела в перу, мне бы понравилось.
Что такое грусть? Наверное, это когда чего-то не хватает. Теперь, чего тебе на хватает? Всего хватает. Значит, грусть – это патологическое состояние организма. Но с ним можно бороться. На самом деле ведь не надо перекладывать на кого-то ответственность за твою грусть. Потому что, сколько ей не дай, ей все равно будет мало, и ты все равно будешь грустить. Так что грусть относится только к тебе самому. Вот ты с ней и должен бороться. А не говорить, что она от чего-то зависит. Грустно.
Мне все время хочется все менять. Ну и как в такой ситуации устроить жизнь? Надо научиться кататься на роликах и работать курьером.

Странно так. Мне в голову лезут обрывки картин прошлого, собственных переживаний, воспоминаний. Сегодня мне опять приснилось море. После того, как я решила не идти на живопись. Я люблю живопись и Людмилу Михайловну.( Все Людмилы оказываются хорошими.) но это состояние, неожиданно накатившее неделю назад, без всяких видимых причин, оказалось сильнее. И я проспала еще 4 часа. И вот это море. Я плыву, и боюсь каких-то водоворотов, разворачивающихся позади меня. Нельзя сказать, чтобы они уже там были. Но это же как всегда во сне – что подумаешь, то немедленно и случается. И мне страшно, что они меня могу затянуть в себя. Отчаянно гребу на берег. Просыпаюсь и думаю: здорово, что приснилось море, потому что я по нему скучаю, и по снам о нем. Но водовороты тревожат. И стало злобно: думаю – опять ты сопротивляешься собственным водоворотам. Почему ни разу не можешь отдаться течению? И стало грустно. А потом эти волны. Ветер изменился прямо на противоположный и образовались большие волны. Причем, чем больше ты думаешь, что они большие, тем больше они становятся. И ты смотришь как кролик на удава, как волна накатывается и обрушивается на берег, уже почти смывая все что вокруг тебя. Но ты все равно остаешься на берегу и цел. Хотя и жутковато. Опять злобно: ведь я люблю вид волн, почему же я их еще и боюсь при этом?
Как ты умудрилась прожить столько лет ТАК? Я не знаю. Тем не менее, ты можешь теперь видеть со стороны. Теперь ты знаешь себя получше? Теперь я у себя как карта местности, или набор конструктора на ладони. Примерно представляю, что из чего состоит и к чему может привести. Уже лучше. Но еще навыка нет. По обращению. С собой. Очень трудно приобретается.

[625x500]

Вот кирпичи. Это красные прямоугольные кубики. Шероховатые на ощупь. Иногда с дырочками. Известно, что они делаются из глины. А еще там всегда живут пауки и сороконожки. И мокрицы. Пауки почему-то всегда черные. Черные пауки любят красные кирпичи. И они холодные. Не на ощупь, а на вид. От них мурашки по коже. И после этого не хочется брать кирпичи. Потому что боишься что паук заползет тебе на руку. И не в том дело, что ты думаешь, что он может тебя укусить. А просто это так холодно. Надо было заставлять себя носить кирпичи с пауками внутри. Потому что все говорили, что это не страшно. И с каждым кирпичом ты надеешься, что, пока ты его несешь, паук догадается не покидать своего места тусовки., а просто затаится, пока ты его не донесешь. И когда ты избавляешься от очередного кирпича, ты говоришь спасибо тому чуваку, внутри. И с трепетом поворачиваешь назад. К следующему. А потом, когда гора кирпичей заканичвается, ты идешь домой и тут тебя пробирает настоящий холод, сотканный из всех маленьких холодков тех маленьких паучков. И ты просто стоишь и дрожишь, как когда ты промерз на морозе, и холод накопился внутри, и ты не можешь от него избавиться в течение какого-то времени. И никому не скажешь, потому что нет слов. Это как ток, ты можешь только ждать, пока он пройдет сквозь тебя и уйдет в никуда. И больше не будет ничего. Ни холода, ни сил вспомнить. Но они там были.

вот так, бля, чтобы вернуться в дневник, поданобилось, чтобы любовь кончилась.

как же это красиво!! безумно. но как отобразить?!

единственное, что я умею делать в жизни - это понимать людей. что с этим делать?

В колонках играет - the adventures of shindig
Настроение сейчас - электрокиберзапредельное

музыка - как наркотик: первая доза самая сильная.

Я только что придумала новое блюдо, назвала его Моченый Джо. Не знаю, почему. Наверное, потому что упомянутый Джо выглядит так, как будто его замочили. Короче, нарезанные сосиски, огурцы и помидоры бросаешь на чистую сковороду, и они там жарятся. Потом я нашла остаток креветочного масла в холодильник и бросила его туда. Возникает впечатление, что у тебя там не сосиски, а рыба. Потом я нашла еще острые вьетнамский соус, и положила его туда. Вьетнамская рыба. А потом подумала, что там еще не хватает лучку. И нарезала его. Ну и вот это все утушилось и ужарилось и возник тот самый вид утомленного Джо. А почему Джо – не знаю. Первое, что пришло в голову. Стало быть, Джо первым захотел, чтобы его замочили и утомили. На вкус напоминает нечто среднее между рыбой по-гречески и тушеной рыбой в томате. Вот.

....
[550x489]

грустно.
хочется у всех просить прощения.
прошу.

Ты встаешь утром и не понимаешь, почему не можешь встать. Ты думаешь: сегодня один день из тех, когда ты приходишь в себя медленно. Ухмыляешься. Все равно очухаешься. Это ведь установленный факт. Потом ты думаешь: какое-то легкое недомогание. Но какова его природа? Непонятно. Пока ты один внутри своего жилища, ничего особенного не заметно. И только по часам – немногому из живых организмов в доме, ты понимаешь, что на одни и те же действия, которые ты делал вчера утром и делаешь каждое утро, ушло гораздо больше времени, и ты опаздываешь. Удивление. Ты выходишь на улицу и тут видишь, что все вокруг носятся с бешеной скоростью. Твое личное время замедлилось. В голову лезут философские мысли. Тело посылает странные желания: затереться в пещерку на окраине мира, тепло, тихо, и спать. Минимум сутки. В голове возникает вопрос. Ты прибываешь в институт, тебя мало интересуют цветные картинки. Не прошло и половины первой части занятий, ты ловишь себя на мысли «хочу домой» - небывалое явление. Тело хочет сбежать, но не может, потому что эти курсы важны для тебя. Возникает волшебный обеденный перерыв, но ты не хочешь есть при абсолютно пустом желудке. Что это?.. Ты хочешь какого-то неопределенного воздействия. Тащишься к автомату за кофе. Это было ошибкой. Состояние не проясняется, зато заметно высохло сердце. Ты находишь утешение в том, чтобы почти улечься в стуле. Минимум движений. Ты просто смотришь и слушаешь. Тебе все нравится, лишь бы не двигаться. Вопрос: что это? Ты начинаешь смутно припоминать недавние признаки чего-то похожего на нынешнее состояние. Ты как всегда не веришь. Не, не может быть, ведь если я устал, надо все прекратить, хотя бы на время, а это невозможно! Пусть лучше это будет погода, магнитные бури на солнце, происки гороскопа... Занятия окончились, цель – дом. Забыты все соблазны в лице книжных магазинов. В метро ты вдруг замечаешь, что тебя все напрягает: прикосновения, реплики, пейзаж.. то, что обычно воспринимается в нужных границах мудрого спокойствия. Ты готова наброситься на девушку, занявшую освободившееся место и выкинуть её в окно. Голос разума всё еще проявляет себя в словах «да пусть сидит». Ты видишь метро как потоки биомассы. Этакие черви под землей. Встряхиваешь голову. Тебе рисуются страшные сцены, например, что кто-то (женщина) обвиняет тебя, пытается сорвать с места, а ты – ни тени вины – кидаешься защищать себя с кровавой пеной у оскаленных зубов. Или напротив – полная апатия – пинайте меня, если хотите, не получите никакой реакции от трупа. Одно из двух. И тут ты думаешь: а может, ты устал? Хочется, чтобы тебя никто не трогал, не напрягал, не заставлял решать никакие вопросы, в том числе и отвечать. И ты будешь огрызаться. Но, заклинаю: не проверяй. Надеясь, что тебе повезет и достанется второй вариант моего поведения, можешь нарваться на первый и лишиться глаза или уха. Тело действует рефлекторно. Чисто животный инстинкт – сохранение последнего ресурса организма. Интересно, сколько сейчас людей в метро находятся примерно в таком же состоянии? Если большинство, то это грустно. Этакое необозримое поле печали. Но откуда усталость? Ведь ты каждый день делаешь одно и тоже, от чего вроде бы уставать не полагается. Ты выходишь из метро. Из памяти начинают сыпаться, как осенние листья, картинки, не связанные ничем. Дуб, ясень, яблоня, вишня… и тут: события, мысли, планы, сны. Все вперемешку. И все реальное. Ты не втягиваешься, но и не отстраняешься. Ты просто не можешь остановить поток образов. В голове что-то расслабилось, наверное. Шаги даются с трудом. Ты удивляешься, почему так много времени проходит между тем, как нога отрывается от земли и тем, когда она опускается на неё снова. Память подкидывает факт: но ведь ты ходила тут так быстро! И легко! Ты слышишь собственное отчаяние: но почему же сейчас не могу?! Дом ведь так близко. Но чем сильнее ты к нему стремишься, тем дольше ты к нему идешь. Быстрее идти нельзя, потому что можно упасть. Остается идти так, как можешь. Просто идти, в меру сил наблюдая за направлением. Ты чувствуешь в мозгу высокую ноту и желание рыдать в горло. Ты все еще не хочешь есть. А, понятно: организм не желает тратить лишние силы на переваривание. Логично. В голову приходит слово «логово». Очевидно, логово нужно для регенерации. Хочется бездумно смотреть фильмы. Просто пялиться в экран без одной мысли… Интересно, почему люди смотрят фильмы? Они что, все время устают? О! Ведь у тебя будет отпуск! Которым ты был так недоволен, а теперь… осталось только три дня. Целых три дня! Ты ужасаешься тому, что знаешь, усталость будет нарастать не в геометрической, а в экспоненциальной прогрессии. Так всегда –не дашь организму отдыха, и он просто тухнет, как свечка. Как же я буду что-либо делать? Господи, ты уже видишь свой дом. На тебя лает собака. Ты высказываешься нецензурно. Как интересно, что на пике усталости в организме вышибает все пробки, и он просто защищается. Кстати о пиках. Час пик – это когда в тебя со всех сторон впивается туча пик. Осталось добраться Читать далее...

кто уходит в тень, вызывает большее любопытство, чем тот, кто выходит на свет. просто потому, что никому не понятно, зачем ему это нужно.
просто когда тихо ходишь, больше видишь.

Не отказывай себе в своем искусстве, в чем бы оно не состояло, пусть даже просто в глядении на жизнь.

Влюбленности все еще случаются.
Первый раз. Ко мне оборачивается лицо. В голове мгновенно устанавливается пустота. Улыбка с лица втекает в пустоту и заполняет её, не остановленная ничем. Щелк. Организм вспомнил о себе. Но глаза уже намертво приклеились к улыбке. Теперь глаза – сплошной вопрос. Улыбка говорит: добро пожаловать. Располагайся. Ты думаешь: не может быть, чтобы человек вот так вот тебе не сопротивлялся. Я – жертва вселенской мягкости и обворожительности. И я располагаюсь в буквальном смысле. То есть, человек имеет все мое расположение. Без оглядки. Рыбы в воде, птицы в небе. И все такое. Безусловность. Все неудачно зародившиеся вопросы сами с готовностью утопились в океане бессловесного спокойствия. Вот уж, поистине, когда не нужно говорить. Вдруг это становится понятно. И еще понятно, что день прошел. Уголок глаза фиксирует направление стоп. Ты пялишься на улыбку. У себя в голове. Ты еще не понял.
Все не так. Личное и бизнес. Страх. Мнения. Оставляешь за бортом. Но стараешься забыть. Уговори себя, что это не нужно. Кто нужнее? Да, ты прав. Хочу быть левшой.
Много дней.
Бизнес и личное. Удивленный огонек. Получится? Я использовала своих друзей. Огонек разросся. Потом был этот ужасный день, мутный и мрачный, который осветило только рисование на многострадальной левой руке. Сознание двоится. Мозг рушится. Звонки. Убить себя. Расстелить куском кожи по полу и молить на коленях. Что-то вроде этого. Невроз выродился в физическую тошноту. Мысленный разговор. Апатия. Ожидание завтра как рассвета.
День наступил, и жить было легко. Я отказалась от того, что не хочу. Я ждала звонка и хватала трубку, преисполненная чувства вины за то, что не минутой раньше. Я не понимаю, почему ты обо мне помнишь. Мчусь.
Я здесь. Телефон садится. Строчу сообщения и выучиваю наизусть номер. Ну что, разве люди не дадут мне один раз позвонить? Только один. Я на всех входах в метро.
Как это определить? Это должно было случиться. В один прекрасный момент голова должна была повернуться в нужном направлении. Поле зрения должно было заполниться. Но почему это всегда так неожиданно, даже если ждешь? Это было еще хуже, чем я думала. Она была еще лучше. До тебя уже дошло. Зачем так сразу? Глобальное разоружение. Ты напоминаешь себе потерявшегося ребенка. Похоже на возвращение домой. Роднее не бывает. Упасть на грудь и разрыдаться. Но стоп. Глазам больно. О, нет. Она вся в черном. Точеная шагает через трассу, уверенно взмахивая ручкой навстречу потоку. Мне захотелось заорать: вы потрясающе выглядите! Мне хотелось задать ей кучу вопросов, все равно каких, лишь бы поговорить. Я выдумала кучу предлогов для извинений. Потом мы стали искать транспорт и направление. Я предложила взять машину. Но она взяла её сама. Она бросает мусор в окно.
Она такая быстрая.
Я всегда стесняюсь разговаривать.
Лифт – это когда ты видишь только пол.
22 – это номер моего дома.
Как курить в чистом подъезде?
Она берет и закуривает.
Вот так.
Мы ждем. Она извлекает из сумочки бумажный лист и присаживается на ступенечку. Вот так. Никому не прощаю остроносые туфли. Но ей они идут. Черные.
Почему ты разговариваешь со мной так легко? Почему ты мне доверяешь?
Она поднимается и уходит встречать других. Указывает мне на листочек. Я усаживаюсь на след её задницы. Когда она вернется, я встану и предложу ей сесть. Естественно. Так же естественно она откажется.
Я встаю: садись. Выражение глаз растекается приятным холодком по коже. Все предсказуемо. Конечно, у неё есть еще один лист. Еще много листов. Но я все равно приучен уступать дамам место. Я задвигаю себя наверх.
Она садится, а у меня ощутимо расширяются зрачки. Потому что на ней красное белье. Идеальный красный треугольник в дуге черных брюк и майки. Красиво. Интересно, какой у неё лиф? Тоже красный? Было бы не дурно. Хм.. Но если брать, что и маникюр у неё красный, вполне может быть. Я сижу и обдумываю своенравность мира. Красный с черным не всегда, оказывается, означает вамп. Что ж, миру снова удалось меня удивить.
Ужасно хочется её сжать.
Но у её мужа день варенья.

В мире существует великое подражание. Кто слушает музыку, начинает играть или петь, кто читает, начинает писать.

Видишь ли, мама, в этих шатких книжках я нахожу себе опору.
Все находится друг в друге.
Жизнь надавала мне пощечин, не развив во мне ни мазохизма, ни садизма, как ни странно. Это были отрезвляющие пощечины. Но в конце концов я поймала прут, потому что надоедает, когда бьют, даже в лучших целях.
Самое больше потрясение – когда меняют веру. Мою веру меняли много раз. В результате все слилось в серую массу, из которой возникают всякие вещи, и туда же исчезают.

Любовь не требует доказательств. Она либо есть, либо её нет. А вера – личное право каждого.

Я поняла сегодня: в моем случае возраст измеряется чем-то другим. Пониманием каким-то, мудростью что-ли. У мудрости может быть разное лицо: детское, старческое. Она может быть одета во что угодно. Она может чем-то обладать или нет. Поэтому им непонятно. Они измеряют возраст другими вещами.

Это и есть настоящие детские страшные сны, когда ты не хочешь, чтобы оно происходило, и наблюдаешь, как оно начинает происходить. И ты испытываешь страх, потому что тебе больше нечего противопоставить происходящему. Выходит, люди испытывают страх, потому что им больше нечего противопоставить происходящему?