Глянцевый столетник - словно знак в окне...
На столе тетрадный,
в клеточку,
листок...
Строки - как дороги
в Рим -
всё время к НЕЙ...
Теплится надежды крохотный росток...

Образы смакует
(в этом он - гурман),
постоянно прячась в строчках-завитках.
Сизовато-синий стелется туман,
будто кухни гавань
скрылась в облаках.

Растерявши смысла горькое драже,
он перо макает в синь ночных чернил.
За барханом грусти,
между миражей -
огонёк, как отблеск
просьбы:
"Жизнь верни?"

Нам уйти бы лучше от стремнин таких,
где пороги
остро
режут душ тела...

Помнишь, как тянули плечи рюкзаки,
было всё равно нам:
сушь,
метель мела ль!
Шли, не разжимая
рук,
в глазах огни...
***
Кофе стынет.
Больно.
Грусть. Вины стена.

Отгони обиду,
просто - отшвырни!

Ты ведь помнишь?
Вместе
чудно было нам!

А мы нашли друг друга. И мотив,
что был банальным - полнится загадкой.
По углям очень хочется пройти,
пусть даже путь окажется столь кратким -
не больше мига гаснущей звезды -
в рассвете дня - неистовом и ярком.
Адреналин правления бразды
сегодня взял. И слышно в старом парке
поверх привычных птичьих голосов -
(как будто бег спешащих метрономов)
два наших сердца, бьющих в унисон.
***
Проснулись даже в подземелье гномы!

в которую вошли 6 моих стишей. В книге напечатаны авторы, занявшие первые 10 мест в конкурсе "Серебро слова 2004."
Радует, что я там самым первым напечатан.
[показать]
Заглавным стишом редакция выбрала вот этот:

На кривой берёзе, возле дома
(только повнимательней вглядись!),
брошены,
забыты,
не искомы -
купол красный и парашютист.

Получив задание и сроки,
из рогатки выстреленный ввысь,
предан командиром был жестоко
маленький солдат-парашютист.

Злым потоком брошенный к берёзе
(стропы и листва переплелись),
парашют
(приказ!)
с себя не сбросив,
на ветвях повис парашютист.

Никому не жалуясь, не плача,
но не в силах перебраться вниз -
под дождём ли, под лучом горячим -
день за днём висит парашютист.

Красный купол вьётся, словно знамя -
стоит только ветру разойтись.
Сдался командир.
Но сдал экзамен,
стойкость проявив,
парашютист.
***
Подступает время льдов и стужи.
Снег накроет Минск, Москву, Рязань...
***
Оглянись и вспомни!
Ну же?
Ну же!!!
Не бросал ли ты кого в десант?!

Я сегодня невольник. И в окошко глазею.
Там подарок балтийский - обложные дожди.
Для кого-то, быть может - это море - Остзее...
От восточных нордвестов солнца жди, не дождись...

Занавешены окна кисеёй рвано-мглистой.
Неотжатое небо придавило ветлу.
Померещилась бронза на нефритовых листьях,
аппликатно прижатых мокрым ветром к стеклу...

Сине-серые губы кругового ненастья
беспрестанно насильно норовят целовать -
с перебоями пульса - мокрых улиц запястья.
Не роман - однозначно. И глава - не глава -

однотонный сюжетец на земле-промокашке
расписала природы водянистая кисть.
Где, июнь, календарь твой? Октябрёвы замашки
у тебя появились. Ты подумай, окстись -

острорёберно режет раннелетняя осень!
Преломи эту тяжесть - брызни солнцем окрест!
***
Я сегодня невольник. И не нравится вовсе
мне сюрприз прибалтийский, что принёс нам нордвест...

Старый стиш, который, как оказалось, очень уж похоже описывает надавние ураганные события под Москвой:

Гремело так, что не дохнуть.
Сверкало так, что лес был рыжим,
как будто струи лили хну...
А мне хотелось - просто выжить.

Деревья плакали навзрыд,
перекрывая ветра голос.
А небеса, за взрывом взрыв,
казалось - просто раскололись.

Перемешались: верх и низ,
и с корнем вырванные ели.
Такое в страшном сне приснись,
и то - поверишь еле-еле...

Танцуют сполохи огня.
Поют редеющие кроны.
А дирижёр, судьбу кляня,
свернулся в позу эмбриона...

Уже практически оглох.
И скрючил страх немые члены.
Навряд ли хуже быть могло.
Как вдруг - затихло всё мгновенно.

Не сразу это осознав,
прижатый к глинистому комлю,
из подсознательного сна
я громко крикнул лесу:
"Во,
мля-ааааа!"

Бросает в небо горсть зарниц
восток накрывшее ненастье.
Сегодня путь домой тернист,
по правде если, то - ужасен...
***
Вновь - тишина.
Как мёртвый - мир.
И лес (уже от зорьки) - рыжий.
Я грязен, мокр,
но, чёрт возьми,
плевать на это!
Я же - выжил!

По-над речкою - стрекозы.
Воздух утром свеж и юн.
Лето в девках - главный козырь,
что припас в горсти июнь.

Солнце спицей золотою
сверлит неба лазурит.
Плачет чайка над водою,
захмелев вином зари.

На опушке - бисер рыжий -
сонм лисичек-близнецов.
Вот кукушка годы крыжит -
кто-то вытянет лицо.

Ищут слётка под ольхою
два родителя-дрозда.
Неслух сын. Ой, нелегко им!
Я б медали им раздал!

Будто горстку белых рисин
в холм просыпал кто, зевнув:
по крупинке - беглой рысью -
муравьи их - шасть вовнутрь.

Начинает паутина
прилепляться на носы.
Вырос в ерике пуд тины.
Лещ плеснулся - сном он сыт.

Заневестились ромашки.
Одуванчик полысел.
Спрятал кисти в цвет фисташки
лист рябин - гофре-плиссе.

Загляденье! Красотища!
Ксилофонный стук тростин.
***
Сну - облом.
Начальник ищет!
Побегу!
Июнь, прости!

Замечательный пародист, поэт и музыкант Игорь Южанин написал на мой стиш "Не пишу я о войне..." песню.

Вокал, гитара и музыка его. Текст мой. Вот этот:

Не пишу я о войне.
И не спрашивай.
Что хорошего-то в ней? -
Морда страшная -
в язвах.
Копоть.
Страшный зуд -
вошки с блохами -
тело пробуют на зуб.
И просохнут ли
сапоги -
четвёртый день
глины месиво.
Лихорадка от дождей -
осень, бес её...
Хруст песка в попытке грызть
хлеб с горчиною.
Перемешан дух махры
с мертвечиною.
В струпьях правое плечо.
Водка кончилась.
Не заманишь калачом,
даже пончиком,
о войне писать чтоб, верь.
Крайне мерзостный
белый тоненький конверт:
"...муж Ваш без вести..."
Вой, сползанье по стене
по некрашеной...
Не пишу я о войне.
Очень страшно мне...

Ссылка на черновик песни:

http://cot-begemot3.narod.ru/Ne_pishu_ya_o_voyne.mp3

Коль случается порой грусть -
я гоню её в поля строк.
Не держу в себе такой груз,
а иначе - приговор строг!

Скажет кто-то:"А ведь он груб!
Изливает из себя желчь!"

Хрен им, а не молодой труп!
И не стану синим, как "гжель"!

Если чую: терпежу нет -
то стило точу, и с ним - в бой!
Ясно даже и ежу: мне б -
в клетку ль лист, в линейку - лю-бой!

Грифель страстью накалю - вмиг!
Что твой Гоголь - стану жечь! Жуть!
Разгонюсь, как с полосы МиГ,
или будто - сапоги жмут!

Разольюсь, как сотня рек - в март.
Забурлю большим котлом щей.
Или, скажем, я - топор, взмах -
и летит капуста строф с шей!

Не держу: печаль, тоску, зло -
иль съедят они, как сталь - ржа!
Я хватаю карандаш-лом
и в бумажный лёд стихом -
ЖАХ!!!

Устав от вечных пошлости и злости,
бросаю груз надуманных утех.
Сознанье жгу, как хлипкий, шаткий мостик,
чтоб из астрала не найти путей.

Оклеен мир словами как газета.
А мне б начал исписанный листок!
Во глубине подкорки серой где-то
лежит рефлекс с заданием. И срок.
***
Раздел, где души чистые скопились.
Неведом им пороков злых налёт.
НовЫ. И тел ещё не причастились.
Скрывая страх, ждут возгласа: "Вперёд!".

Средь крупных букв заглавного раздела
те, кто бывал. Их давит и гнетёт
груз прошлых лет, разрыв души и тела...
Но и они готовятся в полёт.
***
Тут теоремы. Даже аксиомы.
Дискриминант. И рядышком Виет.
Клодт. Фальконе. Раскланиваюсь с Омом.
Свобода здесь. И стан её раздет.

Вот нотный стан: здесь Ленский и Отелло,
Аве Мария... Шуберт... Слёзы, дрожь.
Гитара тонко «Child in time» пропела...
Июль над полем. Шишкинская «Рожь»...

Понять хочу кривой язык Эзопа,
а вижу злого Гения язык.
Холеру лечат семенем укропа...
Белок - с шальной кометы к нам проник...

И ощущая запись на подкорке,
(ведь я зачем-то вклинился в астрал?)
Узрел: мир ТАК нуждается в уборке!
Три эры пыль никто тут не стирал...

Чтоб разобраться: (зёрна ли, плевелы?),
причину вскрыть истока всех начал,
я в сад влетел, где фрукты дама ела.
«ОСТАНОВИСЬ, МГНОВЕНЬЕ!», - я вскричал...

Я залил до краёв терпко-сладким вином,
на желаньях и мыслях настоенном, рог.
Выпил, слов не пролив, породнившись с грехом,
твой терново-венечно-зазубренный слог.

Был я пьяным всю ночь и похмельным с утра.
А потом догадался: себя я сгубил!
Запоздало дошёл прорывавшийся страх:
ведь в крови моей ты, а не гемоглобин.

Без тебя мне невмочь, не надышишься всласть.
Ни идти, ни бежать. И ни вплавь, и ни вброд.
Ты теперь моя жизнь, ты моя власть:
без тебя не поступит ко мне кислород!

Я, увы, не учёл, недопересчитал,
сколько принял на волю отпущенных стрел.
И, вдыхая куримый тобою сандал,
полонён. Потому - что ТОБОЙ угорел...

Я теперь холоднее льда.
Я теперь молчаливей скалы.
Я - как тот оловянный солдат -
в виде слитка в горсти золы.

Я теперь избегаю нот.
Я теперь отстраняюсь от рифм.
Я - как кадр немого кино.
Я - на папке секретной гриф.

Я - забытый в кустах рояль.
Я - в июле отсутствие гроз.
Для чего же я ЗДЕСЬ? И не зря ль?
Плод ненужный. Сорви и брось.

Я - азот. Им не дышит грудь.
Я - шипы засыхающих роз.
Я - ушедший в бесследие путь.
***
Шок догадки мне день принёс:

Что-то я не допел, видать.
И мотив заржавел, захирел.
Словно в печень ножом:
меж дат -
жизнь вмещается -
В ВИДЕ ТИРЕ...

Зато - меня запомнят молодым.
Никто не крикнет вслед с презреньем:
"Старец!"
Не нужно думать:
даст ли кто воды
в гранёной,
иль ещё какой-то таре...?

Я не узнаю слов:
валокордин,
стенокардия,
пенсия,
одышка.
Медалью "Ветеран" не наградит
меня
инспектор кадровый - худышка.

Не буду на ночь скорбно вынимать
искусственные челюсти с присоской,
а днём,
среди таких же Вань и Мань,
с клюкой гулять по скверикам московским...

Нет,
решено,
останусь молодым!

Вчера так долго думал я над этим,
что к вечеру набрался в пыль и дым,
штормило,
будто дул сильнейший ветер...

***
Вы думаете,
я о смерти?

Нет!

Читатель,
ну-ка быстро стань весёлым!

Дожди размыли краску на стене.
Там надпись:
"...не расстанусь с комсомолом..."
:-)

"Стою на росстанях..." - почти
как в песне старой...
В глазах распахнутых прочти
аккорд гитары -
до боли сжатое баррэ
на грифе гладком...
Весна стояла на дворе...
А нам не сладко...

Вязь мелодий, почти наив -
путь к причалу по карте лоций.
Чувств и действий императив -
стимул веровать и бороться.

Непрактичность кругов в воде -
как молитва при злой ангине.
У привыкнувших к доброте -
клинит ножны. Клинка не вынуть.

Суеты мелочей мирских
силлабические кортежи...

Помнишь, были мы так близки?
Ощущенье есть:
снова брезжит!

Завешанный тучами месяц
ужасно похож на кота,
и вот, через миг - на верблюда-
барханника.
Наверно - обед кто-то месит,
иль ужин (ну что у них ТАМ?).
Небесное(ая) первое блюдо -
механика.

Усилился к полночи ветер.
Луна стала шапкой шута.
И слышится медь бубенцово
звенящая.
Я краешком глаза заметил,
что гости (ну кто у них ТАМ?)
глаза на шутовку свинцово
таращили.

Луна с неуёмною прытью,
импровизно, прямо с листа,
за ликами лик - подражала
всей братии:
то глазом светила подбитым,
то нимбы (иль как у них ТАМ?)
колола лучистым кинжалом
карательным.

Остыло в тарелках второе,
горячим богата плита,
а гости мрачны и трезвее
непьющего.
Шутейство попортило кровь им,
но кровь ли? (чего у них ТАМ?)
и громами в воздухе веет
презлющими.

Отрывок ночного сюжета
давно в подсознанье витал.
Не мучим теперь я такими
вопросами:
кто ветрами студит планету?
Кто дождь (как зовётся он ТАМ?)
коктейльно мешает то с градом,
то с грозами.

Сатирою злой раздразнивши
и словом солёным в устах
прислужников Стража небес и
окрестностей,
шутиха-луна прыгнет в нишу
свою (или что у них ТАМ?),
а вслед ей забуйствуют бесы
на лестнице.

Слепя ятаганами злыми,
разбрызгав оконный хрусталь,
раскатно гремя по ступеням
подковами -
как турки при взятии Крыма,
приказ (или что у них ТАМ?)
в ночь выполнят с яростным рвеньем
рискованным.
***
Я понял, что грозы дневные
с ночными в сравнении - нуль.
Во все времена и доныне -
ночные - война за луну...

Даже если я просто иду
от начала пути и до края,
по дороге ли мокрой, по льду -
я всегда о тебе вспоминаю!

Даже если забот полон рот,
иль задача, отнюдь, не простая,
как пасьянс из полсотни колод -
всё равно о тебе вспоминаю!

Даже если забросят дела -
где дожди и палатка дрянная,
или стужа по-волчьему зла -
я и там о тебе вспоминаю!

Слышу голос кларнетов и флейт -
будто опера птичья, лесная -
испаряется хмурости след!
Почему? Я тебя вспоминаю!

Не старайся! Не купишь билет.
Ты из памяти невыездная!
***
Вот... Опять начинаю я млеть...
Потому, что тебя вспоминаю!

Начинаю с нуля.
Однозначно. Конкретно.
Обещаний и клятв,
разрешений, запретов,
расставаний, нытья,
истеричного смеха -
мне не нужно, ведь я -
не ушёл, не уехал.
Просто жизненный лист,
рассмотрев на досуге,
где пятном растеклись
устремленья, потуги
стать значительным и
безобразно известным -
после читки отмыл.
Пригодился "Доместос".
Лист (белее, чем снег) -
постелю под рябиной.
Там вчера о весне
пел оркестр соловьиный.
Пусть ночные певцы
в лунном мареве света
между "цвирк", "фьють" и "цинь",
лист получше разметят.
Посмотрю и пойму
(я серьёзно, без смеха!),
что пометки - не муть,
а дальнейшие вехи.
Весь отмытый, другой
пошагаю я с лета
средь полей и лугов
и от меты, до меты.
Поднимая к губам
огранённость стакана,
я подумаю:"Ба!
Не хватало мне плана!"
Птиц отблагодарю:
ночью, вовсе не сонный,
подпевать про зарю
стану я в унисон им.
Если спросит кто лист:
"Покажи, не ломайся!"
Вмиг отвечу им:
"Плииз!
Я, ребятушки - майский!"

Мне обратный путь застилает дождь.
Жёсткоструйна стена упругая...
"Я останусь здесь? Ты назад возьмёшь?
Слишком узел завязан наш туго..."

Дождь повис с небес, как растяжек сеть,
а громады туч - будто падают.
"Без тебя мне песни своей не спеть!
Ты послушай того, с кем сладу нет!"

Капли, словно дробь, по стеклу стучат,
навевая тоску расстрельную...
"А недоброе всё - это ведь сгоряча...
Не могу без тебя отдельно я..."

Накаляет страсть за окном гроза...
Полотно промокло дорожное...
"Я останусь? А?",- ещё раз сказал,
тронув прядь твою осторожно...

Струи мокрые в бубен лужиц бьют
и звенят воды колокольцами.
"Можно снова к твоей свою жизнь пришью?
Непутёвый, но - доброволец я!"

Не стихает дождь. Голосит, шумя,
громыхает лозой струистою...
Что-то снова есть между нами двумя.
Ты оттаяла. Дай Бог выстоять!

Ночь рассыпалась жемчугом чёрным.
По аллеям вдоль парка - печаль.
Воздух дымке пленился покорно.
Небо чёрное - ночи вуаль.

Всё напоено чёртовым ромом.
Запах трав - чёрный рижский бальзам.
В черноте своей всё незнакомо -
страха чёрный клобук на глаза.

Ночь - пора колдовства, чернокнижья -
воронёным стволом у виска.
Чёрной ночи щемящая грыжа.
Чёрных шорохов жуть и тоска.

Чёрной зависти чёт, да и нечет,
нежить чёрная, злая напасть -
угнетают, рассудок калечат,
показав свою чёрную власть.

Чёрной кровью сгущается темень.
Воды озера - как чёрный лак.
За кустами - упырское семя -
ждёт минуты своей вурдалак.

На верхушках раскидистых елей -
чернокрылие врановых стай.
"Поскорей петухи бы запели!
Ночь! В рассвете скорее растай!"...
***
А пока в чёрном парке старинном:
черноты смоляной антрацит,
заполуночной сажи перина,
чёрных теней пугающий вид...


Настроение сейчас - мистическое
В колонках играет -
Элис Купер

Терпеть не станем пустоты,
переполняющей пространство.
Обид нелёгок груз, но ты
вином наполнить дай стакан свой.
Лучом янтарным Шардоне
прожжёт молчанья душный космос.
Не жду сейчас ни "да", ни "нет",
мне б только туч свинцовых космы
сменить на ровный перламутр
дождём омытого рассвета.
Я знаю, хмель не так уж мудр,
но и не жду его совета.
Другого нужно: снегирей
напоминали чтобы щёки,
а слов речушки пусть скорей
вольются в бурные потоки
и превратятся в водопад,
в каньон совместных нег срываясь,
где губ кармин (да, невпопад!) -
искать начнёт истоки рая.

Терпеть не станем пустоты -
лозой заменим виноградной.

Ни "да", ни "нет" пока, но ты...
...хоть на глоток, но ты мне рада...