Как сейчас помню, узнал об этом в школе... Я тогда классе в 8-м учился, только-только девчонки целовать начинали и по рукам бить, когда руки эти сами на грудь сползали...:):, по сему, сами понимаете, никаких особых таких политически-негативных чувств я к этому человеку не испытывал... Не до них было, некогда... :): Смеялись все только... Сам титул то произнести полностью уже смешно было... Председатель Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик, Генеральный секретарь Политбюро Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Во как! А ещё больший смех у нас с сестрой почему то вызывал этот же титул переведённый на английский... The Chairman of Presidium of the Supreme Soviet of the Union of the Soviet Socialist Republics, The General Secretary of the Political bureau of the Central Committee of Communist party of Soviet Union... Молодость... Со всего смеялись...:):
И вот однажды: "Дети! Наша страна понесла невосполнимую утрату..." Уже сейчас не помню, что там было, то ли речь парторг школьный толкал, то ли просто марш печальный играл, а, может, просто гимн, но ощущения свои помню. Печали, разумеется не было, какая нах печаль в 15 лет, но вот ощущение ирреальности происходящего было. " А как же теперь?" Ведь всю сознательную (и бессознательную) жизнь это имя постоянно присутствовало в мозгу. Ну, и завуч так страшно на всех смотрела, что улыбнуться и пошутить не было никакого желания... Потом, конечно, привыкли, а тогда это было в первый раз...

У торрио по поводу этой даты висит замечательная статья. Согласен практически скаждым словом, поэтому и привожу её у себя...




Двадцать пять лет назад зима началась рано. На ноябрьские праздники уже лежал снег.

Прошло всего три дня после парада и демонстрации, и я, уютно устроившись в кресле вместо концерта, посвященного Дню милиции, вдумчиво, от начала до конца просмотрел фильм «Человек с ружьем». Два раза сверившись с программой передач двух имевшихся в 1982 году телеканалов, я смирился, что по какой-то причине в этом году не увижу Райкина, Кобзона, Лещенко и Пугачеву.

А на следующий день, на третьем уроке, наша учительница с пафосом сообщила, что “Наше государство понесло невосполнимую утрату. Вчера умер руководитель нашего государства ЛЕОНИД ИЛЬИЧ БРЕЖНЕВ”.

В течение трех дней по ТВ передавали классическую музыку, а в магазинах деловитые старушки сгребали с полок соль, крупы, пилёный сахар и спички. Нам, как детям, было страшновато от нарушения привычного хода жизни. Затем события, впоследствии получившие ироничное название «гонки на лафетах» стали нам привычными.

Прошло двадцать пять лет. Новые поколения, новая страна. Казалось бы – новые, но…

Россию в очередной раз «подморозили». Сначала это стало видно в телевизоре. В какой-то момент обнаружилось, что главная информационная программа страны — в девять вечера на первой кнопке — снова состоит из четырех неизменных компонентов: отчет о деятельности главы государства, новости из жизни каких-нибудь тружеников села, репортаж о неудачах американцев в очередной их заморской войне и какой-нибудь курьез на закуску — в далеком северном лесхозе родился олененок или там в Третьяковке выставка открылась. Временами туда еще прокрадываются сюжеты о маленькой победоносной войне на юге или о кознях агентов ЦРУ на наших западных рубежах. Если не обращать внимания на частности — ограниченный воинский контингент теперь называется Объединенной группой войск, Лех Валенса обернулся Юлией Тимошенко — все сходится.

Дальше — больше. Начали появляться очереди. Внезапно реанимировался хоккей, а фигуристы взяли моду выигрывать все золото. Цены на нефть перемахнули через очередной психологически важный барьер. В обиход вошло слово «банкет» (а слово «презентация», с которым так сладко жилось в 90-е, ушло куда-то в разряд инвективной лексики). Знакомые вдруг положили за правило собираться на кухнях, там они пьют водку и ругают правительство. В довершение всего Москву с ног до головы заклеили олимпийской символикой. Не стоит и говорить, что различий больше, чем сходств, — что очереди стоят не за югославскими сапогами, а в ресторан «Гин-но таки» или на аэрофлотовскую распродажу, что хоккей цветет не оттого, что наших не пускают в Канаду, а вовсе наоборот — из Канады все перебрались сюда, и нефтедоллары текут совсем в другие карманы, и Олимпиады, вероятно, нам не видать. Но все же, все же: где-то мы это видели.

Начнешь придираться к мелочам — ничего общего, но на уровне фона… Возвращаются же не очереди и не олимпийские мишки — а какое-то общее ощущение, что носится в воздухе. Возвращаются чувства: скажем, чувство, с которым жители какого-нибудь Нижнего Тагила смотрят на Москву, что жирует на доходах от нефтянки, — этакая странная смесь зависти и презрения.

В принципе, 82-й — было не самое плохое время. Люди наряжаются, ходят в гости, смотрят по телевизору Юрия Антонова. В кинотеатрах идут отечественные блокбастеры. Если кого-то сажают и притесняют, то не часто, в общем, по мелочам: власть имущие заняты какими-то своими проблемами и жутко напрягаются лишь на тему козней внешнего геополитического врага. Нефтедоллары опять же. Вообще, во всем этом можно найти известную приятность. Это стабильная эпоха, когда можно распланировать жизнь на годы вперед: следующим сентябрем покупаем холодильник, к весне — машину, а в отпуск махнем на курорт. Это время маленьких домашних радостей, посиделок с друзьями и трепа за жизнь — не все ж по презентациям скакать. Это такая пора, когда можно позволить себе встать в оппозицию, клеветать на общественный строй и рассказывать анекдоты про Самого — и тебе за это ничего не будет, что ужасно, конечно, приятно.

Но вместе с приметами «старого доброго времени» пришли и другие перемены: сужается горизонт возможностей. Социальные лифты общества заблокированы еще сильнее, чем двадцать пять лет назад. Заканчивая институт в начале 90-х, студенты точно знали, что дальше может случиться что угодно — за исключением разве что работы по специальности. Заканчивая институт в начале восьмидесятых — или нулевых, — выпускник легко представляет себе дальнейшую карьеру во всех деталях и вариациях, и не сказать, чтоб от этого у него вырастали крылья.

Мы опять точно знаем, кто и в какой последовательности будет выступать в «Голубом огоньке», какой фильм выпустят к празднику и чем накроют стол на очередном банкете. В 82-м, конечно, не было интернета и загранпоездок — но за пределами Москвы, Питера и других крупных городов в таком количестве их нет и в 2007-м.

Я помню, как в первый раз увидел в программе «Международная панорама» Диснейленд. И с буддийской отрешенностью сознавал, что никогда его не увижу наяву. Я не расстраивался, ибо как можно расстраиваться, что ты никогда не погуляешь по Луне. Просто это невозможно.

Так вот, у пятнадцатилетнего жителя какого-нибудь Нижнего Тагила этого шанса, этой возможности, по прошествии беспорядочных и непредсказуемых 90-х, снова нет. Меню составлено, прейскурант утвержден. Так и пойдет, год за годом: очереди, хоккей, банкеты, «Голубой огонек», Олимпийские игры. И главное — это тягостное чувство, которое не отпускало «советское общество» даже поздним вечером 10 ноября 1982 года, когда вместо концерта ко Дню милиции по первой программе показали того самого «Человека с ружьем», — что все это навечно, до конца наших дней, что это никогда, никогда не кончится. Видимо ощущение было верным.

Сила путинского режима в том, что никаких надежд на лучшее в обществе нет. Кому-то уже очень хорошо. Остальным уже не может стать хуже. Большинство кое-как приспособилось к нынешней жизни.
Россия "нулевых" годов двадцать первого века — страна уставшая. И никакого героического прошлого у нее уже нет, как нет и не может быть великих достижений. Это страна, уставшая от нерешенных проблем. Утомленная собственными неудачами. Расслабленная ощущением собственного бессилия. Ну, нельзя же считать большой победой тот факт, что нам кинули кость для утоления ущемленного самолюбия в виде проведения Зимней Олимпиады в 2014 году на побережье южного моря страны.

Страна устала от безуспешных попыток выйти из кризиса – и смирилась с ним. Смирилась с нищетой, неравенством, систематической деградацией образования и здравоохранения, с невозможностью выиграть или закончить войну в Чечне, с коррупцией и наглостью чиновников. Хаос 1990-х годов сменился желанием порядка. Но этот порядок лишь закрепил проблемы. В этом его смысл. Власть всей своей репрессивной мощью и всем пропагандистским рейтингом гарантирует: проблемы не будут решаться. Общество не будет больше пытаться выйти из кризиса. Оно будет жить в кризисе и признает его нормальным положением дел. Завтра все будет также как вчера. Это - наша стабильность, преподносимая, как «личная заслуга лидера нашей державы».

Вот только когда рухнут цены на баррель нефти, как это было те же двадцать пять лет назад, выяснится, что страна утратила резерв прочности. И никакой мифический «план Путина» тогда Россию не спасет.

«Что случилось с Вашей страной, Владимир Владимирович?» - спросит однажды Лари Кинг.
«Она канула» - немигающее глядя на интервьюера, ответит ему собеседник.
(с)