Тесты, тесты, тесты. Личность – видимая часть сознания. Одежда в которую сознание облачается, чтобы проявить себя во вне. Смертная часть, часть рождающая все заблуждении и иллюзии, в первую очередь для самого сознания и только потом для других, часть ущербная, во многом зависимая, порождение опыта, воспитания, гормонов и механических реакций, свойственных телу. Смертная часть сознания, в чем-то его ежедневная смерть. Маска которую рисуют будни, те самые будни, которые сами, в свою очередь как маска скрывающая истину, навязываются иллюзией выбора, а на деле всегда спланировано, списано, скопировано с книги судеб, которая всегда с маленькой буквы чтобы подчеркнуть относительность, условность, расплывчатость и размытость термина, указать на символичность, абстрактность, лишенность формы, знак отсылающий сам на себя, без указания к чему относится, знаком вопроса, неведомым. Личность – то что мы о себе думаем, то как мы о себе думаем, то что мы хотим чтобы о нас думали. Почти всегда не то что мы есть. Или может быть и есть, но частично, крохотной частью, грубым наброском для этой, конечной, зажатой строгой формой жизни. Личность – исток всех маленьких страхов рожденным одним большим – страхом смерти. Личность всегда боится умереть, она сама суть та самая смерть, которая призраком, насмешливой ухмылкой маячит где-то по близости, пристальным взглядом заставляет нервничать и смущаться, кидаться в крайности и совершать глупости, как будто и правда может быть чем-то большим, чем то что мы о ней думаем. Смерти боится всегда личность – конечное, преходящее, подверженное изменениям, но изменения не признающее. Скудное, ущербное, всегда горбатое, даже если горб издалека кажется эталоном и нормой. Всегда тщетное, низменное, мелочное и мелкое. Смертная часть. Сознание – бог, личность – нерадивый служитель, норовящий каждый раз украсть подношения жизни. Лукавый раб – лицемерный и лживый, стремящийся бога распять, унизить, запятнать, запереть в плоское, например иконы, определения, смыслы и знаки. Личность - нечто на что претендуют тесты, наивные в своих притязаниях обнаружить, извлечь, вытащить на свет, обнародовать и заклеймить. Дать малому шанс на великое. Я люблю тесты, иногда. Они смешны и нелепы, но всегда могут указать путь к антицели. Сказка о жемчужине найденной в навозе. Рулетка логическая. Тесты. Иногда они бывают забавны.
Обезьянничаю, Собаке – глубочайший респект-)

В колонках играет - Cold-It-s All Good

Дети мои, как же я вас люблю иногда. Временами – это ж никой скромности вообще нет. Так и вижу себя – в кругу, на ковре, позе лотоса, с окладистой седой бородой, весь косматый, хотя и причесанный, а глаза добрые-добрые, внимательные-внимательные, и с благодатью вместо зрачков. И голос приятный, и речь степенная и неторопливая. И раздаю подарки рукой с прозрачной кожей и тонкими ветками вен через пергамент, но всё еще властной – кому яблоко, кому свет учения в массы нести. Естественно подарки всех не устроили и вы галдите как птички когда обмениваетесь. В вокруг смех, шум и суета радостная и полезная во всех смыслах. Так и вижу эту картинку. Опять же заботливые такие, чуткие, кто подушку лишнюю принесет, кто расскажет что смешное, а я весь добрый и благодушный, даром что степенный. Так и вижу. Испортила все борода – без нее никак нельзя, борода и чалма – это условия непременные, как и лотос. Потому как увидела я себя с черными глазами и седой окладистой бородой и прониклась, что очень я от любви не скромный – ни в какие вообще рамки не лезу с моим нахальством. Мне, как сами понимаете, борода не к лицу – по разным деталям типа возраста-пола. Как-то это не в тему. Да и лотос, он и в лучшие то времена у меня выходил хорошо если на половину, а так, чтобы вот – ууу, не, чего не было того не будет. Ну и конечно этот патронаж и ласковые глаза с не сказанным – «юность время свершений», то же как-то. Слишком уж нахально, собственно оно всё и не настолько и не в таких объемах. Но я себе в этой картинке очень понравился и от того любил вас еще больше. Я бываю таким сентиментальным иногда. Страшное дело-))
Если в этом мире мысли материализуются, то мои помысленные подарки обязательно найдут каждого из вас. Я очень громко думал-))

В колонках играет - Cold-Kill The Music Industry

Я совершил таки подвиг. Я очистил память от старых сообщений. Оставил последние десять из соображений сентиментального характера-). Практически романтического. Я их буду трепетно хранить. Прям как логи за год. Главное потом как-нить не забыть содержание, а то вот последний раз телефон настраивала не я. Ага. Смешно может выйти.

В колонках играет - Cold-No One

Надо признаться я рад. Я очень и очень за всех рад. Я люблю когда всё устраивается понятным, естественным и удобным для всех способом, а мне для этого ничего делать не нужно-) Ммм – почти определение счастья в трех пунктах. Или счастье «из» пунктов. День вчера крайне удачно сложился, грех не отметить. И кстати, ради бога не надо потом меня представлять добрым. Я не добрый, я – щедрый. Исключительно только щедрый. И конечно есть у меня пара темных пунктов, на которые я могла бы обратить внимание некоторых, но… я теперь умный и знаю, что не стоит всё и вслух. Прежде чем брякнуть небрежно, надо бы на себя посмотреть. Так что – пусть всё идет как идёт и каждый из нас получит то, что (судорожно сглатываем и почти против воли заменяем двусмысленное, звенящее ржавыми латами, «заслуживает» дипломатичным и не таким строгим «желает», но его тоже придется сменить, потому что опасно. Кто знает, что мы там желаем на самом деле…) сможет назвать необходимым. Сам же скорее растерян. Вместе с очередной порцией пенталгина внутри растворяется «что же это вообще такое было?», но я заталкиваю его глубже и стараюсь не смотреть подозрительно в сторону смутьяна. «Я подумаю об этом завтра» (с). Или послезавтра, или еще когда-нибудь. Когда-нибудь потом. Для склонных препарировать всё, что попадается под руку, думать оказывается опасным – можно не заметить как продумаешь, передумаешь и себя тоже. Сказка про теленка (или он был козленком?), который всех считал. Посчитал\подумал и себя тоже, и всё ушло, превратившись в простой номер. Вместо смутного и живого, четкая и мертвая цифра. Ну их, эти подсчеты. Вчера у меня было целых два ответа почему выбираю именно так, а не иначе. А сегодня ни одного, потому что все ответы я зарыл на заднем дворе – пусть из них вырастет дерево или розовый куст, в который так удобно швырять кроликов и шляпы. Иногда всё кажется таким простым, что себя хочется придушить – ну кому может понравится быть примером бульварной газеты с опечатками в каждой колонке и аббревиатурой вместо названия? Как же великое, значительное и не типичное? Ага. Во дворе, накрылось медным тазом и могильной плитой. «Все бабы дуры, просто некоторые лучше шифруются» (с). Не. Не шифруемся, у нас просто конституция разная-). На языке вертятся, колются, обжигают уменьшительно-ласкательные в рифму и я сам себе противен. Иногда я бываю таким слюнявым, что меня можно только терпеть, или запереть в каком-нибудь чулане и ждать когда приступ пройдет. Между прочим обострение прошло, но боль от ноющих спазмами мышц не стала меньше, она просто стала приглушеннее. От нее теперь можно отворачиваться, забывать в жестах будней, но стоит только отвлечься от суеты как она тут как тут – ноет и самодовольно ворчит запертым в стеклянную банку морем. Иногда тебя хочется придушить, или позволить тебе придушить меня – спорить на тему кто, где и когда должен находится считаю неконструктивным. Я растерян – ты меня шокировал. Ты знаешь, что вызываешь состояние стресса? Нет, в положительном конечно смысле, но тем не менее. У меня стресс-) А что есть стресс? – это ситуация в которой нет заготовленных вариантов ответов. Реагируешь как попало и как выходит. Как там было, в плечо? Вот уткнутся в него и обиженно-счастливо сопеть на вселенскую несправедливость, которая выделила больше, чем можешь взять. Что тут скажешь – «ты умеешь произвести впечатление на девушку» (с). Неееее, я определенно рад, что ты не любишь длинных разговоров с целью давать точные имена. Ууу – как я этому сейчас рад, ты даже не представляешь насколько. Пусть слова всегда остаются за мной, это будет мой барабан с которым вышагивают картинно и без цели. За тобой закрепим воплощение. Я идеи объявляю, ты – воплощаешь. «Иногда я так тебя люблю, что просто ненавижу» (с). Угу. День, которого никогда не было, но черт меня побери, который стоило бы придумать, если бы он не случился. Фрустрируем, сублимируем и пр. пр. пр. Интересно почему мне кажется, что тебе легче? Видимо потому что я пристрастен…. Я бы подарил тебе весь мир, если бы он у меня был. Не задумавшись ни на секунду. Но у меня его нет, а себя после мира даже как-то неловко. К чему я это, не знаешь? Очередная бесконечная история-)
P.S. я пытаюсь не шарахаться назад, но сохранять выдержку и непредвзятость. Видишь как я стараюсь?-) Даже меня терпением и лаской можно приучить к чему-то просто хорошему. Терпение правда нужно титаническое, и еще осторожность. И пр., пр., пр. Не в тему вспоминается «чудный» гороскоп с тактикой обольщения – это тааааак «забавно» на самом деле. Надо бы вспомнить, что там про твой незабвенный писали. Очень уж совпадает-)) Хочется иногда осыпать тебя призрачными дарами цветных эпитетов в духе тысячи и одной ночи. Но боюсь тебя разбаловать, у тебя и так самомнение на грани фантастики. Будем считать, что я всё это уже, а ты принял подобное щекотливое с достоинством.
P.S.S. Так то вот.

В колонках играет - Cold-It-s All Good

Как-то вот вдруг. Пенной волной, или хорошей затяжкой. Пожалуй второе – вдыхаешь глубоко, чуть задерживаешь дым и ждешь пока странный сладковатый привкус пробежит свой круг по артериям изменяя состав крови. И зрачки – в раз расширяются, и в голове – на раз мутнеет, словно напоили туманом с горько-сладким привкусом, и тебя расслабляет, распластывает, растекает и ты уже не ты, а кто-то замедленный, но счастливый. Улыбаешься ничему в никуда небрежно, а зрачки восхитительно безразличны к свету. Впрочем и сам ты тоже, восхитительно безразличен ко всему, что не переступает порог самых сильных ощущений. Весь расслабленный, ленивый и счастливый. И только легкие привычно хрипят и пытаются притворится мелким пожаром, но это мелочи. Удовольствие того стоит. Как-то вот вдруг. Плотным дымом пробегает по артериям и впрыскивает в кровь ленивое счастье. Очень похоже. Вот в конце недели обязательно сравню ощущения и выведу формулу где лежит отличие-)) Моё укуренное счастье. Такое вот странное. Постоянно запаздывающее и само по себе. На сегодня по крайней мере. Завтра оно протрезвеет, взбодрится, прекратит глушить обезболивающие от жизни в лошадиных дозах, и будет как с солдат на посту с ехидством наперевес и с мрачностью на глаза, или напротив натянет глубоко, на грани приличия, шляпку из итальянской соломки и в белом льняном костюме по белому песку с темной сигарой, зажатой в зубах. А может и вообще, начнет бесится и закапывать кислотной слюной всё вокруг. Всякое может быть не сейчас. И было и будет и во веки веков. А сегодня оно укурено, то ли проводники такие попались, то ли само по себе как-то неожиданно для себя расслабилось и ему хорошо.

Ибо мы так же слепы, нет, мы в тысячу раз более слепы, чем этот старый человек в коляске. Нам шепчут, но мы затыкаем уши, нам показывают, но мы отворачиваемся. У нас нет веры: мы боимся поверить, потому что боимся, что нас обманут. Мы уверены, что мы – в гробнице. Мы точно знаем, что во тьме ничего нет. Во тьме ничего быть не может.

1 марта. Первые числа вызывают желание, чтобы обязательно с длинным пояснением, на целый абзац или даже на два, отрывочными сочетаниями, пунктами плана, который никто не разбил на цифры. Смешать и аннотацией к ненаписанному оставить. 1 марта – день двенадцатый, или триста шестьдесят восьмой от начала времен, а снег всё идет и плевать хотел мир на наши убогие календари и снова минус, хотя еще вчера был плюс и всё как обычно заледенело так и не успев растаять. А мы ждем весну, не перемену погоды и легкие сандалии вгрызающиеся в пыль городов, дорог, дней и времени, но идею, мечту о переменах, иллюзорную вышивку воображаемых протуберанцев свежести жизни иной, другой, не знакомой, не той, что прежде и вчера, с привкусом тухлой воды безысходности. Мы ждем повода поверить, что всё может быть иначе. Весна. Календарная, в сознании (душе, мыслях, мечтах и всё через наклонную, потому что грань «между» призрачна и условна). Мы всё время ждем повода, чтобы поверить. 1 марта – первый день новой жизни, понедельник, новый отсчет, иные измерения иных выборов. Притворство – мы снова притворяемся паломниками, тогда как на самом деле как и вчера туристы на празднике в сиротском доме, где все убого и жалко, а где-то внутри душит и тоскливо подсчитывает растраченные в пустяках вечности. Конечно читаю. Что еще я могу делать. Я читаю о чужих потерях, чьи рубище и гнойные язвы прикрывают плащом из хорошего слога и красочных определениях и мне становится смешно – я ведь тоже так же, просто в другой тональности, но рисую, вывожу призрачный плащ, чтобы прикрыть, укрыть, утешить, не себя, но другого, которого в себе помню и иногда слышу как он плачет и мечется, укоряя меня – ну что же ты, что ж ты так то… Марта первого. Первого отчего и зачем? Привычно, а где-то рядом и месяц другой и дата, и другие ассоциации. А природа плевать хотела на наши скудные сны о жизни, которая никогда не наступит. Конечно читаю. Чем еще я могу заниматься в этой игрушечной жизни, выложенной словно спичками из слов и смутной потребности как-то иначе, знать бы еще как и кому. Всегда читаю, это только кажется, что иногда пишу, а на самом деле всегда читаю и проговариваю про себя на память осыпавшимися осколками букв. Игра такая была – черная пластмасса и буквы белой краской, и составляешь, выбираешь, выдумываешь и так до конца пока квадратики, розданные словно карты ровным счетом в каждые руки, не закончатся. А тогда всё – финита, фине, энд, конец. Игра закончится и можно снова начинать жить?. Неуверенность знаком вопроса.
Теперь чаще смеюсь. Несерьезность разлилась по жилам и кривляется самозабвенно, забывая оглянутся, опомнится, задуматься, просчитать варианты. Вчера списываемся и мне доверяют: «знаешь, а вот это было вообще никому». Я послушно переспрашиваю: «что, правда? Совсем-совсем никому?». И мне кивают и доверчиво сопят на ухо: «совсем-совсем». А я вожу ладонью по жестким прядям и меня уносит вихрь. Меня несет и я оракулом, нежностью ладоней, которыми не касаюсь, самозабвенно вру: «а так всегда, оно всегда никому, это уже потом подбираешь адресата, а на самом деле никому, в никуда. Это просто слова, они рвут гортань, стоят судорогой в горле и выплевываешь их кривыми строчками. Это просто слова. Это настроение, разлитое в воздухе, вдруг хочешь на себя одеть, примерить, приладить. Это просто слова. Они просто есть, и просто иногда их хочется еще и помнить. И пишешь, никому, в никуда, а потом отдаешь адресату как плату за те отрывочные секунды в которых всё было просто и не знание теряло смысл». Я самозабвенно вру, и с каждым словом верю себе всё больше, вдруг чувствуя, что именно так и никогда иначе. Все слова всегда были тебе. Есть только «Ты» и я. Ты в кавычках условий и обстоятельств, смазанными фотографиями на которых не поймешь где профиль неба облаками, а где профиль другого. Ты в кавычках условием имени. С большой буквы, чтобы ударение подчеркнуло вкус голоса, который не помню, но знаю когда мысленно перекатываю мягкое «тыыыыы». И я – просто, с маленькой, без различения. Потому что я – это всегда только я, никогда больше, единственная переменная которая всегда известна заранее. А все слова были тебе. Тогда, ранее, давно, в прошлом и будущем, когда тебя даже еще не было или уже не будет, и даже тогда. Они всегда были тебе и твое имя стояло в заглавии, когда слепым кутенком тыкался в пустые зеркала чужих лиц, чужих ладоней и чужих запахов, в которых путались пряди от твоих следов. Конечно же вру. А как же иначе? На самом деле мы давно вместе среди песчаных пустошей и хрустальных закатов, с обжигающем солнцем, истекающем багрянцем под пристальным взглядом ветра. На самом деле всё давно так, как хотелось бы. Читать далее...

Я точно знаю – это и есть старость. Вот именно так оно всё и происходит. Вот так проснешься однажды утром, а уже всё. Ты уже там. И в этом «там» у тебя всё болит и ни хрена ничего не помогает. Всё. Решение принято – я старый, больной, нудный и живу в воображаемом мире. Финита. Деньги что ли на похороны начать откладывать? Это ж пиздец какой то. Я вот что-то не помню чтобы в двадцать лет со мной такие оказии случались, нет, правда однажды я сожгла себе лодыжки до костей, а еще помнится тогда постоянно какими-то сомнительными простудами-гриппами, а еще… Мда. Ну не важно. Всё равно. Как-то позабылись уже подробности и уверенно ощущается, что так паскудно никогда не было.
И вот спрашивается, имею я право истерить письменно или нет? Письменно это когда понарошку, не взаправду, это как разные аборигены из затертых до дыр историй рекомендовали – поистери-поистери, час целый истери, вот целый час сиди и всё мрачно-мрачно, печально-печально, а потом брось и забудь. Наобижайся на весь мир целый час, а потом прости ему и себе заодно. Для катарсиса и вообще. Спрашивается, имею я право придумывать всё, что угодно, так просто придумывать, не выдавать его за что-то, а просто придумать и записать, а потом оно пусть само как хочет, а я уже забыл, выбросил, выпотрошил как рыбу и знать ничего не знаю и не хочу. А потом всё хорошо, не потому что хорошо, а потому что не плохо. Хотя с другой стороны точно знаешь, что по-другому не даром не нате, ни с доплатой не возьму. Может оно конечно и обидно, что иначе не бывает, но если выбирать из того что есть то вполне, очень даже. И ни капли раскаянья или сожалений. Дудки.
А еще как бы так извернутся, чтобы сразу и ближе к концу недели оказаться. Блядство, растревожат душу, а потом ни хера не едут и подарков не везут. Суки все какие.
И ну его в жопу это формальное начало весны.

В колонках играет - Disturbed - Down with the Sickness
Настроение сейчас - жрать однако охота... надо бы исправить

Малышка подкинула мне тему. И да, мне совершенно не хочется заниматься сегодня чем-то полезным. Я занимаюсь интеллектуальной мастурбацией на голос, а руки надо бы чем-то занять. Мммм, так собственно о чем мы. А мы опять о нашем фетише. Заблуждения рожденные восприятием, состоящем из предубеждений, штампов и заученных наизусть уроков опыта. Пример простой – приходит милая девочка и снисходительно, хотя и пытаясь свою высоконравстенную, высокоморальную и разумеется исключительно разумную позицию скрыть, донести до меня Принципы. Разумеется уточнив, что она меня учить ни коим образом не хотела, и уж тем более обидеть или унизить (ну учитывая нас бедных-темных по сравнению с ними вовсе даже не такими, а иными, что уже как факт служит поводом для обиды на несправедливость жизни распределившей духовные таланты так не ровно), разумеется. Разумеется с точным представлением как надо писать на подобные темы и наверное и с точным представлением какие темы стоит выбирать вообще и в частности. Разумеется понимая, что и дело то как бы вот спорно чье, и разумеется имея четкую позицию по вопросам публичности и её следствий. Всё это конечно да. Ну, в принципе, можно было бы конечно вежливо не отвечать или вежливо указать на непоследовательность, или вежливо отказаться и начать плутать в дебрях оправданий. Можно было бы. Только нах? Во-первых мне делать нечего – я в процессе рождения идеи чем бы себя занять. Во-вторых это забавно. Ассоциации, образ, который видится кому-то за словами, для тебя лично ничего не значащими. Игра в модельки-кубики. Всё те же, всё с тем же. Гы и хи. Хихиканье, как если поймали за мелким, но практическим извращением и поверили, что это именно наша склонность. И хохот на образцово-показательный пример как ошибочны все наши мысли о других. Тем самых, которых изредка возводим на места и статусы. Вот картинка выходит – сидит старая тётка, весьма непрезентабельного образа, тётка, еще раз заметим, старая, давно вышедшая из возраста доверия к не своим глупостям и не своим выборам. Сидит и из вдруг нахлынувшего детского проказничества думает – как же вот всё херово выходит когда накладываешь отдельные части восприятия в целое. Как это всё, ебт твою мать, не впечатляюще. Вот есть голос, голос подходящий под мои личные вкусовые пристрастия. А лицезреть мы любим нечто, что должно обладать неким условным набором критериев, как то черные волосы, тонкие руки и пропорции близкие к Бухенвальду. Просто потому что нас это тупо возбуждает. Без идейно. Само по себе. А тут вот картинка, на которой совершенно другой образ, которого оттрахать конечно было бы забавно, ну теоретически, как условную модель внешности, но вот желать долго, пуская слюну и предаваясь фантазиям не хочется совершенно. И собственна вся мысль сводится исключительно к простому – голос почти никогда не соответствует внешности. И за примерами ходить далеко не надо. Тут же вспоминается легендарный ММ, чей голос ну совершенно не возбуждает, а как-то даже наоборот, вводит в состояние стресса опасностью и осторожностью. И голос другого мужчины, тоже занимающего весьма важное место в частной жизни и возбуждающий до стадии когда уже не важно, что тебе говорят, главное как. И масса других примеров. Начиная со своего собственного. У меня вот тоже голос отвратный. По телефону в особенности. Что и требовалось доказать. Что и хочется анализировать – относительность восприятия. Относительность не только от объекта, но и от условий проведения эксперимента. Голос по телефону – это вовсе не голос в комнате, и совершенно не голос, который слышишь, читая сообщение или письмо. Иллюзорность. Ошибочность. Многомерность. Восприятия, объектов, явлений. Опять же для разнообразия хочется блеснуть случайными знаниями – ни хуя не хард-рок. Может быть ню, скорее альтернативный. Блеснуть потому что ни хрена мы в этих деталях не разбираемся и на самом деле разбираться и не хотим. «Срать я хотел на вашего Моцарта» (с). Именно. Потому что мы сами послушаем и сами определим будем еще слушать или нет. А названия – они ярлыки других идиотов. Нам своей идиотии хватает. Не хватало еще и чужую помнить. А пентаграмма между прочим, потому что у меня вот она есть и мне моя нравится. Я ее вообще на всех подряд готова нацеплять. Потому что она моя, с пауком и порванной тяжелой серебряной цепью, которую к слову надо бы починить. Запись в непременные ближайшие дела – починить, исправить всё имеющее некондиционное серебро и купить вторую тяжелую, чтобы сделать одну, но длинную. Или две новых. В общем – заняться стилисткой утешающей бездельников. Ангелы. Бля, ну как задрочили уже слово, затрахали просто своими ассоциациями. Ну не ангел, ну пусть химера какая, или там монстры, или чудище с других планет – да кто угодно, главное чтобы с огромными глазами по плошке и Читать далее...

В колонках играет - Disturbed - Down with the Sickness
Настроение сейчас - разочарован

Восприятие. Громовой хохот до слез. Как же оно зависит от нашего вкуса, наших предубеждений, рожденных нашим внутренним ощущением от прекрасного. Пример классический. Слух рождает картинку, картинка становится образом, образ становится устойчивым ощущением. И вдруг – клип, вспышка и бесконечное удивление. Голос – полный эротики самого изящного толка. Голос – божественный, неповторимый, с бархатными интонациями и стальным стержнем внутренней структуры. Голос – божественный. Он подошел бы любому демону или ангелу. Любому нечеловеческому созданию. Голос которым можно оплатить любые счета. Голос за который можно продать. Всё, что ты вообще готов продать. Всё имеющее цену. Голос в котором можно утонуть. Определения бесконечны, ощущение непередаваемое. Голос рождал ассоциации – обязательно длинные черные локоны, обязательно тонкие черты лица, обязательно тонкие губы с вечной болезненной гримасой. Обязательно холодные глаза с оттенком северного моря – черно-серый, серый на границе с черным, металлический блеск и вечно расширенные зрачки. Тонкие руки с длинными пальцами и вытянутыми кистями. Персонаж картин Эль Греко облаченный в готику этого времени. Белые рубашки и пентаграмма из серебра на груди. Что-то тонкое в профиле, что-то прозрачное в облике, что-то, подходящее под мощь голоса. Голос мощный, фигура прозрачная. Голос изящный, фигура повторяет схему. И что? А ничего. Бритый затылок, мощные плечи и вид, если не тигра, то как минимум хоккеиста с немотой на слова и весомостью крестьянина. Падение мечты. Я ненавижу клипы. Я ненавижу детали. Я ненавижу всё, что лишает меня свободы видеть. Я готов ныть и причитать. Моя мечта, мой томный ангел с черными крыльями оказывается десантником в тяжелых ботинках, его не стыдно отправить в армию, он обязательно заслужит пурпурное сердце и спасет заложников. Он герой. Но где нимфа мужского пола с пьяными от кокаина глазами? Где? Голос рождающий готический собор, пронзающий шпилем небо, вдруг оказывается исходил из казармы приземистой и в горизонтальных тональностях. Какое разочарование. Нет, ну строго говоря таким он мне тоже нравится, он даже красив наверное, просто не изящен. И даже может быть подходит для обрамления голоса. Но все равно. Я определенно разочарован. Мой слух отказывается верить глазам. Глаза лгут и только всё портят. Я – шокирован. Хотя, вот если бы он оказался просто каким-то это было бы совсем уж «фи». А так. Полная противоположность. Бультерьер – это сексуально, но не эротично. Это рождает совсем другие фантазии. Другая проекция воображения. Таким образом можно восхищаться, но его совершенно не хочется вожделеть.

В колонках играет - Muse-Sing for Absolution
Настроение сейчас - сделал дело и с чистой совестью спать

А собственно почему бы и нет? «Слов много, а смысл ускользает». Всё это не имеет значения и даже я уже забываю, что собственно начинала в начале. Какая разница чем или как выглядит если единственный способный увидеть хотя бы отблеск того, что было это я? А мне всё равно. Почему бы и нет? Всё равно в своих наивных попытках врать до победного никто и никогда не дарит по настоящему дорогого подарка – второй половины сюжета. Будучи случайно честным, надо признать – не имеет ровным счетом никакого значения ни то как, что или в какой форме. Правило под номером десять из представленных где-то ниже. Поздравляй себя сам – с праздниками, похоронами и проигрышами побед. И сам выбирай себе подарки, как к случаю, так и по настроению. В конце концов я генератор сюжетов, а не их исполнитель. Так зачем пытаться лукавить с собой же?
Лохмотья.

В колонках играет - Muse-Sing for Absolution

Последнее всё-таки будет нечетным. Совершенство достигнуто.
Девятое

Что вы знаете обо мне? Что я знаю о вас? Ничего. И это хорошо. Любые попытки сделать из этого ничего нечто лишь путают всё. Мешают. Ничто не должно превращаться в что-то. Ничто – это вежливый интерес, внимание, безразличная чуткость и приятная беседа в уместное время и с надлежащими декорациями. Что-то – это тоже ничто, но запутанное. Оно всё одно ничто и ничем не будет, но неловкое, с вниманием не по делу и не там где было бы нужно. Это всегда испорченное настроение и частое чувство вины или сожалений.
Что я для вас? И что вы для меня? Никто. И это тоже хорошо. И правильно. И только так и должно быть. Любые попытки превратить кого-то в некто лишь всё усложняют и отравляют ощущение. Никто – это понятно, просто, легко и незатейливо, только так, тогда и то, что хочешь сам. Некто – это неопределенное место в неопределенном что-то, что проще назвать отношениями. Некто это постоянные ошибки, заблуждения, испорченное настроение и где-то даже чувство обиды, по крайней мере за то что так, а не иначе, даже если иначе и не хочешь и не знаешь. Никто – это то как есть на самом деле, некто – то как воображаешь согласно настроению.
На вопрос: «зачем?» есть только один честный ответ – потому что одиноко и страшно, а вот так, на данный момент, получается забыть, что всё одно и одиноко и страшно и по другому не бывает и не будет. Просто потому что хочется забыться и на этот момент именно это и кажется наиболее удачным средством. Если найду другое средство – буду использовать его, а пока.. тебя, тобой, этим, именно так – нужное подчеркнуть.
На вопрос: «почему?» тоже есть только один ответ – потому что жизнь дерьмо и в ней всё вынужденно, даже наши желания, пристрастия и хобби. Это если по честному – вынужденно, но разумеется это вслух не говорят, а заменяют положенным пристойным – «потому что мне этого хочется». Почему? – потому что пустоту надо заполнить, в принципе чем угодно, но чтобы поверить чем-то наиболее подходящим. Потому что надо жить. Не дальше, если бы, для начала сейчас. Как-то и хотелось бы приятнее.
На вопрос: «смысл?» отвечать не стоит, потому что это провокация. Смысла никакого нет, но если об этом вспомнить, то найденное с таким трудом подходящее средство потеряет все свои качества и поиск придется начинать заново. А сил мало и их нужно беречь.
На вопрос: «что будет дальше?» лучше отмалчиваться и отделываться нежной улыбкой со значением. В общем улыбкой теплой и многозначительной, допускающей любые варианты прочтения – пусть вдруг усомнившийся, вдруг выпавший в трезвость сам выберет наиболее удачный на этот момент ответ. Потому что единственный честный ответ – ничего не будет, будет тошно, скучно, плохо и нудно. Скорее всего вообще закончится или останется за неимением лучшего. Провокационный вопрос – ответь на него честно и иллюзия самообмана в этом моменте разрушится, а тогда спрашивается на кой ляд было тратить усилия? Солги и потом тебя сожрет изнутри желание себя же и разоблачить, хотя бы косвенно, не в лицо, а поступками, вроде бы даже и необдуманными.
А иллюзии свои лучше холить и лелеять, потому как заменить их нечем. Это вообще страшное извращение стремится разрушать все иллюзии подряд. Уничтожению подлежать лишь пошлые, дорогостоящие и пресные. Самая большая опасность – привыкнуть иллюзии разрушать, можно не заметить как начнешь разрушать те, в весомости которых был уверен на все сто. Например свою любовь к собственным манерам или стилю. Практичнее поощрять, развивать и совершенствоваться в деталях.
Самое главное не прочитывать книгу до конца до того как кончится время. Потому что тогда делать будет решительно нечего. Лучше читать постепенно, отвлекаясь и небрежно повторяясь в страницах, чем запальчиво, на одном дыхании и слишком быстро для отпущенного времени. Правило распространяющееся дальше книг. Никогда не заканчивай раньше, чем закончится время. Опоздание – тоже не бог весть как хорошо, но все же лучше. Лучше не узнать конец, чем остаться с пустым и никуда неприложимым временем.

В колонках играет - Muse - Recess

Самое простое – это сделать вид, что ничего не было. Вообще и никогда. Сон, ложные воспоминания. Самое простое – это принять как факт отсутствием. Строго говоря для тебя именно так всё и есть. Рассеянность собой на листы и записи оставляет мало шансов на различение снов и действительного. Смутно, зыбко и расплывчато. Неуверенно к истокам. Что имело фундаментом реальное, а что лишь моделируемым из произвольно выбранных условий. Неуверенность – ты, ты случайно, ты ли и где если когда. Неуверенно за себя. Проще признать сном, тем более что помнишь так же. Свет режет зрачки бритвой, веки горят словно на них направили линзу. Постоянное желание приложить к глазам лёд. Признать сном и снять возможность попыток разобрать на части. Что первично – рассеянность восприятия с потерей четкости картинки или желание забыть как не случавшееся? Руки немеют и кажутся перерезанными в предплечьях. Как если бы только кость сдерживала лохмотья мышц и разорванные артерии уже высохли и жалко дрожали последними вздохами. Почему то руки становятся чужими первыми. Немеют. А пальцы отдельно. Своей собственной жизнью. Ощущение странное, но неожиданно естественное. Так и должно быть – вроде бы, неуверенно. Наверное именно так. поминутно проваливаешься в ступор – застываешь, становишься плоским, двумерным, и перед глазами столь же простое, без глубины и деталей. И только взгляд удивительно плотный, объемный, живой скользит между двух бумажных листов. Самое простое – это принять неявным, неявленным, несуществующим. Если задуматься, то даже если и было, даже если, оно всё равно продукт воображаемых смыслов. Воспоминания делятся на две составляющих – то что имело отношение к чему-то извне и то, что никогда из сознания не выходило. Стоит ли выявлять кто из них кто? Во сне снились дороги, темные улицы и конечно маньяки-убийцы. Тема привычная, частая, почти бесконечная вариация символа для сознания. Знать бы что в этом образе кроется для спящего и очнувшегося. Дороги, темные улицы и нападение. Сюжет примитивный, вульгарно обычный. Такой простой, бытовой, газетный маньяк – серийный убийца из принципа. И бояться стоило бы меня. Разумеется. Сны агрессивны. В них меньше лени, в них больше реакций первых, бесконтрольных и самовольных. Убийца казался игрушечным по сравнению с темнотой вязкой и плотной, скрывающей главное за аляповатым сюжетом. А потом почему-то закрытая дверь дома и коридор полный народа. Отец, словно больной, прокаженный, в пятнах почти трупного окоченения. Молчаливый и как бы мной отвергнутый. Можно было бы испугаться, если бы забыть о девяти без недели годах. И вдруг четко набор белья без одной наволочки – темно синий с фиолетовыми разводами цвета вишен в японском стиле. Скудный набор родственников давно отринутых и вычеркнутых из жизни. Коридор, закрытая дверь и разворот темной простыни. Сон глупый и темный. В разводах сиреневых. Как плохо поставленная пьеса из трех актов с поиском преступника, который всегда и естественно дворецкий отравивший шампанское. Признать сном всё, что было до и перестать цепляться сознанием за булавки ложных воспоминаний. Воспоминания ложные – они соседствуют с настоящими путая ощущения. Отчетливо помню как внутри вертолета в возрасте четырех лет с покойницей бабушкой и в руках подушка желтым бисером цветов на белой прозрачности хлопка. Только этого никогда не было, это установлено прочно. Не существующее, но живущее в памяти как первое связное воспоминание. Или воспоминания слипшиеся в одно, когда было два разных события и два разных сюжета, но в памяти одним целым, по яркому ощущению рвоты. Всё что помним – иллюзия, попытка заполнить черные провалы беспамятства хоть чем-то, пусть даже призрачным. Амнезия – ощущение призрачности воспоминаний, когда текстом книги или строкой из блокнота, но не весомым и четким. Было, не было, быть могло – разницы нет, если четкость потеряна. Просто путаешься в призраках ассоциаций на чужое. Признать сном и с этим закончить. Резко обрываешь когда окликают по имени, а спустя пять минут начинаешь оправдываться, как если бы что-то меняло. И если бы ради смягчения, или чувства вины. Но нет. Исключительно из страха, что завтра вспомнишь и будешь жалеть. Только не вспомнишь и сам это знаешь. Завтра можешь притворится вспомнившим, надеть чужую маску, вжиться в игру по реальному. Но не вспомнишь. Памяти нет и не будет, лишь притворство исключительно ради любопытства и возможного интереса побыть другим. Памяти нет. И не будет. Просто завтра может возникнуть желание заполнить ложными, чтобы ответы рождались проще, естественней, чтобы не думать над тем как было бы возможным. Заполнить черные провалы потенциально возможными слайдами. И по ним, в соответствии с ними действовать. Стоит ли? Зачем сейчас оправдываться ради того, чтобы завтра признать чужое имя своим? Рефлекс. Рефлекс быть предусмотрительным. Безопасность – это всегда быть наготове. Быть готовым ответить, и Читать далее...

бредовое

В колонках играет - Ночные снайперы - Колыбельная по-снайперски

Приехали бля. Ага – десять дней на керосине и дровах. «Сегодня будет темно». Мы так шутим. Не, я конечно в слепую печатаю, но как-то вот… Учебная тревога – готовимся к постядерному миру. Не жизнь, а просто праздник какой-то. Утренник детский с обязательной зачиткой стихов на стуле.
Изнутри обложили ватой и подбили искусственным мехом. На белой синтетике, имитирующей жизнь, расплывается темно-розовое пятно от вина. Паршивое вино – паршивый цвет. Наверное таким должен быть портвейн. Не знаю – не пробовал, но выглядит также. В мутном однообразии яви всплывают полузабытые, когда-то любимые женщины. Не так уж много, если перечислять имена, но и не мало если исчислять прожитыми совместно днями. Напоминают мне обо мне, но я упорно отказываюсь от лавров. С любопытством принимаю истории, в которых не помню себя. Стал мягче, терпимее, снисходительнее – я больше не вижу разницы. Почти смешно – теперь когда я из себя ничего не представляю, я всё еще что-то значу для них. Они что-то еще видят во мне. Или помнят? Пожимаю плечами и стряхиваю на грязно-розовый новую порцию пепла. В одну реку дважды не войдешь, особенно если нет не реки, ни русла.
Так бездарно и пошло. День и ночь – различаются только по цвету. Мысли и их отсутствие – различаются только привкусом на губах. Хочется просить прощения – не важно почему и за что. Хочется ощущения вины, страсти пепельного цвета. Покаянно изливать расплавленный серый на четырех листах. На втором абзаце поверить и написать симфонию в одно предложение. Так чтобы сбивало дыхание в гулкие всхлипы, и ладони начинали вибрировать. Создать иллюзию обнаженности сухожилий, снимать слои кожи обугленными лоскутами. Желание просить прощения безнадежно и бессмысленно. Отчаяньем. За то что всё так, или за то что всё не так, за то, что да, или за то, что нет, за то, что уходишь, или за то, что пришел – разницы нет. Сожалеть скорбя и скорбеть сожалея. Желание рисовать миф о невозможном падением на колени. Ну да, я люблю театральность, собственно и вы любили во мне именно это. Не будем притворятся – только это. Но я держу сигарету в левой руке и не могу опьянеть, от чего в моей голове пульсирует мигренью. Песни сирен по ним скучаешь как по нерожденным детям, в них даже веришь пока мелодия звучит. Даже если они это ты сам. Главное ведь помню, что умею, знаю, что хочу, а ритм не слышится, только потому что сигарета в левой руке. Чертовы смены сезонов – по себе скучаешь даже больше чем… Изнутри подбили белым искусственным мехом, колким и в грязных пятнах. За всё нужно платить, а раздавать себя по частям лишь ради создания настроения удовольствие дорогое. Создаешь минуты, а теряешь годами. Я вижу себя луной, которую расколов на осколки раздарили. Осталось нечто невнятное, неровное, испещренное дырами. Кажется такая сказка была, или еще что-то. О луне, которую словно печенье раздробили и раздали, так что остались только крошки. Грета и Гензель, сказка о хлебных крошках ведущих домой. Только песочный человек разламывал на части себя, так что дорога домой его и поглотила. Дорога есть, а идти по ней не кому.
«Идиосинкразия – болезненная реакция, возникающая у отдельных людей на раздражители, которые у большинства других не вызывают подобных явлений». Прямо в цель. У меня идиосинкразия на жизнь. Меня от нее тошнит, от нее у меня мутнеет сознание, болит голова и по предплечьям крапивница. Плохо мне от нее – заберите.
День, ночь – они различаются только по цвету. Понедельник, вторник, четверг – они различаются только по имени. Если память не подводит – пять лет подряд с краткими передышками на забытье. Если бы чего-то не было, не хватало, было украдено временем. Если бы. Просто желания для чего-то нет. Умереть, уснуть, забыться. Сном. Сном – это мой ответ. Я завистливо к чужим смертям и уже не разбираю как, сгореть – это тоже выигрыш. Завистливо к чужим смертям как к выигрышу в лотерею. Иногда мне кажется, что мы все будем жить вечно. Это будет длится вечно и никогда не кончится. Я завидую чужим смертям. Просто я не хочу так. Хочется тихо, без шума и пафоса – просто уйти. Растворится. Никогда не быть. День, ночь они различаются только по цвету. Серый светлый и серый темный. Иногда спишь. Чаще нет. Потолок лишен люстры и притягивает взгляд. Ночью по нему мечутся тени, днем я ложусь на ковер и по нему мечется мой взгляд. Самое живое место в доме. Я верю, что там живут духи. Свободных смертью. Умерших. Всех тех кому повезло больше. Им уже не нужно ждать. Иногда мне кажется, что… Мне часто кажется, что бывает только так. Или чуть иначе, но тоже так. Детали меняются, но общее ощущение остается. Голод к чужой смерти. В метро ностальгируешь о взрыве, на дороге о столкновении. Главное чтобы случайно и согласно порядку. Не самому. Брать на себя эту ответственность не Читать далее...

В колонках играет - Будто я

Стесняюсь сказать, но «отечество» и «защитники» выглядит пародией дурного тона.

В колонках играет - Кашин Павел - Ступай

Не так важно кто и что рисует, важно кто смотрит. Смысл накладывается наблюдателем. Или не накладывается. В комнате шестеро – мы двое и на каждого по два представления. Только в комнате не произносится ни одного звука и телепатия тут ни при чем. Мои представления – одно обо мне, другое о тебе говорят друг с другом в моей голове, а где-то в другом измерении, но этой же комнате твои представления говорят в твоей. Мы никогда не пересечемся, не встретимся и будем видеть друг друга по забытым на полу предметам. Комната одна, одни и те же предметы заполняют пространство, два пространства не идентичны, оно одно. А плоскости разные. Мы даже сидим, вдыхая горький дым небрежно чтобы выпустить рваными кольцами к потолку, на одном месте. Мы занимаем одну точку пространства. Может быть мы даже кто-то один разделенный на двоих чем-то еще. Не временем – одно то же одно, пусть даже и течет с разной скоростью. Видимо есть что-то еще. Измерение пятое. Ширина-длина-глубина-время и что-то еще. Мне смешно – всё это так грустно, что выходит хорошая шутка. Я могу сосредоточится и вспомнить каждое лицо. Разные детали одного и того же. Детали разные, направление движений одно, только вот я в этом всё тот же. Не одинаковый, идентичный. Это всё я и есть. Тот который сейчас, здесь и мог бы быть. «Я», разложенный измерениями по кадрам. Только я всегда здесь, вечно не сейчас но только здесь. Колода карт. Был такой забавный фокус – провести линию картами от левой к правой, мелькание отдельных кадров и характерный хруст картона. В одну сторону, потом обратно, каждая следующая тесно к предыдущей, в одну линию, зазоры почти не заметны, живая змея из бумажных огрызков. Смотришь и почти веришь что они посажены на прозрачную леску. Шшшш. Вперед, назад. По кадрам. Я так и не смог научится. Может потому что делаю это каждый день, но вместо карт собой. А может просто руки неуклюжи. Какая разница?
Сегодня был расстроен. И как-то словно растерян. Почти потерян. «Когда теряешься главное потом найтись. Тогда это будет игра». Вдруг перепутал стороны и даже не усомнился в заблуждении. Не узнал голос по телефону и даже пытался устало вопрошать. И снилось что-то странное, гипертрофированно символическое, как буквы рисуемые пантомимой. Интонации не знакомыми. Неузнавание деталей, вспышками белые пятна в блокноте памяти, растерянное «чуждое» и чужое. Почему то синхронно вспомнилось – а может надо было. Подробности которых я не узнал. И почему-то тринадцать, когда на самом деле и двенадцати еще нет. Совпадение цифр – я определяю полтора год с утра, днем полтора года всплывают поправкой к памяти. В этом ничего нет, но из этого можно что-то слепить. Условный символ условного повода. Забавно как сходятся выводы у совершенно разных, с разными, но одного срока. Безнадежно. Во всех вариантах. Или мы так друг друга, или с нами что-то. Не так. Практика не вдохновляет, теория угнетает. «Унять себя в моменте» (с) хотелось бы. Если бы момент был.
Рассматривать лохмотья от когда-то бывшего страстью. Что-то родственное ностальгии без обременения сожалением. К чему приходит в итоге. С этого вполне стоит начинать – чтобы не тратить попусту, а может чтобы не мучится. Просто начинать с конца. Какая теперь разница, что там было, а что так и не случилось, или случилось фарсом. Какая теперь разница кто, когда и что… Проходит всё – какая разница уже или только ещё. Может быть мне привезут концентрированного счастья высшей из возможных доступных проб. И я смогу дотянуть до весны, а может даже и лета. Только я вспомнила, что меня опять поймали в ловушку на целый год, а прошло из него так мало. Путы подписей чернилами на бумажных носителях, зачем изобретать сложности, когда можно просто подсунуть на подпись. Но где в этом я? Поиски без того кто должен искать по сюжету. Мне отвратительно по состоянию здоровья не кстати и неожиданно. Мелочь, а неприятно. А-ритмия. Противоположность ритма. Видимо сердца, а может и мысли. «Если ты…, то я..» - для вывода не хватает субъектов. «Из года в год…. Одно и то же. Значит всё таки было верно?». Так какого дьявола до сих пор? Ответа нет. Горечь. Горечь_you по губам. За спиной тишина, под ногами пустота, а в памяти дыра размером с кулак. И катастрофически нечем себя занять. За исключением ненужного. Создающие правила живут по исключениям – доказано опытом. Запись сто тридцать третья, но кто их считал, чтобы помнить?
Смешно – меня помнят по словам, знают в словах и любят за слова. И кто придумал, что слова ничего не значат? По обстоятельствам и ситуации, впрочем как и всегда. А я даже не помню. Как-то резко и на секунду захотелось – «что ты от меня хочешь?». Открытого текста, короткого и понятного? Было бы странно. Вот это действительно повод для паники. Обвинения обоснованные выглядят пошло, необоснованные – смешно. На мой вкус и того и другого и так слишком много. Да дело не в тебе, и если Читать далее...

Есть в жизни счастье. Даже два – одно маленькое, а другое большое. И у счастья есть имя. Простое и точное. Но главное, что если удача останется прежней доступ к счастью будет открыт. И далеко не худшего качества, может даже и весьма достойного. Главное не забыть напомнить.

В колонках играет - Кашин Павел - Жизнь
Настроение сейчас - (с)

А расстроила меня как обычно хуйня. Вот именно поэтому мне категорически нельзя… далее по списку. Мы существо бесчувственное, но впечатлительное к абстрактному. «А будут люди жить до 200 лет» - перспектива подобного абсурда увлекла воображение в бредовое и меня осенило грустью. Даже в теории это так …. (пропущено, а может и вычеркнуто). Система хаотическая, лишенная равновесия, направление в точке ноль. «…верят, что порядка не существует, в том числе и в их действиях. С этим основным принципом они склонны делать то, что приходит в голову в текущий момент. Добро и зло не влияют на их решения. С такими персонажами очень трудно общаться. Такие персонажи известны как весельчаки и любители риска, и они следуют только своим желаниям. Они ненадежны и часто готовы поставить «на кон в орлянку» слишком многое. Им нельзя доверять ответственные дела. Эти убеждения очень сложно отыграть. Большинство лунатиков и сумасшедших имеют…» (с). А минимальное число находящихся в комнате – шесть. Всё та же великая «6» - дважды по три, тройка разделенная зеркалом. Есть я, есть моё представление о себе и есть моё представление о тебе. Наши представления чертят на льду фигуры, только нас в этом нет. Завтра моё представление о себе изменится и моё представление о тебе перестанет быть нужным. Вчера твое представление о себе сдвинулось на пол градуса и твое представление обо мне разбилось на части. В комнате шестеро, только каждый из них видит лишь себя… Максимальное число присутствующих – двое. «Я» уходящий и «я» входящий. В моменты перехода в комнате нет никого кроме эха удаляющихся шагов одного и стука открывающейся двери под ладонью другого. Пустая комната, стены теряются в полумраке, и две двери – одна для того кто уходит, а другая для того кто должен войти. Только один всегда уже ушел, а другой всегда еще не пришел. Постоянный скрип дверей. Доводящий до истерики. Постоянно взведенные курки нервов в ожидании когда дверь наконец-то хлопнет закрываясь. Может быть «я» только один, а не двое, а коридор идет по кругу. Где-то это уже было – «я», дотрагивающийся до плеча идущего впереди, и чувствующий как чья-то ладонь ложится весом на его собственное плечо. Опускаешь глаза и видишь что рука знакома – тот же шрам от троса, полученный в летнем лагере восемнадцать лет назад между средним и безымянным, тот же намеченный точками треугольник, те же просвечивающие через кожу кости и что-то «птичье» в движении. А рука то одна и та же… Моменты плавающих смыслов слишком условных для слов – она плачет, а у него от стиснутых зубов белеют скулы. Им обоим очень жалко друг друга, но с этим ничего поделать нельзя. Как обычно. Как всегда, когда двери открываются не синхронно. Один слишком торопился войти. Повод для сожалений – формальное оправдание, чтобы задержать стук захлопывающихся створок. Повод для сожалений – я почти жалею о тех временах когда рисунки выглядели живыми. «Давай придумаем жизнь?» (с) Цветные мелки стерты до огрызков, которые в пальцах не удержать. Асфальт как известно сдирает до мяса так же как наждак, особенно такие хрупкие вещи как цветные мелки. Разница лишь в трении и давлении. Неоднородная поверхность, картон с наклеенным крошевом плюс или естественное трение в случае асфальта или искусственного усилия давления в случае с наждаком. Результат в итоге будет один. Я почти сожалею о потерянном утешении. Почти – на искренность. Сожалениям не хватает страсти.
Быть или не быть? Никто не сможет вместо нас любить.
Мы стынем, живем с любимой гордостью вдвоем и пьем.
Люби меня больше.
Люби меня больше.
Люби меня больше.
И ты меня.
И ты меня.
Я знаю ответ на призрачное «зачем?». Одному – внимание, забыться в том, что не имеет связей с реальным. Одному – забыться, затеряться, засмотреться в то, чего нет, но быть могло бы. Забыть себя согреваясь теплом. Таять на чужом, чуждом солнце и забывать себя. Как на побережье в сезон отпусков. Создать себе от_душину. Место для отдыха. Место – это нечто эфемерное, не время и не пространство, нечто между и вне обоих. Другому – повод. Повод, стержень, смысл. Причину «чтобы». Другому – себя найти. Вспомнить, сложить заново в надежде на новый результат, перемешать колоду, надеясь на шанс вытащить другую карту. Нарисовать себя по ответам на чужую, чуждую анкету. Найти себя в том, что связано с реальностью хотя бы условно. Как в сезон отпусков встряхнуть себя чтобы найти направление. Отдых концентрацией. Внимание со знаком минус. Одному – иллюзия другой жизни, другому – иллюзия жизни другого. Всё так просто на самом деле, что хочется выть, когда вспоминаешь об этом.
Сон в руку - не сон, как будто мы с тобой поем вдвоем
Сон в руку - не верь и пробужденье дарит шанс на смерть.
Самый очевидный симптом смены профиля – желание спать. Постоянное и неумолимое. Сутками, не приходя в сознание, Читать далее...

В колонках играет - Arcana-Sono La Salva

Мысль. Хорошая такая, душевная, как раз под стать свежевымытому полу.
Почему всем хочется выделять мне место? Удивительно просто. Как будто я требую чего-то настолько немыслимого, что приводит в ужас – вроде бы вот оно конечно все хорошо и даже замечательно, но нужно как-то вот остудить, остановить, сделать тише. Чтобы теоретически так, но о практике не забывала. Интересно, а никому в голову не приходило, ну хотя бы на секунду, что мне вот кроме этого и не нужно ничего? То есть вот практически – в гробу я вас видела, на хуй вы мне не упали, ни под каким видом и вариантом. А теория, именно в таком абсурдно преувеличенном духе это именно то что меня в вас интересует – не вы, опомнитесь, а я вся такая возбужденно-взволнованная. Я себя такой люблю, я себя такой развлекаю, мне с собой такой весело. А вы – повод, материал для создания, средство, ингредиент. Не более того. И вот вовсе даже не собиралась куда-то там дальше и дольше. Какой-то период, мне лично необходимый для подобного. Личные жизненные циклы. А вам каждому надо обязательно все испортить. Убить вдохновение и сбить с мысли. Вернуть к практике. Блядь, да пиздец просто как это сложно побыть немного условной музой. Бляяяя, прям, бедные, исстрадались так их обременили. Всего то и нужно то – постоять с «умным» видом, покрутится на временном пьедестале. Ан нет, оказывается это сложно и даже невозможно. Злит, даже по постфактум. Все такие невзъебенно рассудительные и практичные, одна я как мудак в облаках токсичных испарений летаю. Охуеть просто можно. Учителя, на хуй, просветители хреновы.