Первый день, как я - безработная. Ощущения, надо вам сказать, самые приятственные. Выспалась, сходила ножки на педикюрила, коготки наточила (берегитесь, мужчины). Сижу доделываю долги по работе бывшей ( слово-то какое хорошее: "бывшая работа". Прямо бальзам на душу. И думается мне, что, скорее всего, двигаться буду в сторону копирайта. Мое это в большей степени. Да и денег больше. Теперь вот надо придумать, на какой козе к этому делу подъехать, чтобы не было мучительно больно, как говориться. Ну ничего, мы девушки боевые, что-нибудь придумаем. А пока надо купить купальник-шлепки-спортивный костюм и еще кучу приятных мелочей. Собираюсь ехать отдыхать. В Россию. В Геленджик. И угадайте, кто меня повезет?...
А ночи уже стали холодные. Сыро и промозгло. И надо бы вернуться домой пораньше, приготовить ужин, лечь спать хотя бы часов в одиннадцать, но друзья, друзья... И я уже не сопротивляюсь. Кино - так кино. Кабак – так кабак. И только перед сном снова даешь себе обещание начать новую жизнь. Например, больше не ругать кота за перевернутые цветочные горшки, делать зарядку по утрам и окончить курсы испанского языка. И все, непременно, сегодня же. Но ближе к вечеру, часов, эдак, в пять-шесть понимаешь, что ничего не изменилось, что сегодняшний вечер пройдет, так же, как и все предыдущие. Что утренний чай – это утренний чай, а вечернее пиво (или что там еще)– это вечернее пиво. И никуда оно не денется. Это реальность. А испанский, зарядка, гармония и ты – это все из мира иллюзий, из мира невоплощенных снов и невыполненных обещаний. Но каждый раз, засыпая, я думаю: вот завтра все будет по-другому, завтра я запишусь на курсы, пойду в спортзал и обязательно встречусь с тобой.
Ну а в Суздаль мы съездили очень даже весело. Перманентное пьянство вкупе с музейными ценностями грузит почище ганжубаса. Ну, да мы люди привычные. Первый день, пока искали жилье и поселялись, все музеи уже закрыли, зато мы пофотографировались, погуляли и отправились по местным кабакам. Играли на бильярде и приставали к иностранцам. А нефиг. Поддерживали имидж дикарей из дикой страны. Чтоб им было чего рассказать своим детишкам у себя на исторической родине. Второй день бродили по выставкам – соборам. Ахуенная экспозиция в Спасо – Евфимьевском монастыре, посвященная дореволюционной тюрьме и эпохе сталинских лагерей, которые находились на этой территории. Вечером ужин и далее по плану -- снова пьянство. А утром, позавтракав, выехали во Владимир. Там меня поразили 2 места. Успенский собор и детский исторический культурный центр. Организован он был, чтобы молодые владимирцы знакомились с собственной культурой, то есть, знали, “откуда есть пошла”. Там каждая комната организована тематически: например, церковная школа, ярмарка, библиотека, Дамский салон, трактир и так далее. Стоит войти, как на тебя налетает тетечка и начинает рассказывать про все-все экспонаты. И на все вопросы ответит, и улыбнется на прощание. В общем, очень интересно и приятно. И не только детям. Потом позависали в кабаке и часов 12 были дома, нагруженные медовухой и впечатлениями.
А фотки будут сегодня –завтра.
Но следующий сон вообще потряс мое воображение. Представьте: на дворе где-то 2040-й год. Я работаю в какой-то башне (вроде Останкинской) парикмахером. Всего нас в салоне трое: я, начальница и еще одна девушка. А у подножья этой башни – секретная турбаза. А в ней – изолятор и научный институт, в котором проходят исследования опасного вируса, который поразил недавно некоторую часть населения земли. А дело было так: в одно прекрасное утро оказалось, что все люди в городе N превратились в мумии. Черные, с длинными, заостренными ушами. Их перевезли на эту базу, где и стали тщательно охранять. Но по халатности одну из мумий оставили без наблюдения. И тут случилось страшное: сухая черная кожа треснула, а изнутри вылезло белое существо, похожее на робота из “Старворз”. И стал этот робот пожирать людей в этом секретном НИИ, а вскоре и друге роботы повылупились и начали они нападать на жителей Москвы, круша все на пути. И к башне моей подбираться начали, а я как раз вернулась с того самого концерта, на который меня негритянская девка зазвала. Еле успела наверх залезть, в свою парикмахерскую. Залезаю, а там решается при помощи пистолетов спор между моей начальницей и напарницей: кто лучше и профессиональнее. Ну, напарница начальницу быстренько почикала и скинула биороботам на съедение. А те уже к нам ломятся, на дверь наседают. Я тогда, недолго думая, ррраз и в окно сигаю, чтобы пластиковым гадам не достаться.
Лечу и вижу: кругом взрывы: ага, биороботы детонируют, видать, батарейка сдохла. Упала я в озеро какое-то, жива, значит, осталась. А инопланетные (как я поняла) засранцы все повзрывались. Только несколько сот людей успели сожрать.
С такими батарейками не победить им нас никогда...
Нет, однозначно, продаю сценарии своих снов в Голливуд. Спилбергу. Сегодняшняя ночь была особенно богата на события. Первый сон начался с того, что я, как обычно, отправилась на работу, а работаю я на Савеловской. На входе в метро бабулька потребовала предъявить талон на выход. “На какой, нах, выход?!!!!”, - удивилась я и двинулась грозно в сторону турникетов. Бабка рот от удивления открыла, но меня пропустила. В метро было душно и жарко, в вагоне много народу. Причем, я оказалась зажатой между двумя здоровенными неграми, а рядом обнимались еще две негритянские пары (к чему бы это?). На мне - маячка и миниюбка и сквозь эту, не побоимся такого слова, “одежду” я прекрасно чувствовала их молодые горячие тела. Негры все, как один - в красны майках и желтых футболках (ну чем не Макдоналдс); они напевали свои негритянские песни, прихлопывали в такт и этот ритм отдавался у меня в животе. Казалось, это можно слушать бесконечно. Но вот, настала пора выходить (причем, я проехала свою остановку, пришлось вылезать на Дмитровской и чесать по пустырям). Посмотрев на часы, я поняла, что пешком не успеваю и надо ловить машину. Залезла в сумочку и оказалось, что кошелька-то нету. “Ах, суки, негры”, - подумала я, - “недаром я вас неграми называю, не заслуживаете никакой политкорректности нах”. И только я так подумала, как вдруг рядом со мной появляется негритянская девица, словно из-под земли выросла. Та, что в вагоне была, стриженная такая, губастенькая. Говорит: “Не ты ли обронила?” – и протягивает кольца какие-то золотые дорогущие и кошелек полный денег, но не мой. “Извиняй”, - говорю, – “не я”. “За честность твою вот тебе твой”, – и запускает руку куда-то в травку, и мой кошель достает. И впридачу вот тебе флаеры на наш концерт, потому как мы группа и играем в клубе “Вуду Пипл”. Флаеры я эти взяла и... проснулась. Так на концерт не попала, а жаль.
Вчерашний день оказался самым насыщенным на этой неделе. Начноем с того, чтоя-таки выспалась, приготовила стратегический запас еды на неделю и отправилась кататься на роликах, предусмотрительно захватив плеер. И меня вставило, как не вставляло уже давно. За 2 часа я успела настолько выложиться, что домой приползла фактически без задних ног. Все элементы получались. Растяжка не подвела и так далее. А потом, отработав на площадке, гоняла по дорожкам с бешенной скоростью, прыгая через лужи и дыры в асфальте. Вернулась домой, душ на скорую руку, и вот я уже изучаю строение хонды, которую купил мой друг и товарищ по мотошколе. Я прямо слюнями изошла, насколько же там все продумано и удобно. Насколько все рычажки и кнопки сделаны для людей. Тормоз одним пальцем тронешь - и все, этого достаточно. А звук!!!! Это что-то. Муж, увидев мои квадратные глаза и бегущую строку на лбу: ХОЧУ, сказал. Скутер, давай тебе купим скутер. Осталось выяснить, где его хранить. Потом за мной заехал еще один друг и мы покатили играть в теннис. У меня уже начало что-то получаться (кстати, насчет тренера выясняю, потому что самой научиться хорошо играть невозможно), а еще я эмпирическим путем узнала, что ору на корте. Такой вопль оргазмирующего бабуина. Поначалу люди шугались, потом, ничего, привыкли. Дома посмотрела, наконец-то, десперадо первый, а потом пошли с мужем гулять. Причем (внимание) не где-нибудь, а по железной дороге (в последний раз подобное было лет наверное восемь назад). Перлись мы по одноколейке кое-как, ибо в темноте ничего не видно. Чуть ноги себе не сломала, потому что вырядилась в босоножки на высокой танкетке. Обувь просто непреспособленная для лазания по всяческому говну. Провалилась в какую-то грязь по колено, стерла ноги, разодрала руку. Короче, приключения еще те. Назад возвращались по окружному проезду. Водители крутили пальцем у виска и бибикали. А дома. Спать? Ну нет. Солить огурцы. Напару с мужем. В три часа ночи. Вполне романтическое окончание такого романтического вечера.
В парикмахерской я расслабляюсь, начинаю засыпать. Говорят, это потому что здоровая психика. Но я-то знаю, что – нет. Скорее, это, как разговор с попутчиком в поезде. Довериться на час, зная, что, возможно, ты этого человека никогда и не увидишь больше. Я боюсь встречаться с виртуальными друзьями, потому что очень не хочется разочаровываться и разочаровывать. Ведь, когда ты всего лишь попутчик, краткий разговор в слепую позволяет остаться таким, какой ты есть, не показав при этом своего истинного лица. Собеседник даже не успевает его разглядеть. Да и ты, в свою очередь, видишь всего лишь отражение в кофейной чашке, очертания, смягченные полумраком. Возможно, я упускаю множество замечательных людей. Возможно, все могло бы сложиться иначе. Но мне так страшно помешать, вторгнуться туда, где меня не ждут, после понять это. Нет ничего хуже, чем быть незваным гостем на чужом празднике жизни.
Сигареты и кофе, и пусть эта музыка будет вечной. И так ноют плечи после вчерашних четырех огромных сумок с продуктами. И вечером, катаясь в одиночку в парке, я была счастлива, потому что окунулась в два года назад. И незнакомые люди подходили, заговаривали со мной, и фотографировали. Случайные попутчики, они уносили часть меня к себе домой. А потом Arizona Dream Кустурицы и большая кружка кофе с молоком на ночь. Тоже, своего рода диалог.
Начнем с того, что в районе м. Первомайская в 23–00 по московскому времени приличному человеку в приличной компании выпить негде. Либо все уже закрыто, либо ТАКИЕ притоны, что аж страшно становится. Вдруг тебя ограбят и изнасилуют одновременно, несмотря на сопровождение. Выход напрашивается сам собой. Берется 2 кг креветок, пиво и все идут домой к друзьям, а там смотрят Шрека до 2–х часов ночи. Далее (к вопросу о неприятных рожах), меня очень раздражает, когда на меня начинают пялиться. Не рассматривать украдкой, а именно в наглую пялиться. Свойственно это, в первую очередь, гастарбайтерам, поэтому путь от метро до работы оставляет на душе пренеприятнейший осадок. Эти чебуречники свистят, улюлюкают и так далее. Мало того, сегодня в подобном поведении были уличены еще и граждане вполне русской наружности. Мне, конечно, все равно, но осадок некий на душе остается. Грязь какая–то, мерзость. Но хуже всего, если начинают руки распускать, Пытаться схватить за руку или за грудь. Меня прямо трясти начинает (недавно стала жертвой одного такого черножопого). Развернулась, плюнула в харю и ногой по коленной чашечке заехала (постаралась попасть) и быстренько смылась, а он еще долго ругался в след. НО даже эта месть не спасла от ощущения, будто на тебя вылили ведро говна. Я не шовинист, но вот таких мешочников – чернорабочих просто на дух не перевариваю. Ни за мужчин, ни, даже, за людей не считаю. А в заключение всего: прихожу вся такая в салатовой юбочке и маячке, а шеф (наверное, дрочил в темном углу, когда чувство такта раздавали) говорит: «Что это, что это за цвета? Тебе не идет совершенно». В общем, я расстроена и даже персик не спас. Хочется уткнуться в сильное плечо, и чтобы меня обняли и пожалели.
За что ты меня любишь?
Любят не "за что", а вопреки.
************
Я точно знаю, что ты мне никогда не позвонишь, впрочем, как и я сам. Мы слишком разные для этого. Ты рисуешь свои странные, бледно-голубые ирисы, ну а я читаю газеты и смотрю телевизор. В твоих окнах почти никогда не горит свет. Тебя нет дома. А я сижу, как дурак, на лавочке и пью пиво, чтобы ты прошла и не заметила меня в темноте, чтобы впустила в театр теней с желтыми ширмами. Мне иногда кажется, что ты - инопланетянка, существо, которое мне не понять моим земным мозгом. О чем ты молчишь? Может, о том же, о чем молчу я?
Ты помнишь, как мы познакомились? Жутко стеснительная, в этой смешной меховой шапочке и голубых перчаткай. И пар от дыхания. Девушка, давайте выпьем кофе? (Девушка, мне интересно, какой формы у вас грудь). Как вас зовут? (Как вы любите заниматься сексом?) Таня? (Интересно, у вас бритый лобок или нет?) Наталья? (А цвет белья?) Вас зовут Ольга. (Должно быть, бритый.) Как благородно. (То, что надо).
Скорее всего, ты никогда не выйдешь замуж, никогда не родишь ребенка. Такие как ты слишком защищены от внешнего мира. Ты - вне его. Ты за желтой ширмой с бледно голубыми ирисами и в твоих глазах отражается солнце. И это хорошо, что я не сказал тебе, что живу на этой планете, что у меня жена и двое детей. Пусть я навсегда останоусь незнакомцем с далекой звезды.
Я вот не знаю, где я буду завтра. Да что там завтра, я даже не знаю, где буду через несколько часов. Нет, конечно, я могу предполагать, что, скажем, в 15–00 я буду сидеть за компьютером на работе и писать статью. Но, вполне возможно, что неведомая сила (ага, волшебная) сдернет меня со стула и понесет в неведомые дали. А пока я сижу здесь, пью зеленый чай и думаю. Думаю даже не про что–то, а в целом. Про то, какое странное впечатление на меня произвел фильм Литвиновой «Небо, Самолет, Девушка», про то, что надо бы зайти в книжную лавку купить новых друзей, про то, что вчерашние персики и дыня оказались очень вкусными, что за год я забыла, какова морская вода на вкус… Или вот звонок. Ждешь его, ждешь, а его все нет и нет. И ты уже махнул рукой, и решил не огорчаться. Но тут, вдруг, бэмц, телефон. А у тебя аж руки затряслись. Хотя, чего уж там, это ж всего лишь мелодия «Лунной сонаты»… И вот ты уже забил на чай, на статью и на рабочее кресло (в моем случае – стул) и летишь куда–то, и ветер, пусть не очень свежий, а давольно–таки пыльный и горячий, надувает твои паруса. А в ложбинке на пояснице липкий след лета. И из этого хаоса, из этого калейдоскопа обрывков фраз и недодуманных тобой мыслей выхватываешь детали и собираешь их, как паззлы. Шип в паз – строительный термин. И твой карточный домик – всего лишь китайская, ярко раскрашенная ширма.
Иногда задаешься вопросом: «зачем», и понимаешь, что ответа нет. Лена П., 17 лет, выбросилась из окна десятого этажа. Упала на гаражи, перелом ноги, отбиты внутренние органы. Три месяца стационара. В июле на костылях сдает вступительные экзамены в МГУ. Поступает на факультет иностранных языков.Алиса Васильевна в ночь на первое сентября, как раз когда ее сын должен был впервые пойти в школу, выпила горсть лекарств. Проснулась среди ночи с дикой тахикардией и головной болью. Попыталась встать, но поняла, что ноги не слушаются. Тогда, на руках, подползла к телефону и вызвала себе скорую. После проходила амбулаторное лечение под наблюдением психиатра. До сих пор не может находиться в квартире одна.Олег недавно вернулся из Чечни. Поспорил с приятелем, что сможет выпить 2 литра водки. Утром мать обнаружила тело сына и абсолютно невменяемого приятеля. Острая алкогольная интоксикация. Сделать что – либо было уже нельзя.Виталий занимался статистическими исследованиями, всегда был на хорошем счету у руководства, получал неплохую зарплату. Ему прочили повышение по службе. В одно прекрасное утро он не вышел на работу. И больше там не появлялся. Только спустя месяц бывшая девушка Виталия сказала, что он звонил откуда–то и сообщил, что больше никогда не вернется. В Москве у Виталия остался ребенок, бывшая супруга, девушка, родители и любимый лабрадор. Николай Иванович на старости лет решил стать моржом, как водится, накатил для храбрости и прыгнул в прорубь. Инфаркт миокарда. Николая Ивановича не спасли.Павел Р., режиссер, попробовал героин, чтобы объяснить актеру, что чувствует наркоман. Он умер спустя полгода от передозировки.Екатерина ушла монастырь после восьми лет счастливого замужества.Галина сменила престижную работу в банке на профессию маляра. Эдик отстрелил себе лодыжку. Отчаяние Страх. Боль. Глупость. Бегство. Судьба?
Итак, в пятницу я в обществе двух приятных мужчин героической наружности ходила в кино на Степфордских жен. Смеялись. Книгу не читала, говорят, хорошая. Кино – вполне для одного просмотра. В субботу титанически переделала кучу домашних дел и поехала на дачу к подруге. У подруги оказались на редкость общительные и веселые родственники. Были конкурсы (я победила даже в соревнованиях по забиванию гвоздей), было купание, вкусное вино и шашлык из семги. А потом сидели, трындели долго, а после я и вовсе ушла спать. В воскресенье опять–таки купались, всячески резвились – веселились. А вечером, уже в Москве, ходила играть в теннис. В этот раз даже начало что–то получаться. Удивительное дело, за полтора часа успеваешь вымокнуть, как мышь, но ощущения потрясающие
Кстати, о мышах. У меня теперь дома зверинец. Родители и сестра срулили отдыхать, а мне отдали на постой кота и черепаху. Так что теперь дома зоопарк. В мире животных. Кот охотится за крысой и попугаем, попугая пришлось посадить в карцер на балкон, Крыса ховается в домике. Черепаха – вообще апоплексическая дама. Нервная какая–то. Скребется. Выпускаешь – ломится под диван, крыса, кстати, тоже. Поэтому будут сидеть в клетках и террариумах. Я ж не фокстерьер их оттуда вытаскивать.
Сегодня, наконец –таки включили интернет, правда, это не сильно изменило ситуацию. Работаю я теперь почти что на базаре. Это новое здание, в котором на первом и втором этажах будет рынок, а на третьем – офисы. Слышимость – ахуенная, перегородки – название одно. Кондиционера нет. Я помираю от влажности и духоты. Телефона нет. Загнали всех в одну небольшую комнату. Все – это 13 человек. Техники до хрена. Идти от метро (я ж пока не моточувиха и не автогражданка) минут 20 и все по торговым рядам, а там азеров полно. А у них почему–то ко мне особая любовь. «Ай, какой красивый дэвушк пашел!» А меня прямо тошнит от этого. Короче: бееееееее.
Из приятного. Хочу сегодня на фильм «Кофе и сигареты» сходить. http://www.afisha.ru/movie-review?id=3950723 Давайте, друзья мои, подключайтесь.
Мне кажется, изобретение телефона, телевизора, газет, компьютеров, радио, журналов, кино, интернета - непростительная ошибка человечества.
Когда врачи сказали, что надежда больше нет, я уже все знала. Надежды и не было, по крайней мере, последние месяцы. Все началось еще тогда, когда мы с подругой остались дома на три дня. Три счастливых, бесшабашных ночи. Тебя тогда выписали из больницы. Слабую, изможденную, но живую. А в небесном реестре было написано: «Быть». Мы тогда собрали вещи и отправились на дачу, чтобы не мешать тебе быть. А ты, еле передвигаясь, варила себе суп, потому что врачи сказали, что надо полноценно питаться. Вот ты и питалась. Полноценно. А когда подруга уехала, я вернулась. Ты сказала только: «На моей могиле ты вспомнишь». Так и случилось.
Километры книг, вновь посаженные цветы, свитера. Ночи. Дикие боли в суставах и там, где, говорят, душа. А у меня институт, пьянки, тусовки, мальчики. И холодный борщ, который в три часа ночи уже можно не греть. Сгодится и так.
Я никогда не понимала, почему ты стоишь у окна, когда кого-нибудь из нас нет дома. Зачем накручивать себя. Зачем ждать. Промедление смерти подобно? Нет, смерти подобно ожидание. Медленно подтачивающий все внутренности червь.
Все готовились к юбилею. Шутка ли, семьдесят лет. Надо отметить по полной программе. Устроить достойное торжество.
Май. Сапфировое небо. Больница. Воспаление легких и тонны лекарств. Тяжелых антибиотиков внутривенно. А червю только того и надо. Корм. Жрать. Спустя два месяца, тебя не узнать. Желтое, водянистое тело. Катетер на боку, сцеживающая трубочка. Водянка. Расплывшиеся черты лица все еще не утратили былого величия. Ты – королева на тонне из белоснежных подушек. И как всякая королева ты не выносишь света. Солнце – уже не твой союзник. Оно – твой враг. Каждый восход отнимает силы.
Я, помню, купила копченую рыбу. Ты же любишь ее больше всего на свете. Обрадованная, как ребенок при виде новой игрушки, ты ешь. Кусочек. Королевы много не едят. Я где-то читала об одном господине, который, зная, что ему остаются считанные часы, что пить ему нельзя, приказал жене купить водки и закуски, надеть на себя лучший костюм и устроить праздничный ужин. Утром он умер. На его лице была счастливая улыбка. Вернемся к рыбе. При раке желчного пузыря нельзя есть ничего копченого, острого, соленого, твердого. Копченая мойва – табу. Копченая скумбрия – тоже табу. Что же, радость – тоже табу?
Ты полусидишь на троне из белоснежных подушек. Лежать тебе нельзя, катетер мешается. На животе приклеена половина взрослого памперса. Из тех, что предназначается для больных энурезом. И эта чудовищная прокладка напоминает мне о молодых, здоровых женщинах в период менструации. А я с остервенением оттираю бурые потеки на стенках унитаза. Они, наверное, тут уже с год.
Мы сидим на крае твоей кровати. Шторы отдернуты. Придется смириться, что Солнце сядет и завтра снова взойдет. Еще день. Высоцкий. У тебя полное собрание винила с его песнями. Мы плачем о том, кого больше нет. Впервые я плачу при тебе за последний год.
Накануне я рыдаю в ванной. Краны открыты, поток воды заглушает звук моего голоса. У вас в ванной такая акустика, что даже если стукнуть головой об кафель, ничего не слышно. Я проверила.
В ногах у тебя тепло, чуть пахнет лекарствами и кислотой вытекающей лимфы. Ты ласково треплешь мои волосы и говоришь: «Детка, все будет хорошо, детка. Жаль, что я не увижу внуков, но все будет хорошо, детка». Хриплый голос из динамиков. Подтеки соленой воды.
Мы идем в поликлинику. На тебе халатик. Это единственный раз, когда ты позволила себе выйти на улицу в халате, хотя, он больше похож на сарафан. Сонная медсестра вводит в вену иглу. Ты взираешь на все это с королевским спокойствием. Я покупаю в больничной аптеке очередной антицеллюлитный крем.
Утром тебя увозят на скорой. А я катаюсь на роликах на Поклонной горе. Уже в девять вечера приезжаю в Боткинскую. Сперва меня не пускают, но я нахожу тысячи причин, чтобы пройти к тебе. В руках - сумка с коньками и пакетик со сливами. Ты говоришь: «Все будет хорошо, детка. Я выздоровлю, и мы отпразднуем мой день рождения». Я знаю – этого не будет.
На следующий день – я у тебя. И через день – тоже. А в четверг ты меня уже не узнаешь, но я все равно надеваю на твои маленькие, желтые ножки свои носки из ангоры. Тебе же холодно. В воскресенье ты перестаешь быть. Последнее, что я вижу – ножки в моих носках, торчащие из-под застиранной больничной простыни. Тогда я беру все твои вещи и выкидываю в контейнер. Десяток ворон сидят вокруг и даже не думают улетать. Родственники.
Сегодня я прохожу мимо грядок, вижу невыросшие цветы, незасеянные клумбы – все, что ты так любила. Открываю шкаф и буквально впитываю в себя твои рубашки, кофточки и юбки, те что, спустя несколько лет, сгорят также. Я смотрю на твою кровать, а вижу каталку, маленький труп, накрытый желтоватой простынью и две маленькие ножки в полосатых носках из ангоры. Все будет хорошо, детка.
Вы сидите в маленьком, грязном мотеле на одном из загородных шоссе. На стенах выгоревшие обои, посередине – двуспальная, скрипучая кровать, застланная застиранными простынями. Рядом с кроватью - ламинированная тумбочка. Местами покрытие отслоилось. На подоконнике, скрытый пеленой видавшего виды тюля – графин. В ванной течет кран. Хлопья извести расцвели на дне. Холодно
Ваша поза естественна, здесь вы в безопасности. Цепкие пальцы колдуют над клавиатурой. Какая разница, где писать. Здесь ли, за столиком кафе или в офисе. Буквы-то одни и те же. Вы давно уже не пользуетесь словарями, все сделает ворд. Ну а слова? Слова найдутся. Спасибо книгам, которые вы прочитали на протяжении вашей жизни. Сотни, тысячи томов. Стеллажи, не один десяток застекленных полок, фолианты, расставленные в алфавитном порядке. Несметные сокровища. Мысли.
На вас красный махровый халат – та вещь, с которой нельзя расстаться ни при каких условиях. Талисман. Господи, когда же он был куплен, лет шесть назад, на распродаже. Я даже и не помню, где именно. Ну да неважно. Мелкий осенний дождь расчерчивает окно. Кажется, его не мыли уже года два.
Память не подвести. Шесть лет назад ты сказала, что красный приносит удачу. С тех пор вожу его повсюду. Если бы не ты, я бы умер от совершенства, ведь именно ты излечила меня от ощущения, будто я все могу. Я только что закончил аспирантуру. Моя диссертация привлекла внимание. Мне пророчили большое будущее. Я чувствовал себя Богом. Рок-н-ролл мертв? Как бы не так. Рок-н-ролл – в моих венах. Рок-н-ролл в тех миллиардах знаков, которыми я повелеваю. Эта симфония, мерное течение звуков – моя Библия. Десять заповедей моей жизни. Мой ребенок. В шелесте страниц мне чудится биение сердца. Пульс моей жизни, алая кровь в жилах. Ритм.
Ты пришла тогда вся такая свежая, похожая на букет сирени. Волны крепдешина и маленькая сумочка в руках. Коралловые губы. Сизые глаза. Тонкое запястье. Облако сигаретного дыма заполнило комнату. Ты куришь, а я терпеть этого не могу, сколько раз просил тебя хотя бы при мне не курить. Все без толку. Кровавые губы, кровавый клочок сигареты в зубах. Жемчуг на атласной подложке.
Всего лишь три слова. Я. Тебя. Не люблю. Четыре, если быть точным. И пустота. Звук соприкосновения бокала с отполированной поверхностью. Кругляш в основании ножки точно покрывает след от ожога горячей кофейной чашки. Идеальное совпадение. Пустые стены рождают эхо. Скальпель хирурга над сердечной мышцей. Вспышка фотографа. Сумерки за окном.
Ты молчишь, ждешь чего-то. Я не могу понять чего. Вечность между нами внезапно рассыпается на тысячи осколков. Мне становится все ясно. Завтра тебя не будет. Ты уйдешь. Именно в эту секунду ты уже надеваешь пальто. Ведь на улице – сумерки, довольно прохладно. Несколько секунд я смотрю на захлопнувшуюся дверь. Молча одеваюсь, аккуратно складываю халат, кладу в спортивную сумку все самое необходимое. Выливаю на пол пол-литра коллекционного виски, беру на кухне коробок спичек. Секунда и кровавые языки пламени лижут тяжелые портьеры.
А на улице – свежесть сентябрьской ночи. Какая разница, где писать. Здесь ли, за столиком кафе или в офисе. Буквы-то одни и те же…
Сегодня - изумительный вечер. Приятное во всех смыслах общение, час роликов (я кое-что могу!!!), прогулки в парке с любимым мужчиной и под конец (да-да) пиво с воблой. На газетке. И много-много бесед. А теперь я намереваюсь отправиться в объятия... Морфея. А фоты будут завтра вечером или послезавтра, потому как шнур мне только в 12 ночи привезли. Жутко довольная, всех люблю (что редкость). В благодушном настроении отправилась спать.